Идем наверх, сказала мать.
Мне нужно в душ, ответила Бекки.
Потом сходишь.
На третьем этаже их дожидался отец, сквозь распахнутые окна в душный, точно чердак, кабинет тянуло осенним холодом. Отец жестом велел Бекки сесть. Мать закрыла дверь и осталась стоять. Бекки переполошилась. Казалось, ее сейчас авансом накажут за то, что она решила напиться, хотя она еще не напилась.
Мэрион? произнес отец.
Мать откашлялась.
Как тебе известно, начала она, моя сестра назначила меня душеприказчицей. И то, что я должна тебе сказать, я говорю как ее душеприказчица. Твоя тетя оставила тебе кучу денег. Теперь тебе восемнадцать, значит, деньги твои. В завещании не указано, что до твоего совершеннолетия ими должен распоряжаться опекун. Там указано лишь Расс, прочти, пожалуйста.
Отец отпер ящик и достал документ.
Моей племяннице Ребекке Хильдебрандт я завещаю сумму в тринадцать тысяч долларов на большое путешествие по Европе в память обо мне. Вот и все. Об опекунах ни слова.
Бекки, не удержавшись, расплылась в улыбке.
Вчера я положила эти деньги на твой сберегательный счет, добавила мать.
Ух ты!
По закону я обязана была это сделать, пояснила мать. Адвокат сказал, что мы можем подождать до твоего восемнадцатилетия, но не дольше. Шерли недвусмысленно выразила свое желание.
Ух ты! Хорошо.
Ничего хорошего, возразил отец. Желание идиотское, и нам нужно об этом поговорить.
Тринадцать тысяч долларов, вставила мать, это почти все состояние твоей тетки. Несколько тысяч она оставила разным музеям, но главная наследницаты. Если бы ты умерла раньше нее, деньги отошли бы музеям.
Бекки догадалась, в чем дело. А если бы и не догадалась, мать ей все объяснила: Шерли не просто обошла в завещании Клема, Перри и Джадсона, но и потребовала, чтобы Бекки потратила деньги на сущую ерунду. Шерли всю жизнь жила в выдуманном мире, в нем и скончалась.
И ведь она отлично знала, как я на это отреагирую. Потому и оставила такое завещание.
Значит, все должно быть только по-твоему, подумала Бекки.
Вероятно, отец тоже так подумал, потому что попросил мать оставить их одних. А когда она ушла, произнес ласково, как обычно общался с дочерью:
Даже не верится, что тебе уже восемнадцать. Кажется, только вчера мы привезли тебя из роддома.
Сколько раз Бекки слышала эту фразукажется, это было только вчера?
Но тебе уже восемнадцать, и я хочу, чтобы ты хорошенько подумала о том, как распорядиться этими деньгами. По закону желание тети ни к чему тебя не обязывает, и, по-моему, тринадцать тысячслишком крупная сумма, чтобы вышвырнуть ее на путешествие по Европе. Столько и за два года не истратить, если, конечно, не останавливаться в Ритце.
Шерли наверняка выбрала бы Ритц, подумала Бекки.
Я не имею права указывать тебе, что делать, но, на мой взгляд, ты могла бы уважить желание Шерли и потратить летом небольшую сумму на заграничное путешествие. Если хочешь сделать маме приятное, возьми ее с собой. Опять-таки, я не имею права тебе указывать
Дану?
Но нужно поступать по справедливости. Я знаю, ты очень любила Шерли, и она тебя, но мне все-таки кажется, что этим своим завещанием она хотела уязвить твою маму. Мы с мамой любим всех детей одинаково и считаем, что ко всем детям нужно относиться одинаково. Хорошо это или плохо, но наша семья небогата. Мы с мамой хотим, чтобы вы все поступили в колледж, и четвертая часть завещанной тебе суммы оказалась бы очень кстати каждому из вас. Я не вправе тебе указывать, как правильно поступить
Да ну?
но я надеюсь, что ты хорошенько подумаешь, как быть. Ты сделаешь это ради меня?
Ага, ответила Бекки.
Я знаю, это трудно. Тринадцать тысяч долларовэто куча
Я поняла, перебила Бекки. Больше не надо ничего говорить.
Я лишь хочу, чтобы ты знала, что я очень
Я же сказала, что поняла. Окей?
