Кевин СэндсУкраденная память
?
Мне очень холодно.
Я дрожу, но от этого не становится теплее. Мороз оплетает меня как виноградные лозы, заползает под кожу. Моя плоть, кости, венывсё превращается в лёд. Даже мысли словно застывают. Они вырываются из головы облачками пара, замерзают, падают и разбиваются.
Холод окружает меня, окутывает, поглощает. Я пытаюсь двигаться, но не могу. Я смотрю вниз с серо-белёсого неба и вижу, что застрял по пояс: руки и ноги закованы в лёдтолстый и пронзительно-белый.
Я кричу:
Помогите!
Слова возвращаются эхом, звучат искажённо и насмешливо. «Помогите!» отвечает тот, кто не я. И смеётся.
Более нет никаких звуков. Великан умер; его окровавленное тело лежит в долине, пронзённое тысячами стрел. Принцесса исчезла; её заперли в башне, и никто не слышит, как она плачет. И тепло ушло. Рук, которые когда-то держали меня, больше нет. Ничего не осталось.
Кроме птицы.
Из льда торчит веткакривая и скрюченная. На ней сидит птица, наблюдающая за мной. Её перья нет, они не чёрные, потому что чёрныйэто всё же хоть какой-то цвет. У перьев нет цвета. Птицаэто дыра во вселенной. А за дырой нет вообще ничего.
Она смотрит на меня сверху вниз. Её глаза, как и перья, того же странного цветаглубокой пустоты и небытия. Они блестят как два оникса. В них искрится разум. Птица видит мою боль.
Отпусти меня! молю я.
Птица отвечает:
ТВОЁ МЕСТО ЗДЕСЬ. НАВЕКИ. ОТСЮДА НИКТО И НИКОГДА НЕ УХОДИТ.
Как же холодно! Я дрожу. Но виной тому не озноб.
Я не принадлежу этому месту!
ПРИНАДЛЕЖИШЬ.
Я никого не предавал!
ПРЕДАВАЛ.
Пожалуйста. Я такого не заслужил.
ЗАСЛУЖИЛ, отвечает птица.
Но теперь внизу слышится другой голос. Слабый шёпоттакой тихий, что это даже не звук, а лишь воспоминание о нём. Он эхом отдаётся во мне, и слова сражаются с холодом.
Держись.
Зачем? спрашиваю я. Ведь я пропал. Я совсем один.
Нет, отвечает голос. Я с тобой. Всегда.
Я падаю.
Глава 1
Я ударился головой об пол.
Некоторое время я лежал ошарашенный, борясь с головокружением. А потом понял, что каким-то образом оказался вверх ногами и что ноги у меня связаны. Я не мог сдвинуться с места. И не мог думать.
Голова! В неё словно чем-то долбили изнутри, и каждый следующий удар грозил расколоть череп.
Живот сводило мучительными спазмами. Не в силах это терпеть я повернулся на бок и попытался очистить желудок. Ничего не вышло. Я только корчился в сухих рвотных позывах. Наконец судороги прекратились, и я уткнулся головой в пол, чувствуя под щекой влажную утоптанную землю. Я закашлялся и с трудом сглотнул.
Горло пересохло; его царапало и жгло. Застонав, я открыл глаза. Надо мной нависали смолистые деревянные балки. Я не сразу сообразил, что смотрю на потолок Я свалился с кровати и теперь лежал отчасти на полу, отчасти на перине. «Путы», стягивающие мои ноги, оказались перекрученными постельными принадлежностямипрохладной белой льняной простынёй и накинутым поверх неё покрывалом из оленьей шкуры.
Я задёргался, окончательно соскользнул с кровати и шлёпнулся на пол. Пришлось малость полежать, дожидаясь, когда мир перестанет вращаться перед глазами. Я сощурился, хотя света здесь было всего ничего. Исходил он от низкого камина напротив кровати. В камине пылали дерево и торф, наполняя воздух запахом копчёной грязи.
Сама комната была незнакомой и почти пустой: лишь кровать, с которой я упал, хлипкий деревянный стол и стул. В углу у камина лежал тюфяк, а на нёмвторое скомканное покрывало из оленьей шкуры.
Каминная полкапрогнувшаяся кедровая доскаабсолютно пуста. Стены комнаты сложены из саманного кирпича: глина, перемешанная с соломой, слегка побелённая известью. Единственная дверь ведёт на улицу. Скважина под дверной ручкой прикрыта ржавой железной пластиной.
Где я?
