Муж, которого я купила - Айн Рэнд 26 стр.


Она ожидала, одетая в теплое пальто, меховой воротник плотно под подбородком, меховая шапка на светлых кудрях.

 Не шуми,  приказал он.  Мы спустимся и заберем Волконцева.

Она потянулась поцеловать его. улыбаясь. Он поцеловал ее спокойно, нежно. В его действиях не было колебаний, в его глазах не было сомнения. Он был коммунистом Кареевым, который был одним из победителей в гражданской войне.

Мишель сидел в пальто, когда дверь его камеры распахнулась. Он подпрыгнул от неожиданности. Джоан вошла первой. Следом комендант Кареев. Мишель стоял, его черные глаза молчаливо вопрошали. Кареев бросил ему подбитый мехом жакет.

 Наденьте это.  приказал он,  и не производите никакого шума. И за мной.

 Куда?  спросил Мишель.

 Вы бежите. И я тоже. Мы втроем

Мишель не сводил широко раскрытых глаз с Джоан.

 Я полагаю, вы понимаете суть сделки,  сказал Кареев.  Ваша жизнь в обмен на вашу женщину.

 Предположим,  задал вопрос Мишель,  я не согласен на сделку?

Джоан стояла лицом к нему и спиной к Карееву. Ее голос был спокойным, безразличным, но ее глаза пытались безмолвно, отчаянно внушить нечто Мишелю.

 Есть вещи, которые ты не понимаешь, Мишель. И кое-что, что ты забыл.

 Мы втроем,  сказал Кареев,  установим договор, Волконцев. И мы сможем сделать это лучше на свободе. Ты боишься идти?

Мишель пожал плечами и медленно надел меховой жакет.

 А вы не боитесь заключать соглашение, комендант?  спросил он.

 Идемте,  сказала Джоан.  У нас нет времени на разговоры.

 Тебе лучше взять это,  сказал Кареев, вкладывая пистолет в руку Мишеля.  Он нам понабится.

Мишель смотрел на него секунду, безмолвно укрепляясь в своем доверии, затем взял пистолет.

Начальник охраны проводил ночную проверку персонала на заднем дворе монастыря в соответствии с приказом коменданта Кареева. Там не было красных фонарей, движущихся по стенам.

Сквозь грохот волн никто не мог слышать катера, как он взревел в темноте.

Волны поднимались высоко, подобно судорожно вздымающейся груди. Луна дробила длинные пятна холодного, серебряного огня в воде, и море рвало их на мерцающие тряпки. Звезды тонули в воде и бешено колотились друг о друга, волны спешили отбросить их назад в белых сверкающих брызгах.

Волны поднимались медленно и висели над лодкой неподвижно, как стена черного, отполированного стекла. Затем белая пена взрывалась на гребне, словно лопнувшая пробка, и срывалась вниз по черной стене, лодку бросало вверх, из воды, на кипящую вершину другой горы.

Комендант Кареев склонился над рулем. Его надбровья слились в одну прямую линию, и его глаза чертили одну прямую линию впереди себя в темноте. Он чувствовал каждый мускул, напрягшийся по желанию его пальцев, которые вцепились в руль, как когти. Согнутые в локтях руки, слившись с рулем, работали, как крылья, как нервы катера. Он потерял шапку. Его волосы развевались прямо по ветру, как вымпел.

 Волконцев! Держи Джоан!  однажды крикнул он.

Джоан обернулась назад, к острову. Она увидела его в последний раз как одинокую черную тень со слабым серебряным свечением на куполах, которое скатывается, исчезая под вершинами волн.

В полночь они увидели красные искры, слабо мерцающие впереди. Кареев вильнул вправо, избегая мерцающей деревни. Лодка мягко стукнулась о дно и остановилась. Кареев помог Джоан выбраться на берег.

Пустынный пляж убегал в лес из тонких сосен, тихих, спящих, ветви которых склонились под тяжестью снега. В миле, слева от них, виднелась деревня, справа, на много миль вниз по белому песку поисковые огни поста береговой охраны вращались медленно, прощупывая море.

Небольшой проход заканчивался на окраине леса. Снег покрывал все дороги. Только две глубокие колеи от колес крестьянских телег все еще оставались, похожие на рельсы, врезавшиеся в морозную землю.

Комендант Кареев шел первым, Джоан за ним. Мишель шел последним, рука на пистолете.

Они шли в тишине. Ветер сник. Луна над лесом бросала длинные черные тени сосен сквозь проход и далеко через пляж. Дальше, у воды, снег мерцал, отсвечивая колким голубым светом.

