Ах нет, воскликнула Рубинет, спасибо, честно не хочется.
Часы в прихожей пробили половину третьего. Время, когда в Айриштауне все замирало.
Половина третьего!вскричала О'Крутых, которая и не подозревала, что уже так поздно.
А Руби обрадовалась, что уже совсем не так рано, как она думала. Аромат кофе наполнил кухню. Так было бы хорошо посидеть в задумчивости с чашечкой кофе, поразмышлять... Но Руби прекрасно знала, что это совершенно невозможно, так как матери страстно хочется поговорить, позадавать вопросы, высказать всякие мысли и предположения. И когда кофе был разлит по чашкам, а мамаша О'Крутых уселась поудобнее и приготовилась вести беседу, которая так хорошо идет под кофе, Руби неожиданно сказала:
Знаешь, ма, меня немножко мутит, так что, если ты не возражаешь, я возьму свой кофе и посижу с ним в ретираде.
Ретирадой они на старинный манер называли туалет. Мамаша О'Крутых, давно привыкшая к неожиданным прихотям своей дочери, обычно воспринимала их философично. Но эта последняя выдумка! Неслыханно! Кофе в туалете! Однако! А что сказал бы отец Руби, если бы услышал про такое?
А может, и канифольчику?съехидничала О'Крутых. Может, и стакашек канифольчику опрокинешь в туалете?
Канифольчиком, читатель, они называли виски.
Руби поднялась со стула, отпила глоток кофе, чтобы освободить в чашке немного места.
Нет, ма, я выпью глорию.
А глорией, читатель, они называли кофе, в который добавлялся коньяк.
Мамаша О'Крутых налила в протянутую к ней чашку коньяку, но меньше, чем она налила бы обычно, при других обстоятельствах, и Руби вышла из кухни.
Мы уже кое-что знаем о Белакве, а вот Руби О'Крутых не появлялась ранее на этих страницах. Страстно желая ублажить тех, кто читает эту книгу удивительных и невероятных приключений, мы воспользуемся тем небольшим затишьем, которое будет продолжаться, пока Белаква находится в пути, госпожа О'Крутых сидит, надувшись и задумавшись, над своим кофе, а Руби предается мечтам, попивая в ретираде свою глорию, и сообщим кое-что об этой последней, но не о глории, а о Руби.
На протяжении весьма продолжительного промежутка времени Руби, по причине своей красоты и, хотя и в меньшей степени, своего интеллекта, являлась предметом постоянных ухаживаний, сопровождаемых обильными возлияниями, однако теперь, по достижении возраста тридцати четырех или тридцати пяти лет, она уже не давала повода ни для ухаживания, ни для винопития. Тех, кто проявит хоть немного любопытства и пожелает узнать, как она выглядела в то время, когда мы решили ввести ее в наше повествование, мы рискнем отослать к образу Марии Магдалины, как он представлен на картине Перуджино "Пьета", которая выставлена в Национальной Галерее Дублина, имея при этом в виду, что волосы у нашей героини черные, а не рыжие. Сделав это замечание, мы более не будем задерживать читательское внимание на ее внешности, так как Белаква, судя по всему, не придавал наружности какого-либо значения.
