Наконецто! кричит Мисевра. У Арсеньева четыре по физике! Я дожила до этого! Я дожила!
Меня разрывает от возмущения. Умом я понимаю, что отвечал не слишком охотно и бодро, отвечал с пренебрежением, имея в голове, как пару дней спустя выйдет Вероника Игоревна но, блин, отвечал!
Мобыть, ты заболел? сквозь ржание спрашивает Коваль.
Чтото вы так не радовались, когда просили у него списать, громко замечает Валентин.
Сегодня он устроился далеко от моего наблюдательного пунктааж на первой парте. Вообще мы с Валентином обычно сидим вместе, но объяснить это Леонидасу оказалось не под силу. Или дело в напряжении, которое чувствуется у нас с Валентином после «инцидента в ППЧ»? Я будто жду от него очередной гадости, очередного «выпуска». Но вот он заступается за меня, и все сомнения кажутся невыразимо пошлыми, глупыми.
Почему? перекрикиваю я балаган со второй попытки.
Жизньболь, с назидательным видом отвечает Леонидас. Так, будто сделал мне одолжение.
Я пытаюсь убедить себя, что никакой трагедии в четвёрке нет, но червячок сомнений на моём ухе вновь поднимает голову и шепчеттеперь уже громче:
Ты не заслужил иного. Ты никогда не заслуживал иного.
В голове мелькает глупая мысль: не нарушил ли я чемто ритуал Дианы? Я и не верил в него никогда, но как ещё объяснить последние четыре года? Учительским талантом Вероники Игоревны?
Существует ли вообще такой талант?
И почему этот «талант» не сработал с Леонидасом?
Класс всё ржёт. Коваль плоско шутит, Олеся жестом римского императора показывает большим пальцем вниз, и в эту секунду я её ненавижу.
Ненавижу людей, которые считают себя лучше только потому, что быстрее пишут, точнее зубрят и получают высокие оценки. Хоть всю жопу обклейте золотыми медалями, толкуто? Вы не станете лучше или мудрее, у вас не откроются новые способности. Может, вы заработаете миллиард? Нуну: посчитайте, во сколько лет получил диплом вышки Билл Гейтс и тот крендель, который делал Facebook. Сбились? Теперь скажете, что красный диплом избавит от Страшного суда? Грамота за участие в районной конференции спасёт, когда черти подожгут ваши пятки?
Поверьте, чертям насрать на ваше образование.
Всем на него насрать. Важна голова, которая умеет думать, и руки, которые умеют делать.
Точка.
Недовольный самим собой, я бухаюсь на стул и хватаю мигнувший телефон. Кручу сообщения тудасюда, ничего не видя и не замечая. Сердито открываю угрозу банка и пишу: «Как вы узнали обо мне?». Стираю. Печатаю: «Оставьте меня в покое». Удаляю вновь. Подумав, хочу добавить банк в чёрный список, но в эту секунду приходит сообщение.
10:43
Валентин
Не обращай внимания, норм ответил))
Я печатаю, что Леонидас явно меня недолюбливает, но в чат класса селевым потоком идут новые ответы на сообщение Мухоноса, и телефон подвисает. Поначалу я терпеливо жду, но в ленте оповещений вновь и вновь мелькают мои имя и фамилия.
ПОЧТАМПЪ сейчас
Мария
=O Артуро охренеет
ПОЧТАМПЪ сейчас
Серьга
Я говорил, что так и будет.
ПОЧТАМПЪ сейчас
Освальд
Арсеньев в трагедии)))
Леонидас прикрикивает, чтобы всех успокоить. Его никто не слушает.
В окне переписки с Валентином появляется многоточие. Пропадает. Выскакивает новое сообщение.
10:45
Валентин
Зайди в чат класса
Коваль рядом присвистывает, шум в кабинете усиливается и расходится по кабинету волнами: удивления, тревоги, злорадства, но волнами разнымия понимаю, что моя четвёрка вызвала лишь одну из них. Другая же
У меня появляется дурное предчувствие: оплетает холодками нутро и залезает под кожу.