Нижние ветки напряжены под белым покрывалом, вздрогнув, осыпали их морозной пылью. Белый заяц показал свои длинные уши из-за куста и бросился в лес, скачущий бесшумный снежок.

Они выбрали одинокий дом на окраине деревни. Комендант Кареев постучал в дверь. Собака залаяла где-то, переходя на задыхающийся, долгий, тревожный вой.

Сонный крестьянин открыл дверь со страхом, тулуп дрожал на его плечах, глаза от свечи моргали.

 Кто здесь?

 Государственное дело, товарищ,  сказал Кареев.  Нам нужны две хорошие лошади и сани.

 Да поможет мне Бог, товарищ Главный.  Крестьянин заскулил, кланяясь, крестясь веснушчатой рукой.  У нас нет лошадей, да поможет мне Бог. Мы бедные люди, товарищ Главный.

Одна рука товарища Кареева мяла значительно пачку бумажных денег, другая прикрывала приклад его пистолета.

 Я сказал, нам нужны две лошади и сани,  повторил он медленно.  И они нужны нам немедленно.

 Да, товарищ Главный, да, господин, как пожелаете.

Поклонившись, нервно жуя длинную рыжеватую бородку, крестьянин повел их в конюшню позади дома, свеча капала воском на его трясущуюся руку.

Комендант Кареев выбрал лошадей. Мишель собрал солому с пола в стойлах и заполнил дно саней вокруг ног Джоан, укутывая их в старый меховой полог. Товарищ Кареев прыгнул на место возницы. Он бросил пачку банкнот в красную бороду. Предупредил:

 Это секретное государственное дело, товарищ. Если ты выдохнешь хоть слово об этомпойдешь под трибунал. Понял?

 Да, господин, товарищ Главный, благослови тебя Бог, да, господин  бормотал, склонившись, крестьянин.

Он все еще стоял склонившись, когда сани выехали со двора в туче снега.

VII

В полночь начальник охраны прокрался бесшумно к яме, прислушался осторожно, но не услышал ни единого звука в монастыре. Он открыл люк и позвал, поднимая повыше фонарь над ямой:

 Ты здесь, фиша?

 Здесь.  послышалось далеко снизу в порывах кашля,  ты, Макар?

 Он самый. Хочу узнать, как ты там, товарищ.

На дне глубокой ямы с сосульками, сверкающими в расщелинах стен, товарищ Федоссич зарылся в солому, его тонкие пальцы грели горло, глаза, как две черные ямы на багровом лице. Он зарычал, затем просипел:

 Долго же пришлось ждать, чтобы удовлетворить твое любопытство.

 Его приказ. Сказал, чтоб близко от тебя никого не было.

 Ты видел его где-нибудь в последние несколько часов?

 Нет.

 Выпусти меня!

 Ты с ума сошел, фиша? Против его приказа?

 Ты слепой болван! Посмотри, сможешь ли найти его. Или женщину. Или катер!

 Да поможет нам Всевышний, фиша! Ты думаешь

 Поспеши! Иди и посмотри! Потом выпустишь меня!

Товарищ Федоссич рассмеялся, когда Макар прибежал обратно, ревя, как сумасшедший, недоверчиво:

 Он сбежал! Он сбежал! Они сбежали! Лодка исчезла!

 Теперь я главный на острове,  сказал товарищ Федоссич, он стиснул зубы, когда веревка дернула его из ямы.  И сапогом в зубы первому, кто не подчинится моим приказам!

 Привести сюда гражданку Волконцеву!  был его первый приказ.

Макар послушно удалился и вернулся с широко от-крыми глазами, докладывая, что гражданка Волконцева сбежала тоже.

 Так,  рассмеялся товарищ Федоссич,  товарищ комендант еще больший глупец, чем я думал!

Вверх по старой лестнице к комнате беспроводной связи товарищ Федоссич побежал, спотыкаясь и останавливаясь, чтобы остановить кашель, тени сумашед-ше метались вокруг раскачивающегося фонаря в его руке. Макар следовал за ним в недоумении. Товарищ Федоссич ударил сапогом в дверь. Свет от раскачивающегося фонаря вздрогнул и высветил разгромленные детали радиоустановки.

 Я поймаю его!  оглушил товарищ Федоссич.  Я поймаю его! Этого великого красного героя! Это высокомерное животное!

Затем он поднял фонарь, и размахивал им триумфально, и орал, указывая на темные предметы в углу:

 Смотри, Макар! Смотри! Мы дадим сигнал берегу! Мы схватим его! Подключи его и принеси на колокольню!

