Во-первых, тебе позвонили, и ты ушла. Не на свиданиене наряжалась, не выбирала, что надеть. И на свидания ты после Питера, по-моему, и не ходила ни разу. А сейчас у тебя такое лицо специальное. Как будто глаза не наружу, а внутрь головы смотрят.
Так, может, я над каким-то из предыдущих дел думаю.
Не, Майка помотала головой. Когда что-то новое, глаза шире. Как будто ты немножко удивляешься и тут же деловито перешла к бытовым вопросам. Лиза котлет накрутила, будешь? она соскользнула с табуретки, всем видом выражая готовность быть полезной.
Ужин. Котлеты, повторила Майка, не дождавшись ответа.
Сморщив нос, Арина помотала головой.
Неприятное дело? осторожно спросила племяшка.
Не знаю пока. Странное. На первый взгляд вроде все очевидно, а присмотришьсячто-то не то.
Тогда тем более нужно поесть, назидательно сообщила девочка. Ты же сама мне говорила, что мозг, хоть и маленький, а энергии съедает как все мышцы вместе взятые.
Не все, а примерно половина, добродушно уточнила Арина. Но в общем, да, мозгпрожорливая зверюха. Только не хочется никаких котлет. Может, чаю? жалобно протянула она.
И бутерброд, твердо поправила ее племянница. С рыбой. Для мозгов полезно. Чтоб лучше соображать.
Безнадежно вздохнув, Арина показала указательный палецдескать, один только. А то с Майки станется целое блюдо настрогать, да еще и заставить съесть.
Пижамные ромашки превратились в один сплошной вихрь, заполнивший, казалось, всю кухню.
Через несколько минут пузатый расписной чайник исходил вкусным свежим паром, а на тарелочкес голубой каемочкой, разумеетсякрасовалось нечто. Хитрая Майка, приняв к сведению Аринино «один», постаралась на совесть. Назвать это сооружение бутербродом можно было разве только с точки зрения классификациимол, не торт, не салат и не жаркое. Архитектурный шедевр, а не скромный вечерний «перекус». Хлебного «фундамента» было вовсе не видно, верхние «этажи» золотились шпротными боками, розовели чем-то вроде тунца, алели напластанным помидором, кудрявились натыканными там и сям укропными вихрами. Пахла конструкция столь же сногсшибательно, как выглядела.
Ты думаешь, я бегемот? ужаснулась Арина. Как это есть?
Ртом.
Он же в меня не поместится. Или развалится.
Майка презрительно дернула ромашковым плечиком. Впрочем, зная ее, Арина не сомневаласьсооружение достаточно устойчиво. Она предвкушающе принюхалась, примерилась но в руку ткнулся стакан. С кефиром!
Ма-ай! Я не просила
Вот заработаешь язву строго парировала та.
Это было уже бабушкино. То есть мамино. Именно этой фразой Елизавета Владимировна выдергивала мужа из-за рабочего стола.
Мр-ря! требовательно протянул явившийся из прихожей Таймыр. Надо полагать, шпроты учуял. Арина потянула было из бутерброда одну, но, покосившись на Майку, остановилась. Девочка строго покачала головой и, выложив на блюдце пару рыбешек, поставила плошку перед Таймыром. Недовольно муркнувмол, это-то теперь уж не отнимут, но как насчет вон того вкусного, что у вас тампосле некоторого размышления все-таки принялся за «собственные» шпроты.
Когда от грандиозного бутерброда не осталось ни крошки, Арина сладко потянулась:
Чайпотом. Пошли?
Майка спрыгнула с табуретки и засеменила впереди, направляясь в свою «берлогу» бывшую кладовку, где на трех квадратных метрах разместились кровать-чердак, стол, полочки-ящички и даже узенький гардероб, в который упиралась ведшая на верхний, спальный «этаж» лесенка.
Отход ко снуесли Арина была домапроисходил раз и навсегда заведенным чередом.
Арина усаживалась на верхнюю ступеньку (голова при этом почти упиралась в потолок, но что с того), Майка сворачивалась под одеялом, цеплялась за Аринину руку, и они «разговаривали разговоры».
Сегодня, конечно, никаких разговоров не вышлоплемяшка отключилась, едва положив голову на подушку.
Обязательный ритуал, впрочем, нарушен не был, а этоглавное, улыбалась Арина, наполняя полулитровую толстостенную кружку не успевшим остыть чаем и плюхая в него толстый кружок лимона. Доставив это богатство в свою комнату, пристроила кружку на ближайший к дивану угол стола, плюхнулась поближе, подоткнула под спину толстую длинную подушку и опять потянулась.
