Я смотрю на Джона и невольно представляю нас за столиком в «Шоколаднице» на Чистыхсебя и его, одетого в те же серо-кофейные тона, и если только он не вздумает повторять свою эскападу про извечную маету, никому и в голову не придет, что он «не оттуда».
Спрашивает:
Замерзла? и только тут я понимаю, что скрючилась в нелепой позе и трясусь от холода. Преля! Сюда иди.
Илья с готовностью выскакивает из-за моей спины, будто только и ждал, когда его подзовут. Он довольно высокийвыше меня на головуи какой-то марионеточный. Если Джонсамо спокойствие, то его приятель буквально вибрирует обреченностью потерявшего руль и ветрила корабля.
Куртку давай.
Сомнительного вида толстовка перекочевывает с плеч Ильи в руки Джона, а оттудако мне. Я предпочла бы обойтись, тем более, нам действительно пора возвращаться в корпус, но из-за угла здания возникают и решительно направляются к нам две девушки, которых я уже видела в аудитории. На долю секунды мне кажется, что они узнали меня и готовы к расправе, однако две пары подведенных черным глаз удостаивают мою персону едва ли большим вниманием, чем зябко мнущегося неподалеку Илью.
Катиного папку нашли, говорит одна из них, пока вторая повисает у Джона на шее и целует его в губыя вижу это сквозь ее распущенные волосы и тут же смотрю вниз, на грязные мыски своих ботинок.
Прикол, отзывается Джон, тщетно пытаясь высвободиться. Ну, Вик, ладно
Ему неловко передо мной, что ли?
Ага, на болоте. Он там мертвый лежал.
Рядом валялся его велосипед, подхватывает Вика и смотрит на меня так, словно именно я на нем и ехала. И рюкзак. Ни за что не догадаешься, что было внутри.
Страпон, неожиданно включается дерганый Илья, но лучше бы он этого не делал.
Отсоси. Парик!
Илья истерично всхлипывает и принимается ржать, но напарывается на пристальный взгляд Джона и иссякает.
Это был Катин отец, идиот, тихо произносит Джон, и этого достаточно, чтобы все резко засобирались на лекцию. Я с облегчением возвращаю Илье толстовку. За нашими спинами переговариваются чуть отставшие Джон и девушка, имени которой я не знаю.
Вечером идем? Это она.
Планы изменились. Не получится. Это уже он.
Опять с Викой? Она.
Джон не отвечает.
Я вас в прошлый раз видела.
Стейс, ты за нами следишь, что ли?..
Тут она меня догоняет и зачем-то хватает под локоть, как давнюю подругу.
А ты правда из Москвы?
Пра
Класс! Тоже скоро туда уеду, громко заявляет эта «Стейс» и оглядывается. Красивое лицотонкое, вытянутое, как у женщин Модильяни, с чуть раскосыми глазами, но мне мучительно хочется смыть с нее грим и увидеть ее не хищной, а беззащитной. Почему-то кажется, что тогда с Джоном у нее было бы больше шансов.
В качестве собеседницы я для нее не существую, но это не настолько непоправимо, как если бы у меня на лбу висела табличка с надписью: «Сучка убийцы. Стреляй».
Парик, говорю я, чтобы хоть немного материализоваться. Интересно, что можно делать в лесу с париком?
Ваще-е! тянет она, округлив глаза. Все модильянинское стыдливо прячется в тень, уступая место сугубо хозяйскому. Катин папа сразу после похорон пропал. Может, он извращенец?
Слово «похороны» совпадает в пространстве и времени с тем, что мы проходим через гардероб и я снова вижу фотографию с траурной лентойона стоит на низком столике между двумя скамейками в скромной компании искусственных гвоздик. Чудак с париком и попавшая под поезд девочкаотец и дочь. Все это волей-неволей наводит на размышления о тайнах одной семьи из железнодорожного городка Красный Коммунар, которые, скорее всего, на деле гораздо мрачнее любой моей фантазии.
Майя, ты идешь?..
Я выныриваю из болота, мимо которого катит на велосипеде человек с развевающимися по ветру буклями, как на портрете Моцарта кисти Барбары Крафт, и вижу, что Джон занял мне место рядом с собой и теперь глядит на меня выжидающе. Илья уже орудует пером на «галерке» и ничего вокруг не замечает. Вряд ли он обидится, если я не составлю ему компанию.
Ну что, понравился тебе мой гаер? шепчет Джон, пока я бесшумно достаю тетрадь и нацеливаюсь в нее ручкой.
