Да еще матери по хозяйству помогает. Брату и с женой надо побраниться, и детишек поучить уму-разуму, и с приятелями в кабачке поболтать да винца выпить. А Габриэль все при доме, некуда ему ходить. Соседские ребята, как беда его приключилась, не шибко хотели водить с ним дружбу. Куда они с таким калекой? Сами посудите, разве он им компания? Ни побегать, ни поозоровать, а уж когда все заженихались с девушками, то и подавно! Раньше у него в подружках была любимая сестра, но теперь она вышла замуж. У нее своих забот полон рот, скоро ребеночек появится, и родителей навещать недосуг.
Было у Габриэля и сокровенное мечтаниесамое заветное, да только несбыточное Больше всего на свете он любит рисовать. Еще мальчонкой играя на дворе, все царапал по земле прутиком. А однажды разрисовал углем табуретки в кухне. Матушка перепачкала об них всю юбку, но не заругала его, а только рассмеялась. И стала отдавать ему бумажные кулечки, куда бакалейщик в лавке заворачивал сахар. Это было почти счастье. На серой шершавой бумаге он приноровился рисовать отточенным угольком и очень ее берег. А потом дорос и до беленой кухонной стены, всю разукрасил диковинными зверями и птицами. Отец тогда страшно рассердился, что его недавние труды пошли насмарку. И матушке долго пришлось его уговариватьне серчай, мол, пусть бедный мальчик хоть немножко порадуется Отец потом, будто нехотя, разглядел все рисунки и одобрительно крякнулишь, чего сынок удумал А ведь ловко получается!
* * *
Четыре года назад они всей семьей по обыкновению пошли в церковь на воскресную службу. И очень удивились, что внутри вся боковая стена закрыта лесами, видно ее решили обновлять. И в самом деле, старинные росписи давным-давно потускнели и уже кое-где начали осыпаться. Священник перед началом проповеди радостно известил прихожан, что наконец-то нашли подходящего иконописца, который приехал заново расписать их церковь. Габриэль шепотом упросил отца, чтобы он позволил ему остаться после службы и посмотреть поближе.
Когда все разошлись и церковь опустела, из боковой двери вышел незнакомый человек. Красивый, серьезный, не слишком приветливый. Габриэль почтительно ему поклонился. И вдруг заговорил сбивчиво, заливаясь жгучим румянцем Сказал, что сколько себя помнит, все время что-нибудь рисует. Но ему не у кого поучиться. Не возьмет ли художник его к себе помощником и самым младшим учеником? Он сейчас быстро принесет свои рисунки, и если они понравятся Он был бы так счастлив! Красивый человек покосился на ногу Габриэля и с сомнением ответил: " Что ж, приноси Посмотрим, выйдет ли из тебя толк. Но сможешь ли целый день на ногах?"
Габриэль на это лишь самую малость смутился. К таким взглядам давно уже привык, головой в плечи не уходил, и ведь не в скороходы же нанимался. Он торопливо закивал: "Смогу. Я буду очень стараться! Все-все делать, что велите!" Ах, если бы художник взял его, сколькому он смог бы научиться! Это же немыслимое счастьерисовать настоящими цветными красками, а не печным углем. Он так мечтает стать хорошим мастером и принести пользу их приходу! Может быть, тогда люди начнут принимать его всерьез, а не только любопытствовать и жалеть убогого.
Полгода пробыл он вторым учеником. Сначала на всякой подсобной, черновой работеубрать, помыть кисти, растереть краски. Но со временем художник доверил ему кусочек росписи внизу стенысколько Габриэлю хватало росту с вытянутой рукой, еще и старый ящик подставлял. И два раза даже похвалил его! Но вот Габриэль стал замечать, что наставник им не вполне доволен, но не понимал, в чем провинился? Страдал молча, весь извелся Каждый взгляд ловил, а художник как будто избегал его Наконец, в один ужасный день решился спросить, и услышал беспощадный приговор. Такой калека, как он, никогда не сможет расписывать церкви, потому что не сумеет вскарабкаться на леса. Лучше уж ему сразу уйти. Он мог бы разрисовывать дамские веера и медальоны или еще какие домашние украшения. Но про большие фрески придется забыть. А ведь Габриэль ни разу не заикнулся, что ему трудно подолгу быть на ногах. Превозмогался и всегда с готовностью вскакивал по первому слову. И руки у него очень крепкие. Но вышвырнули, как негодного щенка, и не обернулись.
