Какая тоска.
Нет же! Какая красота! Подумай только, если обо мне пойдет молва, я смогу продавать картины в Виареджо, Кастильончелло, а может, даже и в Пизе.
Ты мечтаешь добраться до Пизыа я до других стран.
А ты знаешь, что итальянское искусстволучшее в мире? Если хочешь уехать, поезжай во Флоренцию. Ты был во Флоренции?
Нет. Но Флоренция совсем близко.
Когда решаешь уехать, нужно это делать постепенно. Если ты хочешь, чтобы тебя запомнили, нужно подготовиться. И не говори мне снова эту чепуху, что у тебя нет времени! Ты должен ждать столько, сколько потребуется. Однажды мы найдем продавца картини будем только и делать, что наблюдать, как растут наши дети.
Оскар
Замолчи! Мы будем выставлять свои работы на выставках в известных галереях, наши фотографии появятся в журналах. Люди, глядя на нас, будут говорить: «Это Гилья, художник, а это Модильяни»
Я обрываю его:
Чахоточный.
Оскар резко поворачивается, хватает меня за шиворот и со всей силы толкает к дереву.
А ну, прекрати! Ты понял?
Оскар
Он снова встряхивает меня и прижимает к шероховатой коре дерева. Кора царапает мне спину.
Ты понял или нет?
Да.
Я больше не хочу слышать, что ты чахоточный. Даже в шутку. Жизньсерьезная штука, не стоит отпускать глупые реплики. Знаешь, что я могу умереть раньше тебя? Если я упаду с подмостков на верфи или меня придавит грузом в порту, думаешь, будет разница? Откуда ты знаешь, что я проживу дольше тебя?
Хорошо, я понял.
Оскар не отпускает меня.
Мой отец умер молодым. Думаешь, он знал об этом заранее? Ты болен, но ты не знаешь, когда придет смерть. Так что перестань молоть ерунду и просто живи!
Оскар наконец отпускает меня и возвращается к своему мольберту под палящим солнцем. В этом его жестоком поведении я почувствовал ту же любовь, что проявляла мама возле моей кровати, когда я болел. Нет на свете двух других настолько разных людейи все же они похожи в своем желании прекратить повторение моих навязчивых мыслей. Ласка моей матери и гнев Оскаравсе это проявления любви, столь необходимой мне.
Семья
Когда я захожу домой, моя сестра Маргерита даже не здоровается со мной. Она бросает на меня презрительный взгляд и удаляется в гостиную. Я слышу, как она намеренно повышает голос, обращаясь к матери:
Синьорино изволил вернуться.
Повисает пауза, тишину нарушает мамин вздох. Я слышу ее голос:
Дедо.
Я захожу в гостиную и чувствую напряжение. Маргерита с суровым лицом стоит рядом с маминым креслом.
Что такое?
Мама мне слегка улыбается, но тут же становится серьезной. Маргерита определенно еще больше раздражена.
Что случилось?
Маргерите не терпится заговорить, но она уважительно молчит, ожидая маминых слов.
Дедо, это правда, что говорят об Оскаре Гилья, с которым ты общаешься?
Правдачто?
Маргерита возмущена: по ее мнению, мама начала слишком издалека, и она решает вмешаться.
Конечно, это правда. Думаешь, он тебе все расскажет?
Оскар учится вместе со мной у маэстро Микели.
Маргерита уточняет:
Он на восемь лет тебя старше.
Да, и что с того?
Мама ходит вокруг да около.
Дедо, когда ты решил бросить учебу в лицее ради живописи, мы нашли тебе лучшего преподавателя в Ливорно.
Мама, Микелиединственный преподаватель в Ливорно.
Вместо того чтобы ходить в школу со своими сверстниками и изучать латынь, ты получил эту свободу, но теперь ты ею злоупотребляешь.
О чем ты говоришь?
Маргерита взрывается:
Этот Оскармужчина, а тымальчишка, и не можешь делать то, что делают мужчины. Особенно если об этом узнаёт весь город.
Мама взглядом просит Маргериту успокоиться.
Дедо, в твоем возрасте не посещают определенные места.
Она замолкаети, кажется, она больше смущена, чем рассержена.
Какие места?
Маргерита замечает колебание матери и переходит к делу:
В твоем возрасте нельзя посещать бордель! Как минимум дважды ты заходил туда со своим дружком. Кроме того, ты курил! Тебя видели с сигаретой во рту.