Кто?
Преля, придворный шут короля Джона.
Средневековье, думается мне. Страдающее. С отчетливым душком наколотой на палку свиной головы. Бедный Илья, так вот за кого тебя здесь держат! Поправ всеобщую глобализацию, сколотили-таки феодализм. И проблема тут, похоже, посерьезнее, чем формулировки из лексикона моей бабушки.
Я думаю о парике. Возможность думать о парике вместо социального статуса Ильиэто свобода. Возможность думать о чем угодно вместо того, чтобы паниковать по поводу того, что думают о тебесвобода в квадрате. Поэтому я механически конспектирую лекцию и представляю, как некая Катя находит у себя дома парик. Ей очень нужны деньги: она только что узнала, что залетела от своего парня (я искоса посматриваю на Джона, который тоже что-то строчит на удивление каллиграфическим почеркомнапример, такого), но дети, нет, она сама еще ребенок, а он тем более, все мнит себя властелином несуществующего королевства, и она даже знает, где сделать аборт анонимно и быстро, недешеволадно, вернет, придумает как подзаработать, того же властелина можно поднапрячь Но сейчас очень нужно, и срочно, и она трясущимися руками отпирает отцовский сейф (не знаю, был ли сейф у отца Кати, но у моегобыл). Открывает, а тамон. Лежит. Напудренный и чужеродный, как мертвый котенок на романовском стуле в Зимнем дворце. Долбаный парик. «Тыраздается у нее за спиной. Да ты» Ее папа еще никогда не бывал в подобной ярости. В него будто что-то вселилось. Катя выскакивает из квартиры, забыв про деньги. Инстинкт самосохранения гонит ее прочь. Переночевать у подругиэто приходит в голову уже по пути, а лучше к (я снова смотрю на Джона: пишет) нему и обо всем ему рассказатьи про ребенка, и
Я не смогу проводить тебя сегодня. Преля проводит и все тебе покажет. Будет весело.
Необязательно меня провожать.
Уже темно. Обязательно.
Я оборачиваюсь на Илью. Он, видимо, еще не подозревает о своих планах на вечер. Ладно, спрошу как добраться до «Праздничного», и расстанемся.
Небо за окном чернильно темнеет сквозь тучи. Я по привычке представляю, как зайду в свою комнату, включу вместо люстры гирлянду белых огоньков, спрятанных за шторой, и настольную лампу Ноутбук, чтобы читать новостисоциальных сетей в моей жизни нет давно. Несколько виртуальных друзей, которые ничего обо мне не знают, в мессенджерах, но мы не то, чтобы оживленно общаемся. Конечно, всегда остаются книги. Именно мои остались дома. Моя комната осталась дома.
Весь мой чертов дом остался дома.
* * *
Мы тогда ходили на «Мешок без дна» в клуб «Фитиль» такой старенький кинозал на первом этаже сталинского дома, я их обожаю, всегда запоминается не только что, но и где, а там кажется, что показывают только тебе снятое специально для тебя; промозглый день, снежно и ветрено, мы грели друг другу руки и губы, в баре было дешевое пиво, и мы набрались этим пивом еще до начала сеанса. Целовались как ненормальные Я поставила телефон в беззвучный режим, на экране жила невыносимо прекрасная Немоляева, во время фильма мне мечталось уйти к ней или хотя бы так же декадансно говорить и двигаться. Пошел мужик в лес, никакого вещества не принес, только сказку с очень дурным концом. В Неаполе все влюблены, и мужчины ходят с эрекцией, а фотографыэто агенты смерти. Я скрутила бумажный клювик из салфетки, приставила его к носу и шла так до метро. Ты спешил домой, мы разошлись по разным веткам и я тогда уже достала телефон. А там тринадцать пропущенных от мамы и эсэмэска, что папа умер.
Он, конечно, не умер, а погиб, вы ведь понимаете разницу?
Слез не было. Ходила туда-сюда по вагону и давилась криком. Написала Марту. Он оказался на моей станции раньше меня и вызвал такси. Мы поехали домой.
* * *
Самый большой в Красном Коммунаре универмаг «Праздничный» оказался крытым рынком с овощными и мясными рядами. Сейчас поздно, и они безлюдны. В темных холодильниках лежат пустые подносы. Шагающий впереди Илья уверенно петляет между прилавками и выводит меня к палатке с вывеской «Табак». Внутри есть жизнь. Я трижды повторяю продавщице свою просьбу, прежде чем она достает откуда-то сверху блок фиолетовых «Хитс». Товар, видимо, непопулярный. И цена московская.
