Синий камень - Егор Уланов 2 стр.


Здравствуйте, мальчики,  мягко сказала Тамара, а затем повелительно и твёрдо обратилась к Николке,  ты чего корову бросил и понёсся? Бери верёвку и веди. Ты мужчина или кто?

 Да чего с ней сделается?  возмутился Николка,  Идёт и идёт. Никуда не убежит, да и красть некому.

Но сестра так посмотрела на него, что тот подскочил к Маньке и взял верёвку.

По сёлам и деревням России коровы и козы могут гулять чуть-ли не самостоятельно. Но то было раннее послевоенное время. Люди ещё помнили ужасный голод, а кто-то до сих пор его испытывал. Посему скотину, кормящую семью, берегли изрядно.

 Идёмте,  крикнула Нина и вприпрыжку поскакала вперёд.

И все вместе они двинулись дальше, поднимая густую пыль. Они о чём-то заговорили, неторопливо двигая ногами. Тамара ступала мягко, почти на носочках. Её лёгкие сапожки, выглядывающие из под длинной юбки, казались слишком тонкими для этого времени года. Нина прыгала и вертелась, смотря куда-то вдаль, где заканчивалось поле, и начинался лес. На её сапоги налипла грязь, но ей было всё равно. Сапоги на Николке были велики настолько, что при шаге могли сложиться пополам, но это ни колько не мешало ему проворно прыгать по ямам и бегать из стороны в сторону. Курточка же была малая, но аккуратно сшитая. Даже несколько украшенная заботливой материнской рукой.

Два брата были одеты одинаково, потому опишем младшего. На Федьке была лёгкая фуфайка без единой пуговицы, которая подпоясывалась солдатским ремнём. Зато сапоги были не так велики, как у Николки, имея вполне пристойный размер и вид, потому как достались ему от старшего брата, а тому также от старшего. Собственно, поэтому родители и не поскупились взять детские сапожки, ведь знали, что у них ещё два малыша. А Николка в семье был единственный мальчик, поэтому донашивал за отцом.

 Чего вы здесь? Николка бы сам с коровой справился,  вопрошал маленький Федька.

 Всем вместе надо держаться, чтобы не пропасть,  отвечала Тамара.

 Да я за ними приглядываю, чтоб не баловали,  ухмылялся Николка, дёргая за верёвку, чтобы Манька быстрее шевелила копытами.

 Ну да!  смеялся Федька,  то-то Тамарка тебе приказывает.

 Молчи, мелочь ничего ты не понимаешь!

 Сам ты мелочьглаза Федьки вспыхнули,  мной хотя бы девчонка не мыкает.

 А мной, что по-твоемуНиколка резко развернулся и нахмурился.

 Обабился ты, Николка,  едко перебил Федька, сверкая крохотными глазками, словно угольками.

Тут Николка бросил верёвку и побежал на Федьку, но тот быстро среагировал, пустившись наутёк. Сделали пару кружков, посмеялись и вернулись.

Уже вышли из деревни, которая осталась немного позади. Теперь поднимались на пригорок, откуда можно было увидеть все дома. Звонкие детские голоса слетали с возвышенности и бежали по дворам, заставляя собак принюхиваться и поднимать уши. Несколько стариков, живших в домах у самого пригорка, посмотрели на дорогу, узнав голоса.

 Это Тарасенки сорванцы,  условились меж собой.

У многих в деревне были старики, которые оставались на время работ дома и следили за младшими. Дедушки и бабушки жили с детьми и внуками, поэтому всегда приходили на помощь в таких делах. Но семья Тарасенко переехала с Украины в Сибирь, и бабушки с дедушками остались там. Потому-то они заботились о себе сами.

Дети вышли на поляну. Маленькие весенние жуки смотрели в небо сквозь высоко поднимающуюся над ними траву, и полевые цветы шептались вокруг. Облака казались белыми лошадьми, бегущими по прозрачной реке. И брызги летели от облачных копыт, а гривы вились солнечными лучами, словно шелковистые верхушки полевой лебеды. Корова Манька принялась обсасывать мелкую траву, пока привереда коза Машка демонстративно топала, будто не замечая зелени. Неожиданно Нинка отпрыгнула, подбежала к Тамарке и скривила лицо.

 Глядите, следы волчьи,  вскрикнула она, указывая на землю.

 Какой!  Рассмеялся Сашка, подойдя ближе,  это собачьи сама смотри. У волков они больше и подушечки дальше друг от друга, мне отец показывал. К тому же волки на поляны редко в одиночку выходят.