Жизненные обстоятельства постепенно привели к тому, что ее характер, прирожденно романтический и в высочайшей степени идеалистический, сильно изменился, и она пребывала почти постоянно в состоянии какого-то глубинного отчаяния. Ее любовные переживания действительно оказались весьма несчастливыми. Взыскующая любви, как и положено молодой и аппетитной женщине, любви, которая бы свела ее или прочно соединила бы со спутником жизни, подобно тому, как солнце связано с любой планетой, обращающейся вокруг него, двусторонней связью, она в конце концов дошла до того, что все более и более стала избегать любовных переживаний, обнаруживая со все усиливающимся разочарованием и даже отвращением, что последствия любовной привязанностиа спрос на нее был очень высококазывались совсем не такими, как ожидалось. Результатами такого любовного разочарования и краха явились: во-первых, она стала полностью избегать каких бы то ни было любовных переживаний; во-вторых, она принялась искать более действенные способы удовлетворения зуда любовной сизигии, среди которых, как она обнаружила, музыка и хороший виски оказались наиболее эффективными, и наконец, в-третьих, она позволяла себе иметь кошачьи случки ради получения тех убогих радостей, которые такие мимолетные альковные встречи могли принести. Однако и тут количество желающих, которых поначалу было столь много, что возникало embarras de richesse, сохранявшееся неизменным, пока она продолжала играть роль женщины, исполненной глубокого презрения к кобелям, резко пошло на убыль после того, как у нее поменялись взгляды на свое место в жизни, отчего существенно уменьшилась сила ее обольстительности, и ищущих встреч с ней уже отпугивали эти ее новые качества. Гроздья любви, отложенные за ненадобностью на то время, пока кровь бурлила похотью, оказались скисшими, когда у нее возродился вкус к ним. В былые времена она уходила в себя тогда, когда ей уже не хотелось быстротечной эротики, теперь же она уходила в себя, потому что уже не находилось постельных приключений, однако с той существенной разницей, что ее убежище покинула надежда, которая когда-то утешала и поддерживала ее. Руби рассматривала свою жизнь как восходящую вереницу шутовских эпизодов.
Белаква, с его благочестивым ухаживанием, набожным целованием ручек, почтительным прикладыванием подольного края ее платья к устам, с его переживанием восторгов на безопасном расстоянии, представлял собой именно того воздыхателя, невысказанно обожающего с дальней дистанции, ради которого онаподобно истосковавшейся по домашнему спокойствию и уюту искрящейся светом комете, несущая в себе ЭТО, пожертвовала всеми своими остальными бесчисленными ухажерами. И теперь, когда блеск драгоценного металла ступеней ее любви скрылся под грязью, ЭТО иссякло, ухажеры отпали, Белаква явился ей как посланник ироничной Судьбы, отряженный этой Судьбой, дабы постоянно самим своим существованием напоминать ей о том, что она потеряла, и возбуждать ее печаль, вызываемую осознанием того, что она теряет. И все же она терпела его в надежде на то, что рано или поздно под влиянием винных паров, в вакхическом порыве или просто от похотливой несдержанности он настолько забудется, что заключит ее в свои объятия.
Добавьте ко всему этому тот факт, что она в течение длительного времени страдала неизлечимым недугом и что не менее пятнадцати докторов, из которых человек десять были записными атеистами, независимо друг ото друга заверили ее со всей врачебной ответственностью в том, что ей не стоит рассчитывать на долгую жизнь, и с учетом всех этих обстоятельств, мы чувствуем разумную уверенность в том, что даже наиболее придирчивый читатель должен признать не только крайнюю тяжесть положения, в котором она оказалась, но и жизненную достоверность всего того, что мы надеемся поведать в не очень отдаленном будущем. Мы полагаем также, что безответственность Белаквы, его способность действовать без достаточных на то побуждений были столь явственно выявлены во всех его выше описанных похождениях, что уже не будут вызывать удивления. Учитывая его прирожденный дар вести себя непредсказуемо, с некоторым уклоном к справедливости, его можно было бы сравнить с неким природным явлением. Самым подходящим местом пребывания для него был бы сумасшедший дом.
Белаква сознательно и целенаправленно поддерживал отношения с Руби, к которой не испытывал никаких особо нежных чувств, и обхаживал ее и ухаживал за ней так, чтобы наилучшим образом подготовить ее к той роли, которую она должна была сыграть в его жизни вместо него. О сути этой роли он поведал Руби, когда посчитал ее, то есть Руби, достаточно созревшей для ее, то есть роли, исполнения, и заключалась она, эта роль, или суть, в том, чтобы посодействовать его felo de se, которое он, к его величайшему огорчению, не мог совершить, просто сидя на своей заднице. Когда и как у него созрело такое твердое решение покончить с собой, мы определить не можем. Самый простой путьв том случае, если мотивы того или иного поступка оказываются столь глубоко упрятанными в подсознании, что словесное их оформление невозможно, назвать этот поступок возникшим ex nihilo и этим удовлетвориться. Именно это мы просим читателя сделать и в данном случае.
