Я приподнялся. Кожа на руках была изодрана о камни. Сквозь порезы проступала кровь, которая капала на брусчатку.
Меня окружал макет, напоминавший город-призрак. Различались дома, построенные со всем убранством, или одни только фасады. Планы на эту площадку были велики. Печально, что всё это хотели сжечь.
Тишина. Никого вокруг не было. Как же отличается этот муляж с жилой деревней! Хотя я уже сомневался, какая часть деревни была более реальна и жива.
Мальчика нигде не было.
Где ты?! Появись!
Я снова опустился на брусчатку.
Почему ты меня преследуешь? Мало мне страдания видеть брата? Я виноват в ваших смертях! Я каюсь! Простите меня! Я не хотел этого!
Я ударил кулаком о камень. Ничего. И снова удар. И ещё.
А-а-а!
Я бил до тех пор, пока не разбил костяшки на руках. Хотелось плакать, но не выходило. Во мне всё пересохло.
Позади раздались шаги. Одни только звуки я вообразить не могзначит, это был кто-то реальный, поэтому я обернулся.
Ко мне приближался Кузнецов с доской в руке.
Удар. И я отключился.
День 7
Глава 23
Боль.
Это единственное, что я чувствовал, когда очнулся.
Боль.
Голова разрывалась. Хотелось кричать, но рот был занят куском противной на вкус тряпки.
Боль.
При любой попытке открыть глаза лампочка под потолком прожигала зрачки.
Боль.
Идея, что моя жизнь оборвётся непонятно где, пугала.
Я изо всех сил пытался вспомнить, что произошло, но головная боль перебивала любую возможность думать.
Находился я в деревянном помещении. Вероятно, в Пегреме. Смущала только пустотав поле моей видимости не было ничего. Ни окон. Ни дверей. Ничего. Только проклятая лампочка надо мной.
Я не в Пегреме. Только после того, когда я акцентировался на лампочке, до меня это дошло, ведь в деревне не было электричества.
Руки и ноги были привязаны к стулу. Я ничего не чувствовал, только голову. Старался хоть как-то раскачать стул, но тело отказывалось слушаться. Зато была свободна шея, которой у меня выходило вертеть. Я попытался увидеть то, что за спиной.
Лестница. Там была лестница с тёмной нишей под ней. И кто-то на ступеньках смотрел на меня сквозь перила.
У меня не получалось разглядеть, кто это, свет лампочки слепил глаза.
Ммм, всё, что получалось произнести сквозь тряпку.
Он зашевелился. Он. Маленький рыжий мальчик.
И только тогда я вспомнил: Кузнецов. Я встретил на съёмочной площадке Кузнецова.
Я попался. Добегался.
Стоило догадаться, что моё прошлое меня настигнет, что мне придётся отвечать за свои поступки, а сделал я действительно много плохого. И больше всего я боялся признаться себе в совершённом, иначе весь произошедший со мной кошмар стал бы реальностью.
Мальчик спустился и уставился на меня. Не будь кляпа во рту, я всё бы ему сказал. Сказал, как сильно сожалею о своей ошибке. Сожалею, что убил его и что затеял всю эту афёру.
Он улыбнулся. Мой чокнутый разум игрался со мной, но я не понимал, чего он хотел, ведь даже после Кирка я так и не привык к галлюцинациям.
Позади меня раздался скрежет открывающейся двери. Мальчик сразу же юркнул под лестницу и исчез в темноте. Раздался скрип деревянных ступенек.
Это был мой судья и палачКузнецов. Он спустился и поставил около меня ящик из-под инструментов.
Ммм, промычал я через тряпку.
Кузнецов достал из ящика газовую горелку. Переключил на подачу газаи огонь вырвался ровной струёй из сопла над баллончиком. Кузнецов направил пламя на мою ладонь.
А-а-а!
Боль. Невыносимая боль. Я никогда так отчётливо не чувствовал свою руку. Даже будучи с кляпом во рту, я кричал что было сил.
Ну что? Приятно? Он отключил подачу газа и приблизился к моему лицу. Теперь понимаешь, что чувствовал мой сын? Всё его тело горело. Я пытался его потушить, но это было бесполезно. Скоро и твоё тело будет так же гореть. Скоро!
Он расстегнул на мне рубашку, включил газ, и струя огня упала на мою грудь.
А-а-а!