Шерстяной шарф товарища Федоссича захлопал в ярости, когда он вышел на площадку колокольни. Он стоял против ветра, как бы отталкивая невидимую, гигантскую руку, которая бросала его к звездам, его длинная тень прыгнула, пронесшись над парапетом.

Он поставил фонарь вниз и схватил веревку колокола. Она обожгла голые руки. Он сорвал шарф с шеи и обернул им пальцы Затем потянул веревку.

В ясную погоду колокола можно услышать на большой земле. Небо было чистым. Ветер дул к берегу.

Колокола издавали длинный, протяжный стон. Холодный снег засыпал плечи товарища Федоссича. Трепет пробежал по старому монастырю, с колокольни вниз, к яме.

Колокола захлебывались в агонии, медь звенела крикливыми всплесками. Яростный удар кованого, огромного металлический хлыста и гудящие раскаты грома тяжело поднимались, уплывая медленно вдаль, высоко над морем.

Товарищ Федоссич яростно перебросил веревку. Опустил шарф. Он не чувствовал голых рук, обожженных веревкой. Он смеялся безумно, заходясь кашлем. Он пересек бегом площадку и качнулся назад, обхватив веревку ногами и руками, раскачиваясь на ней, как гигантский маятник.

Макар поднялся по лестнице с прожектором, таща шуршаший по ступеням, как змея, длинный провод, который соединялся с динамо в комнате ниже. Он стоял неподвижно в ужасе. Товарищ Федоссич заорал, скручивая веревку:

 Они должны услышать! Они должны услышать!

Через море, на береговом пункте охраны, движущиеся поисковые огни вдруг замерли.

 Ты слышал?  спросил солдат, который носил остроконечную буденовку цвета хаки с красной звездой.

 Прекрасно,  сказал его помощник.  Звук, похожий на колокол.

 Разве что из ада.

 Это со Страстного острова.

И пока они стояли, прислушиваясь, вглядываясь в темноту, ярким языком загорелась лампочка далеко на горизонте, словно копье перерезая черное небо, и рана снова закрылась.

 Тревога,  сказал солдат в буденовке

Товарищ Федоссич сигнализировал послание на большую землю. Он присел возле прожектора, прижимая его лихорадочно к груди, как ребенка, которого он должен был защитить от ветра, которого он не мог отпустить, сжимая его пальцами жесткими, как клещи. Он тер ими грудь, пытаясь согреть пальцы, разорвав рубашку, не чувствуя ветра голой шеей. Он хохотал. Его смех сливался с кашлем, в триумфе над ветром, вслед полосам света, которые вонзались, как стрелы дартса, прямо в грудь невидимого далекого врага в темноте.

Макар быстро крестился трясущейся рукой.

Солдаты охранного поста на берегу знали код. Белые полосы над морем выбивали медленно, буква за буквой, послание:

«К-О-М-Е-Н-Д-А-Н-Т Ж-Е-Н-А О-С-У-Ж-Д-Е-Н-Н-Ы-Й П-О-Б-Е-Г».

Под восьмью копытами восемь комков снега взлетели вверх, из лошадиных ноздрей пар поднимался облачками снежной пыли. Кнут в руке коменданта Кареева свистел над головами лошадей и опускался на их ребра.

Под ними белая земля бежала назад, словно потоки водопада, уходя вниз, в пропасть, под сани. Летел в стороны снег, и путь плавился, превращаясь в длинный белый пояс. Над ними огромные сосны медленно проплывали мимо, оставаясь неподвижными относительно земли.

Лошади склонились под дугой, их ноги под крупом слились, паря над землей.

Глаза Джоан остановились на кнуте, который представлялся ей орудием в руках экзекутора на Страстном острове, который бил темноту впереди. Она ощущала скорость по ветру на губах. Рука Мишеля плотно охватила ее, его пальцы тонули в ее пальто.

Через милю леса, где сосны, казалось, сомкнулись, закрывая дорогу впереди, и дорога, как белый нож, резала их на части в полете, через чистые равнины, где черное небо поглотило белый снег, превратив в один шар тьмы, и дорога казалась серым облаком, переносящим их через бездну, через рытвины, и сугробы, и поваленные бревна, они летели сквозь ночь, миля за милей, и с каждым часом приближались к спасению.

 Замерзла, Джоан?

 Застегни воротник, Фрэнсис. Кнопка расстегнулась.

Когда огни деревни замелькали впереди, сквозь снежную пыль, комендант Кареев резко обернулся и направил сани в узкий проулок. Пролетая мимо деревни, они могли видеть на расстоянии блестящий крест церкви над невысокими крышами и темный флаг, красный в дневное времянад домом сельсовета. Комендант Кареев не видел флаг, только его кнут настегивал ребра лошадей.

