Хранитель протянул руку Катажине, но сразу же обернулся в сторону капитана.
Мы рады, что вы..
Он не окончил фразу.
Поэт,громыхнул бас.Господи! Вы слышали? Примется тут теперь читать свои вирши и скромно спрашивать, как нам понравилось!
Вечорек так искренне расхохотался, что ни у кого не осталось сомнений, как он воспринял это замечание.
Не бойтесь. Я ни разу в жизни не читал вслух своих стихов. Даю вам честное слово,добавил он для убедительности.Я даже заговаривать со мной о них не позволяю!
Слава Богу!Бас воздел руки, отпустив при этом перила и едва не свалившись на головы стоявших под лесами.
Вы, я вижу, уже познакомились,улыбнулся хранитель.Но официально вы еще не представлены друг другу. Начнем сверху.И он забубнил голосом экскурсовода, который рекомендует посетителям обратить внимание на выставленные экспонаты.
Перед вами бесценная группа художников-реставраторов из Варшавы, которую любезно прислал нам четыре месяца тому назад профессор Гавроньский с тем, чтобы она вернула былой блеск росписи, скрывающейся доселе под слоем отвратительной штукатурки.Хранитель продолжал обычным голосом.Как это заведено у истинных реставраторов, работают они на совесть, спокойно и без спешки, что, конечно, надолго лишает желающих возможности посещать музей, зато нам дает передохнуть и заняться наукой... Пани Магдалена Садецкая, пан Ежи Марчак,показал он на обладателя густого баса,и пан Витольд Жентара. А этосупруги Вечореки, поэт со своей музой.
Золотые слова, пан начальник, но запоздалые,отозвалась Магдалена Садецкая.Работаем мы действительно на совесть, однако не больше восьми часов. Пошли, ребята!
Она перемахнула через перильца лесов и легко, как с парашютом, спрыгнула вниз. Едва коснувшись пальцами рук пола, она выпрямилась, развязала косынку и встряхнула головой. По плечам ее рассыпались длинные светлые волосы.
Простите, что не подаю вам руки,сказала она, сверкнув невероятно белыми зубами, контрастирующими с покрытым пылью лицом.Боюсь вас испачкать. Ну, я к себе. Ужин сегодня пораньше, правда?обернулась она к хранителю.
Да.Янас не переставал улыбаться.Суббота. Надо отпустить персонал.
Сверху упала веревочная лестница.
Мужчины явно не собирались следовать примеру своей коллеги. Спускались они не спеша.
Суббота!сказал младший из них, которого хранитель представил как Витольда Жентару.Значит, после ужина посидим у камина. Дрова уже наверху.
Марчак, старший из художников, все еще не достиг пола. Вечорек заметил, что одна нога у него не сгибалась в колене. Сойдя, наконец, с лестницы, Марчак взял толстую палку с резиновым наконечником, которая стояла за дверью, и подошел к остальным.
Вас следует отдать в учебу к Вильчкевичу,произнес он, обращаясь к Катажине.Надо же было спросить, что это за натянутые луки! Да он бы, бедняга, повредился умом, услышь он это!
Я в жизни не видела ничего такого,показала Катажина на арбалеты.Но вы меня просветили.Тут она повернулась к Вечореку.Я тебя навек скомпрометировала. Писать исторический эпос в восьми книгах с прологом и иметь жену, которая не отличает арбалет от лука,страшный позор, правда?
Ну, уж коли я поклялся не покидать тебя даже в тяжелейших жизненных испытаниях...Вечорек легонько обнял ее за плечи и тут же опустил руку.
Ба,улыбнулся Гавроньский.Об арбалетах вам нигде не удастся узнать больше, чем у нас! Это своего рода spécialité de la maison музея в Борах. У нас тут есть даже небольшая мастерская. Работник там всего одинпан Вильчкевич, наш придворный оружейник. Он и чертит, и столярничает, и кует, и стреляет. Пан Вильчкевич собственноручно изготовляет арбалеты, а мы их потом рассылаем по всей стране. У нас масса заказов, ведь настоящих арбалетов практически не осталось. Вильчкевич и книгу о них написал. Пятьсот страниц текста плюс его собственные иллюстрации. По-моему, он еще и сейчас у себя в подземелье, работает.
Заслуженный Гефест Польской Народной Республики,с легкой иронией, которая не ускользнула от Вечорека, заметил Жентара.
Его оружейную мы прозвали «арбалетной»,хранитель ткнул пальцем в пол,там же у него подземное стрельбище и мастерская. А так как мы собираемся показать вам все наше хозяйство, то заглянем и тудаесли вам, конечно, интересно.
