Людмила ЦимановичБабушка врага народа
Моей тёте посвящается
Раздался звонок. Несмотря на почтенный возраствосемьдесят один год, Нина быстро преодолела пространство комнаты и коридора, чтобы ответить. С нарастающим звуком сигнала росла и её тревога. Интуиция подсказывала ей, что звонят с плохими новостями. Наконец она добралась до старенького, но крепкого кнопочного мобильного аппарата, посмотрела поверх очков на экран с зелёной подсветкой, поднеся его близко к глазам, и увидела незнакомый номер. Женщина не знала, кто звонит, но знала, что ей хотят сообщить. Сделав тяжёлый вздох, она ответила:
Алло!
Здравствуйте! Это Нина Матвеевна?
Да.
Вам звонят из десятой больницыповисла пауза. Вынуждены сообщить вам печальное известиеВениамин Яковлевич Пучков умер. Приносим вам наши глубокие соболезнования, звонившая девушка замолчала, ожидая хоть какой-нибудь ответной реакции. Но её не последовало.
Нина Матвеевна, с вами всё в порядке? поинтересовалась сотрудница больницы.
Как так? Вчера же только его скорая забрала, а участковый врач говорила, что бронхит?!
Понимаете, сейчас такая эпидемиологическая ситуация да и возраст такой, восемьдесят семь лет, как-никак. Вирус дал осложнения на организм. Мы делали всё возможное, чтобы спасти вашего мужа. Мне очень жаль. У вас есть кто-нибудь, кто бы мог вам помочь с оформлением? Если хотите, я могу попросить волонтёров с вами связаться?
Спасибо, мне сын поможет. Куда обращаться в больнице?
В морг И ещё один момент: как контакту первого уровня вам следует ближайшие две недели соблюдать карантин.
А как же Веню хоронить?
Я сочувствую вашему горю и искренне сопереживаю. Но поймите, всё это, чтобы предотвратить дальнейшее распространение вируса. Берегите своих близких. Наши врачи будут ежедневно связываться с вами. Ожидайте их сегодняони приедут взять у вас анализ.
Ясно. Спасибо.
У вас ещё есть ко мне какие-нибудь вопросы?
Нет.
Берегите себя. До свидания.
До свидания
Только окончив разговор, Нина присела на маленькую обувницу, стоящую в коридоре. Эту обувницу лет сорок назад смастерил её муж так же, как и многие другие предметы мебели в их квартиреуютном гнёздышке, где, как казалось Нине, они были отмежёваны от хаоса остального мира. Сидя на старой обувнице, невысокая щуплая старушка вмиг оказалась ещё миниатюрнее. В её голове не укладывалась мысль о том, что теперь она осталась одна. Так неожиданно не стало её Венечки, с которым она прожила больше полувека. «Как же так? Врач же говорила, что бронхит. Она же слушала лёгкие Не бронхит это был, а ЭТО. Последние три дня он задыхался намучился, бедолага. Верно, в школе подхватил заразутам столько болеющих детей ходит и никому дела нет. Никому до нас дела нет, только на себя рассчитывать и остаётся».
Вениамин, несмотря на преклонный возраст, до сразившей его болезни отличался достаточно крепким здоровьем. Хоть слух и зрение ослабли, но умеренность в питании, отсутствие вредных привычек и постоянная физическая нагрузка дома и летом на даче способствовали тому, что его тело сохранило хорошую формуфигурой он мог посоревноваться с сыном, на тело которого общедоступность быстрой еды и стресс подействовали не лучшим образом. Выйдя двадцать с небольшим лет назад на пенсию, он устроился учителем ОБЖ в школу, находящуюся неподалёку от дома, в которой в своё время учились его дети. Хоть ученики часто шутили над пожилым педагогом, с высоты лет он относился к этому по-философски: глядя на ребят, он вспоминал своих сыновей в период отрочества и ностальгировал по тем временам.
