Черт!
Дилана в палатке не было! Впервые за все эти годы я проворонила, когда он ушел. А он возьми да появись с мотком проволоки и удочкой в руках! Ходил в деревню. Без меня! Ну то есть он все делает без меня, но я-то всегда держусь рядом. Мы сели завтракать. Всемером. Такое редко случается. Донни тоже вылез из палатки. Я еще расскажу попозже
Мама старалась изо всех сил.
Ну как, весело тебе тут, Салли Мо? спросила она.
Очень, мам, а тебе?
Качественный досуг, детка, качественный досуг!
Я кивнула и улыбнулась ей.
Значит, тебе не хочется сходить с нами в деревню, выпить кофейку, погулять вчетвером в девчачьей компании?
Я заставила себя приподнять уголки губ и помотала головой. А вот Бейтелу выбора не оставили.
Он ужасно возмутился:
Я хочу остаться с Салли Мо!
Но у него нет права голоса. Он нужен нашим мамам в доказательство того, какие они чудесные родительницы. Они пичкают его чипсами и детским капучино и без устали наглаживают по голове. Тут и свихнуться недолго. Делают они это, только когда на горизонте появляются мужчины.
Донни опять выполз из палатки. Дилан ненавидит Донни с рождения. Ни разу не видела, чтобы они вместе играли или разговаривали. Даже в детстве. Если спросить Дилана, кто самый большой сукин сын на свете, он ответит: «Донни и еще раз Донни».
Как я писала вчера, врать я не стану, но преувеличивать могу. Дедушка Давид говорил: «Рассказ можно приукрасить один раз, если ему это пойдет на пользу». Подрался с одним чемпионом мира по боксускажи, что с двумя. Прочел за день три книжкискажи, что четыре. Засунул себе в нос пять шариковскажи, что шесть, по три в каждую ноздрю. Угодил в семь канавскажи, в восемь. Так что «Донни и еще раз Донни» подходящий ответ. Пусть это и выдумка. Правда, когда я рассказала дедушке Давиду, что за мной крался какой-то извращенец, юмора он не понял. Чуть в полицию не позвонил. Ну и я тогда была еще маленькая.
Дилан находился в превосходном настроении. Читал что-то на телефоне у себя на коленке, одновременно пытаясь вязать силки из проволоки. При этом он мурлыкал себе под нос ту самую идиотскую песенку о Джеки, что сбежала навеки. Без слов, конечно, но я-то их слышу, слова, даже если он их и не произносит.
Эй, Дилан! окликнула я его. На рыбалку собрался?
Да, ответил он, и кроликов ловить. Или фазанов. Хочешь на ужин фазана, Салли Мо? На этом острове такая тоска, надо же чем-то заниматься.
Врет и не краснеет! Это он для нее собирается охотиться, для мефрау JKL и ее тошнотворных братцев. Хочет хорошенько подготовиться к своему следующему выходу и предстать перед ней мощным охотником и собирателем. Может, доктор Блум прав, и все врут напропалую изо дня в день, потому что от правды только больнее. Может, Дилан просто не хочет меня расстраивать.
В мои мысли опять просочилась вчерашняя ревность.
И что, ты их ощиплешь, обдерешь, вытащишь кишки и отрежешь голову, да? спросила я.
Ага, ответил он. Я как раз гуглю, как это делается. Ужин будетпальчики оближешь. Кстати, как прошел твой год, Салли Мо?
Лучше не бывает, Дилан, а твой?
Как обычно. Я слышал, ты кота убила.
От кого ты это слышал, Дилан?
От моей матери, и от твоей тоже.
Я всего лишь на него посмотрела. Это не то же самое, что убить, совсем не то же самое. Откуда мне было знать, что он этого не вынесет?
Значит, ты умеешь убивать котов одним взглядом?
Вообще-то, мне для этого целая ночь понадобилась. Когда нас нашли, он уже умер. Упал от сквозняка, когда взломали дверь подвала. Но я понятия не имелану, что он уже какое-то время был мертв.
Ясно. Что еще нового?
Перешла в следующий класс, ответила я. А у тебя?
И я перешел. А ты в какой уже?..
Во второй гимназический.
У, гимназия! Латынь и древнегреческий. Как будет «латынь» по-древнегречески?
В то время еще не было никакой латыни, Дилан.
Ты совсем не изменилась, Салли Мо.