Ну конечно!с воодушевлением согласилась Катажина.И наутро я окажусь одной из немногих женщин в Польше, которая почти все знает об арбалетах.
Она и не предполагала, каким зловещим смыслом наполнятся ее слова спустя всего несколько часов.
Глава десятая, в которой впервые раздается резкий свист летящей стрелы
Из большого овального холла в подвалы замка вела низкая сводчатая дверь. Хранитель отворил ее.
Лестница старая, лучше пустите меня первым.
Он шел впереди, а остальные спускались за ним по каменным ступеням, освещенным только слабой лампочкой. Лестница повернула раз, другойи их взорам открылся подземный коридор, в дальнем конце которого светилась еще одна лампочка. Все направились туда. Катажина по пути споткнулась о толстую ржавую цепь, истинного назначения которой в наши дни было никому не угадать.
Как в сказке,шепнула Катажина Вечореку, с любопытством глядя по сторонам.
Гавроньский, замыкающий шествие, услышал ее слова и добавил:
Как в сказке о Василиске. В этом подземелье было бы нетрудно прятать приличного дракона.
Они замолчали. Эхо шагов глухо отдавалось в коридоре, забегало вперед, в полумрак, возвращалось и затихало, наконец, под сводчатым потолком, блестящим от сырости. Они миновали зарешеченную дверь в совершенно темное помещение.
Склад кокса,сказал Янас,когда-то сюда сажали непокорных крестьян из окрестных деревень.
Он остановился и поднес палец к губам. Все замерли.
С правой стороны виднелась полураскрытая дверь. Вечорек, вытянув шею, заглянул через плечо Янаса внутрь. Там оказалось обширное низкое помещение, в котором, очевидно, в прежние времена хранили вино, так как в стенах были большие, округлые ниши, служившие опорой для бочек. Комнату освещали две яркие лампы, судя же по струе теплого воздуха изнутри, было там и центральное отопление.
Кто-то коснулся плеча капитана. Катажина, проскользнув у него под рукой, тоже заглянула в комнату. К своему удивлению, на задней стене она обнаружила намалеванные на фанерных щитах белые фигуры, напоминающие призраков. Там были изображенные в натуральную величину силуэты конного рыцаря с копьем в руке, бегущего оленя и двух людейодного в широкополой шляпе с пером, а другогоатакующего с пикой наперевес.
Внезапно раздался резкий, пронзительный свист, и короткая стрела воткнулась в то место, где должен был бы находиться глаз всадника.
Отлично!веско произнес сухой, но выразительный голос.Отлично! Никакого отклонения.
Директор негромко постучал в дверь и просунул в комнату голову.
Принимай гостей, Кароль!
Он широко распахнул двери, и все увидели невысокого человека с голым черепом, в черных брюках и черном, под горло, свитере. В руке он держал арбалет, а его взгляд был прикован к пораженной мишени на стене. Он медленно обернулся к стоящим на пороге. У него были черные горящие глаза фанатикаточь-в-точь как у бродячих монахов-проповедников. Их блеск постепенно меркнул.
Прошу,он аккуратно переложил арбалет в левую руку, разрядил его и, как бы осознав, наконец, что вошли незнакомые люди, поспешил к двери.
Гости приехали час назад и пробудут здесь несколько недель,сказал хранитель.
Пан Вечорекпоэт и хочет ознакомиться у нас кое с чем для работы над его историческим эпосом. Я подумал, что ты рад будешь случаю показать свою «арбалетню», и привел всех сюда.
Конечно, конечно. Это большая честь для меня...он запнулся на мгновение, как бы подыскивая слова, рука с арбалетом приподнялась, но тут же вновь опустилась.Борыэто настоящая сокровищница разного рода исторических материалов для того, кто даст себе труд заняться нашими коллекциями и архивами. Пан Вечорек, если я правильно расслышал?
Стефан наклонил голову. Вильчкевич еще раз взглянул на арбалет, как бы призывая его на помощь.
Ну как же, читал... Вы прекрасно пишете... Да, прекрасно...он вновь запнулся и вдруг сильно встряхнул руку онемевшей Катажине, а затем и капитану. Пожатие его было сверх всякого ожидания крепким.Так вас интересует старинное оружие? Тогда располагайте мной все двадцать четыре часа в сутки. Будите меня хоть в полночь с любым вопросом. Если вы и впрямь хотите что-то знать в этой области, то лучшего места не найти во всей Польше. Только здесь вам удастся увидеть, как наши предки били врага!