Я открываю общий чат, проматываю вниз, вверх, снова вниз.
Вот.
Сообщение Мухоноса.
Ну, фото.
Фото объявления, которое приклеили на остановку. Двумя пальцами я увеличиваю масштаб и с лёгким удивлением осознаю, что разглядываю чёрнобелый снимок Вероники Игоревны.
Какая же она красивая.
На миг я зависаю на этой мысли, а затем у меня между лопатками проступает холодный ручеёк.
ВНИМАНИЕ, ПРОПАЛА МАМА!
ФРОЛКОВА ВЕРОНИКА ИГОРЕВНА, 29.08.1980 Г.Р.
ПРОЖ. Г. СЕВЕРОСТРЕЛЕЦК, 166345, МЕЛОВОЙ ТРАКТ, Д. 14
29 МАРТА 2018 Г. УШЛА НА РАБОТУ В ГИМНАЗИЮ И НЕ ВЕРНУЛАСЬ
ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ЕЁ ВИДЕЛИ ВО ДВОРЕ ГИМНАЗИИ ИМЕНИ УСИЕВИЧА
ПРИМЕТЫ: РОСТ 178 СМ, РЫЖИЕ ВОЛОСЫ (СОБРАНЫ В ХВОСТ), ЧЁРНЫЕ ГЛАЗА, ВЫГЛЯДИТ МОЛОЖЕ СВОИХ ЛЕТ
БЫЛА ОДЕТА: КОРИЧНЕВАЯ ЗАМШЕВАЯ КУРТКА С ЧЁРНЫМИ ВСТАВКАМИ, ЧЁРНЫЕ ШТАНЫ, КОРИЧНЕВЫЕ ЗАМШЕВЫЕ МОКАСИНЫ, ЧЁРНЫЙ СВИТЕР С СЕРДЦЕМ ИЗ БИСЕРА НА ГРУДИ, ВИШНЁВАЯ СУМКА
ВСЕГДА НОСИТ БРАСЛЕТ С ПТИЦАМИ ИЗ ЧЁРНОГО МЕТАЛЛА
ВСЕМ, КОМУ ЧТОЛИБО ИЗВЕСТНО О ЕЁ МЕСТОНАХОЖДЕНИИ, ПОЗВОНИТЬ ПО ТЕЛ. +7 962 271 74 27
ПОЖАЛУЙСТАБЛИНПОЖАЛУЙСТА!
Сон седьмой. Дома стоят дольше, чем люди
«Пропала», разносится в голове, как эхо в мрачном ущелье. Будто речь идёт не о человеке, а о морской свинке.
Валентин чтото упорно трындит мне в ухо, но я не различаю слов.
Вероника Игоревна пропала.
Я неестественно захахатываюсь, и лицо Валентина удивлённо вытягивается.
Вероника Игоревна, и пропала.
Снова!
Ну кто так делает?!
Коридоры сходят с ума от перемены: скрипит обувь по линолеуму, младшеклашки визжат, старшие тарабанят «Басту» на гитаре. Нос истязают запахи пота и духов. Я иду сквозь эту мешанину, будто сквозь ядовитое облако, и рядомуже молча, с обиженным видомтопает Валентин. Позади треплются Коваль и Олеся.
Обсуждают Веронику Игоревну?
Еду в столовке?
Новый стрим Олеси?
У вас не возникало ощущения, что вы ну, положим, кактус? Когда идёте по улице или коридору и наблюдаете со стороны за людьми? Словно срабатывает переключатель, и голоса превращаются в фоновый шум, в сонное бормотание органического супа. Вы не понимаете ни язык этого супа, ни его поведение и чувствуете себя натуралистом, который делает передачу об инопланетной природе: «Сегодня мы расскажем, как питаются и размножаются вон те говорящие кожаные мешки»
Я сворачиваю к туалету. Мне отчаянно хочется минутку тишины, но Три Ко следуют по пятам нелепым конвоем и бубнят, бубнят, бубняяяяят.