Нормальная здравомыслящая женщина предпочитает спрашивать "что?", а не "почему?" (это укоренено очень глубоко), но бедной Руби всегда не хватало этого замечательного качестваздравомыслия, так что как только Белаква открылся ей и сообщил о своем намерении, Руби принялась взывать к его рассудку. И хотя у него не было, как мы могли уже видеть, никакого мало-мальски нормального рассудка, он так хорошо вооружился соответствующими познаниями, касающимися данной проблемыего подтолкнуло к изучению этого вопроса наблюдение за своим собственным непредсказуемым разумом, что он смог немедля засыпать ее сведениями, почерпнутыми из множества источников в результате их тщательного штудирования: доводы древнегреческих и древнеримских философов в пользу самоубийства; доводы пред-романтиков эпохи "Бури и Натиска"; доводы метафизические, эстетические, эротические, антэротические и химические, доводы Эмпедокла из Агригента и Сан Хуана де ла Круса, короче говоря, привел все возможные доводы за исключением истинных, каковые просто не существуют, по крайней мере для нужд беседы. Руби, придавленная таким обвалом доводов и аргументов в пользу самоубийства, вынуждена была признать, что намерение Белаква являлось не случайным порывом человека, не умеющего взвешивать свои поступки и действующего под влиянием момента, а замыслом отчаявшегося человека, все обдумавшего и устремленного к четко осознанной и даже благородной цели, и признав это, она перешла в состояние почти радостное. Руби, тоже чувствуя себя конченым человеком, воспринимала теперь намерение Белаквы как возможность красиво уйти, хлопнув дверью. И поэтому было достигнуто согласие по поводу того, как это лучше всего сделать, после чего были предприняты все необходимые меры, установлена датавесною того же годаи выбрано место; свершение задуманного в Венеции в октябре было отвергнуто как трудноосуществимое. И вот роковой день пришелРуби, сидя в позе Философа, Погруженного в Тяжкие Раздумья, настраивала себя на нужный лад, а Белаква в это же самое время жал на педаль газа шикарного спортивного автомобиля, взятого напрокат с почасовой, невероятно огромной оплатой, и мчался в Айриштаун.
И вел он машину так отчаянно, что вслед ему неслись возмущенные восклицания, порицания, проклятия и крепкие выражения остальных участников дорожного движения; Белакве, у которого не имелось ни водительских прав, ни особых навыков вождения, даже в голову не приходило, что при такой езде он отнюдь не застрахован от происшествий, которые могут вовлечь совершенно посторонних людей. Пешеходы и велосипедисты, принадлежавшие к классам выше нижних, не ругались, а просто останавливались и осуждающе смотрели вслед. "Ох уже эти Джаггернаутовы колесницы!должно быть, восклицали некоторые из них, вот уж новая напасть!" "Да, да, эти спортивные машины давят людей, что тараканов!"возмущались другие. Те Стражи Порядка, мимо которых пронесся Белаква в нескольких точках города и окраин, записали номер его машины. На улице Пиерс Белаква снес одно колесо у древнего извозчичьего экипажа так же лихо, как Апостол Петр ухо Малху после Моления о Чаше, но даже не остановился. На другой какой-то улице дети, одни игравшие в свои игры, а другие гонявшие мяч, разлетелись в разные стороны, как опавшие листья на ветру. Но когда Белаква подъехал к ужасному горбу Моста Виктория, он, напуганный собственным безрассудством и устрашенный крутизной подъема, остановил машину и, вылезя из нее, воззвал к какому-то милосердному прохожему, с помощью которого перекатил машину через мост, толкая ее сзади. Остальной путь он ехал не спеша и осторожно и безо всяких приключений прибыл в назначенное послеполуденное время к дому своей соучастницы.
Госпожа О'Крутых широко распахнула дверь. Она очень тепло поприветствовала Белакву, внимательно всматриваясь в его бледное лицо, в него всего, предававшегося, по слухам, разгулу и распутству.
Рууу-бии!пропела она призывно тоном кукующей кукушки. Рууу-бии! Рууу-биии!
А поменяет ли она когда-нибудь свой тон, вот в чем вопрос.
