Арденго согласен с ним:
Парижмузей революционного искусства.
Да, вы постоянно это повторяете.
В Италии ты только растрачиваешь себя.
В Италии были созданы лучшие предметы искусства!
Сегодня все изменилось. Теперь Италияэто провинция.
Амедео, к сожалению, так и есть, подключается Боччони. Ты знаешь, как меня это огорчает. Но здесь все в руках тех, кто застрял в прошлом. Нет увлеченности, нет желания перемен. Биеннале наводит тоску, а Осенний салон в Парижекак пылающий костер.
Мануэль поднимается, охваченный вдохновением.
Здесь все ищут способ воспроизвести прошлое, которое есть и останется непреодолимым. Нужно перестать исходить из логики продаж. Девиз Парижа«долой жюри, долой награды».
А на что вы живете в Париже? Голодаете?
Всегда найдется способ наполнить желудок. Всегда что-то можно продать.
Что-то?
В Париже больше продавцов и покупателей произведений искусства, чем во всей Италии.
Получается, вы опять исходите из логики продаж.
Амедео, одно деложить ради продаж, и другоеискать свой путь. Можно делать и то и другое, с той лишь разницей, что если ищешь свой путь в Париже, то, когда находишь, тебе удается еще и продать свои работы. Там нет неприятия новизны, наоборот, новаторские работы продаются еще лучше. Ты говорил, что хочешь стать скульптором?
Хотел бы.
Кому ты собираешься продавать свои скульптуры в Ливорно? Где ты думаешь их выставлять? Скажи мне.
Я не знаю, что ответить. Я даже не думал об этом. У меня еще нет ни одной готовой скульптуры, у меня нет даже замысла. Пока это лишь пустые разговоры.
Я опускаюсь в полупродавленное кресло, стоящее у кровати. Я изнурен, опустошен всей этой неопределенностью, которая давит на меня.
Я вижу, как одна из девушек, сидящих на моей кровати, готовит длинную курительную трубку, набивает ее табаком и коричневым веществом, некой твердой смесью. Другие девушки, удобно расположившись на моем матрасе, курят сигареты и пьют вино в ожидании, когда трубка будет готова.
Мои друзья сидят на полу и на диване, где спал Оскар. В их реакциях наблюдается какая-то всеобщая вялость и слабость. Артистический пыл Мануэля угас, и сейчас он с гораздо большим интересом гладит ноги одной из девушек; та без всякого сопротивления позволяет ему задирать юбку.
Между тем другая девушка закончила набивать чашу курительной трубки; она просит у Арденго прикурить и затягивается. Я моментально ощущаю терпкий, кислый запах, через несколько секунд он становится приторным, немного неприятным. Я иногда курю тосканские сигары, у которых теплый, обволакивающий, нисколько не резкий аромат. Я никогда не вдыхаю дым, не позволяю ему попадать в легкие. Мне это запретил врач. Девушка, напротив, жадно затягивается и задерживает дыхание, позволяя дыму оставаться в легких. Трубка передается из рук в руки, и все делают то же самое. Хотя я никогда и не курил эту штуку, но я слышал об этом, и я не настолько глуп, чтобы не понимать, что этогашиш.
Трубка доходит до меня, и я бы с удовольствием отказался от этого опыта. Я даже не знаю, смогу ли я вдохнуть и задержать дым. Мои легкие намного слабее, чем у остальных присутствующих. Но если я этого не сделаю, то привлеку к себе внимание и, возможно, мне придется объясниться. Я предпочитаю закурить. Беру трубку в рот и делаю затяжку. Вдыхаюи ощущаю страшное жжение в трахее и легких. Все мои органы отвергают эту чужеродную субстанцию. Я пытаюсь сдержаться, но боль нестерпима. Вдруг все как будто пересохло: губы, нёбо, язык, щеки, горло. Я смотрю на остальных, на их спокойные и расслабленные лица Я сейчас взорвусь. Я не выдерживаю и разражаюсь таким кашлем, словно умираю. У меня горит лицо, наверное, я побагровел, кашель не останавливается, от напряжения белые пятна расплываются у меня перед глазами. Мануэль смотрит на меня с улыбкой.
Не переживай, в первый раз это со всеми случается.
Бесполезно притворяться, что это не впервые; это настолько очевидно, что я бы выглядел идиотом.
Передавай трубку.