Она вскочила, убежала к себе и рывком открыла верхний ящик комода, где держала сберегательную книжку. И правда, баланс увеличился. Теперь там тринадцать тысяч семьсот пятьдесят три доллара. Подарки на день рождения, подарки на крестины, плата за время, проведенное в дурацком зеленом фартуке цветочницы, чаевые и жалованье из Рощи: всего семьсот пятьдесят три доллара. Милая тетя Шерли! Она знала, чего хочет Бекки; подарок неожиданный, а оттого еще более приятный. Бекки никогда, ни единого разу не задумалась, а не оставила ли ей тетушка какие-то деньги, ей хватило и чемоданчика с сокровищами. И лишь сейчас, когда Бекки представила, что от цифр в ее сберегательной книжке останется жалкая мелочь, разум ее встрепенулся и принялся приводить алчные доводы. Может, по закону она и не обязана следовать букве завещания, но разве морально она не обязана уважить его дух? Не оскорбит ли она память Шерли, уступив уговорам отца? Да и с какой стати она должна что-то давать своему братцу-укурку, он ведь и так, скорее всего, бесплатно поступит в Гарвард? А когда у отца появится свой приход и в доме будет меньше ртов, не останется ли больше денег для Джадсона? Клем был единственным, с кем ей хотелось поделиться.
Вечером на тусовке она залпом выпила два джина с тоником, после чего можно было сбавить скорость, не опасаясь, что это заметят. Главный эффект алкоголя заключался в том, что он внушал сильное, хоть и смутное ощущение важности, как будто тебе вот-вот откроется нечто теплое и значительное. Опьянение рассеялось, а с ним и ощущение важности, оставив по себе холодное и мелкое осознание: ей скучно. Ей плевать, кто в кого влюблен и как перед матчем подшутили над футбольной командой из школы Лайонса. В мире полно мест лучше.
И только благодаря наследству, которое я получила после трагической смерти Шерли, я могу позволить себе задуматься о частном колледже. Сама Шерли в колледже не училась, в молодости была известной актрисой, делала карьеру, однако интересовалась возвышенными материями и разбиралась в театре, музыке, живописи и coteur лучше многих знатоков всех, кого я знаю. У нее я научилась ставить перед собой большие цели и чего-то добиваться. В отличие от нее, у меня, к счастью, есть возможность получить образование и узнать больше о мире. И я намерена использовать эту возможность по полной.
Она перечитала написанное и наморщила нос. Видимо, мамины язвительные замечания навсегда омрачили те чистые чувства, какие Бекки прежде питала к Шерли. А может, утро после поцелуя не располагает к выражению восхищения. Учитывая ее состояние, хорошо, что она вообще что-то написала.
Бекки закрыла блокнот, пошла на кухню, где Джадсон разукрашивал печенья разноцветной глазурью. Из открытой двери подвала доносились звуки стирки.
Классное печенье, сказала Бекки.
Мне бы еще инструмент получше. А то к ложке глазурь липнет.
Какое тебе нравится меньше всего? Спорим, я сделаю так, что оно исчезнет.
Вот это, указал Джадсон.
Она съела печенье и тут же захотела еще.
Что ты хочешь на Рождество? Такое, о чем ты пока никому не сказал?
Никто и не спрашивал.
Разве Перри не спрашивал?
Джадсон, помедлив, покачал головой.
Ну вот, я спрашиваю, сказала Бекки.
Цветные карандаши, не отрывая взгляда от печенья, ответил Джадсон. Каких-нибудь интересных цветов.
Поняла. Через пять секунд эта запись самоликвидируется.
Если вас или кого-то из ваших спецагентов поймают или убьют, министр снимет с себя ответственность за мессию.
Не мессию, а миссию.
Я тоже так думал.
Ты хороший парень. Бекки переполняла любовь.
Спасибо.
По лестнице из подвала тащилась мать, и Бекки поспешила к себе. При виде незаправленной кровати ей захотелось снова лечь, точно погрузиться в поцелуй. День едва начался, но ей уже казалось, что он тянется дольше обычного.
Все (и в особенности отециз зависти) считали, что таким фурором Перекрестки обязаны исключительно Рику Эмброузу. Однако, по словам Клема, не только Эмброузу, но и Таннеру Эвансу. Родители Таннера были прихожанами Первой реформатской, он вместе с Клемом ходил в воскресную школу и весной ездил с отцом Бекки в Аризону, в новый молодежный трудовой лагерь. Таннерхороший парень из хорошей семьи, а еще талантливый музыкант и самый клевый чувак в Нью-Проспекте, красавчик в клешах, одним из первых в городе отрастивший длинные волосы. Клем говорил, что Перекрестки произвели фурор, когда Таннер позвал на воскресные сборища своих приятелей-музыкантов, парней и девушек, белых и черных. Перекрестки стали клубом не только христианским, но и музыкальным, а невозмутимость Таннера уравновесила пылкость Эмброуза.
