А ещеи это, кстати, самое главное, что мне пора отлить. Иначе мочевой пузырь взорвется, как Фау-2 над Лондоном. Впрочем, боль, с которой я изливаю прогорклую мочу на стену желтой обшарпанной четырехэтажки, наверняка, близка к той, с которой он лопается. Но крови в моче нет, и это уже радует. Значит, почки я еще не отморозил. Конец лета выдался довольно холодным, и задремать вот так на улице было не самым достойным решением. Впрочем, как связаны я на данном этапе жизни и достоинство?
По улице, ведомые прохладным утренним ветром, летят фантики от шоколадок и упаковки от использованных презервативов. Видимо, кто-то всю ночь жрал шоколад и одновременно трахался. Интересное занятие на вечер. Уж всяк поинтереснее моей культурной программы. Кажется, сейчас, освежившись этим утренним холодком, я окончательно протрезвел, и мне хотелось бы видеть направление, куда мне следует идти, и мир выглядит открытым и доступнымдаже для калеки. Но все это чушь. Мне просто нужно придумать, как выжить.
За всем этим уродством настоящего момента мне кажется наиболее любопытной одна мелочь. Теперь я могу смело ходить по улицам, не оглядываясь на полицию даже в периоды призыва. Даже без военника на руках я им больше не нужен.
Выход из зоны комфорта. Хазан
Все переломные дни начинаются, как обычно. Пробуждение, изнуряющая сухость, ноющая боль в висках и попытка понять, где ты находишься. Ни тебе фанфар, ни героической музыки, ни внимательных взглядов зрителей. Мы все просто пропадаем в какой-то момент, и никто не обращает внимания. Ни некрологов, ни статей об уходе со сцены. Мы интересны только самым родным и близким. А у меня таких нет. Поэтому, тот факт, что для меня настал переломный день, я встретил обычным пробуждением и ощущением потерянности. На самом деле, реальный перелом наступил несколько раньше. И еще тогда я мог попытаться что-то исправить.
Хозяйка звонила мне вчера и обещала приехать сегодня вечером. Она не может больше терпеть мое присутствие, мое безразличие и то, как я обращаюсь с квартирой. Вообще, намеки на это я получал несколько раз за последний месяц, но теперь ее терпение лопнуло. Никаких угроз, сцен истерики или чего-то в этом духе. Иногда родители задумываются о том, чтобы отправить свое обнаглевшее чадо подросткового возраста на улицу в поисках самостоятельности, которой оно так настойчиво требует. Но родители до последнего не решаютсяпросто потому, что где-то на подкорке в них живет любовь к плоду их любви или чего-то еще. Мне же уже нечем злоупотреблять. Лимит жалости исчерпан.
В квартире, несмотря на первоначальную убогость ремонта, я действительно натворил дел. Разбил зеркало в ванной, поломал там же кафель, ободрал в припадке пьяного бешенства совсем не блестящие обои с блестками рядом с диваном. Про оторванный на спор одним из моих гостей кусок линолеума метр на полтора я уже молчу. Поэтому я не спорю с хозяйкой. Она помогала мне все это время, пока шел мой глобальный запой. Пару раз даже приносила какой-то еды и робко напоминала о том, что мне надо будет рассчитаться хотя бы за квартплату, и что она может помочь с работой даже в моем состоянии. Она даже принесла мне какой-то черно-белый телефон с симкой, чтоб я был на связипо этому номеру я и получил последний звонок от нее вчера. Я обещал ей, что все будет, как положено, и рассказывал, что у меня уже есть вариант подработки для инвалидов. На обещаниях моя инициатива заканчивалась. На самом деле, я даже себе обещал, что завтра я просплюсь, протрезвею, и все будет в порядке. Уж завтра-то точно. А сегодня у меня еще есть время, чтобы отдохнуть и набраться сил. И алкогольных калорий. Сегодня кончилось. И хозяйку моей ветхой квартиры со сколотой краской и лоджией с разбитыми стеклами я ни в чем не упрекаю. Она сделала все, что могла. А янет. И не буду делать. Я не знаю, почему. Просто сейчас мне мучительно тяжело даже думать о том, что я мог бы сделать.
Сегодня я очень кстати решил помыться. С утра лег в ванную и натирал себя с головы до ног. Даже побрился, кстати. Возможно, ощущение нового начала придаст мне сил, и я сразу же найду работу и вообще стану сильным человеком, про которого потом снимут фильм, как про того дрессировщика. У меня будут брать автографы, и я буду давать лекции, как Вуйчич. Буду рассказывать, как я переборол слабость. Заодно расскажу, как я из-за трясущихся с бодуна рук чуть не перерезал себе горло безопасной бритвой, когда брился впервые за три месяца.