Сашка любил рыбачить и охотится. К своим годам ставил силки и приманки. Вечно пропадал на промысле с отцом. Нерадивый в учебе; с замаранными чернилами тетрадями, он был крайне аккуратен и бережлив в лесничем деле. И казалось, его будущая жизнь решена: стать рядовым рабочим или егерем. Только отчего-то он хорошо решал уравнения по математике и быстро считал в уме. Хотя перебирать цифры ему нравилось куда меньше, чем бегать по лесу.

Нинка сдвинула брови.  Ну и ладноначала она. Потом хотела сказать, что не испугалась вовсе, но поняла, если скажет, то всё. А нужно было что-то ответить про волков, осечь Сашку.

Как раз вовремя подбежал Николка с длинной изогнутой веткой. За ним нёсся Федька с толстой и тяжёлой палкой, которая была чутьли не больше его самого. Они быстро посоветовали Сашке, что там неподалёку много неплохих «орудий». Можно поиграть в солдат или в рыцарей. Так что Сашка без оглядки убежал искать себе пистолет-пулемёт или палицу, дабы вступить в игру.

Мальчишки дрались на палках, представляя себе, что это мечи. Нинка тоже захотела потехи, схватила с земли загнутую ветку. Через несколько минут она лучше всех размахивала саблей, так что даже бывалый рыцарь Сашка робел и отступал назад.

Тамара стояла в стороне. Она почти не хотела играть, и только неясное чувство заставляло её задуматься о том, чтобы схватить какую-нибудь корягу и ринутся в бой. Её останавливало желание выглядеть старше и умнее. И говоря себя,  Тамара, нужно держать марку. Чего я буду с мелюзгой девочка села на траву и подняла голову к небу.

На холмике было тепло. Солнышко ласково пригревало и хотелось снять с себя удушливые бушлаты и шарфы. Обманчивый весенний воздух дышит свежестью, однако стоит только чуть расстегнуться, размотать укутанную шею и тут же можно заболеть. Дети знали об этом, потому немного ерзали, трогали пуговицы и воротники, но ничего не упраздняли. Один Сашка залихватски расстегнул фуфайку до середины и выразил вид собственного превосходства.

Ты чего, Сашка, застегнись! начал маленький Федька тоном, полным неизъяснимой заботой,  Распахнулся тут! Потом хворать будешь

Но старший брат не слушал, а только сильнее размахивал полами фуфайки. Дети бегали по лугу, а у самого пригорка вилась горбатая оранжевая, как верблюд, дорога. Отсюда сверху она виделась какой-то безжизненной. На ней совсем ничего не росло, а земля у неё была какая-то растасканная, сухая, словно кем-то обиженная. Только вдали почти у самых хат, дрожала стройная липа. И её свежая краса как будто предавала смысла жёлтой и кривой дороге.

Так прошло около часа. Обессилев, дети присели на траву. Роса уже сошла к полудню и лишь иногда маленькие стекляшки воды ещё свисали с травинок. Кое-где открытая земля дышала влагой. Мягкие, взрыхленные комыжирные от плодородия, будто не знали куда себя деть. Недавно ещё они были проталинами, а теперь весь простор зеленел.

Оттепель всегда робкая, в отличие от морозов, которые бьют резко и даже нагло, словно дальние родственники, явившиеся без приглашения. Хорошо, что холодная пора была позади и дети всего околотка бегали как ошалелые, стремясь напиться теплотой молодого солнца.

Последние дни буквально пропахли весной; так, что даже маленький Федька, слывший меж ребят лежебокой, с приходом весны вставал спозаранку и бежал глядеть рассвет. Синева сумерек завораживала его детское воображение. Что-то красивое и праздничное чувствовал мальчик в эти минуты, что-то, что было лучше, чем новый год или день рождения. А потом, когда солнце вставало, он ложился в кровать и засыпал; и никто не знал об этом: о том, что лежебока Федька любит помечтать на рассвете, пока все спят. Вы, может быть, спросите: о чём мечтал Федька? И если уж вообще возможно описать данный предмет, то его грёзы были похожи на церковную молитву: в них все были здоровы, сыты и счастливы все кого он зналвся деревня, даже старший брат, который иногда поколачивал его. Но отчего именно молитва? Быть может, от того, что дети как бы там не было, черпают знание о благе из молитв. Даже слова, кружащие в голове Федьки, напоминали ектенью. И хоть в Стране Советов боролись с религией, но в крестьянских семьях до сих пор молились перед сном, а матери укачивали детей церковными напевами.