Вот именно, Дедо, мама пытается вставить хоть слово, учитывая твою болезнь, ты просто потерял рассудок.
Маргерита снова вмешивается.
Кроме того, тебе не стыдно общаться с этим этим
Она уже произнесла слово «бордель» и теперь хотела бы найти более вульгарное слово, но ее ежедневно практикуемая самоцензура явно мешает. В ее лексиконе нет ругательств, и уж тем более она никогда не произнесет сло́ва, хоть сколько-нибудь, пусть и очень отдаленно, связанного с половым актом. Моя сестра одинока, ее тело не знает ни радости, ни желаний. Ее никогда не видели с мужчинами. Все ее амбициибыть «девушкой из хорошей семьи» и моралисткой.
Общаться с этим убогим.
Это самое сильное оскорбление в отношении Оскара.
Убогий? Интересно ты судишь о людях. Может, ты забыла, что ты сестра представителя социалистов? И кто из нас двоих хуже? Я, потому что хожу в бордель, или ты, потому что называешь «убогим» работягу, который к тому же проявляет упорство в учебе? Могла бы найти более подходящее оскорбление для Оскара. Потаскун, бабник, кобель
Маргерита оборачивается к матери:
Мама, ты ничего не хочешь сказать?
Маме становится смешно, но она сдерживается. А я продолжаю цеплять Маргериту:
Не можешь, верно? Твоя буржуазная мораль подавляет вульгарность. Разве не так? Оскарбедный, и он готов браться за любую, даже самую тяжелую и грязную работу, только чтобы иметь возможность учиться и рисовать. Что плохого в том, что после этого он идет в бордель, чтобы немного расслабиться?
Оскар пусть делает что угодно, но тыне должен водить дружбу с тем, кто водит тебя к публичным женщинам.
К проституткам, Маргерита. Мы их называем проститутками, илишлюхами, потаскухами, путанами Публичная женщинаэто слишком приличное слово.
Маргерита собирается ответить, но мама прерывает нашу перебранку:
Дедо! Послушай меня, пожалуйста. Ты знаешь, как опасна твоя болезнь
Мама, сейчас я прекрасно себя чувствую.
Дедо, и все-таки не нужно подвергать свой организм испытаниям.
У меня больные легкие, а не то, что ниже.
Маргерита в негодовании оборачивается к матери:
Ты слышишь? Слышишь, как он разговаривает с матерью и сестрой?..
Да, я был в борделе, и что?
Мама по-прежнему сохраняет доброжелательный тон:
Дедо, тебе не следует курить. Это плохо для тебя, доктор ясно сказал об этом.
При этих словах моя сестра просто взрывается:
Мама! Получается, что проблема в курении?
Конечно: он болен.
А как же позор на нашу семью из-за того, что этот мальчишка посещает дома терпимости? Это не в счет?
Ты боишься, что из-за меня не найдешь мужа?
Эта фразасловно пощечина для Маргериты.
Что ты себе позволяешь? После всего того, что для тебя делается, ты не можешь так со мной разговаривать.
Знаешь, публичные женщины, как ты их называешь, очень приятные и человечные. Уверен, что ты их представляешь себе порочными. Это не так. Может, тебе самой сходить в бордель? Станешь менее черствой
Мама, ты должна вмешаться! Скажи ему!
Дедо, как ты разговариваешь со своей сестрой?
Все совсем не так, как вы себе это представляете. Если думать только о культуре, переводах и детяхнастоящую жизнь не узнаешь.
Маргерите хочется выцарапать мне глаза.
Значит, настоящую жизнь можно узнать в таких местах? Слова великого человека, который познал жизнь! Ты должен быть благодарен, что вообще жив. Многие умерли из-за подобных болезней.
Спасибо, что напомнила, сестренка. Но, знаешь, есть много разных способов умереть. Один из нихне понимать мир. Ты думаешь, что проститутки хуже нас?
Разумеется.
А вот и нет. Они знают о мире гораздо больше тебя и способны разговаривать без криков и заносчивости.
Конечно, крики они берегут для клиентов.
По крайней мере, они не такие непреклонные, как ты.
Маргерита пытается дать мне пощечину, но я успеваю сделать шаг назад и увильнуть.
То, что ты болен, не дает тебе право говорить все, что ты думаешь!