Я говорил с Лавровым. Пламя отдалилось от меня. Точно таким же способом. И представляешь, что я узнал? Он не народный герой. Он поджёг ровно одно здание. Твоё здание. Твой ресторан, где были где
Кузнецов склонил голову и замолчал. Его рука с горелкой опустилась, и пламя, вместо того чтобы бить ровной струёй, задёргалось в разные стороны.
Какая ж ты мразь! сказал он и поднял голову. На его глазах были слёзы.
А-а-а! Горелка, словно шило, снова впилась в меня.
Тогда и у меня навернулись слёзы, а от немых криков кончик тряпки проваливался в горло, отчего дышать стало очень сложно.
Задыхаешься? сказал Кузнецов. Мой сын тоже задыхался, только от угарного газа. И никого рядом не было, чтобы помочь.
Очередная струя огня упала на мою кожу, но пламя мгновенно потухло. Кузнецов потряс горелку и пустил ещё пару искр. Кончился газ. Из ящика с инструментами он достал новый баллон.
Это я оставлю под конец. Надо же тебя чем-то сжечь!
Он бросил горелку в ящик и извлёк гаечный ключ.
Удар пришёлся в висок, и я качнулся на стуле. Боли от пощёчины металлом я уже не почувствовал. Моё тело будто слилось с болью.
Я сжёг Лаврова! И тебя сожгу!
Удар. Даже сквозь кляп я ощутил сломанные зубы и хлынувшую в ткань кровь. Дышать становилось всё тяжелее.
Помогли тебе твои деньги? Ты стал от этого счастливее?
Воздуха не хватало, я изо всех сил пытался дышать носом, но выходило с трудом.
Кузнецов заметил, что я помаленьку теряю сознание, поэтому вырвал тряпку из моего горла вместе со сломанными зубами, рассыпавшимися по полу.
Я не хотел этого! сразу же вырвалось из меня хриплым голосом. Я не хотел всех этих жертв!
Удар. Вместе со стулом я упал на пол. Одна из ножек сломалась, и мои ноги освободились от верёвок. Лицо тонуло в сочившейся из виска крови и нескончаемом потоке слёз.
Не хотел ты но заплатил Лаврову за поджог. Сколько? Десять тысяч? Во столько ты оценил жизни всех этих людей?! Ты в курсе, что Лавров на эти деньги просто запил? Я его пьяным в канаве нашёл. Он даже близко не осознавал, что совершил.
Договор был на небольшой поджог, выговорил я, жертв было быть не должно.
Удар ногой прилетел прямо в живот, отчего всё внутри скукожилось и колени прижались к телу.
Чёртов еврей! Все вы думаете только о себе, а на то, что случится с окружающими, вам глубоко плевать! Все, кто сгорел в пожаре, заслужили этого, но не мой сын! Он оказался там случайнозашёл в туалет, но сгорел, как и остальные жиды, в этой печи!
Ботинок Кузнецова рубанул прямо в мой нос, отчего новая алая струя ударила в пол.
Единственное, о чём я тогда мечтал, это умереть. Мечтал, чтобы всё это уже закончилось, ведь я должен был погибнуть вместе с его ребёнком.
Я виновен выдавил я из себя.
Конечно виновен, иначе бы ты не бежал так далеко от Ястребска! Твой брат поступил правильно, что выбрал более лёгкий способ.
Кузнецов снова взял в руки газовую горелку и пустил несколько пробных плевков пламени.
Я любил Андрюшу, но ты отнял его у меня, отнял частичку меня! Он ухватил себя за грудь. Я теперь не могу смотреть жене в глазаведь это я в первую очередь не уследил за ребёнком, отпустил его одного! Убитый горем отец снова заплакал. Он сгорел из-за меня, но ты виноват не меньше, поэтому сгоришь так же, как и он!
Кузнецов вытер слёзы и зажёг горелку, но остановился и посмотрел в сторону лестницы, вместо того чтобы продолжить меня жечь. Рука опустилась, и огонь заиграл, язычки пламени зацепились за его штанину и побежали вверх по остальной одежде, охватывая всё больше территории. Кузнецов бросил горелку в сторону и освободившимися руками принялся тушить огонь на себе. Я же старался отодвинуться подальше от него, но повреждённая нога ныла при каждом движении.
Я не знал, что делать. Кузнецов тушил себя руками, а огонь от горелки перебросился на деревянные стены и пол. Моё сознание кричало, но я сам не издавал ни звука, просто с ужасом смотрел на всё происходящее. Из-под ниши лестницы выскочил конопатый мальчуган и так же, как и я, ошарашенно смотрел. Не знаю, сколько продлилось наше оцепенение, но Кузнецов справился с огнём на себе и переключился на остальной, своей курткой пытаясь притушить пламя. Мальчик в панике выскочил по лестнице. Мне нужно было следовать за ним ведь мучительная смерть сожжённым в подвале в мои планы всё-таки не входила.