Сейчас, ёрзая на колкой траве, мальчик вдруг вспомнил одно из своих мечтаний

Его брат Сашка тем временем вертел во рту травинку и рассуждал:  А Понт,  речь идёт о местном сорванце Пантелее,  пошёл дрова рубить и хватанул себе по ноге на сгибе, где сустав. Три недели со двора не появляется. Я навещал, смотрел, вроде ходить уже можетзажило. Только в ноге курган величиной с коробок. Вмятина осталась, а внутри неё венка синяя пульсирует.

Ужас,  съёжилась Тамарка, почувствовав, как внутри что-то холодеет.

Да я знаю, мне говорил Сипыч,  откликалась Нинка,  я сама не пошла к Понту, не хочу рану глядеть.

Николка уже устал от девчачьего трёпа и хотел было прервать его колкой фразой, но тут в голове у него возник вопрос, который он не преминул тут же адресовать Сашке:  А если у него всё зажило, чего он гулять не выходит?

Так родители наказали. Злятся, что рассёкся

Нинка перебила, не дав закончить:  Не понимаю я этих взрослых, сами же сказали дрова колоть, сами злятся, что поранился. Это ведь с каждым случиться может.

Все на секунду замолчали и по ушам ударила звонкая тишина лугов, наполненная размышлением.

 Если и злятся они, то не на негос пониманием сказала Тамарка, хотела продолжить, но не стала. Николка готов был поклясться, что это сказала не она, а кто-то другой.

И опять наступило молчание. Потом дети говорили о школе, об уроках и учителях, о друзьях, о полевых работах, огородах, животных и снах.

 А мне пёс охотничий снилсямечтательно вздыхал Сашка.

 А мне дом чудной и будто я летала,  хвасталась Нинка.

 Мне ничего не снилось,  обижался Николка.

Федька шмыгнул красным угольком на месте носа. Маленькие глазки прошлись по небу, отражая его отсвет:  А мне ночью что-то синее снилось большое такое; вроде камня какого-то и я бежал быстро

 Я во сне видела золотую рыбку Марфы Васильевны,  немного грустно начала Тамара.

 Ах, какая она была красивая,  подхватил Федька,  стояла в живом уголке

 Ага, у ней чешуйки как в сказке блестели и все на неё смотреть ходили,  продолжала Тамара,  только перед каникулами

 Всплыла брюхом вверх,  выкрикнул Сашка и захохотал, но Тамара взглянула на него и тот смутился.

 Жалко её,  вздыхая, добавил Федька.

 Ага,  согласился кто-то, и все затихли. Послышался шелест сосен вдалеке, и какая-то птица запела в сторонке.

Тамара особенно огорчилась смерти рыбки, потому как доверила ей свою главную мечту. В один из учебных дней, когда она осталась дежурной в классе и, помыв доску да полы, засмотрелась на беззаботные перемещения рыбки в аквариуме; неожиданно девочка начала рассказывать золотистому существу, похожему на лучинку, про свою жизнь: про корову Маньку, Тятю, Мамку, сестру и брата, про деревню и книжку, читанную недавно. А закончила признанием, что мечтает стать учительницей и оберегать маленьких деток.

«Рыбка, а рыбка,  сказала тогда Тамара, склонившись над аквариумом,  я хоть и не наивная и в сказки не верю, но ты бы со своей стороны могла мне хоть немножечко помочь. Ты же золотая, пусть и не волшебная, но исполни желание. Я это так для себя говорю, рыбка. Не обращай внимания».

Так Тамара раскрыла свою тайную мечту, которой ни с кем не делилась. Это воспоминание слышалось ей сейчас в песне далёкой птицы. Ведь есть дети открытые, словно равнина, а есть закрытые, словно долина средь гор. Тамара была из вторых. Детям бывает трудно сказать, чего они действительно хотят. Быть может, они в глубине души видят, что хотят совсем не этого, а может от того, что думают, будто родители их не поймут. К сожалению, второе суждение не редко является правдой. Вот и родители Тамарыстаршего ребёнка в семье, рассчитывали на её дальнейшую помощь по хозяйству, а не на её отъезд в институт, в город, к которому крестьяне всегда относились с недоверием; не на учительскую профессию.

Но общая задумчивость рассеялась.

 Мне скучно,  пожаловалась Нина. Она была ещё совсем юной, чтобы знать, что во всяком деле требуется сноровка: даже в том, чтобы просто лежать и глядеть в небо.

А пошли на реку,  предложил Сашка, звонко радуясь возникшему замыслу.

Все оживились. Нинка кивнула, Федька тоже. Николка радостно хватанул себя по коленке рукой. И только Тамара как-то странно прищурилась.  На реку?  Повторила она медленно,  нет уж! Мало ли что

Да ты чего, боишься?  вскликнула Нинка.