У Нины и Вениамина родилось два сына. В детстве мальчики были очень разные: спокойный, уравновешенный старший Виктор и упрямый азартный младший Степанбесспорный лидер и заводила всех детских шалостей и затей. Стёпкагордость родителей: они радовались его успехам в учёбе и окончанию политеха с отличием. Его, ещё совсем зелёного инженера-энергетика, приняли на работу обслуживать АЭС в Припяти. Блестящее будущее сына представлялось родителям во всех деталях: перспективная работа сулила в меру изобильную жизнь, а личные качества и привлекательная внешность способствовали скорой женитьбе и рождению внуков на радость Нине и Вениамину. Но все эти мечты в одночасье разбились Безвременная кончина Степана оставила неизгладимый шрам на сердце каждого из родителей, который так и не зарубцевался по истечении стольких лет. «Быть может, на небесах Стёпа встретит отца и каждый из них будет не один, вдвоём уже приятней, пронеслось в голове у Нины, хотя это же рай, там в любом случае хорошо, совсем не так, как здесь», снова вздохнула старушка, и слёзы тихо потекли из её глаз. Она не всхлипывала, не рыдала, лишь застывшее положение тела, потупившийся взгляд без единого движения и солёный ручей из слёз выдавали трагедию этой маленькой женщинытрагедию невосполнимой утраты. У неё оставался старший сын, уже разменявший пятый десяток мужчина, заботливый и внимательный к родителям, поддержку которого они отрадно ощущали, хотя никогда ни о чём не просили и ни на что не жаловались. Виктор представлял собой полную противоположность Степана, и это проявлялось ещё с детства: осторожность и сдержанность старшего против смелости и общительности младшего. Нина и Вениамин часто вспоминали совершенно разные реакции детей на одни и те же явления. Например, в дверь звонил нежданный гость Виктор тихонько пробирался в прихожую, прижимал ухо к двери, спрашивал: «Кто там?» и лишь потом открывал. Степан же, только заслышав звонок, с огромным любопытством нёсся впускать гостя в дом. Однажды дети поехали в деревню, где жила сестра Вениамина. Её дом охранял старый сторожевой пёс, добродушный к своим и детям, но суровый по отношению к чужакам. Виктор, увидав лохматого чёрного барбоса, сидящего на привязи, ускорил шаг и сделал круг, чтобы быть на максимальном расстоянии от собаки. Степан же храбро устремился к псу, стал его звать, заигрывать, а когда вплотную приблизился, начал гладить и даже пытался оседлать животное.
«Надо сообщить Вите», подумала старушка. Дрожащей рукой она поднесла телефон совсем близко к лицу, посмотрела на потухший экран поверх очков, крепко зажала аппарат двумя ладонями и большими пальцами обеих рук сильно надавила на клавиши разблокировки. После того, как загорелся зелёный экран, она с большим усилием (пальцы её едва слушались) нажала на клавишу «1».
Витюша, здравствуй!
Да, мама, привет! У тебя что-то срочное? Просто мне не совсем удобно сейчас говорить, смущаясь ответил Виктор.
Да тутпо привычке Нине на секунду стало неловко, что она отрывает сына. Срочное. Отец умер.
Ответа пришлось ждать несколько долгих секунд. Виктор остался без слов. Ещё вчера вечером он приезжал к зданию больницы, чтобы передать вещи, которые из-за спешки растерянная мать забыла уложить в пакет, когда скорая приняла решение о госпитализации отца.
Скоро буду, мама. Держись!
Нет, Вить. Ко мне ехать нельзя. Я могу быть источником заразы. Поезжай в больницу, там тебе нужно в морг. Попрощайтесь с отцом по-людски, коли я не могу это сделать, при последних словах к горлу Нины подкатился огромный комок. Мысль о том, что она не сможет проводить Вениамина в последний путь, была ей невыносима. Единственным, что успокаивало старушку, было то, что сын, внуки и невестка смогут прикоснуться к нему ещё разок, прежде чем тело придадут чёрной земле: «Это меня Бог так наказывает за моё неверие: сына хоронила в закрытом гробу, а на прощание с мужем вообще пойти не могу». Она бы и дальше так сидела, становясь всё мрачнее, если бы в дверь не позвонили: «Наверное, врачи. И чего они так пекутся обо мне, лучше бы дали помереть скорее». Нина подошла к двери, привстала на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок, но вместо врачей увидела женщину, лицо которой было скрыто за самошитой санитарной маской. Присмотревшись, Нина узнала свою невестку Полину. Та взволнованно стояла, оглядываясь по сторонам.
Полина с Виктором жили в получасе езды от родителей, но учреждение, где трудилась невестка, располагалось в двух кварталах от их дома. Видимо, она пришла прямо с работы, об этом говорил её внешний вид: юбка-карандаш чёрного цвета, видневшаяся из-под бежевого тренча, который не был застёгнут на пуговицы, а лишь зафиксирован с помощью пояса, и бежевые лодочки на невысоком каблуке.
Нина Матвеевна, откройте. Это Полина.
Старушка только хотела открыть, но тут вспомнила о предостережении сотрудницы больницы.
Поля, ты чего здесь? Вениамин Яковлевич умер от коронавируса, мне нельзя ни с кем контактировать, дрожащим голосом закончила она фразу.
Я всё знаю. Откройте. Мы не хотим оставлять вас одну.
В другой бы ситуации Нина спорила и непременно бы настояла на своём. Но не в этот разсил не было ни на малейшее сопротивление. Нина открыла дверь. Невестка вошла и крепко обняла старушку, которая еле держалась, стоя на ватных ногах.