Я упёрся здоровой ногой в пол, дальше последовал шаг раненой, но от сильной боли повалился обратно вниз. Привязанный ко мне стул также мешал нормально подняться.
Освободи меня! крикнул я Кузнецову, который не справлялся с распространяющимся огнём. Дай мне помочь!
Ни за что! Я лучше сгорю здесь вместе с тобой!
После этих слов язычки пламени бросились на Кузнецова, и теперь он снова тушил себя.
Я опёрся на здоровую ногу и приготовился наступить на больную.
Бинго! У меня получилось!
Терпя жгучую боль в колене, я стоял на ногах. Теперь требовалось избавиться от стула, но как это сделать, в голову не приходило.
В этот раз Кузнецов не справлялся с пламенем своими руками, поэтому упал на пол и катался по нему в попытках потушить огонь на себе.
А это была идея. Собравшись с силами, я грохнулся на спину. Что-то сломалось, и я не был уверен в том, стул это или моя спина. Всё тело ныло; хотелось, чтобы это уже прекратилось. Руки сами по себе скрестились на груди. Руки Они были свободнызначит, сломан был стул. Нужно было встать. Снова.
Сквозь боль я поднялся на ноги и направился к лестнице. Как хорошо, что на ней были перила, на которые мне удалось опереться! Я прошёл пару ступеней и посмотрел на несчастного отца, который уже кричал от полученных ожогов, огонь охватил его почти всего, как и весь подвал.
Выход был так близко! Я мог уйти, ибо не был обязан его спасать, хотя всё это было из-за меня.
Огонь уже прорвался на первый этаж; через прожжённую дыру в потолке подвала я видел окна наружу.
Я с трудом доковылял до куртки Кузнецова и приступил тушить ею огонь на нём. Кожа на нём выглядела хуже, чем у меня, ожоги были везде. Пока я помогал Кузнецову, он уже не шевелился. Покончив с огнём, я помог ему подняться. Стоять без моей помощи он не мог, поэтому я забросил его руку за голову и потащил. И хотя Кузнецов весил немного, мне и без него передвигаться было очень тяжело.
Потолок начинал проваливаться. С трудом подняв Кузнецова по лестнице, я увидел, как сильно разбушевался огонь: горел не только дом, но и соседние здания. Весь построенный муляж горел на славу, и дом, в котором мы находились, лишь чудом не упал на нас.
Входная дверь уже с трудом висела на петлях, и проход был свободентребовалось только дойти до выхода по коридору.
Я поволок Кузнецова. Он что-то мычал на тему, чтобы я его бросил и что ему моя помощь не нужна.
Нужна, к несчастью
Потолок заскрипел, и горящая балка упала прямо перед нами, перегородив дорогу к выходу. Она усложнила нашу дорогу к спасению. Я отыскивал выход, но другого пути не видел. Повернул ручку одной из ближайших дверей и увидел открытое окно. Мы потащились к возможному выходу. От каждого нового скрипа сверху я останавливался и осматривал потолок с опаской, как бы он не рухнул на нас.
Шаг за шагом нам удалось дойти до окна. Я взвалил Кузнецова на подоконник и вытолкнул его на другую сторону. Попытался закинуть ногу наверх, но всё тело заныло от боли, и стопа опустилась обратно.
Позади меня снова обвалился потолок. Нельзя было медлитьвесь дом мог упасть в любую секунду.
Я завалился на подоконник и просто перевалился наружу, прямо на Александра. От этого мы оба завыли от боли.
Привстав, я взял Кузнецова за плечи и поволок по земле подальше от дома. Оказавшись на безопасном расстоянии, бросил его. Те дома, что были в моей видимости, уже окутало пламя. Судя по окружению, я всё ещё находился в Пегреме, в построенных для съёмок декорациях. Жилой деревни не было видноона находилась позади горящих макетов, и огонь двигался именно туда. Надо было спешить к ним.
Я оставил Кузнецова на земле подальше от огня и двинулся вокруг декораций к жилой деревне.
Пустые дома для съёмок возгорались, как засохшая трава по весне, и за этим огнём я не успевал из-за ожогов на своём теле. Языки пламени перепрыгивали с крыши на крышу быстрее, чем я ковылял к жилым домам.
