Ты уверен? я смотрю прямо в глаза Михе; его зрачки расширены, а губы неестественно блестят в свете лазеров и световых пушек.
Кирилл обо всех позаботится. Я сказал, что мы давно не виделись, и мне надо погудеть на пару с братаном, Миха тяжело закидывает одну руку мне на плечо, а другой хлопает по щеке. Эдик, пошли они все
на хер! громко продолжаю за Миху, в ответ тормошу его стильную прическу, и мы смеемся и уходим куда-то вглубь танцпола, стараясь особо не расходиться.
В какой-то момент я понимаю, что уже не иду сам, а плыву, ведомый фантомной силой. И сила эта утягивает меня черт знает, куда, и не уверен, что мне это нравится, но я поддаюсь, чтобы узнать, что будет дальше. Иногда меня тормозят какие-то рывки, словно в моей трансмиссии заканчивается сцепление, и обороты уже не идут на колеса, и я буксую и едва не сбиваю с ног какую-то девицу, и приношу извинения, но она смеется и почему-то целует меня в щечку и называет Лешей, и я не упускаю шанса ухватить ее за задницу, проскользнуть ладонью по нежной, вельветовой поверхности ее тонкого платья и ощутить напряженную линию ее трусиков-стринг, но получаю пощечину и отваливаю куда-то еще. У меня море дел, но я пока не знаю, с чего начать.
В моей голове загорается огонек, и уже спустя пару секунд он превращается в свечение, и я замираю и слушаю музыку, и музыка проникает в меня, а потом сливается с каждой молекулой моего тела, проникает во все уголки, и мне становится удивительно тепло, и во мне пульсирует растущее чувство кайфа, и оно набирает обороты в геометрической прогрессии, как волна из десятка оргазмов.
Я не знаю, сколько времени я так стою на месте, как вдруг меня накрывает плотное одеяло тьмы. Спокойствиебесконечное и невыразимо глубокое, насыщает меня всегоот макушки до пяток, и я хочу присесть или прилечь или зависнуть в воздухе, и ноги явно не справляются с ношей моего тела, и в какой-то момент меня это начинает пугать, но тут
Снова возвращается эйфория, снова пульсирующий рост кайфа, снова желание двигаться. Я снова иду, пытаясь разглядеть знакомые лица, но ничего не могу поделать с чувством, что я не знаю здесь никого, и мне хотелось бы
Музыка становится жестче, медленнее, надменнее. Этот мотив что-то скрывает от менятак мне кажется, пока я, борясь с чувством полнейшей опустошенности и отрешенности от мира, пробираюсь сквозь толпуя не уверен, что не по второму или третьему кругу, и натыкаюсь на барную стойку и прошу один бокал мартини со льдом, и кидаю на стойку какую-то купюру. Мне говорят, что этого мало, и я улыбаюсьмне кажется, улыбаюсь, и протягиваю другую бумажку. Глаза девицы за стойкой широко раскрыты, она улыбается краем рта и что-то говорит, и я понимаю, что дал опять не ту банкнотумне сразу казалось, что это даже не деньги, а какая-то карточка или листовка. Третья попытка оказывается более успешной. Я выпиваю мартини, сгребаю какие-то бумажки, выданные барменшей, снова пытаюсь изобразить улыбку, и уже эта моя гримаса явно пугает девицу, но она ничего не говорит, а отворачивается к другому клиенту.
Броски из вынужденной эйфории в настойчивую расслабленность продолжаются, и я не могу их контролировать, и наслаждаться таким состоянием не выходит. Я ощущаю горячий поток мартини по пищеводу, хотя оно было далеко не первым из спиртного за вечер, но мои ощущения, видимо, перезагружены этим «колесом». Под уверенный, жесткий и почти оглушающий бит металлизированный мужской голос уверенно повторяет «Don't be afraid!», но меня это совершенно не убеждает, и во вспышке света
я открыл машину и сел, глядя вперед, желая обернуться, но не оборачиваясь, потому что там может быть
«Dont be afraid!»