Ты поужинала? строго осведомилась, вплывая в комнату, Елизавета Владимировна.
Угу. От Майки не отвяжешься.
Я об этом и хотела с тобой поговорить. Да, у них пятидневка, так что завтра можно и подольше поспать. Но с этими «я Арину дождусь» нужно все-таки что-то делать. Девочке нужен режим, ты же понимаешь? С такой наследственностью систематичность и стабильность должны впитаться сызмлада. Во избежание серьезных проблем в более взрослом возрасте.
Ма-ам! чуть не взвыла Арина. Сколько можно? Федькина экс-супруга была просто дура! И ее прыжки по эзотерическим практикамлишь проявление этой самой дурости. И это, слава всем богам, не наследуется. Ясно, что режим такому активному ребенку нужен. Но, в конце концов, традиция вести разговоры перед сномэто ведь тоже режим, разве нет? Девчонка учится работать с собственным мозгом, и это, на мой взгляд, куда важнее, чем подъем и отбой по одному и тому же свистку будильника. Мы миллион раз все это обсуждали.
Ну ладно, ладно, закивала Елизавета Владимировна. Ты спать?
В общем и целом.
Спокойной ночи, она чмокнула дочь в макушку и отбыла.
Арина облегченно вздохнула. Про котлеты мама не вспомнила, а то пришлось бы еще минут пятнадцать оправдываться. Почему некоторые накручивают столько сложностей вокруг простейших вещей? Так что на действительно важное ни времени, ни сил уже не остается.
Мр-ряк, согласился притаившийся в углу Таймыр.
Вспрыгнул мягко на спинку дивана, походил, выбирая место, потоптался немного и улегся, свесив пушистый, не хуже чем у лисы, хвост.
Та-ай! возмутилась Аринакончик хвоста оказался прямо возле ее носа.
Мы-ыр? ответил кот. Собственно, именно так он когда-то и получил свое имя.
Тай! повторила Арина, поскольку убрать хвост он и не подумал. Ты красавец, и хвост у тебя всем на зависть, но мне же так неудобно.
Мы-ыр лениво протянул кот, сползая наконец с диванной спинки вниз.
Дернул недовольно плечом, боднул Аринины ногиподвинься, дескать, раз уж сверху согнала, дай хоть здесь как следует устроитьсяи наконец улегся клубком, включив «тарахтелку».
Она погладила шелковый кошачий лоб, пристроила на коленях блокнот и стала быстро-быстро заполнять клетчатые страницы только ей одной понятными каракулями.
Значит, первоедверь. Слово «дверь» она написала покрупнее и кружочком обвела.
Вполне возможно, покойный сам не стал ее запирать, чтобы тело поскорее нашли. Чего-чего, а «старых» трупов он за свою работу наверняка навидался, наверняка не хотел «гнилушкой» выглядеть. Порядок в квартире, кстати, говорит примерно о том же. Не суть, специально ли перед смертью Шубин чистоту наводил или всегда был аккуратистом, яснобеспорядок был ему неприятен.
Стоп. Нахмурившись, она написала чуть ниже «пыль». Раз под диваномпыльные залежи, пусть и небольшие, но залежи, значит, чистоту Шубин наводил не прямо перед самоубийством. Значит, общий порядок в квартиреэто не сиюминутный приступ аккуратизма, скорее привычка.
С дверью, однако, такой ясности нет. Если он не сам застрелился, дверь мог оставить открытой убийца. Но уже не «зачем-то», а «почему-то». Потому что дверь не захлопывается, а ключей он не нашел. Они и сами их едва отыскалив потайном кармане висевшей в прихожей кожанкиспециально ли покойный их так прятал или тоже привычка? Сейчас уже не спросишь. В общем, открытая дверь версию самоубийства ни подтверждает, ни опровергает.
Затеморудие. Почему«беретта»? Почему не привычный, как зубная щетка, «макаров»? Да и откуда она взялась, эта «беретта»? Нет, разумеется, ничего необыкновенного в том, чтобы у бывшего опера сохранился неучтенный ствол. Но в то же время шубинская ли это «беретта»? Ох уж эти опера с «завалявшимися» в сейфе пистолетами. Табельное-то оружие, выходя в отставку, сдаютесли не наградное, конечноа вот «завалявшееся» И что, если «беретта» посторонняя? Тогда все очень даже логично: некий посетитель выстрелил а Шубин даже достать свой ПМ не успел.