Нет,  уверенно возражала старшая,  туда ходить на паводки опасно, тем более без взрослых.

 Да мы же с тобой старшие, чего случится?  успокаивала вторая.

 Чего нам на этой реке делать? Лучше пойдём домой и в куклы поиграем. К тому же мне ужин надо приготовить, а вам печь топить,  не отступала Тамарка.

 Да ладно. Успеешь ещё. Сейчас только час или двавступил Николка.

 Не будь врединой, пошливыразил Федька.

Что-то боролось в Тамарке.  А как же скотина?  не выдержала она.

 Заведём по оградам, а сами айда реку смотреть,  уверенно и резко дразнил Сашка, чувствуя победу и подталкивая Николку в бок.

 Ты чего мы же ничего; аккуратно, к тому же все вместе,  вторил Николка.

 Ну, ладно,  согласилась Тамара и сама внутренне порадовалась, ведь ей тоже было скучно дома и хотелось каких-нибудь приключений.

Дети сбежали по поляне к дороге; вместе с коровой и козой пёстрая компания отправилась обратно в деревню. Манька не хотела уходить и поначалу долго упиралась; потом жалобно взглянула на Николку, тянущего её за верёвку на шее, пожаловалась да пошла.

Сашка разошёлся не на шутку: «Да там чего вода поднялась, лёд потаил; бурлит, шумит, интересно. Будем камешки бросать блинчиком»,  сказав это, мальчик забавно изобразил рукой отскакивающий от воды каменьЯ могу так бросить, блинчик семь раз отскочит!

Федька по обыкновению состроил рожицу и осёк брата:  Брешешь, я только пять видал.

 Молчи, дурень,  оскалился тот на брата,  я без тебя на реку ходил!

 Ах вот как, тогда я десять блинов могу.

 Ну, тогда я пятнадцать,  заявила Нинка.

 Да если так, то я двадцать раз смогу,  рассмеялся Николка.

И всю дорогу до дома дети спорили о том, кто сколько бросит блинчиков, а когда развели Маньку и Машку по дворам, Федька вспомнил, будто Старик Ефимыч за раз двадцать пять блинчиков пускает.

Загнали скот. Дальше путь лежал на другую сторону от полян через рощу, отделяющую Красный хутор от берега реки. Дорога, пропахшая полынью, извивалась под ногами, переходила в лес, где величаво нависали сосны и кедры, а затем выходила к берегу.

Нежное зарево сегодняшнего утра, которое наблюдала Тамара, обещало солнечный день. Но небо теперь сделалось серым, словно старый серебряный сервиз, которого не достают из серванта.

Редкие лепестки солнца ещё скользили по поляне в том месте, где недавно отдыхали дети, а вдали летел уже бесцветный ситец облаков. Всё же, несмотря на серость, было не пасмурно. Да и солнце беспрестанно маячило в небе, пускай и бесполезным был его фонарь. Воздух не предвещал ни грозы, ни дождя. И всякий человек в тот миг не имел бы в себе никакого дурного предчувствия.

Замыслы не изменились с переменой природы; они влекли Николку, Тамарку, Нинку, Федьку и Сашку по сужающейся тропинке к чаще; через лесок к берегу. Тропинка скатывалась в небольшой овраг или ложбинку. Дети перебрались через преграду и через секунду стволы сосен и кедров маячили у них за спинами.

Пошли сквозь чащу. Свет солнца в ней больше похож на лунный отсветравнодушный и таинственный. К нему всегда липнет влажный хвойный туман.

Они свернули с тропинки, дорога была известна. Под ногами вьются корни деревьев, и шуршит прошлогодняя влажная листва. Они бегут, стараются перекричать эхо и играют в догонялки.

«А я, когда совсем маленький был, думал, что сосныэто великаны страшные, а мох у них, что-то вроде бороды»  кричал Сашка, забегая в гору. Он сам не знал, почему вспомнил об этом, и почему об этом говорит. Ему было весело, он смеялся.

Дурачок ты был,  гордо выкрикнула Нинка откуда-то из-за деревая маленькая сразу знала, что это просто деревья. Я ничего не боялась!

В тайге всегда пахнет мхом и сырым деревом. Солнце пробивается сквозь высокие кедры и задумчивым светом озаряет укрытую травой почву. Ветки сосен колышет легкий ветерок, создавая еле слышный шепот. И этот шепот сбирается с тысяч километров непроходимых лесов и становится единым громогласным пением. Пение висит в воздухе так, что можно принять его за тишину, но это не она. Стоит только выкрикнуть и твой голос, оказавшись частью лесного пения, разнесется на эти непроходимые тысячи километров обильным эхом.

Назад Дальше