Я открываю глаза и понимаю, что залежался на этом диване. Неплохо бы пообедать, но голода я не ощущаю, хотя в последний раз ел где-то вчера или позавчера. Встаю и оглядываюсь вокруг. Квартира стала удивительно похожа на меня самого. Больше прежнего. Теперь уже в ней не только моя жизнь и мои проблемы, но и я самразрушенный, сломленный, самозабвенный. Оставляю ключи в комнате и ухожу. Сегодня отличный день, чтобы прогуляться.
Можете назвать меня конченым идиотоми, наверняка, уже назвали, начитавшись про мою жизнь выше, но некоторые выводы я сделал уже тогда. Если тымолодой парень, пусть даже калека без ноги, стоящий посреди улицы, совершенно потерянный, без денег и документов, обращаться за помощью к окружающим нет никакого смысла. Тебе никто ничем не поможет. Будь ты молоденькой девушкой, пусть даже со сломанной ножкой или вроде того, тебе наверняка помогут, обогреют, а может и возьмут к себе жить. Может, даже работу предложатесли согласишься, конечно. Тетку средних лет или бабушку тоже скорее пустят в зону своего сострадания. Будь ты дедом-пенсионером, оказавшимся на улице, тебе еще могут помочьинвалиду особенно. Но если ты молодой парень, даже попавший в столь дерьмовую ситуацию, всем будет на тебя плевать. Все будут думатькакого хрена ты не работаешь из последних сил, ведь отсутствие ногине отсутствие головы. Я когда-то рассуждал также. И только оказавшись на своем собственном месте в этой ситуации, я понял свою неправоту. Наибольшее внимание, которое могут оказать люди в таком случаеэто внимание ментов, которые могут забрать тебя в пьяном виде на пятнадцать суток, дав кров и даже пищу на этот срок. Но потеря пусть даже эфемерной свободы передвиженияэто слишком даже для конченого неудачника.
Отличный осенний день. Солнечный и яркий, хотя и не очень теплый. Я наскреб мелочи на полторашку «охоты крепкой» и сижу на лавочке в Сосновке после длительной и сильно измотавшей меня прогулки. В моем карманеголый ноль. Осознание всего этого уже не скрыть за легким опьянением от пива. Но цепляясь за жизнь и остатки самообладания, я просто глушу боль. Врач, подписывавший мою историю болезни, сказал, что фантомные боли, большей частью, живут в моей голове и со временем ослабнут и даже могут пройтисогласно той самой статистики, но пока можно только принимать обезболивающеене слабее кетанова или найса. Даже дал какой-то там рецепт. Но сейчас, даже подумывая приобрети обезболивающее, я не без удивления обнаруживаю, что в кармане у меня ни копейки, и все мое имуществоэто потертые засаленные шмотки, оставленная по невнимательности у ларька по дороге в парк сумка с тряпьем, незаряженный мобильник-подарок за пятьсот рублей и эта самая полторашка «охоты». Еще есть сто рублей в сахарнице, но это скорее часть платы за аренду. Я вроде как стал бомжом, и мне не помешало бы найти способ вернуться в Липецк и вообщеотвалить от мегаполиса за сто первый километр, но зачем? Если здесь я не найду, что делать, то там-то уж точно буду прозябать на руках у знакомых и приятелей, которых в живых и в Липецке осталось трое или четверо человек. На каком из заводов нашей ОЭЗ понадобится одноногий дятел, который умеет только водить тачку и пить водку? Тачку, кстати, теперь я могу водить только на автомате, и то с трудом. Такой вот рост потребностей, ага.
На скамейку рядом со мной садится мужик, и я поправляю лежащие рядом костыли, чтоб ему не мешать. Взглянув на меня, он достает мобильник, что-то проверяет, а потом неторопливо вытягивает из кармана пачку сигарет. Достает сигарету себе и предлагает мне без особых прелюдий.
Куришь?
Отказаться я считаю дурным тоном, хотя ни курить, ни пить, ни есть я уже не хочу. Выждав немного с пачкой в руке на случай, если я начну клянчить сигарет «на потом», мужик достает из кармана «вечную спичку», элегантно чиркает ей о коробок и дает прикурить мне, а затем и раскуривается сам. Я присматриваюсь к этому благодетелю и составляю его примерный портрет. Широкоплечий, с крупными, мужицкими руками, крупной гривой русых волос и тонким шрамом на правой щеке. Его лицо словно высечено из камня и полно напряжения, но когда он смотрит на меня, заметив мой изучающий взгляд, я замечаю, что его глазаживые, контактные, гораздо моложе всего остального облика на вид. На нем кожаная куртка, тонкая белая кепка и синие джинсы. Ничего примечательного, обычный рядовой обыватель-работяга. Это располагает к нему, в отличие от тех парней в деловых костюмах, которые постоянно пытаются что-то продать тебе или продать тебя самого.