Он быстро нагнулся, поднял прислоненный к ножке стола парусиновый колчан со стрелами, вытащил оттуда одну, вложил ее в арбалет и натянул негромко скрипнувший механизм. Затем привычно прицелился.
Раздался свист, пронзительный и резкий, как крик умирающей птицы. Вечорек едва успел проследить полет стрелы. Острие вонзилось точно в то место, где фигуре бегущего воина с пикой кто-то нарисовал красной краской, а может, и губной помадой, сердце.
Вот, пожалуйста. Так это и выглядело.В сухом голосе оружейника звучала нескрываемая гордость.
Это мой новый арбалет. Я как раз его пристреливаю.
Только не забудь про ужин,сказал Янас.Через четверть часа ждем тебя наверхусамо собой, без арбалета.
Ровно через пятнадцать минут буду,ответил Вильчкевич и снова потянулся к колчану.
Уже за дверью до них вновь донесся свист и тупой удар стрелы о стену.
Все поднимались друг за другом по ступеням, и Катажине, шедшей впереди, казалось, что здесь и светло, и уютно, хотя две лампочки под потолком создавали скорее настроение, чем освещение. Во тьме за стеклянными зарешеченными дверьми выл и бился ветер. Вьюга все усиливалась, но внутри замка было тепло и покойно. Теперь они уже шли по широкой мраморной лестнице, ведущей в зал по соседству с библиотекой.
Как вам у нас?спросил у Катажины Янас.Я-то сам за двадцать лет жизни здесь потерял свежесть восприятия, но те, кто провел у нас хотя бы несколько дней, как правило, приезжают еще и еще, потому что наш замок, как говорится, западает в душу.
Для меня все пока так необычно,улыбнулась Катажина.Но я уже начинаю думать, что когда я уеду, меня тоже будет тянуть вернуться и...
Она не договорила. Прямо против них из-за полуоткрытой двери в библиотеку послышался оглушительный треск, затем сверкнула и тут же погасла слепящая вспышка.
Что это?
Янас кинулся к двери. Вечорек нагнал его, и они почти одновременно вбежали в библиотеку. В комнате стоял штатив с фотоаппаратом, а возле негомолодая, привлекательная стройная брюнетка, с которой капитан еще не встречался.
Она стояла перед портретом «Черного короля» и растерянно следила за маленьким белым облачком, расплывающимся над банкеткой.
Обернувшись к вошедшим, девушка беспомощно сказала:
Лампа взорвалась. Шестая за месяц. В понедельник придется звонить в Варшаву, чтобы прислали новую партию.
Боже мой, Ванда!Хранитель поднял с пола кусок стекла.Через пятнадцать минут ужин, а ты тут расставила свою аппаратуру!
Пан профессор попросил меня сфотографировать риберовского «Короля». У нас ведь нет ни одного большого снимка. Я хотела сделать это сейчас, а после ужина проявить и напечатать, чтобы к утру все было готово.
Ну, к чему такая спешка...Гавроньский покосился на Вечорека и сразу отвел глаза. Капитан, впрочем, засек это лишь краем глаза, так как сам в тот момент откровенно любовался девушкой-фотографом.
Вы не беспокойтесь. Дело и впрямь не срочное...Хранитель снова нагнулся и поднял еще один осколок разбитой лампы.
Я уберу,быстро сказала девушка.
А мы вам поможем,прибавил Гавроньский и тепло ей улыбнулся.Собственно, убирать тут впору мне, ведь это моя вина! Да, вы же еще не знакомы! Пани Ванда Щесняк, секретарь музея, а также главный и единственный архивариус в Борах.
Ванда робко поздоровалась с Катажиной и покраснела, когда Вечорек поцеловал ей руку.
Вот так втроем с Вандой и доцентом Вильчкевичем мы и работаем,произнес хранитель.Ванда, девочка, поторопись, сегодня нужно пораньше отпустить персонал, запереть после ужина здание, все проверить и затопить камин.
Я и забыла, что сегодня суббота.Подойдя к штативу, Ванда принялась отвинчивать аппарат.Опять суббота... Как же летит время!Она несмело улыбнулась и снова покраснела. Затем бросила быстрый взгляд на Гавроньского.
А с фотографией и правда придется обождать до вторника, пан профессор. Без вспышки не будет нужной резкости.
Гавроньский подошел к картине и внимательно осмотрел ее:
М-да, тут потребуется не меньше тысячи ватт!
В сумраке, среди завываний вьюги, доносящихся сюда через дрожащие и позвякивающие оконные стекла, лик Черного короля казался озаренным каким-то внутренним нежным светом.