Поленька, ты можешь поверить, что его больше нет с нами? Вот вчера был, кашлял, правда, много, но мы думалибронхит. И врач так сказала, что пройдёт Вотпрошло.
Я всё знаю, только понять не могу, почему так поздно его забрали. Витя же ещё в три часа скорую вызвал.
Они быстро приехали, только взглянули на него, вернее, услышали его кашель, даже не осматривали, сказали, что в больницу срочно надо. Тогда начали звонить в один госпиталь, но там мест не оказалось, затем во второй, там тоже, только в четвёртой больнице последнее место нашлось. Так она находится возле кольцевой дороги, пока туда доехали от нас, да ещё в некоторых местах машины не пускали из-за репетиции парада Победы.
Да уж, пир во время чумы! мрачно ответила невестка.
Главное свойство, которое отмечали родные и близкие в Полине, было умение поддерживать. Это касалось не только эмпатии и сочувствия в трудные минуты, но и приободрения в моменты страха и неуверенности. В своё время именно она оказалась тем человеком, который поддержал решение подающего надежды секретаря райкома комсомола Виктора на закате СССР уйти из партии и начать строить бизнес, хотя все кругом называли эту инициативу не иначе как «податься в спекулянты» и оценивали крайне скептически. Полина же не побоялась перемен и поддержала решение мужа, несмотря на то, что в тот момент у супругов был годовалый ребёнок, а сама она не работала. Не стала женщина упрекать дочь, когда та решила выйти замуж за человека, не входившего в общепринятый круг интеллигенции, но в итоге всё-таки сумевшая построить с ним крепкую семью. Также Полина не уговаривала сына одуматься, когда он, будучи студентом БГУИР, решил бросить не любимую им учебу и стать фотокорреспондентом. Причём женщина всегда делала это от души, убеждённая в положительном исходе дела. Поистине, она обладала удивительным даром, за это её любили и ею восхищались. С особым пиететом к ней относился Вениамин, который считал Полину даром, посланным его семье свыше, чтобы хоть как-то залечить душевные раны после гибели Степана.
Приход невестки обрадовал Нинув её окружении та была самым светлым человеком. Даже родной сын или внуки не смогли бы поддержать её лучше Полины. А им всё-таки предстояло провести вместе целых две недели, наполненных неизвестностью, печалью и тревогой.
У Полины, потерявшей родителей более двадцати лет назад, в Беларуси не было больше родственников. Была тётка по отцу, проживавшая в Красноярске, откуда оба родителя и были родом, но виделись они последний раз ещё при жизни отца, в последнее же время связь в основном поддерживалась при помощи соцсетей, где посты от родственницы были главным источником информации о её жизни. Нину и Вениамина Полина искренне любила и считала своей семьёй. Разумеется, они не были ей дороги и близки как родители, но осознание того, что вот ониживые члены семьи, согревало ей душу. Когда Виктор попросил жену присмотреть за овдовевшей матерью, она сразу же откликнулась на просьбу, написала заявление об отпуске за свой счёт и спешно пришла к свекрови. Так две женщины стали коротать вместе вынужденный карантин.
Вечером того же дня приехал лаборант и взял мазки на коронавирус. Результата нужно было ждать два долгих дня, хотя даже при отрицательном показателе карантин не отменялся. Затем заезжал Илья, сын Виктора и Полины, чтобы привезти матери необходимые вещи и продукты, которые он, как и полагается по мерам предосторожности, передал бесконтактно, оставив возле двери. Уговорив старушку пойти спать, дав ей перед этим успокоительного, уставшая Полина еле добралась до старого дивана в комнате, переделанной под кабинет, и, даже не обратив внимание на сбитые подушки потрёпанной мебели, быстро уснула.
Проснулась она поздно, на часах было 9:30. Огорчённая этим фактом, она быстро вскочила с дивана, чтобы найти Нину. «Как бы я чего страшного не проспала!» мелькнуло у неё в голове. Старушку она застала в залета тихо сидела в кресле, обвив руками маленькую подушку, которую положила себе на живот, и смотрела в окно. Услышав Полинины шаги, Нина повернула к ней голову и слегка улыбнулась:
Доброе утро, милая! Тебя самолёты разбудили?
Доброе утро. Какие самолёты?
Да вот, летают с самого утра так, что аж не по себе становится, в этот момент послышался гул проносящегося совсем близко воздушного судна, и в окне показались два истребителя.
Боже, как низко они летают, с тревогой в голосе заметила Полина.