Только наличными, говорит она при виде моей карты.
У тебя тысячи триста не будет? спрашиваю я Илью. Завтра сниму и отдам.
Он делает круглые глаза и мотает головой:
Тут, вроде, банкомат перед входом
Мы возвращаемся. Мне отчего-то не по себе, но я не понимаю причины. Может, все дело в том, что я надеялась на шопинг с тележкой, в которую положила бы круассаны к завтраку и что-нибудь вроде варенья из сосновых шишек. Там такие крошечные маленькие шишечки, когда опускаешь их в горячий чай, они становятся совсем мягкими, а на вкус как елка. «Для поддержания здоровья и хорошего настроения рекомендуем принимать варенье по одной столовой ложке три раза в день!» со вкусом читал папа на баночке, прежде чем плюхнуть вишнево-шишечную массу в креманку, и уже оттуда мы принимали по одной, а потом еще по одной до тех пор, пока не начинали скрести ложками по дну.
Все бы отдала сейчас за маленькую сосновую шишку. Ни на какой шопинг я, конечно, уже не рассчитываларазве что на нормальное освещение. Лампочка над банкоматом мелко моргает, но, по крайней мере, она здесь есть. Я достаю карту и вставляю ее в картоприемник. Илья продолжает наивно наблюдать за всеми моими действиями. Я кое-как прикрываю кнопки рукой и ввожу пин-код: «2303». День и месяц рождения Марта. Снимаю пять тысяч с расчетом на то, что в ближайшее время другой такой возможности не представится. Мобильный из рюкзака сообщает о списании. Деньги у меня естьих ежемесячно перечисляет на эту самую карту семья, которая живет сейчас в моей квартире. Для поддержания здоровья и хорошего настроения рекомендуем не вспоминать о том, что сделала мама.
Вот видишьвсе в порядке! возвещает рядом со мной жизнерадостный девчачий голос. Я в панике поднимаю взгляд на Илью. А там не он.
Ну что, пошли? встряхивает кое-как подстриженным каре незнакомая девица, зачем-то напялившая одежду Ильи, а то и самого Илью. Закроются же.
ТыЕще никогда в жизни мне не было так страшно.
Лол, говорит уже Илья и двигает к выходу. Яза ним, не сводя с него глаз. Чего уставилась?
С бешеным сердцебиением и уже не вполне понимая, что делаю, я забираю свой блок, прячу его в рюкзак и очень, очень хочу на воздух.
Илья?..
Она загадочно улыбается и не отвечает. Поправляет волосы. Поводит плечом. Метаморфоза кошмарна в своей молниеносностиИлья не переодевается в платье, не красит глаза и не нахлобучивает (я пытаюсь сглотнуть, но нечего) парик. Его мимика, манеры, походка
Как ты это делаешь?
У меня два голоса.
Мы наконец выходим на улицу. Я открываю и закрываю рот вроде задыхающейся рыбки.
У тебядва тебя!
Можно и так сказать. Она отвешивает комичный поклон. Я пытаюсь втянуть шею в воротник куртки.
К нам семенит маленькая женщина с картонкой в рукахдо этого она топталась возле дверей кавказского ресторана. На картонку наклеен лист бумаги с напечатанным на нем черно-белым портретом. Ниже крупно написано: «ЯНА». Черный крестик, молитва.
Девочки!.. говорит попрошайка. Девочки!
Она тоже видит перед собой двух девочек, хотя у меня при первой встрече с Ильей никаких сомнений в его гендерной идентичности не возникло.
Я достаю и не глядя протягиваю ей двухсотрублевую купюру. Илья смотрит на нас и умильно улыбается.
Перестань, пожалуйста. Это выглядит очень Странно.
Это выглядит как чертова личностная патология.
Джону нравится.
А мненет!
Некоторое время мы идем молча. Я тщетно пытаюсь уложить увиденное в голове. Пока что там уйма вопросов один идиотичней другого. Наконец я выбираю, как мне кажется, максимально корректный:
Ты где-то этому учился? Театральный кружок? Может, что-то цирковое?
Не-а. Я всегда таким был.
Мальчик-девочка. Я вспоминаю статьи о трансгендерности. Те ребята выглядели несколько иначе.
Прости, мямлю я, отчаянно сожалея, что не слишком компетентна. Если не секрет, кто тебе нравится? В смысле Я имею в виду Если тебе неприятно, можешь не отвечать.