Правда, Плюшкин говорит, что угол вхождения пули правильный, а следов борьбы нет. Достать ПМ старый опер, может, и не успевал, но, к примеру, уклониться, упасть, схватить гостя за рукуэто ведь на уровне рефлексов, это он успел бы. Разве что доверял владельцу «беретты» и позволил зайти со спины. Балконная дверь нараспашку, значит, и отражение в стекле не предупредило бы об опасности.
Да, так могло быть.
Вот только все это никак не объясняет безумногосемь убийств он, видите ли, совершил! предсмертного «признания». Или объясняет? Что, если шубинская записканикакое не предсмертное признание? Там ведь ни слова о намерении покончить с собой. Может, у него были совсем другие планы?
Планы, которые разрушил неизвестный гость с «береттой» в кармане.
Гость? Посреди ночи? Впрочем, почему нет.
* * *
Вытащив телефон, Арина на минуту задумалась. Начало двенадцатого, считается, что в такое время звонить уже неприлично, разве что самым близким людям. Но, с другой стороны, опер и следователькуда уж ближе. Да и с места они отбыли в одиннадцатом часу, Мишкин только-только до дому успел добраться и поужинать.
И, кстати, она ведь так и не спросила Стаса про «психа», который ее остановил: девушка, сюда нельзя. Забыла. А сейчас вдруг вспомнила.
Номер молодцовского напарника, естественно, размещался в списке самых частых вызовов. Гудки накатывали длинно, протяжно, унылопятый, десятый, тринадцатый неужели Стас уже спать завалился? Ладно, сейчас автоматический голос сообщит, что абонент на вызов не отвечает и тогда уж придется ждать до завтра. Или оставить голосовое сообщение?
Она принялась было формулировать вопрос, но в трубке щелкнуло.
И тебе не хворать! весело пожелал голос мишкинской жены.
Отведя телефон от уха, Арина несколько растерянно посмотрела на экраннет, все правильно, Стас Мишкин.
И ведь как хорошо мой-то устроился, продолжала веселиться мишкинская половинка. Работа, видите ли, и ничего не попишешь. Звоноки полетел на свидание. Где уж мне, серой мышке, с тобой, молодой и красивой, соперничать? Слушай, Арин, деловито продолжила она, давно попросить хотела. Ты меня заранее предупреждай, а? Я тогда бы кого-нибудь приглашала, чтоб меня, брошенную и одинокую утешали. Вон Стефан Робертович уж так соблазнительно мне улыбается, так улыбается, а я все ни-ни-ни, глазки долу, мужняя жена, тишь да гладь, божья благодать, светлых глаз нет приказу поднимать
Арина опознала упрощенную ахматовскую цитатуопознала не вдруг, с секудной задержкой. Маринка-то «мыслями великих» оперировала легко и свободно. Не оперироваларазговаривала. Как дышала. Ну еще бы, это ж жизнь ее! Стефан же Робертович Лещинский возглавлял гимназию, где мишкинская супруга преподавала русский язык и литературу.
Насчет молодой, пожалуй, рассмеялась Арина, а про красивую перебор, не думаешь? Первая красавица у нас Эльвира.
Фу-у-у! перебила Маринка. Во-первых, она не во вкусе моего дражайшего, больно уж вамп, а во-вторых, она ж с младшим Пахомовым любовь крутит. Стасу благородство не позволит у коллеги девушку отбивать.
По паспорту мишкинская супруга числилась Тамарой, но звали ее почему-то то Марикой, а то и вовсе Маринкой. Лишь сам Стас упрямо именовал супругу Томкой. Арине казалось, что это мягкое имя саркастичной Маринке совсем не подходит, но Мишкин, надо полагать, знал свою ненаглядную лучше. Это для всех онаязва с язычком острее золингеновской бритвы, а с ним, может, нежнее лебяжьего пуха.
Сам-то где, дражайший и благородный который? проговорила Арина сквозь смех. Неужели уже баиньки? И поужинать не успел, бедненький? Уработался?
В ванне булькает, собщила Маринка. Пойду гляну, может, прямо там заснул. Или утонул тоже вариант буду молодая вся из себя прекрасная вдова что добавляет интересности, согласись? томно протянула «вся из себя прекрасная».
Не дождешься, раздался на заднем плане мягкий и округлый, как сам Мишкин, баритон. Привет, Вершина! голос приблизился. Чего людям спать по ночам не даешь?
Он сказал «людям» с ударением на втором слоге. Стас частенько имитировал простонародный говор и вообще любил прикидываться валенкомдобродушным недалеким увальнемуверяя, что лучшей манеры для опера не сыщешь. И в самом деле, разговорить он мог самого равнодушного, а то и откровенно недружелюбного свидетеля.