Таннер отложил поступление в колледж, чтобы развивать талант и писать песни. Вечером в пятницу он регулярно играл концерт в заднем зале Рощи, где подавали спиртное. Он и его девушка Лора Добрински, которая в Перекрестках занимала то же место, что и сам Таннер, играли в группе Ноты блюза. Лора была низенькая, толстенькая, но с копной кудрей, и розовые очки в проволочной оправе были ей к лицу, а когда она пела, от ее голоса закладывало уши и рвались души. Она была одной из первых хиппи Нью-Проспекта, ходячий ответ да на вопрос А с тобой бывало такое?. Трудно было представить Таннера с кем-то другим, так что, когда Бекки устроилась в Рощу и Таннер при каждой встрече спрашивал, как у Клема дела в колледже, и передавал привет родителям, она заключила, что для Таннера онамладшая сестра его приятеля, а поскольку парень он вежливый, то и общается с ней из вежливости.
Вечером накануне своего восемнадцатилетия, после окончания смены, Бекки стояла в дверях задней комнаты и слушала последнюю песню первой части концерта Нот блюза. Голосом и усами Таннер смахивал на Джеймса Тейлора, и на нем была замшевая куртка с бахромой. У него были тонкие сильные пальцы гитариста, и когда он пел, от его пухлых губ невозможно было оторвать взгляд. Песня закончилась, Бекки направилась было прочь, но услышала, как он окликнул ее. Таннер пробрался к ней мимо столиков возле барной стойки и жестом попросил ее присесть. Лора Добрински куда-то подевалась.
Я давно хотел тебя спросить, начал он, почему ты не в Перекрестках?
Бекки нахмурилась.
А почему я должна там быть?
Э-э, потому что там клево? Потому что ты ходишь в церковь?
Вообще-то Бекки не ходила в церковь. Она была настолько далека от веры, что родители и не заставляли.
Даже если бы я хотела вступить в Перекрестки, а я не хочу, ответила она, я бы никогда не поступила так с отцом.
При чем тут твой отец?
Вы его выгнали.
Таннер поморщился.
Да. Нехорошо получилось. Но я спрашиваю не о нем, а о тебе. Почему бы тебе не вступить в Перекрестки?
Клем и правда вступил в молодежную группу, когда она еще не называлась Перекрестки, а ведь брат от веры более далек, чем она. Но Клему нравилось служить бедным, особенно во время поездок в Аризону, и товарищей он выбирал по велению своего доброго сердца (или извращенного вкуса). Бекки смущал внешний вид участников Перекрестковхолщовые штаны, фланелевая рубаха, витавший над ними в школьной столовой дух превосходства, их показная сплоченность и безразличие к иерархии. Клем тоже презирал иерархию, но никогда этим не козырял. В отличие от ребят из Перекрестков.
Не хочу, и все, ответила она Таннеру. Не мое это.
Ты даже не пробовала, откуда ты знаешь, твое или не твое?
А тебе какая разница?
Таннер пожал плечами, бахрома на куртке качнулась.
Я слышал, Перри ходит на собрания. И подумал: Здорово, а Бекки? Меня удивило, что ты не в группе.
Мы с Перри очень разные.
Верно. Ты же Бекки Хильдебрандт. Королева тусовок. Что скажут твои друзья?
Мило, что он озаботился выяснить ее социальный статус. Но Бекки терпеть не могла, когда ее дразнят.
Я не пойду в Перекрестки. И не обязана объяснять тебе почему.
Разумеется, не потому что боишься узнать о себе что-то новое.
Разумеется.
Да ну? А мне вот кажется, боишься.
Я такая, какая есть.
Бог говорил то же самое.
Ты веришь в Бога?
Пожалуй, да. Таннер откинулся на спинку стула. Я считаю, что Онв наших отношениях, если они честные. Именно в Перекрестках я завел честные отношения и почувствовал себя ближе к Богу.
Тогда почему вы выгнали моего отца?
Похоже, ее вопрос задел Таннера за живое.
У тебя классный отец, ответил он. Он мне очень нравится. Но ребятам было трудно найти с ним общий язык.
Я вот нахожу. Значит, и я вам тоже не гожусь.
Надо же, классический пример пассивной агрессии. В Перекрестках тебе такое не спустят с рук.
Перри трепло, каких мало, однако вы приняли его на ура.
Вот смотрю я на тебяи вижу девушку, у которой есть всё, девушку, на месте которой хотел бы оказаться каждый. Но в душе ты еле дышишь от страха.
Вот уеду из этого города, тогда и вздохну свободно.
Ты создана для большего и лучшего.
Бекки не привыкла к насмешкам. Старшеклассники Нью-Проспекта боялись даже намека на ее презрение.
К твоему сведению, процедила она ледяным тоном, который ей редко приходилось использовать за пределами семьи, я не люблю, когда надо мной смеются.