Было ему тогда пятнадцать лет, а он почувствовал себя изжившимся стариком. Криком кричала, безутешным стоном исходила душа И все рвалось куда-то ретивое, как пойманная птица Но крепче железной была его клетка. И мало-помалу смирился Габриэль со своей участью. Тихо томился, никому не жалуясь Настырности в нем отродясь не было, да и что ему оставалось? Лишь однажды стал умолять отца, чтобы позволил ему уехать в большой город. А денег дать только на самое первое время, а потом он уж сам прокормится. Но отец не только не отпустил, но и не подумал с ним миндальничать. Как отрезал: "Нечего дурить! Я и наперед знаювсе то же будет, что тогда в церкви. Напрасно тебя послушал, а впредь потакать не стану. Ремесло в руках есть, и работай! Опамятуйся, куда ты из родного домабесприютно мыкаться?" И с тех пор не давал ему ни гроша. Не от скупости, а боялся, что сын уйдет из дома и где-нибудь сгинет. Хорошо, матушка изредка да тайком совала ему монетку на лакомство.
Однажды, собравшись с духом, Габриэль открылся на исповеди их приходскому священнику. Тот долго тот говорил с ним, но ничем горемычного не утешил. Как водится, вразумлял, что надобно смириться со своей долей, не упорствовать в гордыне и почитать отца. Что увечье послано ему Богом для испытания души и обережения от мирского тщеславия и греховных соблазнов. Безнадежно кивнув, Габриэль покорился судьбе и больше уж никаких чудес не ждал. А дни тянулись за днямивсе безликие и пустые, как их бочонки.
Глава 3
Цирковое представление закончилось. Двое кудрявых с тарелкой и Фокусник пошли по кругу, собирая плату. Габриэль положил очень щедро, Фокусник даже вскинул бровь, приложил руку к сердцу и хитро подмигнул. Он, как обычно, сыпал прибаутками: девицам знатных женихов пожелает, парнямбогатых невест, мужчинамприбыльной торговли, их жен за красоту похвалит. А пожадничавших, да еще вставших в первый ряд, так хлестко высмеивал, что они пятились назад под общий хохот. Всех приглашал снова приходить на второе представление, когда жара спадет, и скрылся в повозке.
Габриэль еще постоял в сторонке, выждал, пока все разойдутся. Наконец набрался смелости, и не знаякак позвать, с колотящимся сердцем окликнул снизу: "Вы просили не уходить я здесь." Фокусник выглянул и быстро спустился, что-то дожевывая: "Молодец! А у меня к тебе разговор. Ты, я вижу, парень серьезный, и рисуешь отменно. Не возьмешься ли заново разрисовать нашу повозку? Видишь, как облупилась. Ради такого дела я бы задержался тут на два-три дня, а о цене, думаю, мы столкуемся. Что скажешь?" Габриэль аж задохнулся от счастья и от страха. Сердце подпрыгнуло и забилось пойманной птичкой где-то в горле "Да я не помню, когда краски в руках держал Не знаю, смогу ли?" Фокусник похлопал его по плечу, подбодрил: "Сможешь! Ты хорошенько подумай до вечера и приходи." Ему уже давно хотелось обновить их пострадавшую от дождей повозку. И он видел, что Габриэль от души расстарается, а не просто намалюет для заработка. И без всяких фокусов понимал, почемуради Мариэллы. Это было ясно, как божий день.
* * *
К обеду Габриэль решил домой не ходить. Отныне он будет сам по себе. Всю нужную работу для отца справил, а остальноечто в мыслях и что в сердце, никого не касается. Купил поблизости хлеба и козьего сыру и отправился на окраину города. Было у него любимое местечко возле пролома в старой крепостной стене. Там журчала маленькая речушка и бежала потом извилисто через весь город. По воскресеньям он иногда приходил сюда, когда отец с братом отправлялись в трактир выпить по стаканчику с приятелями и обсудить скучные местные новости. А Габриэль устраивался в тени деревьев и думал о разном, глядя на текущую воду Или на развалины каменной стены, увитой цепкими кустами дикой розы. Разглядывал красивый цветок или бабочку на травинке и горько сожалел, что не чем было нарисовать эту нежную красотуне углем ведь. Еще представлял, как в древности жители их города отбивались тут от нападавших враговкровожадных сарацинов, смутно вспоминая рассказы своей бабушки. А теперь здесь никого не встретишь, только плещутся поодаль в речке озорные мальчишки, пасущие коз.