Одна из девушек, сидящих на кровати, подходит ко мне, улыбается и гладит меня по волосам. Я ощущаю себя побитым щенком, которого утешают. Временами я еще кашляю, хотя жжение потихоньку ослабевает. Девушка, имени которой я даже не помню, снова улыбается, садится еще ближе и целует меня. Я чувствую, как ее язык скользит по моим губам и залезает в рот. У него сладкий вкус и запах вина. Мы долго целуемся, и я чувствую себя восстановившимся, жжение и сухость уступают вожделению. Она оборачивается и смотрит на остальных.
А это он не в первый раз делает.
В ее голосе нет и тени насмешкискорее, изумление, словно мой поцелуй приятно застал ее врасплох.
Открытие
Я просыпаюсь. Я лежу на полу поверх покрывала, которое было на кровати. Я обнажен, рядом со мной лежит девушка, которая меня целовала. Она тоже полностью обнажена и еще спит.
Свет, проходящий через ставни, слабо освещает комнату.
Все ушли, но я не знаю когда. Я почти ничего не помню, только обрывки сцен и ощущений.
Я помню, что приложился к бутылке вина, чтобы утолить безумную жажду после гашиша. Помню поцелуи, ласки, помню, что засунул руки девушке под юбку и потом под блузку. Припоминаю ее грудь А потом, наверное, все ушли и оставили нас наедине. Мы занимались любовьювероятно, на полу, и я думаю, что мне понравилось. А потом я, должно быть, вырубился.
Я смотрю на распростертое тело во власти сна. Когда девушка была одета, она мне не казалась такой красивой; я ее недооценилвозможно, по причине моей неспособности распознавать точные формы тела, скрытого одеждой. У нее белоснежная кожа и волосы пепельного цвета. Она лежит на спине, одна рука прикрывает голову, а ноги разведены. Я рассматриваю каждую деталь: редкие светлые волоски на лобке, стройные ноги, белизну внутренней поверхности бедер и полную грудь с твердыми сосками. Вероятно она замерзлано я не хочу ее накрывать, она от этого может проснуться. Покрывалоцвета охры с красным вышитым узором. Все кажется таким идеальнымоттенки цвета и формы, изящные ступни, кисти рук с розовыми ногтями, лицо, прикрытое волосами
Это волшебный моментрассветный свет оставляет на теле отпечаток поэзии, которая должна быть запечатлена в памяти.
Я медленно поднимаюсь, стараясь не разбудить ее. Подхожу к столу, где лежит альбом с чистыми листами, карандаши и уголь. Я должен нарисовать и отразить линии ее тела в этот конкретный момент. Я могу перемещаться, чтобы определить разные позиции. Мне необходимо понять, сколько существует возможностей изображения тела. Подобного состояния отрешенности сложно достичь при позировании в студии, особенно в сочетании с естественностью положения тела во сне. Я начинаю намечать линии, соизмеряя их со стилем. Я понимаю, что на участке от ступни до груди я могу не отрывать карандаш от листа, проводя основную единую линию без исправлений.
Я впервые чувствую возможность убрать лишнее, происходящее от колебания руки. Постоянные исправления, многочисленные штрихи, которыми подправляется форма, убивают красоту рисунка. Проводя единую линию, я могу изобразить фигуру более просто и аккуратно.
Я рисую уже почти два часа, на полу разбросано около тридцати листов. Моя натурщица еще спит, она шевельнулась пару раз и немного поменяла положение.
Кажется, за этот индивидуальный урок я научился намного большему, чем за время многочисленных занятий в Школе обнаженной натуры. Этовнезапно проявившаяся интуиция. Возможно, это еще и заслуга одиночества; впервые я не вынужден разделять пространство с другими, рисующими тот же объект.
Или просто секс улучшает художественное выражение? Если так, то это может оказаться проблемой: не думаю, что смогу заниматься любовью со всеми натурщицами, которых буду рисовать в будущем. Не все будут так расположенны ко мне.
Свет, проступающий из окна, становится ярче; солнце встало и освещает всю комнату. Моя натурщица снова шевелитсяи открывает глаза. Она молча осматривает меня; ей тоже требуется время, чтобы восстановить в памяти события прошлого вечера. Наконец, она улыбается, приподнимается на покрывалеи видит повсюду листы бумаги с ее обнаженным портретом. Она смеется с явным удовольствием.
А ты молодец Я вовсе не такая красивая, какой ты меня нарисовал.