Извини, ответил Таннер, я просто думал, что провести целый год, затаив дыхание, значит потерять время даром. Ты же должна жить. Так мы славим Богатем, что ценим каждую минуту.
Бекки силилась придумать язвительный ответ, и тут появилась Лора Добрински. От облака ее волос пахло травкой, выкуренной на холодной осенней улице, креповая блузка под расстегнутой косухой обтягивала отвердевшие от холода соски. Лора присела на колено к Таннеру, спиной к его груди.
Я уговариваю Бекки вступить в Перекрестки, сообщил Таннер.
Казалось, только теперь Лора заметила Бекки.
Это не для всех, сказала Лора.
Тебе же нравится. Красивые руки Таннера обхватили низ Лориного живота.
Мне нравится, что там кипят страсти. Но это не всем подходит. Многие не выдерживают.
Кто, например?
Та же Бренда Мейзер. У нее был нервный срыв во время весенней поездки.
Да она просто психанула, возразил Таннер, потому что за день до поездки Глен Кил ушел от нее к Марси Аккерман.
Она ревела двадцать часов кряду, сказала Лора, представляешь? Сперва кричала, как на занятиях. Ну, знаешь, когда покричат, замолчат, потом снова кричат, вот только Бренда не замолкала. Обратно мы ехали вместе в машине Эмброуза. Она вообще ни на что не реагировала: обнимешь ее, отпустишьвсе равно плачет. В конце концов мы просто слушали, как она ревет. Уже хотелось ее задушить, лишь бы она заткнулась. Подъехали к ее дому, Эмброуз проводил ее до двери, сдал родителям. Вот ваша дочь, с ней что-то не то, а больше мы ничего не знаем.
Бекки попыталась представить, как Клем рыдает во время поездки, но не смогла.
Да какой там нервный срыв, возразил Таннер. Бренда на следующий день пришла в школу.
Ну и ладно. Лора расплылась в шутливой улыбке. Подумаешь, рыдала почти сутки. Что тут такого?
Бекки в тете, помимо прочего, восхищало презрение. Шерли регулярно пускала его в ход, порой сопроводив соленым словцом. После того как Шерли умерла и мать вынесла ей приговор, Бекки осознала, что презрение служило тете средством выживания, поскольку больше от черствого мира защититься ей было нечем. Бекки же прибегала к презрению разве что в случае крайней нужды, только если ее намеренно донимали. Уходя в тот вечер из Рощи с непривычным ощущением собственной неполноценности, она призывала на помощь презрение, однако Лору Добрински презирать было не за что, разве что за маленький рост, но даже в случае крайней нужды это казалось Бекки нечестным. ЛораНастоящая Женщина (Бекки слышала, как Лора своим мощным голосом поет песню о том, каково это), а Таннера презирать не за что. Лежа в кровати, Бекки даже задумалась: что если Таннер прав и она действительно боится жить? И скука, которую она в следующий вечер чувствовала на вечеринке в честь своего дня рождения, лишь подтвердила: ей нужно начать жить.
Не оставь ей Шерли тринадцать тысяч долларов, вряд ли она решила бы начать с Перекрестков. Она смутно догадывалась, что, появившись в Перекрестках, приятно удивит тех, кто обращает внимание на такие вещи. Если ей там понравится, Таннер ее зауважает, если же в Перекрестках окажется скучно, что ж, значит, у нее появится повод для презрения. Но она знала, что отец терпеть не может Рика Эмброуза. Ей не то чтобы запретили вступать в Перекрестки, но все равно что запретили.
Лишь после того как отец прочел ей нотацию о деньгах тети Шерли, она дерзнула его ослушаться. И вовсе не потому, что он заблуждался. Она и сама понимала, что ее полоумная тетка выделила ее в ущерб братьям и она, Бекки, в силах это исправить, поделившись с ними наследством. И все же чувствовала себя обманутой, хотя и сознавала, что ведет себя как ребенок. Сколько раз мать твердила ей, что отец ее обожает? Сколько раз она ходила с ним на дурацкие прогулки, потому что думала, для него это очень важно? Да если бы она только знала, что он попытается отобрать у нее наследство, когда она еще и порадоваться-то не успела, ни за что не пошла бы с ним гулять. Какой в этом смысл, если она с этого получила лишь проповедь о справедливости? Он даже не стал дожидаться, чтобы она в порыве щедрости сама поделилась с братьями. Раз-два-три, деньги гони. А братья, если начистоту, ничего не сделали для Шерли, не написали ей ни строчки, не жертвовали ради нее драгоценными днями летних каникул, не лежали без сна на ее канапе, потому что табачный дым щиплет глаза и нос. Если отец так ее любит, что же он тогда умолчал об этом?