По темным деревенским улицам точки фонарей спешили, мгновенно собираясь в группы, бросаясь прочь. Колокол звенел, как долгий, тревожный сигнал.

 Держи Джоан, Волконцев! Резкий поворот!

Луна скрылась за тучами, как за черным туманом, поплывшим вверх, поглощая звезды. Внизу свет лениво разливался по снегу.

 Посмотри на этот снег, Фрэнсис,  сказал Мишель.  Мы не сможем видеть его долго, долго. Это наше прощание с Россией.

 Это прощание,  сказал Кареев,  для нас двоих.

 Да,  ответил Мишель,  для нас двоих.

Впереди них слабый белый поток, белее, чем снег, отрезал небо от темноты земли.

 Завтра на рассвете мы будем далеко в море,  сказал Кареев,  и лодка полетит к стране, новой для Джоан.

 где она забудет все о Страстном острове.

 и все, что привело ее туда.

 Не беспокойся о будущем,  сказала Джоан.  Я никогда не забуду кое-чего из прошлого. Один из нас нуждается в этом. Я пожелаю ему это забыть.

 Одному из нас,  сказал Кареев,  это не понадобится. Другому, возможно, не захочется.

Голова Джоан склонилась. Снег падал на ее ресницы.

Она закричала, она подскочила на ноги, но сани мчались быстро, и она упала в сани.

 Там., там смотрите!

Они обернулись. Снежная равнина простиралась перед ними, как серый туман. Сквозь туман оттуда, откуда они приехали, по дороге к ним катилось черное пятно. Оно походило на жука с двумя длинными ногами, царапающего снег. Но двигалось так быстро для жука.

Кнут коменданта Кареева щелкнул в воздухе, сани дернулись, и он упал.

 Это ничего,  сказал он.  Какой-то крестьянин спешит в город.

 Слишком быстро для крестьянина,  заметил Мишель.

Глаза Кареева встретились с его взглядом поверх головы Джоан, и Мишель понял.

 Ничего страшного,  сказал Кареев.

Лошади были измучены. Но поводья напряглись, как струна, в руках Кареева. Они понеслись быстрее.

Две вещи вырастали медленно, зловеще: белая линия впереди и черное пятно за ними.

 Не смотри на него, Джоан!  Кнут свистел в руке Кареева.  Только расстроишь себе нервы.  Удар кнута.  Ничего. Мы быстрее, чем они.  Удар кнута.  Они не смогут

Короткий звон сквозь тишину, в которой стук копыт забарабанил, как сердце.

Мишель схватил Джоан и бросил ее жестоко вниз на колени, в солому на дно саней, склонившись над ней, прикрывая ее своим телом.

 Мишель! Дай мне встать! Дай мне встать!

Она отчаянно сопротивлялась. Он грубо удерживал ее.

 Вот так,  прокричал комендант Кареев.  Держи ее, Волконцев! Держи ее!

Комендант Кареев вскочил на ноги. Он качнулся и нагнулся вперед, его рука слилась воедино с поводьями, резкий взмах кнута оставил красную полосу на боку лошади.

 Остановитесь!  издалека донесся до них крик.  Остановитесь, во имя закона!

Мишель вытащил пистолет.

 Не надо, Волконцев!  закричал Кареев.  Побереги пули! Они слишком далеко! Мы успеем оторваться!

Еще два выстрела всколыхнули мрак позади них. Прижавшуюся к своему живому щиту Джоан вырвало. Кареев прижал коленом ее спину, чтобы она не поднималась.

Дорога сперва шла прямо меж хвойного леса, а затем резко сворачивала направо. Они завернули за угол, и опасливо пригнувшийся Кареев снова выпрямился. Они потеряли белую нитку в лесу, а черная иголка потеряла их самих.

От основной дороги отходил в сторону извилистый поворот, который пропадал в глубине леса. Даже не дорожка, а едва видимая просека, по которой могли с трудом проехать разве что сани. Стремительным движением Кареев направил двойку по этой дорожке.

Они слепо неслись вперед среди снега и высоких деревьев, прокладывая себе путь между красноватых бревен и продираясь сквозь кусты, боками врезаясь в толстые пахучие стволы и отталкивались от них. Одна из веток зацепил Кареева по глазу, он стряхнул с себя снег и шишки, вынул из волос охапку застрявших иголок. По его виску потекли красные капельки крови.

Назад Дальше