Глава одиннадцатая, в которой обитатели Боров пугают друг друга, читая у камина старинные рукописи
Ужинали на первом этаже в большом белом зале, который прежде служил для пиров, а сейчас, когда здесь сидело за столом всего только несколько человек, говоривших друг с другом вполголоса, действовал на них подавляюще. Вечорек во время этой трапезы казался себе мышью, гложущей ночью сырную корку посреди собора. Но вот хранитель встал и громко произнес:
А теперь пожалуйте наверх. По традиции, уже не княжеской, а нашей, мы каждую субботу разводим огонь в камине библиотеки. Персонал свободен до понедельника, но мы справляемся сами. Верно, пан Витек?
Художник Жентара кивнул коротко остриженной головой.
Так точно, пан генерал! Дрова уже в камине. Я принес их из сарая еще утром. Кто бы придумал, как усмирить этого проклятого пса! Конечно, днем он на цепи, но я случайно очутился слишком близко и еле-еле сумел отскочить. А если бы я не успел... Боже мой!В его словах прозвучал неподдельный ужас.Он же разорвал бы меня на куски! Не понимаю, как это он до сих пор никого не загрыз...
Ну-ну, Витек,сказала Магдалена Садецкая и покачала головой, на которой за поразительно короткое время она соорудила из своих светлых волос вечернюю прическу.Животные, подобно мужчинам, приручаются довольно быстро, но терпеть не могут чужаков. У нас, женщин, никогда не бывает такой обостренной неприязни к чужому.
Разве что иногда... к другим женщинам...тихо сказал Вечорек.Но это нельзя признать общим правилом. Я ни в коем случае не хотел бы обидеть милую, нежную и слабую половину человечества.
Это не правило, это закон!рассмеялась Магдалена.Но вы, поэты, научились любить людей и находить у женщин достоинства, которыми они не обладают. Мы вовсе не милые, не нежные и не слабые.
И в итоге мы приходим кривыми путями к тому же, что ты говорила о мужчинах,заключил Жентара.Женщины такие же животные, как и мужчины, лишь с той разницей, что у них нет инстинктивной неприязни к чужим.
Это точно,буркнул Вильчкевич.
Хорошо же вы описываете наш биологический вид,произнес хранитель, открывая дверь.Странно, что вы еще о детях не вспомнили.
Дети!пожал плечами Марчак.У меня четверо. Двое мальчиков и две девочки. Это просто маленькие мужчины и маленькие женщины. Смотришь на нихи понимаешь, как они будут выглядеть и что будут говорить через сорок лет. Хотя я очень надеюсь не дожить до этого.
Признайте по крайней мере, что работаем мы лучше, хладнокровнее и упорнее мужчин,продолжала Магдалена.
Боже!вздохнул Жентара.Неужто мы дали им равноправие для того, чтобы они оплевывали наш труд, даже в этом дивном заснеженном замке на краю света, где человека, казалось бы, не подстерегает никакое зло!
Зло подстерегает человека везде,заявил Марчак, и его слова повторило под темными сводами эхо. Воцарилось молчание. Художник подошел к двери, но остановился, пропуская женщин.
Нужно всегда быть начеку, чтобы с нами не случилось что-нибудь скверное. А для этого стоит лишь соразмерять наши обязанности и наслаждения...
Вот только нам отпущено слишком мало наслаждений и слишком много обязанностей,сказала, улыбнувшись, Ванда. Говорила она негромко, глубоким, приятного тембра голосом.
Только сейчас Вечорек осознал, что за ужином она все время молчала. Капитан поднял голову и встретился взглядом с глазами Катажины, которая в дверях столовой обернулась. Он понял ее. Катажина тоже заметила, что Ванда как-то особенно выделила свою фразу, сильнее, чем это подразумевала столь непринужденная беседа. Она говорила для кого-то, кто должен был воспринять ее слова иначе, чем все остальные. Но кто это был? Может, хранитель? Ведь онее начальник. Вдруг она и впрямь работает больше, а отдыхает меньше, чем положено? Выходя из столовой и шагая вслед за остальными через небольшое темное помещение в холл, а оттуда по широкой мраморной лестнице в библиотеку, Вечорек все не мог отделаться от неясного ощущения, что слова Ванды имели какой-то скрытый смысл. Но потом он забыл о них. В конце концов, это была самая обыкновенная фраза, никак не связанная с заданием, которое привело его сюда, да еще он запросто мог ошибиться, оценивая тон человека, которого пока мало знал. Во всяком случае другие ничего не заметили.