Белаква стал перечислять, загибая пальцы:
Револьвер, патроны, веронал, бутылка, стаканы и пояснительная записка.
Руби не смогла сдержать нервной дрожи:
Какая еще записка? Ради Бога, скажи мне, что за записка?
Ну, в которой говорится, что мы убежали, пояснил Белаква, и, как она ни молила его, он не захотел добавить ни единого слова к этому непонятному пояснению. Написать и оставить записку решил он сам, и он гордился тем, что такая идея пришла ему в голову. Когда придет нужный момент, ей придется подписаться под ней тоже, хочет она того или нет. А пока он будет хранить содержание записки в тайне от Рубипусть это будет для нее маленьким сюрпризиком.
Бекасы, куропатки, тетерева и Бог весть еще какие птички выскакивали прямо из-под ног и взлетали над вереском быстролетными дымками, а число зайцев, спасающихся прыжками при приближении Белаквы и Руби, делало честь местному леснику, охраняющему дичь от браконьеров. Если, конечно, таковой имелся. Белаква и Руби все шли и шли сквозь вереск и кусты черники. Руби начала потеть. И тут им путь преградил высокий забор из проволочной сетки, опоясывающий холм.
А зачем тут кругом понатыканы эти пучки?спросила, тяжело отдуваясь Руби.
И действительно, в обе стороны от них, насколько хватал глаз, виднелись понатыканные в ячейки проволочной сетки фасции папоротника. Белаква, пытаясь найти какое-нибудь пояснение, принялся ломать себе над этой загадкой мозги, однако довольно быстро вынужден был прекратить это бесплодное занятие и сдаться.
Понятия не имею, зачем это сделано!воскликнул он.
И в самом деле, было совершенно непонятно, зачем кому-то понадобилось втыкать в забор из проволочной сетки пучки растений.
Сначала дамы. И Руби полезла через забор. Белаква, галантно оставаясь пока на месте рядом со своей сумкой, с удовольствием рассматривал открывающиеся ему во все большей степени ножки Руби. Ему раньше никогда не предоставлялась возможность обозревать нижние конечности Руби в такой полноте, и он пришел к выводу, что все те женские ножки, которые ему доводилось до тех пор видеть, существенно уступали ножкам Руби по красоте. После того как Руби одолела забор и оказалась по другую его сторону, перелез и Белаква, и они двинулись дальше вверх по холму. Вскоре их взору предстала, хотя пока еще и на весьма значительном расстоянии, вершина холма, увенчанная, как и положено в таком месте, сказочными руинами какой-то, судя по всему, весьма древней ирландской крепости.
Руби споткнулась и упала в траву лицом вниз. Белаква, несмотря на свою неуклюжесть и тучность, обладал сильными руками, которые пригодились ему в хлопотном деле поднимания Руби с земли.
Не ушиблась?участливо спросил Белаква.
Эта дурацкая юбка!в сердцах воскликнула Руби, Я все время путаюсь в ней!
Ну, если юбка мешаетдолой юбку!предложил он.
Это предложение показалось Руби столь дельным, что она стала без колебаний претворять его в жизнь, да так энергично, что уже через пару мгновений юбка оказалась сброшенной. Нижней юбки Руби не носила. Белаква галантно предложил спрятать юбку в свою сумку, но она там не поместилась, и он перекинул ее через руку, а Руби, освобожденная от досадной помехи, решительно пошла на штурм вершины.
Белаква, который теперь взбирался вверх, двигаясь впереди Руби, а не позади нее, как раньше, проделав несколько шагов, вдруг остановился, хлопнул в ладоши и, повернувшись к Руби, объявил, что он понял наконец! Она даже не спросила его, что именно он понял, так как воспользовалась остановкой, чтобы немного отдышаться. Глядя на нее, стоящую по колени в вереске, он неожиданно с полной очевидностью понял, что она ему очень благодарна за предоставленную возможность передохнуть.
Эти пучки растений привязывают к забору для того, чтобы их видели куропатки и тетерева, пояснил Белаква.
Но Руби все равно не поняла, каково было назначение этих зеленых пучков, воткнутых в ячейки проволочного забора.
Ну, чтоб птицы не тыкались в проволоку и не поранили себя. Ведь они могут эту проволочную сетку и не заметить.
