Мужчина неподалеку курит сигару, наполняя пространство терпким и приятным ароматом. Ему около сорока, у него мягкие манеры, он очень элегантен. Его девушка массирует ему плечи. У него отсутствующее выражение лица, он больше сосредоточен на алкоголе и своей сигаре, чем на сексе, поэтому я представляю себе его печальную историю одиночества или несчастной любви. Он замечает, что я смотрю на него, и улыбается мне.
Приятный аромат.
У моей сигары?
Да.
Это обычная тосканская сигара.
Хороша.
Хороша против комаров, говорит мадам Жюли с сарказмом.
Мужчина спокойно улыбается.
Это выдержанный табак.
Мадам не упускает случая:
Точно выдержанный испорченный.
Хочешь?
Его вопрос меня смущает.
Не беспокойтесь.
Мужчина молча вытаскивает из кармана аккуратно отрезанную половину сигары и любезно протягивает ее мне:
Возьми.
Первое, что я делаю инстинктивно, нюхаю ее. Я чувствую запах соломынасыщенный, горьковатый, смешанный с ароматом горького шоколада.
Ее нужно курить спокойно, медленно. С вином или граппой.
Спасибо.
Не за что.
Все эти взаимные любезности раздражают мадам Жюли (у которой из французского, конечно же, только имя). С заметным венецианским акцентом она поторапливает нас:
Господа, настало время действовать. Или вы хотите, чтоб ваш пыл остыл? Если вы пришли сюда посидеть в мужской компании, надо было идти в другое место.
Благородный мужчина, который подарил мне половину тосканской сигары, поднимается с дивана и любезно подает руку девушке, помогая ей дойти на каблуках в направлении лестницы. Как только девушка поворачивается, становятся видны ее маленькие крепкие ягодицы, которые я представлял себе более широкими и менее плотными.
Один из плюсов борделявозможность оценить физические достоинства женщин. В обычной жизни скрытые под одеждой формы девушек выглядят обманчиво, и бывает непросто определить, какая в реальности у них фигура. Здесь же, в борделе, девушки подчеркивают свою наготу и не вводят в заблуждение. Истинное женское тело предстает перед моими глазами как есть, без обмана. Бордель очень демократичен. Нагота восстанавливает справедливость и истину и в живописи, если только ты не вынужден всю жизнь писать лодки, деревья и лошадей.
Господа, давайте по комнатам, смелее.
Я лежу на кровати, одетый. Виви открывает ящик и показывает мне коробку с леденцами. Она смеется, как маленькая девочка, жадно снимает обертку и отправляет леденец в рот.
Хочешь? Мне их прислала тетя из Флоренции.
Спасибо.
Со вкусом смородины.
Она приносит красный леденец, кладет его мне в рот и ложится рядом со мной. Мы вместе грызем леденцымолча, оба с улыбкой на лице. Я ощущаю точно такой же запах изо рта Виви, как у меня под языком. Я пробую поцеловать ее, но она меня останавливает.
Нет, я не могу.
Что не можешь?
Я не могу целоваться. Это запрещено. Можешь делать все, что хочешь, но никаких поцелуев.
Почему?
Потому что через поцелуй можно заразиться.
Больше, чем через
Я указываю вниз.
Конечно, больше. К нам каждый месяц приходит врач, осматривает нас и всегда говорит, чтобы мы не целовались; это из-за туберкулеза.
Мое сердце начинает биться чаще.
Многие болеют. Некоторые даже не знают об этом. Знаешь, достаточно немного слюны. Даже если совсем чуть-чуть.
Я чувствую себя разоблаченным, хотя Виви, конечно, не знает о том, что я болен.
Знаешь, что это неизлечимо? в ее голосе слышится искреннее сострадание к больным.
Да, я что-то слышал
Это ужасная жизнь, часто они умирают молодыми Тебе нравится леденец?
Очень.
Повисает пауза, и Виви засовывает руку мне в штаны, как она уже делала это в гостиной. Затем она задает мне традиционный вопрос:
Чего ты хочешь?
Не знаю, а ты?
Мне все равно. Что я могу для тебя сделать?
А мы можем не решать это заранее? Давай делать то, что чувствуем, без необходимости решать.
Хочешь сюрприз?
Да, пожалуй.
Еще леденец?
Нет, если только потом.
Некоторые потом курят.
Леденец подойдет.
Амедео, тебе ведь нет восемнадцати, верно?