На двери подёргивается в сквозняках объявление:
УВАЖАЕМЫЕ БУДУЩИЕ МУЖЧИНЫ!
УБЕДИТЕЛЬНАЯ ПРОСЬБА ХОДИТЬ В УНИТАЗ, А НЕ НА ПОЛ.
Встречаемся здесь, мальчики, раздаётся голос Олеси.
Я набираю в грудь воздуху и толкаю дверь.
Может, объявление и прочитали, и администрация поставила новейшие писсуары, но мужской туалет всё так же напоминает полигон для испытания бактериологического оружия. Сигаретный туман прочерчивают снопы света, пахнета сами представьте, как пахнет! и нельзя ни шагу ступить, чтобы ни во что не вляпаться. Идеальное средство против брезгливости.
Я поспешно заталкиваюсь в левую кабинку и с минуту стою в тишине, пока обоняние не содрогается от вони, а внимание не переключается к настенной живописи.
БОЙСЯ БОГОВ, СКРЫТЫХ СРЕДИ НАС
КАКОЙ ДЕБИЛ НАМАТЫВАЕТ ОБРАТНО ОБОСРАННУЮ БУМАГУ?
ФРОЛКОВА НЕ ОСЬМИНОГ, ВСЕМ ОДНОВРЕМЕННО ДАТЬ НЕ МОЖЕТ
Чё за тупая семья! вырывается у меня.
Прости? раздаётся от писсуаров голос Валентина.
Говорю, чё за тупая весна!
Я сердито справляю нужду и, выходя, сталкиваюсь:
а) с Валентином,
б) с отцом Николаем, который выкарабкивается из дальней кабинки.
Не побогохульствую, если скажу, что отец Николай застёгивает ширинку?
Деда?! Бровь Валентина уползает на лоб.
Погречески прямой нос отца Николая поворачивается, словно флюгер. Крупные золотистые глаза сверкают за чёрными роговыми очками и фокусируются на нас.
Я осторожно шепчу: «Здрасьте».
Смотритека, рокочет зычный голос отца Николая. Какое явление. Доброе утро, Артур. Доброе утро, внук. И подозреваюОн поднимает глаза к потолку и говорит громче: Доброе утро, Кирилл!
Добрутро! нечленораздельно кряхтит Коваль из средней кабинки. Ему вторит Валентин с коротким «привет, деда».
Вы ходите в ученический туалет?
Разве это запрещено? улыбается мне отец Николай.
Нет, номямлю я и смотрю на Валентина, который выглядит так, будто стукнулся лбом о притолоку. Есть же для учителей.
Честно сказать, говорит отец Николай, моя руки и улыбаясь, здесь я позорно прячусь от Евгения Леонидовича. У него слишком много вопросов, на которые слишком тяжело отвечать.
Деда, Валентин долго подбирает слова, парни могут начать эм, всякое говорить.
Отец Николай добродушно улыбается.
Что твой дедушка ходит в туалет?
Валентин молчит, и я догадываюсь о его опасениях. В гимназии только дай поводи через минуту все классы заговорят, мол, священник подглядывает за мальчиками. Потом это дойдёт до безумных мамаши начнётся охота на ведьм, как с лунатизмом Дианы или с четвёрками Вероники Игоревны.
Я цепляюсь за эту мысль, словно рыба за крючок, и осторожно спрашиваю отца Николая:
Вы не слышали, что Вероника Игоревна вроде пропала? Не может быть такого, что она опять у вас?
Думаешь, я бы не сказал? отвечает за деда Валентин.
С лица отца Николая сходит весёлость, обнажая, словно кости, немолодого и усталого человека.