поэтому блондинка впереди, несмотря на милую улыбку, кажется неестественно длинноногой, слишком вытянутой, и мир вокруг меня то исчезает в кромешной тьме, то проявляется снова. Я ощущаю горячую, как кипяток в
я уперся кулаками в стол и совсем не вовремя вспомнил, что надо починить кофеварку, но уже поздно, и в окне что-то мелькает, но мне пора
волну страха. Реальность свернулась вокруг меня в сферу, которая вращается вместе с моим движением, как прогулочный шар для хомячка, катится то вперед, то влево, то вправоя уже слабо различаю направления. Передо мной возникает лицо
я выключил телефон, потому что не хотел его слышать, потому что я не хотел сказать лишнего, потому что он всегда был больше, чем просто пареньком из обслуги, на которого можно наорать
я не отвечаю и просто иду следом. Почему бы и нет.
Я должен починить кофеварку. Отвезти ее куда-нибудь. На завод. В магазин. Хоть куда-нибудь.
Мне кажется, я сейчас расплачусь от этих тяжелых, как кусок урана, мыслей. Я слышу рядом разговор. Два женских голоса и один мужской. Мне хочется немного послушать, потому что это первые голоса за последние несколько минут, которые я могу расслышать и понять.
Странно, что ты не водишь.
Мужик, который крутит рульэто так сексуально.
Ага. Это так, словно он управляет тобой, словно трахает тебя, даже не прикасаясь.
Отлично. В таком случае, вам обоим следовало бы трахаться с таксистом Арменом, а не со мной.
Брат, меня кто-то берет в охапку, пытается слегка придушить, и я делаю рывок, и мне предлагают остыть, и, вглядевшись, я понимаю, что это Миха.
Пугаешь меня, пытаюсь засунуть руки в карманы и выпрямиться, но неизбежно раз за разом выстреливаю онемевшими пальцами мимо карманов.
Не ссы на полутонем! Миха, кажется, смеется; он такой размытый, расфокусированный, неопределенный. Короче, я провел анализ.
Анализ? меня возмущает это слово.
Да, Миху, видимо, это смешит. Анал-изирующий проход сделал. Короче, с цивильными телками все уныло. Но нас с тобой скучать не оставят, так как я подготовил план «буэээ». Я думаю, самое время шлифануться.
Базара нет, мой голос кажется мне стеклянным; дребезжащим; пустым.
Погнали в «виповку». Она тут особаядля правильных пацанов.
Что-то мне в этой идее не нравится.
Что не нравится-то? Усталотдыхай!
Нет, ты не прав. Погоди. У тебя же есть эта
На жопе шерсть, и та клоками! Уймись! Иди вон, присядь.
В стене открывается дверь, которой здесь точно не должно быть, и я пугаюсьне глюк ли это, но Миха проходит внутрь, и все становится ясно. Я захожу следом в стеклянную дверь, непрозрачную снаружи, и мы с Михой оказываемся в предбаннике, где вдоль стен стоят и курят задумчивого вида персонажи со странными прическами. Дым вьется, уходит вверх, в недры вентиляции. Кто-то сидит за столиком и курит огромный цветастый кальян. Я что-то хочу спросить насчет курения в общественных местах, старательно формулирую фразу, но меня уносит, вроде как, вслед за Михой вглубь помещения, и я пролезаю в какую-то дверь через занавески из какой-то мишуры.
Мишаня, слышу свой плавающий голос; кажется, я потерялся.
Братан, ты такой уторчанный, смеющийся, звенящий голос Михи.
А тынет?
Якак стеклышко.
Якак стеклышко.
Это какое-то хокку. Японский стих. Пять-восемь-пять.
«Якак стеклышко.
На ветру болтаюсь тихо.
Сраная моя жизнь!»
Сырок, меня пробирает на хохот, и Миха грубо толкает меня, но я не опрокидываюсь, а сажусь на что-то средней жесткости.
Или мягкости?
Откуда вообще взялось это слово?
Но ведь рифмуется, понимаешь? пытаюсь достучаться до Михи, но тот отходит куда-то, на ходу бросая «Ща все будет», а я не могу успокоиться. Ты пойми, главноезадать уникальную форму, задать мысль, сформировать brand essence. А потом уже писать от нее планы маркетинга и продаж.
Вижу, как Миха передает дамочкекак подсказывают включенные остатки мозговместной мамке, тонкую пачку банкнот и говорит «Ну, ты понимаешь, Лелечка». «Конечно, милый. Полный пакет, как всегда. Отдыхайте. Шампусик будет через минуту».
Миха приходит ко мне и садится рядом. Оказывается, я сижу на кожаном диване.
Че ты там задвигал про брэнды? интересуется он.
Забудь. Это работа. Заводит даже на отдыхе.
Это хорошо. Значит, ты человек своего дела. А вот я все никак не могу определиться.