Я попытался вспомнить, как сюда попал, но стоило сделать мысленное усилиеи голова снова закружилась. Я заполз обратно на кровать и распластался на ней, делая вдохи-выдохи и борясь с тошнотой.
По крайней мере, тут было тепло. Я вспомнил сон о ледяной равнине и вздрогнул, натянув на себя оленью шкуру. Лишь теперь я обратил внимание на свою одежду. На мне были простая серая рубаха, бриджи и чулки. Всё незамысловатое, из некрашеной шерсти, и всё мне велико. Это не мои вещи! Откуда они взялись? Где я нахожусь?
Я опять попытался вспомнитьи мир снова закружился перед глазами. Я застонал и закрыл глаза, пережидая приступ тошноты. Некоторое время я лежал неподвижно, раскинувшись на перине. Она была мягкойиз гусиного пуха. Странный комфорт, неуместный среди прочей немудрящей обстановки. Не то чтобы я собирался жаловаться
И кому ж ты будешь жаловаться?
Я сел на кровати. От резкого движения снова загудела голова. Последний вопрос был задан вслух.
Мужской голос, грубоватый, выдающий немолодого человека.
Здравствуйте?..
Мой собственный голос прозвучал хрипло. Очень хотелось пить. Оглядевшись, я увидел на полу возле кровати глиняный кувшин. Скрюченными пальцами я взял его и с радостью услышал плеск. Я выдернул пробку из горлышка и уже почти коснулся губами края, когда почувствовал жуткий запах.
Я отпрянул. Кувшин выскользнул из пальцев, отскочил от перины и треснул на земляном полу. Донышко отскочило. Из кувшина полилась жижа, и комната наполнилась резкой вонью мочи. Я с содроганием смотрел на осколки. Среди них лежали горсть камешков, полдюжины гвоздей и какой-то пучок, завязанный узлом. Что-то, похожее на волосы.
Я прикрыл рукой рот, стараясь забыть о зловонии.
Почему мне оставили такое питьё?..
Это не питьё.
Снова тот же голос!
Кто вы? сказал я.
Ответа не последовало. Я повторил вопрос и вдруг замер, поняв: голос был прав. Глиняный кувшин, наполненный мочой, камнями, ногтями и волосами Это не для питья, разумеется. А для
Комната завертелась перед глазами, и на сей раз мне не удалось совладать с тошнотой. Я перегнулся через край кровати, и меня вырвало. Голова снова заныла от боли.
Наконец мне полегчало. Задыхаясь, я распластался на перине.
Вставай, сказал голос.
Я явственно слышал его. Он он звучал не в комнате. Он звучал в моей голове.
У меня перехватило дыхание.
Кто вы? мысленно спросил я.
Вставай, повторил он.
У меня была тысяча вопросов, но голос не отвечал на них. Я подполз к краю кровати и встал. Ноги подгибались. Голова снова закружилась.
Сейчас, погодите минутку.
Я привалился к стенешероховатой от крошащейся извести. Пальцы пронзила боль. Я посмотрел на них. Пальцы были красными и влажными, на кончиках от них отслаивалась почерневшая кожа.
Что со мной случилось? прошептал я.
Голос в голове заговорил мягче.
Спокойнее, мой мальчик.
Но я не мог успокоиться. Я попытался вспомнить, как попал сюда, и комната снова закружиласьещё быстрее, чем прежде. Я старался перебороть это, старался пробудить память
Стены начали расплываться перед глазами. Начали таять.
Я старался
Я открыл глаза.
Балки. Я снова видел смолистые балки.
Потолок.
Я опять смотрел в потолок.
Ты потерял сознание, сказал голос.
Я заставил себя приподняться и на сей раз не пытался ничего вспоминать. Просто сгорбился, опустив голову между колен и дожидаясь, когда утихнет головокружение.
Вот так, сказал голос.
Ладно, что мне теперь делать? спросил я.
Иди к двери.
Медленно, пошатываясь, я встал на ноги. Дотянулся до дверной ручкино тут же отдёрнул почерневшие пальцы: ручка была словно лёд. Я чувствовал холод, просачивающийся сквозь доски двери. Снова вернулись воспоминания о снежном кошмаре, и более всего на свете мне хотелось бежатьтолько вот бежать было некуда.
Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Потом встал на колени, отодвинул железную пластину, закрывающую замочную скважину, и выглянул наружу.
Снег.
Мир за дверью был засыпан снегом. Футах в тридцати виднелась линия деревьев; ветки, увенчанные белыми шапками, покачивались на ветру. Небо над головой было сплошь затянуто серыми облаками.