А надо было?
Ни в коем случае.
Но он ошибается. Я изменилась, и теперь грядут перемены, большие перемены. Дилан первым заметит. И тоже не сможет остаться прежним.
Донни снова вылез из палатки. Он рыгнул и спросил:
С каких это пор ты пишешь, а не читаешь?
Ну надо же, я становлюсь видимой. Папа всегда меня замечал, и дедушка Давид, и Дилан, а больше никто. Да, еще доктор Блумно ему за это платят. С сегодняшнего дня еще и Бейтел. Но это ни о чем не говорит, потому что он разговаривает с невидимыми животными, так что с невидимыми людьми тоже наверняка способен общаться. Но Донни? А может, тебя видят, только если ты тоже смотришь? Это как светящиеся в темноте глаза или что-то в этом роде. Наши мамы меня пока не видят, и лучше бы так было и дальше.
Салли Мо прочла все книги на свете, ответил Дилан. Если ей захочется чего-то нового, ей сначала придется самой это написать.
Надо же, он заговорил с Донни! Что за бред!
Донни перданул, как реактивный истребитель.
Обо мне чтоб не писала! пригрозил он. А то убью.
Понятия не имею, что о тебе написать, ответила я.
Он поплелся в душевую с полотенцем на шее. Донни каждый день по часу стоит под душем. Ему шестнадцать. Видимо, гнусный возраст. После душа он опять валяется у себя в палатке. Потом выходит поесть и снова ложится. Когда темнеет, он топает в деревню. Один. Возвращается очень поздно, вчера вот в три притащился. И при этом круглый отличник. Просто бред. Наверное, однажды на перекрестке столкнулся с дьяволом и продал ему душу за хорошие оценки. А самая бредятина в том, что шестнадцатилетний парень ездит на каникулы с матерью. Подозреваю, она ему за это приплачивает. Я-то еду из-за Дилана и думаю, что Дилан приезжает ради меня. Не из-за меня, а ради.
Мило, что он сказал, будто я прочла все книги на свете. Вообще-то, он прав. Неизвестных мне книгмиллионы, но вряд ли в них написано то, чего я еще не знаю. Все хорошие книги я уже прочла. Хорошую книгу может написать только тот, кто ее написал. Ну, в смысле, никто другой с ней не справился бытак же классно и с теми же мыслями. Хорошую книгу перелистываешь назад, потому что хочешь еще раз посмаковать самые лучшие предложения. Или чтобы хорошенько переварить важную мысль.
А еще бывают плохие книгиих мог бы написать кто угодно. Может, еще и получше их автора получилось бы. Даже у меня. И вышло бы круче. Плохую книгу читаешь как можно быстрее. Потому что хочешь только узнать, что будет в конце, или просто надеешься, что она закончится поскорее. О такой книге и думать необязательнони перед тем, как читать, ни во время, ни после.
Странно, что большинство людей читают именно такие книги. Хотят отдохнуть, проветрить голову. Но это как раз не для меня. Я хочу, чтобы, когда я умру, моя голова была забита до отказа. Чтобы она была тяжелой, как мир. Чтобы к ногам гири привязали, иначе гроб перевесит. Правда, хорошо бы этим мыслям иногда успокаиваться и укладываться по местам. А то скачут туда-сюда без конца.
Насвистывая, как саблезубый тигр-папаша в воскресенье, Дилан перебросил удочку через плечо, взял свои проволочные силки и с улыбкой попрощался со мной:
Аве, Салли Мо! Тот, кто идет добывать вкусный ужин, приветствует тебя!
И пошел себе из кемпинга. Можно даже не следить. Я и так знаю, куда он направляется.
Подлец, улыбчивый подлец, подлец проклятый! Это опять из «Гамлета». Если ты прочитал «Гамлета», можешь потом ничего больше не читать. Это доктор Блум верно подметил.
Я живу в больном квартале: площадь Ветрянки, 17
11 июля, суббота, 22:16
Теперь все еще хуже, чем было. Теперь я ревную к классной девчонке. Ненавидеть ее у меня не получается. Когда ревнуешь, то ненавистьтвоя лучшая подружка. С ней можно посмеяться над чумазой физиономией, вычурной манерой речи, над мелкими гаденышами-братьями и папой-бандитом. Но моя ненависть к этой девочке рассосалась, и теперь непонятно, что я чувствую. И что думаю. О Дилане, о Джеки и о себе. Может быть, разберусь, если все опишу. Дилан и Бейтел лежат у себя в палатках. Наши мамы пьют белое вино и хихикают. Донни ушел в деревню или еще где шляетсяпонятия не имею, чем он занимается и заполняет свою жизнь.