Ты ее знаешь? киваю в сторону Лелечки.
Ее знают все, кому нужно ее знать.
Удивительная штука, но стоило мне присестьи опьянение спало, и мир стал четче, контуры объектов стали явными, да и Миха стал мне ближе и роднее.
Ладно. Давай-ка расслабимся. Каждый со своей. Выберешь?
На твой вкус, брат, мне почему-то хочется заплакать; странное чувство повышенного комфорта и успокоения.
Ты только не суйся из «виповки», с параноидальным видом говорит Миха. Нам такими нельзя светиться.
Такими?
Он ничего не говорит и машет рукой. Я почти уже плачу. Миха куда-то уходит. Берет двух каких-то девиц за задницы, разделенные по швам ниточками трусов, и просто пропадает. Одна задница черная, как шоколад «Милка». Вторая белаякак молоко «Тема».
И что?
Пойдем, малыш, почти шепчет мне в ухо голос, от которого все начинает шевелиться в штанах.
Ну, я, конечно же, иду. Почему нет? Фрагменты помещений мелькают передо мной, как лошадки на детской карусели, не давая шанса сконцентрироваться ни на чем, и чем четче я ощущаю, как моя собственная рука на ходу залазит между ягодиц какого-то существа женского пола, тем меньше у меня шансов понимать, где я нахожусь. Все содержимое моего черепа наполняется одними лишь абстрактными чувствами, среди которых превалирует фильтрованное, незамутненное желание секса.
Туман рассеивается, когда я снова сажусь. На мне расстегивают рубашку, и я зачем-то снимаю одну запонку с рукава. Меня обслуживает девочка в прозрачной черной кружевной ночнушке с шикарной, хотя и явно силиконовой грудью, черными волосами и карими глазами. Меня несколько смущает ямочка на ее подбородке и тот факт, что она выглядит немного старше меня, но это все мелочи. Девочка шикарна.
В моей руке оказывается бокал. Видимо, шампанское. Во всяком случае, это бокал для шампанского. Выпиваю залпом. А где вкус? Что за «российское» вы мне подсунули?
Влажный язык путешествует по моей груди, по животу, который я намеренно напрягаю, чтобы сучка чувствовала не только крепкий стояк, но и прессхотя, какого черта эта может быть интересно проститутке, да и вообще нынешним телкам, которые чаще щупают твой кошелек, чем член?и его путешествие понемногу начинает надоедать.
А снять с меня штаны не входит в твою компетенцию? выдаю с желчью в голосе
Ах, да ты шутник, хихикает и тянется уже, наконец, к напряженной ширинке.
Черт, ну как же эти девицы сосут, а! Главная проблема «хороших девочек», которую они поголовно проблемой не считают, заключается в полнейшем нежелании овладевать искусством любви. Мнение «перепихнемся, как получится, и будь доволен, что принцесса тебе дала» приводит, как я считаю, к большинству проблем между мужьями и женами, но что самое важное
О, да! вырывается из меня, когда эта шлюшка заглатывает мой инструмент почти целиком.
Поняв, что мне все это вполне нравится, она пропихивает себе в глотку так глубоко, что ее пышная верхняя губа уверенно упирается мне в лобок и оставляет красную дугу из помады. Чертов компромат!
Мне кажется, что я всю жизнь жил в бездонной глотке девицы. Или что мне отсасывает сам Адский Сисястый Сатана. Но ощущения частично меркнут, становятся также фрагментарными, и я останавливаю минет, требуя чего-нибудь еще, и шлюшка плавно переходит к обработке моего хозяйства своими крайне функциональными грудями, но в какой-то момент снова случается провал, и мне кажется, что я потерял все ощущения, и никакого кайфа не будет, но потом все чувства возвращаются, причем в небывало ярких краскахда я с кокса так ни разу не улетал, даже с чистого, привезенного откуда надо! словно бы мне открутили член, а потом привинтили обратно, с новыми рецепторами, и я выстреливаю одной огромной порцией спермы прямо между сисек девицы, и ее шею украшает шикарное «жемчужное ожерелье», и она смеется и посылает мне воздушные поцелуи и размазывает капельку спермы, как помаду, по нижней губе
Вот-вот, а «хорошие девочки» бегут за салфетками. Суки! Долбанные вампирши!
А потом все исчезает.
А я? Я-то есть?