Руби, раскачиваясь и размахивая руками, скатилась вниз по лестнице; на нижней губе, в которую, как они ни старалась убедить их не делать этого, постоянно кусали пчелы, явственно виднелись следы ее собственных зубов.
Надевай шляпку, накинь шаль, и поедем, бесцеремонно приказал Белаква.
Госпожа О'Крутых в ужасе отшатнуласьона впервые в жизни слышала, чтобы кто-либо разговаривал с Руби таким тоном. А Руби спокойно накинула пальтишко, смиренная как овечка, и по ее виду совсем не было заметно, что такое обращение как-то ее покоробило. Госпоже О'Крутых тут же стало ясно, что ее никуда приглашать не будут.
Разрешите предложить вам чай и что-нибудь еще подкрепиться, обратилась она к Белакве ледяным тоном. А потом поедете.
Она просто не могла обойтись без того, чтобы не похлопотать...
"В жизни своей не слыхала более нелепого предложения, подумала Руби. Подумать только: подкрепитесь, а потом поедете! Вот когдаили точнее еслиони вернутся, тогда им действительно понадобится подкрепиться".
Мама, ничего не надо. Ты что не видишь, мы очень спешим, попыталась смягчить Руби впечатление от Белаквова тона.
Белаква монотонно пробубнил, что он плотно пообедал в ресторане "Бейли". Но соврал он очень неубедительно.
А разрешите полюбопытствовать, куда это вы так спешите?спросила госпожа О'Крутых.
Ну, куда-то, воскликнула Руби. Просто спешим, и все.
"В каком она, однако, странном настроении, подумала госпожа О'Крутых. Но до калитки проводить свою дочь ей никто не может запретить!"
Интересно, а где вы взяли такую машину?
Если бы вы видели ту машину, то ничуть не удивились бы этому вопросу.
Белаква небрежно бросил название компании, в которой он взял эту машину напрокат.
В самом деле?для вежливости удивилась госпожа О'Крутых.
А господин О'Крутых в это время украдкой подобрался к окну и осторожно стал подглядывать в щель между занавесками. Всю жизнь он работал, не покладая рук, и все для семьи, а для себя что? Позволил себе лишь простенький велосипед! На его синюшном лице появилось горькое выражение.
Белакве после многих неудачных попыток, нанесших немалый урон сцеплению машины, наконец удалось включиться в какую-то скоростьв какую именно, он не смог бы сказать наверняка, и они отъехали с шиком, как в голливудском фильме. Госпожа О'Крутых прощально махала вслед рукой, но с таким же успехом она могла махать Лоту. Неужто единственным ответом на ее напутственный жест был дымок из выхлопной трубы их машины? В ее ушах еще звучали какие-то странно насмешливые прощальные слова: "Мы вернемся, когда вернемся". Поднимаясь в доме вверх по лестнице, она повстречалась со спускавшимся по той же лестнице мужем. Они посторонились, пропуская друг друга, и продолжили движение каждый в своем направлении.
Знаешь, в том молодом человеке есть чего-то такое, что мне очень не понравилось, быстро проговорила госпожа О'Крутых в спину удаляющемуся мужу.
Самонадеянный молокосос, гаркнул вслед жене господин О'Крутых.
Расстояние между ними все увеличивалось.
Руби вела себя очень странно, крикнула вниз по лестнице госпожа О'Крутых
Шлюха!рявкнул господин О'Крутых, направляя звук вверх по лестнице.
Хоть он мог позволить себе купить всего лишь простенький велосипед, он тем не менее был человеком немногословным. "В этом вонючем мире, думал он, направляясь к заветной бутылке, есть кое-чего получше, да-да кое-чего получше, чем всякие там Синие Бороды".
А молокосос и шлюха катили в машине, храня гробовое молчание. Они ехали и не обменялись ни одним словом, пока не приехали к подножию какого-то высокого холма. Руби молча наблюдала за тем, как Белаква извлекает из багажника большую сумку, и вот тогда-то она решила, что пришло время нарушить молчание, которое и так слишком затянулось и стало просто неловким.
Чем беременна, спросила она, твоя сумка?
Сократом, ответил Белаква, его старым плащом и цикутой.
Ладно, шуточки в сторону, что там у тебя в сумке?