Я не отвечаю; сердце снова бьется сильнее. Она смеется.
Нет, тебе максимум шестнадцать. Но это неважно, мне тоже нет восемнадцати.
Правда?
Никто не должен этого знать. То есть клиенты не должны это знать. Мадам Жюли боится слежки.
Понимаю. Ты из Флоренции?
Да. Ты был во Флоренции?
Пока нет.
А чем ты занимаешься?
Я художник.
Если хочешь стать художником, тебе нужно увидеть все шедевры в Галерее Уффици.
Я знаю; ты была там?
Нет, некому было меня туда сводить. Отца я никогда не знала, а мама все время работала. Так ты решил, чего ты хочешь? Мне кажется, что ты готов. Даже очень готов
Она смеется и сжимает руку, которой меня ласкает.
Давай сначала немного поговорим.
Знаешь, многие хотят просто поговорить. Неизвестно только, зачем они приходят сюда. Если хочешь просто поговорить, можно же поговорить с женой, правильно?
Я не женат. И что они тебе говорят?
Они жалуютсяна работу, детей, женщин. Вы, мужчины, постоянно жалуетесь. Однако те, которые хотят поговорить, оставляют больше чаевых. В конечном счете это неплохо: работаешь меньше, зарабатываешь больше.
Виви, ты самая красивая.
Спасибо.
Ты бы могла заниматься чем-то другим.
Как моя мать? Выделывать шкуры, обрабатывать кожу и уродовать руки?
У тебя мог бы быть жених.
Господи, и ты о том же? Пара клиентов говорили мне, что хотят меня как это называется? Спасти.
Она весело смеется.
Они ненормальные. Ты посмотрикакое белье, кружево, вуаль, трусики с вышивкой
Виви, на тебе нет трусиков.
Они в ящике, глупый. Меня тут кормят, поят, зимой я в тепле. Где еще есть столько удобств? И кроме прочеговрач, лекарства. Представляешь? Выйди я замуж за одного из клиентов, я рискую быть выкинутой на улицу, как только ему надоем. Я им не доверяю.
Я восхищаюсь трезвостью и практичностью Виви, ее осведомленностью в отношении человеческого рода и его несчастий. Она видит людей такими, какие они есть. Она разбирается в этом лучше меня.
Мы, мужчины, проигрываем женщинам в силе и смелости. Мы хотим, чтобы мама нам помогала и утешала нас, чтобы дочери и сестры нас понимали, невесты и жены любили и обожали, а любовницы возбуждали и удовлетворяли. У нас много коробочек, в каждой из которых спрятана частичка женского мира. Каждой коробочке должна соответствовать женщина, подходящая для текущей потребности.
Неужели я тоже стану таким? Боюсь, что да. В сущности, я всего лишь сын своего отца. Он приезжает к семье, только когда ему необходимо открыть коробочку с надписью «обязательства». Потому что это тоже потребность, одна из основных потребностей мужчины. Исполнение обязательств вызывает уважение у окружающих. Однако по приезде в Ливорно человек, который произвел меня на свет, становится невнимательным, как будто забывает, кто его семья. Он никогда не сидел у моего изголовья; разорившись, вместе с богатством он потерял и остатки простых человеческих чувств, эмоций и привязанностей. Я представляю его себе по беспощадному описанию моей матери: в борделе Сардинии с девушками, имен которых он не знает и для которых мизерная оплата важнее удовольствия. Нас отличает то, что я еще только пытаюсь понять, что такое секс, любовь, женское тело и женские мысли, а для него, должно быть, любой бордель уже стал ближе, чем собственный дом.
Пока я погружаюсь в свои мысли, Виви постепенно перестает меня ласкать. Она задремала, и мое возбуждение утихло.
Я разглядываю ееи осознаю, что она действительно очень красивая. Блеск ее кожи освещает комнату, ее грудьпышная и подтянутая, соскималенькие и торчащие. Я бы хотел ее нарисовать. Я восхищаюсь ею, но уже без сексуального возбуждения: его сменяет спокойствие, присущее безмятежности красоты. В этой отрешенности тело соединяется с душой, и Виви кажется мне неземной. Возможно, этой девушке предстоит сложная жизнь, полная невзгод, которым ей придется покориться. Но этот моментволшебный и необычайный. Его стоит запечатлеть. Я понимаю, что́ мне хочется рисовать в будущем: неповторимые моменты отрешенности. Никаких больше натюрмортов, лодок и лошадей. Мужчина и женщина в минуты безмятежности. Только в такие моменты возможно осознать, кто мы. Безмятежность отрезвляет нас, позволяет нам что-то понять о нас самихи принять это без досады и тревоги.
