Я всё равно не лягу сейчас спать, проговорил Микки. Так что, мне без разницы.
Зря, вздохнула Клер.
Может быть Но мне не спится.
Выпей и будет проще заснуть.
Подумав немного, Микки кивнул и обратился к подруге:
Да, пожалуй, так и сделаю. Принесёшь вино и бокал?
Да, без проблем.
И стакан воды, пожалуйста.
Второй просьбы парня Клер не совсем поняла, но переспрашивать не стала и покинула его спальню, чтобы вновь вернуться через несколько минут со всем, чего попросил Микки.
Спасибо, негромко произнёс брюнет, принимая из рук подруги поднос и наконец-то меняя позу и садясь.
Клер подошла к кровати и тоже села, занимая край постели, смотря на друга из-под опущенных ресниц. Парень взял стакан воды и сделал небольшой глоток, в задумчивости медленно облизывая губы.
Микки? в который раз обратилась к брюнету Клер.
Ей уже и самой надоела собственная инициатива, с которой она пыталась завязать диалог. Потому, она решила задать последний интересующий её вопрос и оставить Микки в одиночестве, в котором, как видно, он сейчас нуждался и которого желал.
Что? отозвался парень и прилёг, скрещивая ноги и закладывая руки под голову.
Когда ты сможешь меня провести в «Плоть»?
А насколько ты приехала?
Я должна вернуться не позднее двадцать восьмого февраля.
Значит, у нас есть больше месяца задумчиво произнёс брюнет. Давай, недели через две?
А я могу выбрать?
Можешь, кивнул Микки и потянулся, не расцепляя замка рук на затылке. Ты можешь выбрать посетить клуб через три недели или через четыре.
Понятно, поджала губы Клер, но быстро вернулась к нормальной мимике, вспомнив, что такой жест некрасиво ломает черты лица. Тогда, лучше я выберу через две или через три недели.
Хорошо. За это время ты должна пройти медицинское обследование и заключить договор.
Знаешь, Микки, женщина легла набок рядом с другом и подпёрла голову рукой, смотря на парня, ты прирожденный бизнесмен. Дружба дружбой, но условия для всех равны.
Дело не в бизнесе, слегка поморщился Микки и почесал нос. Дело в безопасности, в том числе и твоей. Зачем нам рисковать?
Да, в самом деле, согласилась Клер. Незачем. Просто, в прошлый раз я обошлась без договора.
Это было два года назад, Микки вновь потянулся. С тех пор всё стало серьёзнее. Но и тогда я рисковал. И ты, он взглянул на подругу, кстати, тоже.
Может быть, расскажешь мне уже о моих рисках?
Это неважно, слегка поморщился Микки и вновь отвернулся, смотря в потолок. Просто заключи договор и не нарушай его.
Хорошо.
Вновь воцарилось молчание. Клер полежала ещё немного, но затем вспомнила своё решение уйти и покинула спальню брюнета. Микки полежал ещё несколько минут, смотря вверх, изредка моргая. Затем парень сел и, открыв ящик тумбочки, нащупал в нём флакончик с лекарством. Выбросив на ладонь несколько таблеток, он отправил лишние обратно в упаковку, оставляя одну штуку. Не следует пить больше, если, конечно, ты не хочешь посмотреть психоделические мультфильмы в своей голове, а затем подохнуть в лужах собственной мочи и рвоты, дёргаясь в судорогах, будто тебя раз за разом бьют током. Примерно так выглядит передозировка
Оглядевшись в поисках стакана с водой, Микки взял его и, положив достаточно крупную бледно-розовую таблетку в рот, отхлебнул воды, глотая. Запив лекарство, парень вернул стакан на тумбочку и вновь лёг. Оставалось подождать минут сорок, и можно будет пить вино, за это время лекарство должно успеть всосаться и избежать прямого контакта со спиртным. Мешать подобные препараты с алкоголем вообще не следовало. Но что остаётся делать, если хочется добавить градуса в кровь, а в ней обязан находиться токсичный препарат? Ничего Расслабиться, выпить и надеяться на то, что ты не придёшь в себя в реанимации недели через две. Впрочем, Микки достаточно давно смешивал лекарства и алкоголь и успел понять, что ничего страшного от этого союза не случится, если, конечно, всё делать с умом.