Дедо, тут Маргерита права.
Ты позоришь наш дом!
Маргерита, не преувеличивай Мама пытается смягчить, но сестра продолжает:
У тебя что, нет чувства стыда?
Нет.
Хватит ругаться! Разве нельзя разговаривать спокойно?
С этим идиотом, у которого еще молоко на губах не обсохло?
Мама не слушает ее и терпеливо обращается ко мне:
Дедо, ты должен пообещать, что больше не будешь курить.
Маргерита снова взрывается:
Хорошо, я поняла: проблема в курении! Испорченная репутация не считается.
Какая испорченная репутация?
Тебя все видели! Ты даже не можешь вести себя осторожно.
Ах, теперь проблема в осторожности? Делать, но чтоб никто не видел?
Да, так тоже можно.
Лицемерка! Все были в борделе. Кто там не был, тот ничего не знает о жизни.
Ты пару раз спустил штаныи уже знаешь, как устроен мир?
Можно подумать, что ты знаешь, выглядывая из-под маминой юбки и желая, чтоб все тебя называли синьориной.
Маргерита снова подходит ко мне, чтобы ударить. На этот раз она предвидит мой маневр, и я получаю по полной. В ответ я начинаю смеяться.
Знаешь, синьоринами называют и проституток, а не только незамужних девушек.
Она впечатывает мне еще одну пощечину, но я даже не чувствую боли. Мама встает с кресла и вмешивается:
Вы меня утомили. Я не хочу присутствовать при этих сценах, понятно? Дедо, мне неинтересно, что думают люди. Я знаю, что мужчины посещают эти места с той же легкостью, с которой идут в церковь или синагогу. По какой-то причине, которую я никогда не смогу понять, этих синьорин
Я не даю ей закончить: это слишком заманчивый момент. Я поворачиваюсь к Маргерите:
Видишь? Даже мама их называет синьоринами.
Маргерита не успевает ответить. Мама продолжает:
Не знаю, почему их посещают, но они всех привлекают, и я не хочу знать, что они делают. Меня пугает, Дедо, что в таких местах можно заболеть. А неоправданных рисков необходимо избегать. И тебе не следует курить. У тебя слишком слабые легкие. Ты не такой, как твой друг. Некоторые вещи ты не можешь себе позволить. Уверена, что ты еще и пил.
Нет.
Не лги.
Бокал вина.
Тебе нельзя даже бокал вина, ты должен это понять. И я хочу кое-что сказать по поводу нравственности.
Ну наконец-то! Маргерита ликует.
Я знаю, что в такие места ходят все мужчины, и не исключаю, что твой отец делает то же самое на Сардинии.
Мама!
Маргерита, не перебивай меня! Самое страшноеэти девушки добрые и любезные с клиентами, потому что обязаны такими быть. Проституток используют, и если б они могли, то не занимались бы этим. Ты слишком образованный, чтобы не замечать социальную несправедливость. Знаешь, что говорит Эмануэле? Что буржуа используют женщин пролетариата в том числе и для того, чтобы они раздвигали ноги.
Женщине платят, как платят рабочему. Понимаешь? Я не могу упустить шанс уколоть Маргериту.
Все мужчины, которые посещают такие места, невозмутимо продолжает мама, делают вид, что этого не знают, а потом, за пределами борделя, презирают этих женщин, и чем больше их презираюттем с большей легкостью их посещают. Никто не должен покупать тело. Я знаю, ты молодой и следуешь своим инстинктам. Сладострастие препятствует размышлениям, но сейчас самое время задуматься об этом. Тебе все понятно?
Да, мама.
Ты должен позаботиться о своем теле, оно у тебя одно и уже многое испытало. Пообещай, что будешь держаться подальше от таких мест.
Обещаю.
Безмятежность
Пока я слушаю чужие разговоры, молоденькая Виви расстегивает мне ширинку. Я чувствую, как ее легкая, изящная рука плавно двигается и ласкает меня через трусы.
Я разглядываю ее зеленые глаза и ее белую кожу, которая кажется ненастоящей, лунной из-за бледности.
Она такая легкая, нежная, ласковая Сложно поверить, что ее энтузиазм основан исключительно на строгих инструкциях хозяйки. Ее каштановые волосы спадают мне на плечо, выражение ее лицамечтательное и романтичное. На ней кружевная комбинация цвета слоновой кости, она без бюстгальтера и без трусиков. Одна бретелька упала с плеча, обнажая безупречную грудьчуть большего размера, чем можно было бы представить, исходя из ее худощавого телосложения.