Утешение
Снова лихорадка. Снова кашель и боли.
Я харкал кровью.
Рецидивы болезни случаются внезапно и непредсказуемо. Впрочем, доктор сказал, что этот приступ пройдет быстрее, чем предыдущие, потому что он слабее.
Мои страдания осложняются плевритом, но температура не такая высокая, и ее легче сбить.
Мама снова надела маску спокойствия. Она уверенно улыбается и уделяет мне много внимания.
Ее путьнепокорность, сопротивление смирению, и с годами она не теряет запала. Если она перестанет быть для всех полезной и всем помогать, то начнет медленно умирать. Моя матьживой пример тому, что святость достигается ежедневным трудом, а не обращением к Богу.
Ожидание скорой смерти в моем возрасте порождает ежедневную душевную боль. Слегка успокоить ее удается только с приходом сна. Как только наступает ночь, я ищу убежища в кровати с одной лишь надеждойпоспать.
К сожалению, у меня никогда не получается быстро уснуть. Я лежу под одеялом, читаю, думаю, но практически никогда не засыпаю сразу, как мне того хотелось бы. С недавнего времени мама готовит для меня настои трав в надежде преодолеть мою бессонницу, но мне хочется чего-то более сильного. Если бы мой сон не прерывался, мне было бы проще переносить дни.
Но и во сне иногда случаются приступы удушья, дыхание прерывается, и я просыпаюсь. Врач не связывает эти приступы с туберкулезом. Возможно, я просто боюсь умереть во сне.
Я тайком провел экспериментэто сработало, и теперь я довольно часто его повторяю. Перед сном я иду на кухню, наливаю себе бокал вина и выпиваю залпом. Это дарит недолгое успокоение. У меня немного кружится голова, когда я касаюсь подушки, но если я выдерживаю, то сплю хорошо.
Не думаю, что мама одобрила бы мое поведение, если б узнала. Она говорит: чтобы вылечить туберкулез, нужно хорошо есть и избегать всего, что отнимает силы. Поэтому алкоголь запрещен, и будет лучше, если никто не узнает, что я тайком выпиваю, иначе вина мне больше не видать. Но я убежден, что туберкулезу наплевать на все эти предосторожности.
Мама поняла, что живопись может отвлечь от терзающих меня мыслей (хотя в то же время она знает, что живопись может и принести мне страдания, особенно если обнаружится, что у меня нет таланта).
Дедо, мне нужно во Флоренциюподписать контракт с моим издателем. Ты мог бы поехать со мной. Хочешь?
Очень!
Скажешь маэстро Микели, что тебя не будет несколько дней. Попроси у него совета, что посмотреть во Флоренции.
Лодки и лошадей.
Мама улыбается, улавливает мой сарказм, но не отвечает.
Я сам знаю, что посмотреть во Флоренции. Мне не нужно у него спрашивать.
Флоренция. 1901
Синьора! Тот, кто снес часть городской стены, просто сумасшедший.
В гостинице, где мы сняли комнату, портье изливает душу моей матери.
Оказывается, когда-то Флоренция была столицей Италии; я не знал об этом. Недолго, но была. В те годы здесь затеяли масштабные работы по перепланировке старого города: сносили целые кварталы, прокладывали новые улицы. Флорентинцы говорят, что раньше было лучше, но, как известно, люди всегда предпочитают, чтобы ничего не менялось.
Наш город был таким красивым!..
Он и сейчас красивый.
Флорентинцы так любили городские стены и Меркато Веккьо! Не было никакой необходимости перестраивать город, как это сделал Поджи.
А кто это?
Архитектор, точнее«градостроитель», как он сам себя называет Его все ненавидят.
Я не могу оценить разницу между «до» и «после» этого Поджи. Но во Флоренцию приезжает много людей, и для владельцев гостиниц современный и обновленный городэто же хорошо?