Как будто не празднование Победы, а война началась. Я же, милая, хоть и была совсем мала, а какие-то воспоминания о той страшной войне сохранила. Мы тогда с моей матерью и бабушкой в эвакуации в Алма-Ате жили. Помню, как сводки по радио передавали о продвижении наших войск, помню, как о победе объявилимама и бабушка со слезами на глазах кинулись обниматься. Отец мой на той войне погиб. Я его совсем не помню. В армию его призвали вскоре после моего рождения, а потом мы много переезжали: ЕнакиевоНиколаевМарганецДнепродзержинск. Даже фотокарточки отца у меня не осталось. Так я и не знаю, как он выглядел. Наверное, я на него похожа. С матерью у меня ничего общего во внешности нет.
Полина в общих чертах знала историю жизни Нины, тут же ей как раз выпала возможность расспросить её подробнее и отвлечь тем самым от грустных реалий.
Нина Матвеевна, а как так получилось, что вы в Алма-Ате оказались?
Мой дедушка по маминой линии, в своё время с большим воодушевлением встретивший приход большевиков к власти, в тридцатые годы самим министром промышленности СССР Серго Орджоникидзе был назначен директором Керченского металлургического комбината, но, как и многих руководителей, в тридцать седьмом году его арестовали за контрреволюционную деятельность, а вскоре и расстреляли, объявив перед этим врагом народа. Не помогли ему ни влиятельные друзья, ни знакомство со Светланой Аллилуевой (с ней вместе он учился в Промакадемии в Москве). При этом позорным статусом жены и дочери врага народа были «удостоены» мои бабушка и мама. Конечно же, этого можно было избежатьнаписать заявление о том, что отказываешься от любых родственных связей с опозоренным лицом, но они ни на секунду не сомневались в его невиновности, всё думали, что недоразумение какое-то произошло, что вот-вот всё решится и деда Василия выпустят. Всё это время бабушка носила ему в тюрьму передачи и забирала одежду стирать. Свидания не разрешали, но был верный способ узнать, живой ещё человек или уже расстреляли: пока брали передачи и выдавали грязную одежду, был ещё жив. Как только прáва передач лишаливерно, расстреляли. Надо сказать, опасно было и вещи туда носитьтогда уже взялись за жён тех самых врагов, прямо там на месте их хватали. Бывало, арестовывают женщину, а она только адрес успеет прокричать, по которому у неё малолетние дети остались, чтобы добрые люди о них позаботились. Однажды бабушка вернулась из тюрьмы домой, обнадёженная тем, что грязное белье отдали, бросила его в таз с водой и уже было принялась за стирку, как в манжете рубашки нащупала какой-то комок. Пока вытащила из намокшей рубашки записку, почти весь текст, написанный кровью, размыло, только два слова удалось прочесть: «Уезжай немедленно». Так она поняла, что его смертный приговор уже подписан. Из вещей собрала маленький чемодан и швейную машинку, которая впоследствии её кормила. В то время моя мать уже была замужем за моим отцом, сыном директора Енакиевского металлургического завода. Но тридцать седьмой год его тоже не пощадилоднажды ночью к деду приехали из НКВД на чёрном воронке и забрали. Таким образом оба моих деда были репрессированы. Отец, став сыном врага народа, был сразу же отчислен из института, где учился, и призван в армию. Когда началась война, его солдатом-срочником отправили на фронт. Моя мать тогда со мной на руках и бабушка, боясь колеса репрессий, всё время переезжали из города в город: приедут они на новое место, заполнят анкету по месту жительства, а там, пока по старому адресу запрос сделают и узнают о том, что они жена и дочь врага народа, несколько месяцев пройдёт. Как только время ответа подходило, они паковали вещи в маленький чемодан, брали швейную машинку и перебирались в следующий город. Неизвестно, сколько бы они ещё так мыкались, если бы в Днепродзержинске мама не встретила друга своего отца, который был каким-то начальником на заводе. Он взял её на работу в планово-экономический отдел, а в анкете сказал не указывать позорный факт, мол, пока все проверки пройдут и это установится, понадобится много времени, а там кто знает, что будет. Его словам суждено было стать пророческиминачалась война. Фашисты быстро дошли до Днепра, и стал вопрос о том, что нужно эвакуировать завод. Мама со мной и бабушкой были включены в списки на эвакуацию. Мы сели в поезд, следовавший в далёкий Нижний Тагил, но до места назначения не доехалипересели в состав, следовавший в Алма-Ату, так как там у бабушки были хорошие знакомые, которые нас приютили на первое время. Проверка документов на новом месте уже не вызывала столько тревогипока сведения дойдут из Днепродзержинска до Алма-Аты, да ещё во время войны, пройдут многие месяцы, если вообще ответ будет. Вот так, милая, великую Победу я с мамой и бабушкой встретила в Казахстане.