Я прижался глазом к скважине, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь ещё. Слева виднелся угол дома. До меня донёсся запах обгоревшего дерева, но через скважину не было видно огня. Потом я понял: запах исходит не снаружи, он где-то здесь, ближе. Я отодвинулся от скважины, дожидаясь, когда перед глазами перестанут плясать белые пятна. И наконец увидел: на дверном косяке были выжжены символы. Пять штук. Четыре представляли собой круги с непонятными знаками внутри. Пятыйбуква W. Или нет, погодите. Не W. Скорее две соединённые V?
Да, сказал голос у меня в голове.
Я знал эти символы
Я оглянулся на разбитый кувшин, и у меня свело живот.
Да, сказал голос. Кувшин и символы. Думай.
Но от мыслей кружилась голова. Единственное, что я помнил нет, не помнилчувствовал, что эти символы не означают ничего хорошего. Внезапно мне отчаянно захотелось оказаться где угоднотолько не здесь.
Я снова схватился за ручку, не обращая внимания на боль в пальцах, и потянул. Но дверь лишь загремела. Она была заперта.
Я в плену!
Глава 2
Не в силах совладать с паникой, я затряс ручку, крича:
Эй! Выпустите меня! Выпустите меня!
Дверь не двигалась с места. От криков снова закружилась голова, и пришлось остановиться. Я опустился на колени, дожидаясь, когда немного приду в себя.
Спокойнее, мой мальчик.
Уже во второй раз Голося стал его так называтьпроизнёс эти слова. Они были мне знакомы, но я не мог понять откуда. Кто-то говорил их, давным-давно, и они несли с собой ощущение безопасности. Я слушал Голос, и он успокаивал меня. Паника отступила. Я глубоко вдохнул но тут же страх нахлынул с новой силой: снаружи раздался хруст. Кто-то шёл по снегу.
Я отполз от двери, но спрятаться было негде. Оглядел комнату в поисках чего-то, что могло сойти за оружие, но увидел лишь осколки кувшина и стул. Я поднялся и взял его. Слишком хлипкий; странно, как он не треснул под собственным весом?.. К счастью, мне не требовалось более одного удара. Дверь была низкой, и любому, кто попытается войти, придётся нагнуться. Один удар по затылкудаже этим жалким стуломоглушит противника.
Шаги приблизились. В замке загремел ключ. Я прижался спиной к стене, занеся стул над головой.
Дверь начала открываться, и в комнату потёк дневной свет. Я взмахнул стулом и успел остановиться лишь в последний момент. Вошла девочка лет десяти, одетая в длинный плащ из овчины и тяжёлые башмаки. В руках она держала две миски.
Девочка взвизгнула, когда я выскочил ей навстречу. Зацепившись каблуком за ступеньку, она полетела в снег. Миски ударились о дверную раму. Куски моркови, лука-порея и мяса брызнули во все стороны. Девочка вскочила на ноги и ринулась прочь, крича:
Папа! Папа!
Остатки рагу медленно стекали на снег. От запаха у меня заурчало в животе, а сердце болезненно сжалось, когда я понял, что рагу пропало. Внезапно я понял, как отчаянно голоден.
Девочка убегала, зовя отца. Она оставила дверь открытой. В комнату ворвался порыв холодного ветра и свет дня. Можно бежать! Я ринулся к выходу, но тут в дверном проёме возник мужчина, перегораживая мне путь. Долговязый и нескладный, он носил такую же дублёную одежду, как и девочка, но едва ли мог быть её отцомслишком стар. Бесчисленные морщины избороздили его лицо. И держал он не миску с едой, а длинный лук.
Я отшатнулся, вскинув над головой стул.
Не приближайся ко мне!
Он протянул руку и, двигаясь очень медленно и осторожно, прислонил лук к стене. Потом отступил, держа руки так, чтобы я мог их видеть. За спиной старика висел колчан со стрелами.
Я разглядывал лицо мужчины, пытаясь понять, кто он такой. Помимо морщин, я увидел тёмно-багровый синяк и разорванную губу. Недавно кто-то крепко ударил его в челюсть.
Где я? спросил я. Что тебе от меня надо?
Он не ответилпросто вытянул руки перед собой, словно уговаривая меня успокоиться.
Я попробовал снова:
Кто ты? Почему меня держат в плену?
Старик, казалось, удивился. Он покачал головой и сделал какой-то жест, но я не мог понять, что он пытается мне сказать.
Почему вы не отвечаете?! От страха мой голос взвился почти до крика.