Ты ведь, Вершина, разрушаешь семейный очаг бедного опера, продолжал он совершенно серьезным, даже печальным голосом. Вот выгонит меня Томка, придется к тебе на иждивение переходить. Ты готовить-то умеешь? Я люблю долму и пирожки с картошкой, только луку чтоб побольше, такого, поджаристого, рыженького, и чтоб жареные, не печеные.
С твоим пузом только пирожками увлекаться.
Что б ты понимала! радостно возмутился Стас. Борцов сумо видела? Вот у нихпузо. И то ничему не мешает, а наоборот. А у меняпузико максимум. Меня еще кормить и кормить. Тем более у меня, в отличие от сумоистов, основной рабочий органмозг. Ему питание нужно, вещал он очень серьезным голосом. Ну так что там у тебя с кулинарными навыками? На случай, если у Томки терпение лопнет.
Ой, я тебя умоляю! Скорее египетский сфинкс в пляс пустится. Можно подумать, она первый день замужем, и только что открыла для себя странные особенности совместной жизни с опером. Хватит балабонить, давай по делу, а? Пока она тебя за излишне долгие разговоры с молодым красивым следователемэто не я, это она так про меня сказалапока она тебя без ужина не оставила, Арина едва удерживалась, чтобы не хихикать.
Чего хотела-то, молодая красивая? уже деловито поинтересовался Стас. Вроде только-только расстались.
Ну да, только что. Ты ж мне ничего толком и не рассказал.
Ну мать! перебил Мишкин. Ты же знаешь, если б было «чего», на блюдечке бы принес. Всех соседей обошел, весь подъезд то есть. Бесполезняк пока.
А камеры
Какие камеры, окстись! Избаловались вы, господа следователи! Ну и мои коллеги тоже не без греха. Нет чтоб как раньшетоп-топ, поквартирный обход, да не по одному разу, нет, всем сразу записи видеонаблюдения подавай, да еще нос воротить изволят, когда картинка недостаточно четкая. Нету там камер. Не-ту-шки. Простой дом, каких сто тысяч. Даже какой завалящей торговой точки поблизости, и то нет.
Арина задумалась:
Ну, может многие домофонные компании свои табло дополняют еще и камерами, ну чтоб домофоны не ломали.
Не многие, а сугубо некоторые, хмыкнул в трубке Стас. На твоем подъезде, кстати, простой домофон, без изысков. Сказал же, нету там камер. Придется по старинке, с живыми свидетелями работать. А их еще поди найди. Пока что никто ничего не видел, не слышал. Мамашка молодая сверху что-то вроде выстрела слышала, так я тебе про то уже доложил.
С соседями понятно. А как насчет местного контингента? Есть там кто-нибудь?
Контингентом привычно именовались бомжи и прочая неопределенная публика.
Контингент-то везде есть, как не быть. Но тебе оно надо? Если мы на каждом самоубийстве станем весь могучий оперативный организм задействовать, что ж на серьезные дела останется, износится организм-то, а?
Ну Стас, лапушка! жалобно перебила Арина.
Да ладно, ладно. Я разве против. Степаныча жалко. Кое с кем из местной публики словечком переброситься я нынче успел.
Солнце мое!
Покамест не твое, не лапай! строго осадил Стас. Шубина контингент, ясен пень, знает. Бывший опер, не абы кто. Но сказать толком про него им нечего. Жил тихо, вдупель не напивался, а если и напивался, исключительно по месту проживания, то есть никто его «на бровях» не видел.
А соседка говорила, вспомнила Арина, что он ключом в скважину попасть не мог, она сама видела.
Ну, соседка Может, и видела, а может, показалось. В общем, человек, говорят, был мирный, бомжам от него никаких неприятностей не было. Да и никому вроде бы. Пил или неткто его знает, но буйства во дворе не устраивал, даже по голубям с балкона не палил. Как, знаешь, некоторые отставники, вон сегодня тоже один поразвлекался, слышала, небось, спасибо хоть не наш.
Пострелять с пьяных глазэтим грешили не только отставники, но и действующие сотрудники. Хуже всего, на Аринин взгляд, было то, что на подобные «шалости» начальство, как правило, закрывало глаза, оправдываясь: работа, видишь, у оперов нервная, бывает, что и срываются ребятки. Обошлось? И ладушки. Чего сор из избы выносить, вполне можно за закрытыми дверями разобраться. Разборки за закрытыми дверями заканчивались очередным «больше чтоб такого не было» и все шло по-прежнему. Все все понимали и все все «понимали и прощали». Лишь бы до совсем вопиющих случаев не доходило. Она же была уверена: «вопиющие» случаис членовредительством, а то и со смертельными исходамипрямое следствие предыдущего попустительства.