Хазан, протягивает мне руку мужик.
Я пожимаю плечами, чтобы создать видимость легкомыслия и протягиваю в ответ руку.
Погонялово, если что, торопливо добавляет мужик, намекая на наличие более близкого моему слуху имени, но его внешность и так соответствует признакам славянина, а не татарина или другого иммигранта. А тебя как звать?
Костя, без заминки отвечаю я.
Смотрю, ты давно тут сидишь. Проблемы?
Что мужику вполне приличного, хотя и простого вида нужно от одинокого калеки, сидящего на бомжовской скамейке в Сосновке? Впрочем, мне, одолеваемому болью и полнейшей дезориентацией в происходящем, уже настолько плевать на последствияснять с меня все равно нечего, а насилия я точно не боюсь, что я отвечаю без запинок, как есть
Да, вот в историю влип, показываю на обрубок ноги. Попал в аварию, все бабки украли. Жить, по ходу, негде.
И работы нет?
Работу я просрал. В аварии. Как и права.
Лишили?
Ага.
Вот суки, затягивается с нескрываемой злобой и быстро выдыхает дым. На сколько?
Не знаю. А толку-то мне от прав?
Это ты зря. Глядишь, вернутбудешь на автомате отжигать, похлопывает меня по плечу, буквально вынуждая кисло улыбнуться в ответ.
Человек, заговоривший со мной сам, первым и без особых поводовдля меня явление настолько феноменальное, что я оказываюсь дезориентирован еще сильнее. Но вместо того, чтобы отдалиться от Хазана, я просто беспечно осматриваюсь вокруг, вроде как ни о чем не переживая.
Ну, а ты сам-то откуда? Не местный, наверное?
Не местный, пытаюсь отрубить эту тему сразу, начиная чувствовать подвох.
Ну, я сам из Мурманска, словно прощупав мое недовольство, быстро вставляет Хазан. Вот, кручусь кое-как здесь. Просто увидел, что явно у тебя какие-то проблемы, а я и сам в свое время как-то на улице ночевал. А это тебе не шоколадкас бомжами за ночлег воевать. Точно тебе говорю.
Не знаю, вздыхаю, всерьез задумавшись о словах Хазана. Может, попробую домой вернуться.
Ну, это тоже дело. Может, все заново начнешь, а?
Ну, да, мысли о том, что может быть в такой перспективе, едва не заставляют меня заплакать.
В этот момент я понимаю, что задушевный тон Хазана заставил меня ощутить всю соль ситуации, задуматься о происходящем по-настоящему и почти мгновенно разложить по полочкам все события за последние несколько месяцев. И само хреновое то, что я понимаюнайдись у меня рядом кто-то, кто поддержал бы меня тогда, после выписки и начни я жить по-новому, а не существовать в алкогольном бредуи, быть может, все было бы гораздо лучше. Но правда в том, что у меня никого нет. И в том, что этот незнакомый мне мужик, с которым мы просто курим на лавочке в парке, оказывается мне ближе всех тех людей, что я знал на всем жизненном пути, потому что онздесь и сейчас рядом, а те люди, в большинстве своем, даже не знают, что со мной произошло.
Но я так тебе скажу, продолжает Хазан. В свое время я тоже задумывался о том, чтобы вернуться. Но что меня там ждалоя хрен его знал. То есть, перестрадать, пережрать столько говна ради того, чтобы отступитьвот это было страшно. Страшнее очередной ночи на теплотрассе. Вернуться домой оборванцемвот чего я не хотел. Нет, ну ты прикиньсмотреть в глаза тем, кто тебя знал, и говоритьизвините, ребята, я обосрался.
Ага.
Так что я решил не сдаваться. И ты не сдавайся, Костян. Будет и на нашей улицы праздникс бабами, водкой и банькой!
Снова похлопывает меня по плечуна этот раз, сильнее и увереннее. Тем временем, сигарета сама дотлевает у меня в руке, и я обжигаюсь и отшвыриваю хабарик прямо на асфальт. Скриплю зубами и протираю глаза, в которых начали копиться слезы. Хазан невозмутимо достает пачку и предлагает мне взять, сколько нужно. Я беру еще сигарету, только сейчас замечая, что это «парламент», и разговор продолжается.