Полчаса, прошептал брюнет, смотря в потолок из-под опущенных ресниц. Подождём
Глава 5
Я не вою на луну. Но и она не воет на меня. Она боится
Микки сидел на подоконнике, выглядывая на улицу, где стемнело уже так давно, а вот рассвести должно было нескоро январь
Город примерно час назад окутал густой туман, а минут десять назад к его грязно-молочному цвету примешался цвет истиной белизны и чистоты снег, который крупными хлопьями сыпался с неба, неспешно кружился в воздухе и оседал на тротуары и дороги, чтобы тут же погибнуть, растаяв.
Парень сидел, прислонившись виском к холодному стеклу и наблюдая за прохожими, которые были редки, но, всё же, появлялись на пустынных улицах. Из-за густых облаков просачивался свет полного грязного диска луны и оглаживал сетчатку глаз брюнета, но не дарил особо света, будучи не в силах развеять ни тьму его спальни, ни смуту души, которая была похожа на мёртвое болото, на дне которого таились взрывоопасные токсичные газы.
Рядом с Микки стоял пустой бокал и бутылка вина, на дне которой осталось напитка примерно на полбокала. Удивительно, но за долгие часы парень не успел его допить. Впрочем, он никогда особо не любил напиваться, а просто иногда заменял вином любимый красный чай, расслабляясь и коротая очередной вечер наедине с его богатым вкусом.
Думать Микки было толком не о чем будущее его было туманно, как и будущее любого другого человека, потому что загадывать о нём глупо, у судьбы на всё свои планы. А прошлое
А о прошлом брюнет вспоминать не любил. Он не бежал от своих воспоминаний, но и не углублялся в них, не пытался прокрутить в голове, наполнить жизнью, проанализировать. О чём там, в прошлом, думать?
Детство его не было счастливым, светлым и преисполненным уютного покоя временем, как это бывает у большинства детей. Детский дом, интернат для психически больных детей, который между собой воспитатели называли «Питомником», потому что отношение к его воспитанникам было едва ли лучшее, чем к животным. Конечно, находились те, кто был добр душой, любил свою работу и тех малышей, в которых она заключалась, но их было мало. Микки мог вспомнить только одну такую женщину, которая носила забавную высокую причёску и маленькие очки, но, увы, она ушла на пенсию, когда Микки было четыре года. Больше тех, кто не считал «особенных» детей животными, он не помнил.
Вспоминая годы, проведённые в интернате, Микки приходил к выводу, что, если ад есть, то он был именно в нём. Отношение к детям в тех стенах было нечеловеческое, а атмосфера столь жуткая, что и сатана бы перекрестился. В этом смысле повезло умственно отсталым малышам, которых в интернате было большинство, потому что они просто не понимали происходящего и всего его ужаса. Но Микки таковым не был.
Вздохнув, парень прикрыл глаза, невольно вспоминая девочку из интерната, которая страдала тяжёлой формой аутизма и всё время плакала, раскачивалась взад-вперёд и выла, как побитый волчонок. Она исчезла, когда ей было лет шесть. Усыновили ли её или она умерла? Микки не знал правильного ответа. Детская смерть в стенах интерната была нормальным явлением, обыденным и, казалось, даже поощряемым со стороны воспитателей, потому что они никогда особенно не смотрели за тем, чтобы дети не убились меньше психов, меньше проблем и работы. Жёстко, жестоко и отвратительно до дрожи. Но это было той истиной, которую брюнет отлично помнил. Один раз он едва сам не пал жертвой халатности работников интерната. Ему тогда было четыре года, и его едва не задушил восьмилетний мальчик, страдающий синдромом Дауна. Он до сих пор помнил это отвратительное ощущение удушья и понимание того, что это конец. Но в тот раз ему повезло. А сколько было тех, других, к кому судьба оказалась менее благосклонна? Много
Что ещё? Микки помнил усыновителей, которые забирали его домой, но от которых он неизменно возвращался обратно в муниципальные сцены, потому что приёмные родители странным и, порой, совершенно глупым образом погибали. За эту его особенность приносить смерть в счастливые дома и семьи, Микки прозвали в приюте «Проклятое дитя», что сначала добавило ему проблем, а после отвело от него всех, заставило избегать никто не любит особенных. Тем более, что с восьми лет он стал воспитанником уже обычного приюта, где не было психически больных, а были просто озлобленные, одинокие, забытые всеми дети.