А вот теперь она поняла. Но то спокойное безразличие, с которым она приняла разъяснения, почему-то огорчило Белакву. Возможно, она полагала, что обыкновенное предупреждение, написанное словами и прицепленное где-нибудь на видном месте, было бы более действенным, чем такая замечательно-изобретательная хитрость. Теперь, когда вереск доставал Руби уже до подвязок чулок, казалось, что с каждым шагом она все глубже погружается в зыбучий песок или в трясину. А может быть, у нее просто подкашиваются ноги и подгибаются коленки? "Духи холма, шепталось в душе Белаквы, поддержите меня в моей решимости".
Вокруг не было ни души. Собственно, они никого не видели с того самого момента, когда вылезли из машины у подножия холма.
Взобравшись на вершину, они первым делом стали восхищаться открывающимся видом; особого внимания удостоился порт Дан Леорэ, который изумительным по своему совершенству образом обступался склонами Трех Скал и Килмашога; узкие полоски суши, уходящие в море и охватывающие с нескольких сторон гавань, напоминали руки, простертые с мольбой в морскую синеву. Доносилось пение молодых священников, расположившихся где-то среди деревьев на лесистом склоне холма. Белаква и Руби не только слышали их пение, но пошарив глазами, увидели дымок костра, возле которого эти монахи расположились. К западу, в долине, Белаква заметил рощу лиственниц, и у него на глаза навернулись слезы. Подняв несколько вверх взгляд этих своих своенравных органов зрения, самовольно источающих влагу, и пробежавшись ими по дальним склонам Гленду, пятнистым, словно шкура леопарда, он подумал о Синдж, и это его несколько приободрило. А вот район Виклоу, усеянный грудями холмов с обильными прыщиками кустов и деревьев, Белаква обозревать отказался, и Руби согласилась, что этого и в самом деле не стоит делать. Сам город и равнины, уходящие к северу, для Белаквы и Руби не представляли никакого интересу, особенно если учитывать то настроение, в котором они пребывали. Внутри руин древней крепости обнаружился человечий помет.
Они повалились в вереск одновременно, как марионетки, управляемые одной ниткой. Находились они уже с западной стороны холма. С этого момента и далее в их поведении стало наблюдаться нечто очень secco, нечто марионеточное, они вели себя, словно куклы из представления "Панч и Джуди"; Руби все больше смахивала на похабную Марию Магдалину, а Белаква все больше походил на одного из персонажей "Жизни Блудницы".
Белаква все тянул время и не открывал сумку.
Я все подумывал, не взять ли с собой проигрыватель и пластинку с записью "Павана" Равеля, но потом... но что потом он сделал, Белаква не договорил.
А потом ты передумал, за него закончила мысль Руби. У нее, знаете ли, имелась весьма раздражающая привычка прерывать людей.
Ну, да, в каком-то смысле, пробормотал Белаква. В твоем замечании есть, как обычно бывает в подобных замечаниях, некий смутный намек на истину.
Обратите внимание на то, как человек такого литературного склада, как Белаква, превращает самую простую ремарку в нечто туманно неопределенное.
Ото жаль, как-то очень по-просторечному произнесла Руби, Такая музыка могла бы сильно помочь...
О Счастливая Инфанта! Написана Веласкесоми не нужно больше делать никаких нудных домашних заданий!
Знаешь, если бы ты снова надела свою юбку, чуть ли не исступленно прокричал Белак-ва, мне было бы легче... ну, все проделать. Идти уже никуда дальше не нужно, юбка не будет путаться в ногах, а так это меня...
Да, как видим, положение, несомненно, несколько осложнилось, и самое незначительное обстоятельство могло, говоря фигурально, перевернуть повозку с яблоками, которые бы рассыпались так, что их уже не собрать.
Руби навострила уши. К чему этот призыв снова надеть юбку? Являлось ли это объявлением подготовки к задуманному действу? Если так, решила она, то на всякий случай она откажет ему в его просьбе.
Мне удобнее без юбки, заявила Руби.
Белаква, свирепо уставившись на лиственницы, некоторое время дулся и обиженно молчал.
Ну, ладно, ворчливо проговорил он наконец, может быть, для начала чего-нибудь выпьем, а?