Ладно, это все лирика, машет рукой Хазан и, докурив, выкидывает окурок в урну. Вообще, я тебе могу работу предложить. На полном серьезе.
Че за работа? стараюсь своим тоном не показывать живой интерес.
Ну, скажем так, творческая, качает головой Хазан и поворачивается ко мне, опираясь на спинку скамьи. Ты смотри, сейчаспо моему личному опыту, у тебя самый важный момент в жизни. Ты должен понятьлибо на дно и в говно и домой, либо карабкаться и выживать тут.
Молча киваю, давай понять, что это мне уже ясно.
Так вот, есть реальная тема, в которой можно зарабатывать на свои нужды, жить на казенной хатев общаге, конечно, но зато в тепле, и еще получать питание и обслуживание. Короче, все включено.
А делать-то что надо? киваю снова на обрубок. Я, как видишь
Вот именно это тебе сейчас и поможет, Костян, глядя прямо мне в глаза, заявляет Хазан.
В смысле? меня ошпаривает изнутри суть сказанного им.
Ты в метро ездишь?
Бывало.
Видел, как там люди работают? Те, которые ходят по вагонам, собирают дань с населения.
Видел, сглотнув, отвечаю и начинаю понимать, в чем конечная суть разговора.
Ну, и ты, надеюсь, в курсе, что это дело с хорошими оборотами, а не нищенство, на самом деле, так? Или ты еще в детстве живешь? когда Хазан широко улыбается, я вижу, насколько идеальны его зубына стоматологе он явно не экономит. Ладно, не обижайся. В общем, я тебе предлагаю работу в моей службе сбора.
Слушай, я не знаюпочесываю голову и пытаюсь быстро придумать, как свинтить от Хазана, с учетом того, что он гораздо быстрее меня.
Да ты не нервничай, осторожно кладет мне на плечо массивную ладонь Хазан. Ты просто подумай спокойно. Я тебя силой не потяну, но ты учтипотеряешь много, если откажешься. Подумайреально уезжать домой отсюдаэто вообще не вариант. В регионаходно говно, работы нет, только бухать и вешаться. А здесь, показывает ладонью на шумный поток транспорта по проспекту Ветеранов, бабки можно прямо из воздуха делать. И вместо того, чтобы потерять на своей аварии, ты на ней наваришься. Ты, конечно, можешь пойти в ночлежку, но что дальше? Собирать банки или рыться по помойкам?
Рассудительноесли это слово ко мне сейчас вообще применимо, качаю головой в ответ и уже не думаю о том, чтобы убежать.
Я же тебе предлагаю вполне нормальную работупусть и не всем понятную, но и насрать на всех остальных, а ещепитание и спальное место. Уж всяк не хуже, чем там, с «роллтоном» и загульными бомжами на государственной шконке.
И это на всю жизнь, да?
Да, как хочешь, пожимает плечами Хазан. Поработаешь год-другой, устанешьпойдешь на отдых. Поверь, ты за это время сделаешь нашей общине столько бабла, что никто твой процент отбирать просто не захочет. И сам будешь в шоколаде, и другим поможешьтем, кто с тобой живет.
И тебе, да? решаюсь на ответный выпад, хотя у меня уже кружится голова от напряжения и голода.
А мне, думаешь, много надо? разводит руками Хазан. Я просто сам был в заднице когда-то. И сейчас помогаю тем людям, у которых шансов выжить на улицекак у Квазимодо на конкурсе красоты. Мне в свое время помогли. И я как-никак, а живу, сечешь? Так почему бы мне не помогать другим?
И когда надо дать решение?
Да ты уже и сам все знаешьнадо оно тебе или нет, вроде как сбавляет напор и достает пачку «парламента» Хазан. Думать тут особо нечего. Нетя буду не в обиде. Дапойдем и будем делать дело. Решай.
Наверное, в этом месте я должен рассказывать о ночи без сна, длительных раздумьях и нравственных терзаниях. Но лирику в сторону. Я представил альтернативу в виде помещения меня в какой-нибудь приют с обоссаными, забытыми всеми стариками и зомби-алкоголиками, кинутыми на доставшиеся по наследству квартиры. Альтернативу в виде пенсии по инвалидности, которой хватит на два батона и бутылку пива. И еще альтернативу в виде возвращения домой инвалидом без шансов на долгую счастливую жизнь. В предложении Хазана я увидел передержку для себякак для раненой бездомной собаки, увечья которая когда-то заживут, а ее саму заберут в уютное семейное гнездышко. Я посмотрел на баклагу, определил, что она пуста и выкинул ее в сторону урны. Мимо урны. Я сказал «Давай». Вот и все.