Два прошлых раза я платил за Оскара, а сегодня решил заплатить они привел меня в особенный, очень элегантный бордель. Красный бархат, портьеры цвета охры, столы из ценных пород дерева, стулья с мягкими сиденьями, дорогие предметы интерьера Тут есть даже небольшой бар, откуда девушки или мадам могут принести напитки. Неподалеку от меня Оскар что-то шепчет на ухо блондинке с голубыми глазами и менее романтичным выражением лица, чем у моей Виви.
Элегантный мужчина лет пятидесяти развлекает нас игрой на фортепиано. В его репертуареноктюрны Шопена, «Лунная соната» Бетховена, прелюдии Рахманинова и Баха. Он настолько привык играть каждый вечер одно и то же, что может спокойно разговаривать с нами, пока играет.
А ты точно достиг того возраста, чтобы находиться тут?
Оскар перестает шептать своей девушке на ухо и обращается к пианисту тоном, не допускающим возражений:
Он со мной, я ручаюсь за него. Это мой кузен; он кажется юным, но это не так.
Тот улыбается и обращается к Виви:
А ты что скажешь, Виви? Как он? Юнец?
Виви поднимает взгляд на пианиста, любезно и лукаво улыбается.
Я бы так не сказала.
Оскар разражается смехом.
Вот видите? Я же говорил.
Его блондинка говорит мне с ласковой улыбкой:
Синьор Манфредо обязан осведомляться. Знаешь, он это со всеми делает, так что не обижайся.
Я не обижаюсь.
А вообще заметно, что у тебя озорной взгляд; ты точно не ребенок.
Виви меланхолично улыбается, шевеля рукой в моих штанах.
Манфредо смотрит на меня серьезно.
Если придет проверка, это будет крайне нежелательно. Штрафы очень высокие. Манфредо обращается к блондинке Оскара: Верно, Болоньезе?
Верно.
Болоньезе? задаю я Манфредо наивный вопрос.
Это ее творческий псевдоним.
Ах, а то я подумал, что вы называете ее по фамилии.
Блондинка заливается смехом на пару с Оскаром. Манфредо смотрит на меня с подозрением.
Эй, парень, тебе точно есть восемнадцать?
А что?
«Болоньезе» называют тех, кто обладает высшим мастерством.
Ах да! Я притворяюсь, что понял.
Болоньезе приходит мне на помощь. Она смотрит мне прямо в глаза, открывает рот и начинает быстро вращать языком, имитируя причмокивание и засасывание. Теперь я действительно понял.
Это мастерство родом из Болоньи, как и тортеллини.
Рядом с баром находится мадам Жюли, на вид ей около семидесяти. Она безучастно наблюдает за происходящим, поглядывает на часы с кукушкой, висящие на стене, и порой поторапливает гостей, приглашая подняться в комнаты.
В действительности же все знают, что это предвкушение, праздность, алкоголь, сигары и беседысамая сладкая часть борделя, его суть. Я наслаждаюсь этим чудесным моментом, в то время как прекрасная Виви медленно и нежно ласкает меня между ног.
Мысль о ранней смерти побуждает меня отчаянно прожигать свою жизнь. Я жаден до всего, потому что боюсь, что мне не хватит времени насытиться вдоволь. Я хочу познавать, пробовать, экспериментировать. Это касается и живописи, и разных удовольствий. Я чувствую необходимость ускользнуть от смерти, пусть даже таким «безнравственным» способом. Бордель дает мне иллюзию, что я нахожусь в обществе ангелов, похожих на меня: падших, больных, слабых.
Я не знаю, действительно ли красавица Виви рада быть в моей компании. Возможно, ею просто движет инстинкт самосохранения. Мной же движет убеждение, что у меня нет времени. Наше отчаяние похоже.
Эти девушкизатворницы, им запрещено выходить за пределы борделя. Они живут вместе, разделяют обед, вместе спят и, может быть, даже вместе молятся.
В этот момент, глядя на клиентов и девушек, я не вижу ничего развратного. Никто из клиентов не торопится подняться в комнату и освободиться от своих жидкостейони лишь хотят питать иллюзии, что есть молодая девушка, которой они нравятся.