Ты красивее.
Ты подаришь мне рисунок?
Конечно; возьми, какие хочешь.
Она собирает с пола рисунки, рассматривает их и выбирает два.
Вот эти.
Они твои.
Она кладет рисунки на покрывало и протягивает ко мне руки.
Иди сюда.
Я не заставляю повторять еще раз, откладываю листы, карандаш и уголь. Как только я к ней подхожу, у меня немедленно возникает эрекция.
Легкость, с которой я вхожу в нее, дает понять, насколько девушка тоже возбуждена. Мы снова занимаемся любовью, и сейчас я намного больше осознаю происходящее, чем вчера вечером.
Становится очевидно: несмотря на то, что у меня нет большого опыта, нужно совсем немного для совершенной согласованности; нет необходимости в любви, привязанности или особой форме уважения. Тело двигается само по себе, вместе с другим телом, без слов или ожиданий, лишь на волне инстинкта. Моя натурщица, имени которой я так и не помню, достигает оргазма на несколько секунд раньше меня. Невероятное совпадение, совершенно не контролируемое.
Мы лежим в объятиях друг друга. Неожиданный шум заставляет нас вздрогнуть. Кто-то напористо стучит в дверь.
Кто там?
Модильяни здесь проживает?
Да.
Вам телеграмма.
Возвращение
Как это случилось?
Мы не знаем.
Он плохо себя чувствовал?
У него был сложный период, дела шли плохо.
Из-за этого не умирают.
Моя мать не может сдержать слез. Смерть ее любимого брата, нашего благодетеля дяди Амедео, застала ее врасплох, и теперь она в отчаянии. Маргерита тоже потрясена. Мои братья не в Ливорно, оба находятся по делам в Риме. Очевидно, что теперь будет меньше финансовой поддержки, на которую вся семья Модильяни рассчитывала в последние годы. Любовь, которая связывала мою мать и дядю Амедео, была всегда подлинной и бескорыстной. Для Маргериты, возможно, все немного иначе. После потери состояния отцом она полностью уповала на дядю, гарантировавшего ее содержание в будущем. Видимо, ни Гарсенам, ни Модильяни не сопутствует удача в бизнесе.
Я полагаю, что дядя Амедео покончил с собой.
Мама что ты говоришь?
Моя мать смотрит на меня полными слез глазами.
Он принял лекарства снотворное.
Ну и что?
У него были долги.
Маргерита в нервном возбуждении поднимается с дивана и опрокидывает вазочку с цветами, вода проливается на стол. Мама встает и вытирает глянцевую поверхность дерева платком, уже и так мокрым от слез. Маргерита вне себя, она бессмысленно передвигается, как будто хочет поругаться с душой дяди Амедео.
Почему? Почему это произошло? Что мы ему сделали? Как можно быть таким эгоистичным?
Маргерита, успокойся.
Ты не понимаешь? Мы остались одни. Одни!
Мы не одни. У нас есть твои братья.
Но у них семьи, они должны думать о женах и детях.
Подумают и о нас тоже.
Он был одиноким, его не связывали обязательства. Мы были его семьей.
Он оставил нам то, что мог.
На этих словах я вмешиваюсь в разговор, чтобы получить объяснение:
Что это означает?
Он оставил нам деньги.
Нам?
Да. Несмотря на финансовый крах, он отложил деньги. Небольшое наследство. Для тебя и для нас.
И для меня тоже?
Да.
После такой сцены в исполнении моей сестры я инстинктивно отказываюсь от наследства.
Возьмите все себе. Мне ничего не нужно.
Амедео, об этом не может быть и речи
Сестра тотчас вмешивается, перебивая маму:
Почему «об этом не может быть и речи»? Зачем ему деньги? Нам всем надо на что-то жить.
Я хочу исполнить желание своего брата.
Твой брат умер.
Он оставил деньги Дедо, и тот распорядится ими так, как захочет.
А мы?
Мы будет тратить то, что он оставил нам.
Маргерита ослеплена гневом и страхом.
Знаешь, на что он их потратит? На путешествия, женщин
Перестань!
Мама подходит к ней в яростикажется, сейчас даст ей пощечину, но сдерживается. Однако Маргерита не успокаивается:
Почему в этой семье никогда нельзя говорить о Дедо? Бедняжка, о нем не следует говорить, потому что он страдал. Посмотри на него! Он кажется тебе страдающим? Он прекрасно себя чувствует, он стал мужчиной, у него полно сил Ничто не мешает ему пойти работать.