Руби поддержала это предложение. Белаква открыл сумку, при этом стараясь сделать так, чтобы она раскрылась как можно меньше, всунул в щель руку и, вытащив сначала бутылку, а потом и стаканы, мгновенно закрыл сумку.
Выдержка пятнадцать лет, горделиво объявил он. Чтоб купить этот виски, пришлось занимать деньги.
Страшно подумать, сколько всего он задолжал и там и здесь, и за то и за это! Если он сейчас все не провернет, как задумано, то он может считать себя вконец разорившимся.
Боже!воскликнул он, отчаянно хлопая по карманам, я, кажется, забыл взять штопор.
Подумаешь, проблема, небрежно бросила Руби, Отбей самую верхушку или отстрели бутылке горлышко, револьвер-то у тебя есть.
Но в конце концов штопор нашелся, как он обычно находится в подобных ситуациях, и некоторое время они молча пили виски маленькими глоточками.
Трюк заключается в том, с трудом выговорил Белаква, хватая воздух после излишне большого глотка крепкого виски, чтобы, когда пьешь виски, знаешь, на спор, из горлышка, долго не отрываясь, нужно не вдыхать воздух. Такой есть шик в Дублинских барах. Вроде цивилизованное место, а дикости хватает.
Они выпили еще.
Я так думаю, сказала Руби, мы выпили по четыре двойных порции, которые обычно подают в барах. Говорят, что в такой бутылке умещается восемь двойных порций.
Белаква высоко поднял бутылку, чтобы точнее оценить, сколько в ней осталось виски. По всей видимости, Руби, определяя вместимость бутылки, ошиблась.
Ну, там, где четыре двойных, всегда есть место и для пятой, изрек Белаква.
И они выпили еще.
О Смерть и Жизнь!прогорланил Белаква. О дни, что сочтены!
Белаква завалился на сумку и, вырвав из ее внутренностей то, что он ранее называл "запиской", преподнес ее Руби для изучения. "Запиской" оказался старый автомобильный номерной знак, на котором белой краской было грубо написано:
ВРЕМЕННО НОРМАЛЕН
Цифры и буквыИК 6996номерного знака были не очень тщательно соскоблены и достаточно хорошо читались, так что получился палимпсест.
Руби, храбрая во хмелю, презрительно и громко фыркнула:
Нет, это не пойдет, совсем никуда не годится.
Было большим разочарованием услышать такое. Бедный Белаква. Держа номерной знак на расстоянии вытянутой руки, он печально спросил:
Так тебе не нравится?
Плохо и непонятно, вынесла Руби приговор. Ну просто совершенно никуда не годится.
Я не спрашиваю, как это написано, я спрашиваю, как тебе сама идея, ну то, что написано?
Никакой разницы между как и что Руби не видела.
Если бы у меня была лопата, сказала она, я бы эту штуку закопала, и идею, и все вообще.
Белаква положил предмет, подвергшийся нападкам, лицевой стороной вниз в вереск. Теперь в сумке ничего не оставалось, кроме единицы огнестрельного оружия, боеприпасов и веронала.
День, а вместе с ним и свет начали умирать, и времени терять уже больше нельзя было.
Ты хочешь быть застреленной или отравленной?пьяным голосом спросил Белаква. Если первое, то в какое место ты предпочитаешь:
в сердце? В висок? Ну, а если второе, и Белаква сунул Руби свою сумку, давай, действуй сама.
Руби вернула сумку Белакве.
Заряжай, отдала Руби распоряжение.
Chevaliers d'industrie, сообщил Белаква, вставляя в барабан патрон, почти всегда в подобных случаях стреляются в голову. Вот и Крюгер подтвердил это правило.
Так что, мы умрем не в один и тот же момент, а?заплетающимся языком спросила Руби, Или как?
Увы, вздохнул Белаква, не получится сразу вдвоем. Нои Белаква сделал широкий жест, держа револьвер в руке, пройдет всего каких-то пару минут, и все. Что такое пару минут перед лицом вечности? Даже яйцо всмятку как следует не сваришь.
И все же, не унималась Руби, было бы вроде как неплохо уйти сразу, одновременно вдвоем.
Проблема того, кто первее, существует всегда, провещал Белаква словно бы с амвона, Например, она возникала и между папой Римским и Наполеоном.