Всего за жизнь Микки его усыновляли четыре раза. Первый случился ещё в младенчестве, ему было всего полтора месяца, когда мужчина по имени Ноах взял его к себе и стал ему отцом. Несмотря на малый возраст, Микки всё равно запомнил лицо Ноаха он был степенным евреем, как с картинки, носил традиционные одежды и длинные пейсы, которые так забавно покачивались, когда он склонялся над кроваткой мальчика. Жена Ноаха вместе с его маленьким сыном Давидом погибли в автокатастрофе, и именно в память о них мужчина решил сделать доброе дело и взять ребёнка из приюта, заменить им ушедшего сына. И Микки смог заменить ему ребёнка, но ненадолго, потому что Ноах умер от инсульта, когда мальчику было два года. Микки вернулся в приют.
Второй раз его усыновили, когда ему было почти пять, и эта жизнь в семье была для него самой непродолжительной всего полгода. Потом приёмная мать умерла, а убитый горем отец не имел возможности справляться с ребёнком, о котором уже было известно, что он «особенный», и вернул мальчика в приют.
Третий раз случился в восемь лет и продлился полтора года, но и тогда Микки суждено было вернуться в приют, потому что приёмные родители погибли отравились газом во сне, а его сводному брату было семнадцать лет и потому он не мог взять опеку над мальчиком, хоть и желал это сделать, чтобы у него остался хоть кто-то родной, пусть и не по крови, в этой жизни. Почти год после возвращения в приют Микки переписывался с братом, а потом его посадили за распространение наркотиков. А в девятнадцать парень умер передозировка. Опять наркотики
И, наконец, четвёртый раз, когда Микки пожелали принять в семью, случился, когда ему было двенадцать, лет и продлился почти до шестнадцати. Он стал последним. Больше никто не решался впускать в свой дом «Проклятое дитя», да и кому нужен подросток с характером? Всем нужны милые пухлощёкие малыши, на которых можно возлагать надежды и тискать их, как плюшевые игрушки.
А ещё в прошлом Микки было множество «каникул» в психиатрических больницах
Парень вздохнул, на несколько секунд закрывая глаза, а затем вновь поднял веки, устремляя взгляд вниз, упираясь им в мокрый от снега асфальт. Не просидев так долго, брюнет взял вино и, перелив его остатки в бокал, покрутил его, после чего сделал небольшой глоток.
Память Паскудное слово, когда ты не хочешь вспоминать, и совершенно бессмысленное, когда вспоминать особенно нечего а, главное, некого. Да, Микки ни к кому и никогда не испытывал того самого чистого душевного тепла, без которого невозможен человек и которым так преисполнены души маленьких детей. Ему было некого любить. И, порой, могло показаться, что он не умел этого вовсе не научился. Он примерно одинаково относился как к вещам, так и к людям. Его сердце спало крепким сном, потому что когда-то, давно-давно, никто его не «активировал», не дал того тепла и любви, без которых сон мышечного органа в клетке рёбер может быть вечным, летаргическим
Сделав ещё глоток вина, Микки спрыгнул с подоконника и подошёл к кровати, так легко ориентируясь и двигаясь во тьме глаза давно привыкли. На покрывале поблёскивал в тусклом свете полной луны длинный тонкий нож, которого парень так и не убрал.
Отхлебнув ещё вина, брюнет взял клинок, обхватывая его холодную увесистую рукоять длинными пальцами, неторопливо покрутил в руках, оценивая со всех сторон. При взгляде на эту холодную опасную сталь в душе поселялось зудящее желание распороть им кожу и вонзить в плоть, пустить кровь.
Поднеся кончик ножа к лицу, Микки коснулся им нижней губы, прижимая к ней, но нажимая не настолько сильно, чтобы распороть плоть. Лёгкая, будто бы фантомная боль, лениво поползла по проводам нервов от губ к мозгу, ненавязчиво говоря: «Убери оружие».
Уберу, прошептал Микки, отчего холодная острая сталь всё-таки вонзилась в его губу, оставляя миниатюрный порез.
Отняв клинок от лица, парень резким движением бросил его вперёд. Пролетев три метра, нож вонзился в дерево двери, застревая там. Микки ухмыльнулся, оставшись довольным тем, что умение обращаться с оружием он не растерял, но думая, что следует обновить эти знания.