Габриэль скинул рубаху, умыл разгоряченное лицо и руки, подставил их солнцу Напился прохладной воды и уселся на берегу перекусить хлебом и сыром. Потом блаженно растянулся на траве, прикрыв глаза Натруженное колено очень устало и мозжило, зато в кармане позвякивало еще несколько заработанных монет. А в холщовой сумкеполдюжины листов бумаги, он забрал все, что оставалось у писца. И сегодня он снова увидит и будет рисовать прекрасную Мариэллу! Сквозь листву весело золотились солнечные блики. Точно так же смеялись золотистые искорки в ее карих глазах. Габриэль счастливо жмурился и улыбался. Конечно, он возьмется разрисовать им цирковую повозку. Поборет свою извечную робость и сделает. Да так, что все подолгу будут смотреть вслед! Для нее одной, на память
Он все хорошо помнит, чему учил его художник в церкви. Как из-под кисти постепенно возникало чудоСпаситель на небесном троне, лучезарная Пречистая Дева, ангелы в облаках и святые мужи вокруг. О, если бы перед ним была гладко оштукатуренная белая стена, а не дощатая, обтянутая грубым полотном Только нужны краски, а где их достать? Ни в одной из городских церквей, кажется, ничего сейчас не расписывают. Может, все-таки отказаться, пока Фокусник не увидел, какой он никчемный человек? И вдруг не получится нарисовать так, как задумал? Нет, лучше сразу отказаться, чем осрамиться перед Мариэллой. Хороша же будет о нем память
Но целых три дня быть подле нее! Знать, что она совсем рядомза тонкой стенкой повозки. Видеть ее, и может статься, даже говорить с ней! А она когда-нибудь ненароком вспомнит о нем, странствуя по дальним дорогам. Габриэль вдруг сел, обхватив здоровое колено. Мучительно сгорбился, уткнувшись в него подбородком. "А ведь я больше никогда ее не увижу. Как мне жить дальше? Без нее и зачем? Сбивать изо дня-в день опостылевшие бочонки? Изо дня в день, до самой смерти. До самой смерти" И ничком повалился на землю, и заплакал.
* * *
Перед вечерним представлением Габриэль загодя устроился на своем месте у коновязи и нетерпеливо ждал. Часто поглядывал на повозкуне колыхнется ли занавеска? Начал собираться праздный народ Теперь детей почти не было, а подходили все больше гуляющие парочки. Занавеска не качнулась, даже не дрогнула, но пара любопытных глаз в дырочку пытливо изучала Габриэля. Давеча Мариэлла из-него оступилась, когда вдруг увидела те синие, почти бездонные глаза Она еще ни разу с каната не падала и вовсе не знала страха. Это рано умершая мать всегда поддерживала и оберегала ее с небес. Но сегодня чуть не сорвалась Хорошо, что рядом была перекладина коновязи и голова их лошади! Мариэлла чуть оперлась ногой, а рукой потрепала лошадиную гриву, и вроде никто ничего не заметил. А синеглазый парень опять стоит на том же месте. Бедный, как у него искалечена нога!
И вот окончилось представление, народ разошелся. А Габриэль все стоял и стоял неподвижно, уставясь в землю. И Фокусник его не торопилискусный парень, видно, робкого десятка. И немудрено, когда судьба так не задалась. Уже втащили в повозку скатанный ковер и приторочили сзади плетеную клетку с голубями. Уже кудрявые запрягали лошадей. А Габриэль все ждал чего-то, стиснув руки, и беззвучно шевелил губами Молился или сам с собою спорил? Вот промелькнула Мариэлла, переодевшись в белую блузу, черный шнурованный корсаж и полотняную синюю юбку. И стала похожа на всех других девушек, хотя он узнал бы ее из тысячи, даже со спины.
Тут Габриэль словно очнулся, неуклюже подошел к Фокуснику, и как в воду бросился: "Я распишу вам повозку, я постараюсь. Только не знаю, где можно найти краски?" Фокусник обрадовался: "Ну, это не беда. Завтра похожу по городу, поспрашиваю." Но парень еще что-то хотел сказать, только не решался. Наконец, опустив голову и запылав лицом, выдавил: "Позвольте мне ехать с вами!" И умоляюще поднял глаза: "Я не буду вам в тягость, вот увидите! Все-все буду делать, что потребуется. Если починить что или за лошадьми ходить. И везде буду рисовать на представлениях, кто попросит. Вот возьмитеэто я за сегодня заработал и то еще не сразу начал. Только позвольте ехать с вами!"
Фокусник был в сильном замешательстве: "Ты хорошо подумал, чтоб так, в одночасье уйти? Мы же век на колесах, угла своего не имеем, и всякое случается. А родители у тебя живы?" Габриэль кивнул и снова потупился А Фокусник все сомневался и сверлил его взглядом: "Не приведи Бог, если они тебя не простят! Всю жизнь будешь расхлебывать." Но Габриэль бормотнул глухо: "Все равно" Фокусник вздохнул: "Что ж, договорились. А деньги у себя оставь, потом краски купим, может, еще и добавить придется. Значит, завтра как рассветет, приходи на постоялый дворзнаешь ведь, где? Пораньше тронемся, путь не близкий." На том и расстались.