Папа этотлужа блевотины, вот что я тебе скажу, процитировала Руби, он выхолостил ей душу...
Подожди, может быть, ты не знаешь эту историю во всех деталях, запротестовал Белаква, не сказав, однако, ничего по поводу непочтительного и к тому же совершенно неуместного замечания о папе.
Не знаю, подтвердила Руби, и знать не желаю.
Ну, в таком случае могу тебе сказать, начал пояснять Белаква, не вдаваясь в детали, что они решили проблему, так сказать, пространственным образом.
Пространственным? Это как? А мы так не можем?
Кажется, где-то наблюдается утечка газа.
Ну, мы, бормотал Белаква, вроде как близнецы...
В смысле того, что сбились, так сказать, с пути, да?презрительно ухмыльнулась Руби.
В смысле того, что мы рабы песочных часов, мы подчиняемся диктату времени. Мы как в темнице, нам же некуда бежать, взявшись за руки.
Можно подумать, что бежать можно только в одном направлении!возмутилась Руби.
Мы томимся в одной и той же темнице, настаивал Белаква, вот в чем наше главное затруднение.
Ну, ладно, я все равно не понимаю, к чему ты клонишь, ну и к тому же дам всегда пропускают вперед.
Да, да, пожалуйста, я тебя пропускаю вперед, галантно заявил Белаква. И между прочим, я стреляю лучше тебя.
Однако Руби, вместо того чтобы подставить грудь или голову, чтобы ей поразили сердце или вышибли мозги, налила себе еще виски. А Белаква пришел в ярость.
Разве мы, трах-тарарах, возопил он, не договорились обо всем? Мы же все обсудили несколько недель назад! Так или нет?
Да, какое-то там соглашение, пьяно хихикая, сказала Руби, действительно было достигнуто.
Ну, если так, то к чему все эти дурацкие разговорчики?
А Руби пила свой виски.
Эй, подожди, оставь хоть немножко!прорычал Белаква. Мне самому, когда тебя уже не станет, виски очень понадобится!
Белакву охватило то неподдающееся описанию сложное чувство, в котором объединяются раздражение, гнев, разочарование с одной стороны и огромное облегчение с другой; подобное чувство возникает у человека, которому предстоит сложная операция, но который узнает, что хирург отсутствует и неизвестно когда вернется. То была вспышка ценестезии, позволяющая все ощущать значительно острее. Белакве вдруг стало жарко. Эта сучка идет на попятную! Не хочет исполнять обещанное!
Хотя обычно виски ввергал Руби в звездномечтательное настроение, однако теперь он не произвел такого воздействия, что, вообще-то говоря, совсем неудивительно, если учитывать то, по какому поводу этот виски распивали. И тут, к ее величайшему изумлению, револьвер выстрелил, к счастью, не нанеся никому вреда, и пуля, пролетев положенное расстояние, упала in terram, никто не знает где именно. Но Руби целую минуту казалось, что она смертельно ранена. За хлопком выстрела последовало ужасное, потрясенное молчание, внутри которого встретились их взгляды.
На курок нажал Перст Бога, наконец прошептал Белаква.
Кто даст оценку поведению Белаквы в тот страшный момент? Следует ли его осудить и признать такое поведение совершенно отвратительным и вызывающим лишь презрение? А может быть, существует вероятность того, что он просто хотел таким нелепым образом помочь молодой женщине выйти из крайне неловкого положения, в котором она оказалась? Было ли то проявлением такта, трусости или вдруг вспыхнувшей похоти? А может быть, простая случайность? Или Бог весть еще что? Однако мы излагаем здесь лишь факты и не берем на себя смелость дать им окончательную оценку или выявить их глубинное значение.
Digitus Dei, пробормотал Белаква, на это раз вмешался...
Эти слова выдают его с головой. Вам так не кажется?
После того как прошел первый шок и неистовство молчания улеглось, в груди наших фелонов вспыхнул пожар жизненной энергии, взыграла их кровь, и они бросились друг на друга в неизбежном в такой момент плотском порыве. Со всем почтением к нашим героям, которым мы располагаем, мы упоминаем об этом вполголоса и на цыпочках отходим от того места, где они лежат в высоком вереске.