Пройдя к двери, парень выдернул из неё нож и вернулся к кровати. Бросив оружие в ящик тумбочки, он взял с неё позабытый бокал и залпом допил его содержимое. Забрав пустую бутылку и бокал, брюнет покинул спальню, отправляя стакан в посудомоечную машину, бутылку в мусорное ведро, а себя самого в душ. Пять часов и пять минут утра самое время, чтобы лечь спать.
Глава 6
Вкус безумия напоминает чай с бальзамом иногда в самый раз, а иногда от него хочется блевать
Бесконечный гул голосов. Их так много, что в общем потоке не разобрать какого-то одного, не вычленить его. Сначала они говорят тихо, мирно, шепчут, потом голоса становятся всё громче и громче, становясь похожими на тон жаркого спора, скандала. Они будто кричат на него, и он будто виноват. В чём? Ответа никто не знает
Громче и громче почти крик, почти вой. Невозможно разобрать ни единого слова, будто речь, на которой кричат голоса, является чужой и незнакомой. Но она точно знакома. Точно Родной язык не забудешь.
Из общего гула выбивается один голос и остальные притихают, будто бы выказывая ему уважение или попросту боясь. Этот голос мужской, бархатный и такой ровный, будто хочет усыпить навечно, умертвить. Этот голос, бесспорно, принадлежит самому искусному гипнотизёру, который, вгоняя своих зрителей в транс, воплощает на них свои тёмные желания и обращает жертвами.
Такой чужой и безумно знакомый. Микки будто слышал этот голос когда-то давно-давно, словно в другой жизни и через слой воды. Его невозможно опознать, но и забыть невозможно. Он просто есть, где-то там, на самых глубинных уровнях бессознательного, куда не докопается даже самый выдающийся психоаналитик.
Они говорят, говорят Все иные голоса отходят на задний план и уходят в фон, чтобы совсем скоро вовсе замолкнуть. Они не могут говорить, когда говорит ОН.
Кто ты? во сне шепчет Микки, ворочая головой.
Подушка уже вся измята, на висках парня блестят капли холодного пота, а под закрытыми веками медленно выплывает изо мрака картина
Микки резко открыл глаза, просыпаясь от странного сна, смотря широко распахнутыми глазами на белёсое полотно потолка и будто до конца не веря в то, что сновидение позади.
Дыхание парня было шумным и прерывистым, он дышал ртом, потому что в противном случае просто задохнулся бы. В голове его продолжало гудеть, но виной тому были уже не голоса, которые остались во сне, а в реальности пока не «пробудились». Виной тому была боль и стук сотен, тысяч молоточков в левом виске, которые разрывали черепную коробку на части и заставляли морщиться, желать вновь упасть на подушку и вновь проснуться, но уже в истинном настоящем, в котором нет боли и в котором хочется встать с постели.
Поморщившись, скривившись, будто надкусил лимон, Микки переполз к краю постели и опустил ноги на пол. Босые ступни тут же обдало прохладой, но свежести этот холодок не добавил. Брюнет ощущал себя невыносимо и ужасно помято, в голове продолжало неистово стучать, а сердце не желало успокаиваться и переставать скакать галопом в своей тесной клетке рёбер.
«Придётся успокоить медикаментозно», подумал Микки, но претворять свою затею в жизнь сразу же не стал.
Встав и подтянув сползшие джинсы, которых он на ночь так и не снял, брюнет вышел из спальни и направился к ванной. Яркий солнечный свет, отражаясь от лёгкого снежного покрова, прыгал прямо в окна квартиры и слепил глаза, раздражал нервы, заставляя морщиться ещё больше. Такое ощущение, будто провода нервов вдруг замкнуло и они начали медленно плавиться, не пережив короткого замыкания и стекая жжёной резиной вниз.
Микки слегка шатало, водило из стороны в сторону, и он придерживался за стену, чтобы не потерять опору и связь с реальностью, чтобы квартира вдруг не расплылась, разъезжаясь стенами в разные стороны.
Дойдя до ванной комнаты, парень зашёл внутрь, включил свет. Ванна и душевая кабина, унитаз, коврик, умывальник и зеркало над ним, шкафчик Всё на своих местах.