Тишина. Никто не двигается. Маргерита произнесла слово, которое всех смущает, включая меня: работа. Я не знаю, как объяснить, что время, которое я трачу на изучение искусства, это единственно возможный способ превратить мое увлечение в работу.
Так я хочу работать.
Она ошеломленно смотрит на меня.
Ах да? И с каких это пор?
Я хочу заниматься своей работой.
У тебя нет «твоей» работы. Ты ненавидишь обязанности, обязательства, ответственность, ты не хочешь гарантий в жизни, не думаешь о браке, детях, стабильности. Любой идиот так может жить. Придешь работать в нашу школу?
Я не отвечаю.
Или эта работа недостаточно художественная?
Я ищу свой путь.
В твоем возрасте путь уже находят, а не ищут.
Мама выступает в мою защиту:
Маргерита, если бы ты пыталась реализовать свою мечту, я бы постаралась тебе помочь.
Какая неудача: у меня нет мечты. Я настоящая идиотка, которая думает, что работавсе еще единственный способ наполнить жизнь.
Какая работа?
Любая работа.
Я не хочу заниматься любой работой.
Как удобно! Но теперь все кончено. Не знаю, правда, понял ли ты это. Кто тебе даст денег, чтобы ты делал вид, что изучаешь искусство?
Я не делаю вид.
Тогда покажи мне свою картину.
Я не знаю, что ответить.
Ты их все продал? Значит, ты разбогател.
Нет, не продал, и я не разбогател. Я еще не знаю, кем хочу статьхудожником или скульптором.
Скульптором? Это новость. И где же твои скульптуры, которые ты создал в Венеции? В чемодане?
Хватит!
Моя мать хочет положить конец этому подстрекательству, потому что чувствует, что я не намерен более позволять Маргерите обращаться со мной как с тупым и избалованным младшим братом. Моя сестра, напротив, не собирается останавливаться.
Хватит? Почему же? Мы все должны чем-то пожертвовать, и он тоже. Больше нет его мецената, ясно?
Моя мать перестает плакать, и ее боль от смерти брата постепенно перерастает в гнев.
Маргерита, я не позволяю тебе продолжать в таком тоне.
Я не хочу, чтобы у мамы была еще одна причина для страданий. Но Маргеритабезудержная фурия.
Он не работает и учится, потому что строит иллюзии, будто ему будут платить за то, что ему нравится делать!
Я обдумываю слова моей сестры и полагаю, что они не лишены смысла.
Нужно сделать так, чтобы работа была игрой. Искусство это позволяет.
Вот видишь? Я не ошибаюсь. Ему нет дела до денег, он лишь хочет удовлетворить свои прихоти.
Дедо был болен.
Поэтому прихоти допустимы? Надеюсь, что в дальнейшем у него будет прекрасное здоровье, так у него появятся обязательства и ответственность, как у всех.
После этих слов Маргерита разворачивается и уходит, хлопнув дверью гостиной. Мы с мамой молча смотрим друг на друга.
Дедо, не принимай ее слова близко к сердцу; она в отчаянии.
Каррара
Карраразнаменитый центр по добыче и обработке мрамора близ Ливорно. Мраморные карьеры Апуанских Альпсамое большое в мире месторождение мрамора. Его здесь добывают на протяжении тысячелетий, древние римляне построили из него вечный город и создали статуи и памятники по всей империи, используя этот материал. Каррарский мрамор всегда пользовался самым большим спросом у архитекторов и скульпторовДонателло, Микеланджело, Бернини покупали именно его. Микеланджело даже приезжал сюда, чтобы лично выбрать камень для своих работ.
Я здесь впервые. Мне сложно держать глаза открытыми: свет ослепляет. Нет слов, чтобы описать этот свет, исходящий от горы, иссеченной ступенями. Природа и человек вместе способствовали созданию этих нереальных форм. Необъятные геометрические конструкции, словно огромные дворцы, врезаются одна в другую.
В прожилки мрамора вставлены металлические рычаги и деревянные клинья: пропитанные водой, они набухают, увеличиваются в объеме и тем самым создают давление, нужное, чтобы отделить глыбы поменьше. Время от времени раздается громэто взрывают породу выше, в нескольких сотнях метрах от меня.