По мере приближения к деревне отчётливо доносились многочисленные крики, а на краю декораций различались мечущиеся силуэты. Они таскали из озера воду и тушили огонь, но это не помогалозарево от пожара всё сильнее разгоняло темноту вокруг. После многодневной жары мостки, соединяющие декорации для съёмок и жилую деревню, совсем обсохли и с лёгкостью возгорались.
Разойдись! раздался крик.
Дом, который усердно пытались потушить, рухнул. Щепки от него разлетелись, словно огненные шары, и поджигали всё, во что попадут. Все эти декорации строили только ради одногоради пожара, ради хорошей картинки, поэтому всё здесь планировалось для мгновенного возгорания, но предназначение случилось раньше задуманного срока и без подготовленной красной кнопки «СТОП».
Остановить огонь сбежалась вся деревня. Среди толпы я пытался найти знакомые лицаМаксима, Антона или даже Кузьмича, но среди всего этого гомона найти кого-либо было невозможно.
Ломайте мостки! раздался всё тот же командующий крик, который мне кого-то напоминал. Не дайте огню приблизиться к домам!
Это был Кузьмич.
Толпа слаженно разделялась, кто-то всё так же таскал вёдра с водой, а кто-то бросился выполнять команду лидера. Среди постоянно передвигающейся массы людей я искал Кузьмича, но из-за повреждённой ноги ни за кем не успевал.
Раздался гром либо что-то похожее на него. Над декорациями разлетались новые клубы дыма и огня.
Толпа замедлилась и не могла понять, отчего произошел взрыв, пока кто-то не выкрикнул, что рванул дизельный двигатель, оставленный съёмочной командой.
Благодаря временной остановке я различил в толпе Кузьмича. Он с группой мужиков выковыривал доски и сваи от мостков.
Кузьмич! Кузьмич! Прихрамывая ближе, я пытался привлечь его внимание. Чем я могу помочь?
Он повернул голову в мою сторону и с ужасом взглянул на полученные мною ожоги.
Чёрт возьми, где ты был? Да и что с тобой?
Гром. Взорвался очередной двигатель. Причём совсем рядом. Обломки от домов приземлились рядом с нами, и несколько из них сшибли тех, кто тушил огонь. Я бросился на помощь, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на боль во всём теле.
Один из мужиков оказался без сознания под куском крыши. Я ухватился за край обломка, но обжёгся. Окружающие увидели мою беспомощность и присоединились помочь. Кто-то уже был в перчатках, кто-то снял верхнюю одежду и намотал на руки, ну а я сорвал с себя остатки прожжённой рубашки и с помощью неё ухватился за край. Вместе мы опрокинули обломок и оттащили мужика в сторону.
Пострадавших от взорванного дома оказалось немало. От этого окружающие распылялись по разным задачам, чтобы остановить распространение огня и помочь потерпевшим, но рук не хватало, и только больше добавляли хаоса, которым не получалось командовать.
Помогите! Скорее! закричали со стороны.
Один из мостков не успели разобрать, и пламя, словно по бензиновой дорожке, неслось к деревне. Ближайшие «пожарные» рванули останавливать огонь. Среди носильщиков была семья Даманиных. Они слаженно работали: Антон зачерпывал и на середине пути менялся вёдрами с женой, а она уже тушила.
Капля за каплей огонь на воспламенившемся мостке был остановлен, но пламя перекинулось на сосны, а по ним перепрыгнуло к деревне. Народ оставил тушить декорации и бросился к своим домам.
Максим! снова раздался голос Лаврентия Кузьмича. Выводи братьев и сестёр из домов подальше от этого ада.
Максима я не видел, но до меня отчётливо донеслись новые крики.
Началась паника. Никто уже не старался остановить огоньвсе спасали своё имущество и спасались сами. Пожар было уже не остановитьон стремительно захватывал всё бóльшую территорию.
Я плёлся по деревне и ужасался от происходящего. Всё вокругкак будто я вернулся в «Очаг», только в других масштабах. Люди выносили из домов всё, что могли, и неслись сломя голову, не обращая внимания на остальных. На моих глазах женщина с тазом, полным одежды, сбила мальчика с ног и не остановилась. Чтобы ребёнка не затоптали, я накрыл его и помог встать. Он был в порядке, без ушибов, но напуган.
Где твои родители? спросил я, но мальчик молчал. Пойдем отсюда, родители найдут нас позже.
Я повёл его подальше от этого пеклаведь помимо окружавших нас языков пламени из окон выбрасывали различные вещи и бытовую утварь, которая порой тоже была в огне.