* * *
Домой Габриэль возвращался, как пьяныйног под собой не чуя За ужином матушка беспокойно на него поглядывала и даже пощупала лоб: "Сынок, ты, часом, не захворал? Лицо какое-то странное и глаза блестят, не жар ли?" А он и правда был, как в чаду "Нет, просто устал на солнце, лягу пораньше." Отец по обыкновению угрюмо заворчал: "И где тебя все носит? Целый день проболтался со своими рисульками. Не вздумай мне разболетьсязавтра за работу!" Отец у него не злой, просто он ничего, кроме их бочонков, в жизни не видел. Встав из-за стола, Габриэль поклонился родителям. Матушка благословила его на ночь и поцеловала в голову. Сердце больно защемило Габриэль ткнулся ей в руку и чуть не заплакал. Он знал наверняка, что больше ее не увидит.
Пошел к себе в каморку, увязал в шерстяную куртку кое-какие пожитки. Горячо помолился, чтобы все удалось по задуманному, и склонился около свечи над прощальным рисунком. Грамоты в их семье не знали, а перед матушкой ему надо повиниться. Любовно нарисовал ее, как только что видел в кухнев чепце, в фартуке, с засученными рукавами. И себя на коленях перед ней, с низко опущенной, покаянной головой. А наверху, как бы парящую вдали и зовущую его, крохотную Мариэллу. Чуть подумал и несколькими черточками добавил позади матушки отцапусть поважничает.
Но куда лучше положить рисунок? Надо так исхитриться, в таком месте оставить, где его наверняка вскоре заметят. Чтобы у матушки сердце не разорвалось, когда наутро хватятсяа его нигде нет. Но и не совсем рано, а то сразу кинутся искать. Габриэль приотворил дверь и послушал, прильнув к дверной щелкекажется, все спят. Тихонько прокрался в кухню. Может, подсунуть под ларь с мукой? Нет, матушка тут же увидитмука для лепешек нужна. Глиняные миски, кувшин с маслом, перевернутые горшки Под один из горшков? Но неизвестно, когда он понадобится, вдруг через неделю? Положу-ка лучше в корзинку с чесноком, что стоит в чуланек обеду матушка непременно в нее заглянет. Но их повозка к тому времени будет уже далеко. Габриэль, не раздеваясь, прилег, но мог сомкнуть глаз. Почти до света метался, как в лихорадке А когда чуть забрезжило, крадучись и стараясь не стукнуть засовом, отпер дверь и вышел. Никого не встретив, благополучно добрался со своим узелком до постоялого двора. Присел около знакомой повозки и стал ждать Внутри было тихо, все еще спали. Скорей, скорей бы первый луч! Наконец взошло солнце, и они тронулись в путь
Глава 4
Вот уже год, как Габриэль колесил по свету с циркачами. Больше всего он старался не доставлять им лишних забот и какого-нибудь ущерба. В первое время даже ел, как можно меньше. Но Фокусник это заметил и отчитал: "Не вздумай голодать! Что проку, если ты зачахнешь?" А прок от Габриэля был заметный, он своими рисунками зарабатывал деньги наравне с выступавшими на ковре. В пути, как и остерегал Фокусник, всякие непредвиденности случались. В одном городе властвовал очень строгий епископ, и им велели убираться подобру-поздорову. Было и такое, что пришлось уносить ноги от грабителей. На счастье, в повозке всегда припрятано два пистолета. Один надежный, проверенный, а второй такпугач огородный, но вида внушительного. И лихие люди их не тронули.
А в общем, жили весело и скучать было некогда. Фокусник ничего Габриэлю не указывал, как расписывать повозку, а сказалделай по своей мысли. В ближайшем городе он удачно сторговался с церковными мастерами. Габриэль на страх и риск выбрал краски и все, что требовалось. С наслаждением растирал их в пальцах, вдыхал полузабытый волшебный запах Страх как волновался, начиная свою работу. Но после вошел во вкусне остановишь. И он не оплошалповозка удалась на славу! Мариэлла невесомо порхала по канату с ангельской улыбкой. И остальные трюкачи, и даже собачки вышли, как живые. Фокусник был очень доволен, и вообще всем Габриэль пришелся по сердцу. Розали по-сестрински опекала его, а двое кудрявых всячески помогали, когда он рисовал. Одного из них звали Бланше, другогоНико. Они все время подтрунивали друг над другом и задирались, как щенята, но часу не могли пробыть врозь. А Мариэллу все называли по-домашнему просто Мари, и Габриэлю тоже разрешили. И до того было трогательно произносить ее имя!