То есть вы я понимаю, что её уже искали. Она я
Думаю, Артур, Вероника Игоревна там, где хочет быть. Знаю точно, что это место больше не в нашей общине. Иного мне, к сожалению, не известно.
Отец Николай мизинцем поправляет очки и подходит к двери. На пороге его сутулая фигура приостанавливается.
Артур?
Мм?
Ты не можешь помочь Веронике Игоревне, но Диане в такую минуту очень нужны друзья. Как бы она себя ни вела и что бы ни делала. А ещёОтец Николай сверяется с часами и наклоняет голову, будто переливает мысли из одной половины черепа в другую. Ещё вам стоит вернуться в класс, потому что через пару минут начнутся очень внеплановые антитеррористические учения. И если Евгений Леонидович будет меня искать, то скажите ему, что я взял грех на душу и взорвался с террористами.
Отец Николай улыбается, но както натянуто, через силу, и выходит.
Я удивлённо смотрю ему вслед и не сразу понимаю, что Валентин обращается ко мне.
Чё?
Да говорю, вот почему она в пустынь приходила.
Кто?
Ты спишь, что ли? Рептилия твоя.
Сперва я не понимаю, на кого намекает Валентин, и только секунд пять спустя мне в голову забредает Диана.
В приступе лунатизма, в шапкегандонке и с пачкой объявлений под мышкой.
Объявлений о пропаже мамы?
Сын мой! восклицает Валентин прежде, чем я возмущаюсь «рептилии», и стучится в среднюю кабинку. Ты там срёшь, что ли? Сейчас начнётся учебная тревога.
Угу, мычит Коваль. Звучит он будто из унитаза.
Долго ещё?
Да чёто паровозикдоносится рокот пердежа, не едет.
Под звуки этой высокоинтеллектуальной беседы я направляюсь к раковине и дёргаю вентиль крана.
Диане нужны друзья?
Ой, да идите вы в баню!
Диана УДАЛИЛА меня из «друзей».
Диана добавила меня в чёрный список.
Диана показала мне средний палец.
Ладно, последний пункт вычёркиваем за мелочностью, ноно! Диана ни словом не обмолвилась о маме, не попросила ни о помощи, ни вообще о чёмлибохотя уже вовсю клеит объявления по столбам.
Так почему я должен чтото делать?
Потому что обещал Веронике Игоревне поговорить с Дианой?
Потому что их семью преследует коллекторское агентство?
Потому что друзей не бросают в беде?
Ну, так мы уже не друзья с Дианой. Кончено. Кончено!
Волосы у меня встают дыбом от понимания, насколько глубокая пропасть пролегла между нами.
Чем больше я об этом думаю, тем больше чувствую леденящую жуть беды, которая затаилась рядом. Тем больше чувствую винупотому что сердцем или душой, но я давно уже оставил Диану в прошлом.
Предал её внутри себя.
Мои грязные руки зло дёргают вентиль. Трубы хрипят, сипят, но струя не появляется. Ну конечно. Святой отец умылсятак почему бы небесам не отключить воду?
Я вытираю ладони о штаны, достаю телефон и, чувствуя беспокойство, дрожь, выстукиваю по экранчику номер Дианы.
Ответь.
Открой рот и ответь, рыжая.
Гудит нота ля в динамике, обрывается. Звучит снова. Я замираю от напряжения. В кабинке Коваля раздаётся очередная канонада, и чтото тяжёлое, непотопляемое плюхает в воду. Я морщусь, инстинктивно прикрываю нос. Валентин аплодирует, Коваль бурчит «иди в жопу», и тут в динамике щёлкает. Правое ухо наполняет шорох ветра.
Ддиана?
Молчание.
Это я! Я только узнал
Иди на хер, доносится чистый и холодный голос.
Поначалу он звучит приятным контрапунктом к шумам туалета, но затем активная часть разума включается в процесс и идентифицирует обертона Дианы.
Звук ветра пропадает.