Нас и так много, а из-за туристов стало вообще не продохнуть! Знаете, сколько нас? Только флорентинцевоколо пятидесяти тысяч. Плюс иностранцы, которые приезжают в отпуск, плюс те, кто сюда переехал насовсем из-за красоты города, и те, кто живет в окрестностях. Особенно много англичан, скоро тут будут одни англичане
Мы не спеша прогуливаемся, наблюдая за жизнью флорентинцев, и не находим подтверждения словам портье в том, что видим вокруг: людимирные, трудолюбивые, спокойные. Рабочие в синей или коричневой спецодежде спешат на фабрики и стройки, мебельщики выставляют посреди улицы свои столы и шкафы для посуды. Мама говорит, что особенно славятся своим мастерством флорентийские портные и те, кто работает с кожей. В каждом кварталесвои ремесленники: например, ювелиры располагаются на Понте-Веккьо, а плотникина виа Маджо.
Мужчины и женщины здесь интереснее и привлекательнее, чем в Ливорно. Дам сопровождают внимательные и деликатные спутники, открывающие перед ними двери и подающие руку с искренним уважением. Я озираюсь по сторонамкак провинциал, который всему изумляется.
Мама, мне здесь все нравится!
Ты еще ничего не видел, смеется она. А теперь пойдем есть десерт.
Мы идем в кафе Delle Colonne. Его так назвали, потому что богато украшенный потолок подпирают четыре пилястры. Здесь чудесная, полная жизни атмосфера.
И у меня еще ни разу не случился приступ кашля. Может быть, средство для излечения чахоткиэто красота?
Я чувствую запах тосканских сигартот же аромат, что у сигары, которую мне подарил утонченный синьор в том роскошном борделе. Мне очень нравится этот запахэто все равно что курить шоколад.
Мне хочется курить. Но я не скажу об этом маме; я никогда никому не расскажу об этом.
Следующее кафеPaszkowski, в стиле парижских и венских кофеен. Освещение масляными лампами и табачный дым создают теплую атмосферу с золотистым свечением. Здесь делают отменные десерты и мороженое с множеством вкусов. Я наедаюсь до отвала.
Мама постоянно смеется, ей весело; я очень давно не видел ее такой спокойной. Для нее важно, чтобы я съел как можно больше. Она считает, что туберкулез лечится едой. Я не очень-то верю в это, потому что, когда я переедаю, у меня вздувается животи мне тяжело дышать. Но мама настаивает, и если для ее счастья я должен естьто буду есть, пока не лопну.
Дедо, давай вернемся в гостиницу, я хочу спать. Твоя мама уже не девочка.
Моя маманастоящий генерал! Во сколько ты завтра встречаешься с издателем?
Я могу прийти в любое время.
Можно я погуляю, пока у тебя будет встреча?
Если только в центре.
Да, конечно, я буду в центре.
А после обеда пойдем в Галерею Уффицитак что ты не должен быть уставшим, хорошо?
Слышу мамино тяжелое дыхание, она похрапывает. Я, как обычно, не могу заснуть. Кроме того, я переел и все еще возбужден тем, что увидел за день.
Я должен выпить. Если я не выпью, я не усну и буду фантазировать до самого утра. Не представляю, как это сделать. Дома все простоя тихо проскальзываю на кухню, пью и возвращаюсь в постель. А тут что мне делать?
Я поднимаюсь, тихонько подхожу к двери, отпираю замок и медленно, бесшумно открываю дверь. Мама спит. Я выхожу из номера, спускаюсь по лестнице и подхожу к стойке. Там сидит портье, который нас заселял, и что-то пишет в регистрационном журнале. Он поднимает взгляд и замечает меня.
Чем могу помочь?
Я не могу уснуть.
А твоя мама?
Она спит, везет ей.
А ты почему не спишь?
Я объелся.
Хочешь воды?
Да, спасибо.
Портье поднимается, исчезает на пару секунд за шторкой и вновь появляется с бутылкой воды и стаканом.
Вот.
У меня нет никакого желания пить воду, но я делаю над собой усилие.
А вы не будете пить?
Я? Он улыбается и указывает на стоящий рядом с журналом, в котором он делает записи, стакан с янтарным напитком.
Что это такое?
Это французская вещь. Все, что произведено во Франции, просто отличное. Это называется арманьяк.
Похоже на имя мушкетера.
Кого?
Атос, Портос, Арамис и Арманьяк Знаете «Трех мушкетеров»? Французский роман Александра Дюма.
Ты шутишь?
Нет. Первые триэто настоящие имена. И еще есть ДАртаньян.
О нем я слышал.
Я улыбаюсь и смотрю на его стакан.
Арманьяк вкусный?
Отличный, легко пьется, просто чудо.