Он помедлил. А потом открыл роти я понял. У него был вырезан язык.
Я в ужасе уставился на старика, опустив стул.
Кто сделал это с тобой?
Он лишь покачал головой.
Мне хотелось задавать ещё множество вопросов, но тут я услышал, как кто-то бежит по снегу, и снова схватился за стул.
Вошёл ещё один мужчина. Он был крепким, грузным и, в отличие от прочих, не носил плаща. На закатанных рукавах виднелась кровь.
Мужчина был на удивление лохмат: густая взъерошенная шевелюра, всклокоченная борода, предплечья, густо заросшие волосами. Всем своим обликом он напоминал медведя.
Увидев меня, мужчина остановился. Вытянул вперёд руки, как и старик, и проговорилтихо и успокаивающе, насколько это было возможно при его громоподобном голосе:
Пожалуйста, милорд. Вы поранитесь.
Я не выпускал стул из рук.
Где я?
На моей ферме, милорд.
Он говорил с сильным акцентом Уэст-Кантри: «На моей ферме, мулоррд».
Меня зовут Роберт. Роберт Драйден. Он указал на старика: Это Уиз. Мы ухаживали за вами. Даю слово: здесь вам никто не причинит вреда.
Напряжение никак не отпускало. Тряслись колени.
Почему меня держат в плену?
В плену? недоумённо переспросил фермер. Вы не пленник.
Тогда почему меня заперли?
О! сказал он с удивлением. О нет, милорд. Замок не затем, чтобы удерживать вас. Он должен был удержать плохие вещи.
Глава 3
Я уставился на него:
Какие ещё плохие вещи?
Фермер смутился:
Позвольте мне объяснить. Поставьте стул. Прошу вас.
Я не знал, как поступить. Несмотря на дикарскую внешность, мужчина вёл себя спокойно, и я решил, что он не представляет угрозы.
Ну
В этот миг тело всё решило за меня. Я рухнул на пол. Уиз прыгнул вперёд и подхватил, прежде чем я успел расшибить голову. Он осторожно разоружил меня, забрав стул из ослабевших пальцев, а потом с лёгкостью поднял; он оказался много сильнее, чем можно было предположить.
Я не сопротивлялся. Да, в общем, и не мог. Уиз отнёс меня к кровати и усадил на край. Они с Робертом придерживали меня за плечи, пока я малость не пришёл в себя.
Что со мной случилось? спросил я, когда смог наконец-то говорить.
Вы были очень больны, милорд, ответил Роберт. И мы шибко за вас переживали. Держали вот тут, в хижине, ради безопасности. Вас и девочку.
«В безопасности? подумал я. Девочка?»
Девочката, что принесла мне рагу?
Нет, это моя дочка, Марджери. Я имел в виду ту малышку, он кивком указал в угол, на тюфяк.
Я вопросительно посмотрел на него.
Она прячется под одеялом, сказал фермер. Очень стеснительная.
Я встал, и они поддерживали меня, пока не уверились, что я снова не рухну. Я подошёл к тюфяку. Покрывало зашевелилось. Удивлённый, я взялся за край и откинул его. Под оленьей шкурой лежала маленькая девочка, не старше пяти лет. Светловолосая, кажется, хотя сейчас трудно было сказать навернякаслишком уж волосы свалялись и слиплись от грязи, жирными прядками спадая на щёки. Лимонно-жёлтое платьеразорванное и перепачканноеникак не сочеталось с совершенно новыми башмаками из овчины и плащом, слишком для неё большим и потому спадавшим с плеч.
Девочка отползала от меня. Огромные голубые глаза округлились от страха. Она свернулась комочком в углу, словно зверёк, пойманный в ловушку, и наблюдала за мной сквозь массу спутанных волос.
Вы её знаете, милорд? спросил Роберт.
Я покачал головой. От моего движения девочка снова вздрогнула. Я понимал, что, наверное, в её глазах такое же чудовище, как Уиз.
Всё в порядке, сказал я ей. Не бойся. Я не сделаю тебе больно
Она выдернула у меня покрывало и взобралась на тюфяк. Плащ свалился. Малышка отползла в дальний угол и, дрожа, спряталась за оленьей шкурой.
Лучше б не настаивать, милорд, сказал Роберт. Она никому не даёт к себе прикасаться. Даже моим девочкам.
Я понимал почему. Когда плащ упал с плеч девчушки, я увидел следы на её рукахалые ссадины, царапины и огромные лиловые синяки, уже приобретающие противный желтоватый цвет.