Мой взгляд опускается на экран, где мигает тёмносерым «Вызов завершён».
Мда.
К своей чести, я принимаю сброс с английским спокойствием.
«Ну, она заговорила, соглашается внутренний голос, и на том спасибо. Всётаки Диане тяжело. У Дианы сложная ситуация. Ей нужны друзья, как бы она ни вела себя».
В голове всё звучит разумно, логично, но потом в три отрывистых мяучит сигнал тревоги, и чтото горькое, кипящее выплёскивается в солнечное сплетение. Я до боли вдавливаю палец в экран и перезваниваю Диане. Доносятся мерные гудки и соединяются в голове с завыванием репродуктора, с антилопьим топотом из коридора, с приглушённым ржачем и выкриками учителей, которые тщетно пытаются не превратить учения в бедлам.
Диана не берёт трубку.
***
К дому Вероники Игоревны подкрадывается вечер и жидким золотом стекает на ледовый припай у берегов. Ветер мчит перламутровые облака к горизонту: наливает их сизым, клубит, сердит и пускает им закатную кровь. Моя красноватая тень ложится на крыльцо, которое замело снегом и дырявыми мумиями прошлогодней листвы. Рука трижды падает на дверь, и в воздухе разносится гулкий стук.
Диана, блин!
Поднимается ветер и разбрасывает мусор. Ручка лязгает под рукой, но уже градусе на десятом поворота упирается в невидимую преграду.
Разумеется, закрыто. Замки вообще придумали, чтобы эмм закрывать. Даже не знаю, что ещё сказать по этому поводу.
Ну чего там, сын мой? спрашивает Валентин и брезгливо смотрит на дверь. Посреди неё темнеет выбоина от топора.
Я шумно втягиваю носом воздух, и с глубины сознания всплывает прозвище, которым Диана давнымдавно одарила Валентина.
Рыбаприлипала.
Честно говоря, оно до смешного ему подходит. Вот сейчас: я не хотел, чтобы Три Ко шли со мной, но Валентин всётаки увязался, и, конечно, ГордейкиКоваленки увязались следом. Это как идти с корзиной мартовских котов. Да, понятно, что Валентин хочет помочь; понятно, что он добрый, хороший парень, который искренне переживает за друзей, но неужели так сложно оставить человека в покое? Хоть иногда. Хотя бы на тридцать минут.
Ну, чего? повторяет Валентин.
Закрыто, отвечаю я, старательно пряча раздражение в горлегдето у самых связок. Моё лицо куда меньше поддаётся контролю: предательски напрягается и ожесточается. К счастью, Валентин смотрит в сторону моря.
Я осознаю, что ещё держу ручку и медленно отпускаю. Она с пружинистым металлическим щелчком поднимается в исходное положение.
Гы, радуется Коваль, зырь.
Когда я схожу с крыльца и заглядываю в окно, по шее и затылку пробегает морозец: сквозь зубчатую дыру грустно смотрит пустая комната. Ковры свёрнуты, мебель накрыта белыми простынями, и по углам, подобно сиротам, жмутся друг к другу картонные коробки. На полу валяется мшистый булыжник с комьями земли, на раме белеет очередное «Верни долг».
Диану напугали до той степени, что она собралась и покинула дом?
Куда?
Мне представляется Диана, уходящая по меловой дороге.
Уходящая в тлен, в пустоту, в распадбез надежды вернуться.
В разбитом стекле отражается бледная сценка: ветер хлопает полами куртки несуразного, с бычьей шеей парня, зарывается в его «нацистскую» причёску. На плече у парня дремлет зубастый рюкзак, в рюкзаке мёртвым грузом лежат ключи Вероники Игоревны.
Достать бы их, войти. Но как? В присутствии чёртовых Трёх Ко?
Я провожу рукой по лицу, по головесловно этим движением сниму наваждение. Увы, дыра в окне не исчезает, и мои пальцы бессильно вспахивают собственные волосы.