Ищу выход. Спросить не у кого. Сказочная минетчица исчезла. Застегиваю штаны, вываливаюсь из комнаты и решаю на минутку присесть на знакомый диван. Это единственное, что мне знакомо здесь. Хотя, когда-то раньше я здесь был. Но без Михи. Возможно, с Борисычем и компанией. Хотя, у них другой формат. И пользуются проститутками они иначе. Например, отделать девицу в два, а то и три хлыста для нихэто норма. А мне не нравится. Я люблю, когда за мои деньги меня индивидуально обслуживают, а не терпят. Посижу минутку. Не больше.
Снаружи, за занавеской кто-то стоит и болтает. Улавливаю отдельные реплики, перебиваемые периодическим шумом. Видимо, работницы местного борделя вышли покурить и обсуждают трудовые подвиги.
Ага, они все герои под стаффом. Только кончаются быстро, с явной усмешкой говорит одна. Мой вырубился «в ноль».
Ну, да. Мой с Лизкой супермен иссяк за тринадцать секунд минета, вздыхает вторая. Специально подсчитала, как чувствовала какой-то подвох. Все волосы обкончал нам, скотина.
Ладно. Это лучше, чем бандажник, который мне вчера мне ноги привязал за ушами, смеется третья телка.
Когда я это слышукакого хрена я это слышу? мне почему-то вспоминается снафф-ролик, который я когда-то видел в интернете. Случайно наткнулся. Там спящей небритой девке, которую сношал парень, топором отрубали ногу, от чего она просыпалась и орала, а потом овощечисткой отрезали ей язык, хотя ей это не очень-то нравилось, как мне показалось.
Закрываю глаза, а как только открываю, меня начинает дико тошнить, и я едва не блюю, но уже спустя мгновение я словно бы меняю физическую оболочку, и тошнота исчезает, но все вокруг как-то ирреально, бессмысленно, и я ищу точку опоры, но сейчас
Долбанные «качели» уносят меня то в кайф, то на дно, а между этими двумя мираминепроглядная тьма, сырость, гниль, и кто-то говорит
Перед моими глазами проступает удивительно четкая картина всей мировой торговли, где год за годом, век за веком, вселенная за вселенной продаются люди, вещи, услуги, и это бесконечный цикл все вращается и вращается, и где-то в середине замкнутого круга, по которому мы всечеловечество, бежим, светится первозданное пламя истины, словно огромная лампа, полная пламени, ядерных взрывов, плазмы, и я пытаюсь всмотреться в это пламя, но от вращения вокруг него меня снова начинает тошнить.
Меня тошнит от всего этого бега по кругу!
Что-то нужно сделать, и я решаюсь на поиски истины.
Миха! подаю сигнал, но на него никто не отвечает.
Уехал уже, наклоняется ко мне и смотрит мне в лицо какая-то телка неопрятного вида. Да и тебе пора, дружок. Ты уже час тут залипаешь в одну точку.
***
и с трудом приоткрываю глаза, и меня встречает настолько быстрый и маневренный «вертолет», что даже не ощущая рук и ног, я каким-то чудом оказываюсь в ванной и безудержно блюю, потом отхожу, смотрю вверх, разворачиваюсь, едва не падаю на выходе из ванной, а потом делаю шаг
а шум вокруг застилает все, делает его образ далеким и неразличимым, и я спрашиваю «Почему?», но он лишь смеется, как мне кажется
обхватываю подушку, чтобы ощутить хоть что-то стабильное, неподвижное, но и подушка скользит куда-то, как и пол, и стены, и кровать, и
все уже отдалились, исчезают по одному, разбредаются куда-то, и я все еще жду ответа, но никто просто не может знать, как никогда никто не мог, и в моей голове ощущается огромный кулак, который сжимается все сильнее, и мне лишь остается
***
Я у окна.
В окне далекого, недостижимого доматень. Человеческая фигура.
Приподнимаю выше жалюзи, хотя они и так не мешают смотреть.
Тень мечется. Мир накрывает тьма. Потом снова та же картина. Тень с распростертыми руками.
Потом тень исчезает.
И когда эта фигура исчезает, меня одолевает глубочайшая печаль, грусть сжимает все мои внутренние органы, и мне кажется, что с этой фигурой пропало нечто неописуемо важное для меня
Но это сущий бред!
Я поднимаю взгляд в небо, в котором одиноко плавает облачко неопределенной формы, и сейчас это мне кажется более странным, чем все, что происходило со мной за последние сутки.