Что имею, то и введу! Ответ, затертый до прорех, сквозь которые виднеется тупость, но сейчас он многое объясняет.
Прости.
Я судорожно оглядываюсь по сторонам в поисках ориентиров и понимаю, что их нет. Слева дорога, за нейчереда гаражей, тусклые фонари, справа кусты, жилые дома, огоньки окон Мне нужна остановка.
Куда мы идем?
А куда тебе надо?
Я с усилием вспоминаю.
Электровозный проезд. Давай посмотрим по навигатору
Не надо, понял я, говорит он и тащит меня под арку. Сворачивать приходится довольно резко. К тому же, Илья прибавляет шаг. Тут покороче.
Наши шаги гулко звучат под сводом. Прямо над головойчьи-то окна. Дом-многоножка с сотней рассеянных глаз, которым нет дела ни до чего, кроме содержимого собственного чрева. Во двор мы выходим уже втроем. По правую руку от Ильи семенит неизвестно откуда взявшееся худенькое существо в куртке не по росту. Капюшон мешает мне разглядеть лицо. Они о чем-то быстро перешептываются.
Ты извини, говорит Илья. У меня дела. Тут уже близко. Он неопределенно кивает в сторону пустыря и девятиэтажек за ним. Туда и направо. Будет твоя остановка.
Даже тот факт, что я совершенно не представляю, куда идти, не мешает мне радоваться избавлению от его двуличной компании. Я кидаю прощальный взгляд на нашу внезапную спутницуда, это девушка, и то ли фонарь слишком неудачно отбрасывает тень, то ли половина ее лицаодин сплошной синяк.
Сделав несколько робких шагов, я оглядываюсь: две тощих черных фигуры, короткая и длинная, неподвижно стоят под фонарем. Если б сейчас они подняли руки и дружно помахали мне вслед, я поставила бы на своем рассудке крест.
«Яндекс.Карты» сходу определяют, что никакой остановки поблизости нет. Я смутно вспоминаю фразу «по требованию» и цепляюсь за нее, потому что ничего более подходящего все равно не предвидится: ну конечно, здесь вполне может существовать остановка, о которой знают только краснокоммунарцы. И она где-то Там, за пустотой пустыря и доминошками домов. В крайнем случае я всегда могу вернуться к колледжу и начать сначала.
Чтобы поскорее в этом убедиться, я перехожу на бег. Под ногами жухлая, готовая к смерти трава. Мимо стремглав проносятся мальчик и фокстерьер. На мгновение меня ослепляет свет фаравтомобиль въезжает во двор и останавливается. Такси, вот что мне нужно! Сейчас выйду к дороге и просто вызову такси.
Но я не выхожу к дороге. Я не вызываю такси. Меня уже ждут. Ждут в узком проходе между одной глухой стеной и другой такой же глухой стеной: их трое, и то, что они ждут именно меня, становится яснов горле закипает паника с привкусом желудочного сокакак только один из них хватает меня за рукав и подтаскивает к себе.
Я все отдам, говорю я, едва шевеля губами. Они меня узнали. Нет, они не могут меня узнатья выгляжу теперь иначе, живу в другом городе, Красный Коммунар, Электровозный проезд шестьдесят. Моя фамилияЗарецкая. Я сама себя, вашу мать, не узнала бы.
Нет, они не могут меня узнать, потому что у них нет глаз. В щелях между черными шапками и шарфами, закрывающими лица, то, что выступает на старых кирпичных стенах. Соль.
Тот, что меня держит, протягивает руку.
С-с-сер, говорит он.
Ш-ша, соглашаются остальные.
Я кое-как стаскиваю с плеча рюкзак, и он тут же исчезает за одной из спин, но меня не отпускают.
Больше ничего нет. Я дергаюсь раз, другой. Пусти!
И с треском выдираю серебристую ткань из скрюченных пальцев, потому что больше! у меня! ничего! нет!
Они не пытаются сбежать с добычей. Стоят и смотрят, как бегу я. А я налетаю на женщину с продуктовой сумкой:
Помогите, меня ограбили!
Ее глазные яблоки подергиваются соляными кристалликами.
Меня только что ограбили, помогите! Они там!
Парень в синей спецовке ускоряет шаг. Соль катышками лежит в складках его губ.
Помо Пожа
Подпрыгивая на ухабах, меня огибает коляска с ребенком. Молодая мама невнятно ругается, а ее сын, свесившись набок, вдруг смотрит прямо на меня. Крошечное лицо удаляется, но я уже вижу, как на пока что гладких щеках отчетливо проступают серые крупицы.