Я пришла к дюне раньше Дилана. Спряталась и стала наблюдать. Мефрау JKL сидела на песке перед кустом-дверкой в ее укрытие. С ружьем на коленях. Собака лежала рядом с ней. Брат Монах. Близнецы копались поодаль, писали на песке буквысовершенно неузнаваемые. Надеялись, что их прочитают с вертолета или легкомоторного самолета.
А ну-ка, сотрите эти каракули немедленно, приказала JKL и прицелилась в них.
Мальчишки стерли написанное. Сердитые физиономии. Интересно, заряжено ли ружье.
Дилан сообщил о своем приходе, не поднимаясь на дюну.
Привет! сказал он негромко, стоя внизу у склона.
JKL дернулась, словно ей в шею вонзилась стрела.
Что я тебе сказала? разозлилась она. Я же велела не приходить!
Ты чипсов принес? спросил у Дилана один из братьев.
А колы? Это другой.
А денег? Это уже первый.
Можно позвонить с твоего мобильника? спросил второй.
Дилан помахал удочкой и силками.
Для вас! сказал он.
Братья сразу же отвернулись, а JKL спросила, откуда это у Дилана.
Стырил, ответил Дилан.
Ну-ну, засомневалась она, чтобы тыда вдруг стырил?
Я видела, что Дилан врет. Я слышала это по его голосу, чувствовала спиной, понимала по запаху, а повертев слово «стырил» во рту, ощутила и его вкус.
Даже собака усмехнулась.
Будете ловить рыбу. И кроликов или там фазанов, сказал Дилан.
Иди сюда, распорядилась JKL.
Дилан взбежал по склону дюны.
Покажи! скомандовала она.
Дилан протянул ей удочку.
Нет, вот эти штуковины.
Он подал ей силки.
И ты умеешь ими пользоваться? спросила девчонка.
Силками? Ну да. Я приезжаю сюда каждое лето, меня научил один старый браконьер, объяснил наш мощный рыболов, охотник, собиратель и фантазер, я знаю, как это делается.
Научи меня, сказала JKL, садись.
Дилан опустился на песок напротив нее. Он не покраснел: наверняка продумал весь разговор заранее.
Не сюда, прошипела JKL. Я должна держать братьев в поле зрения.
Дилан вскочил, как будто его тоже стрела клюнула в шею. Многовато же тут индейцев развелось. Он сел рядом с девчонкой. Ага, вот и покраснел. Подлец. Отличное слово!
Гляди! Он хотел показать, как устроен силок на кролика, но JKL не смотрела и не слушала.
Их ни на минуту нельзя упускать из виду, а то убегут, нахмурилась она, и тогда всему конец.
Чему?
Всему. Ты кому-нибудь проболтался, что мы здесь живем?
Дилан замотал головой сильно-сильно: чудо, что она у него не отвалилась и не улетела в море.
Окей, кивнула девчонка, похоже, ты не дурак. Когда ты поймешь, почему мы здесь, ты уже точно никому ничего не расскажешь. Эй-эй! крикнула она во весь голос.
Один из братьев попытался втихаря уползти. Она взвела курок. Звука не было, но у ног мальчишки поднялось песчаное облачко, и он дунул на дюну в один миг.
Уродина! крикнул он.
Зомби! крикнул второй.
Ты у нас дождешься!
Мы все-все папе расскажем.
И он отдаст это ружье нам.
И разрешит нам тебя убить.
Папа тебя свяжет.
И не развяжет, пока ты не умрешь.
И еще даст нам за это денег.
Они снова принялись писать что-то на песке.
Социалистка! крикнул первый.
Террористка!
Марсианка безбашенная!
Запеканка обгаженная!
И оба с хохотом повалились на песок. Бред собачий.
Им по восемь лет, время от времени приходится выпускать их на улицу, сказала JKL, взаперти они чахнут.
И указала большим пальцем через плечо, на дверцу-куст.
Мне бы хотелось изъять всех детей из богатых семей, сказала она, и собрать их здесь. Я бы научила их жить естественной природной жизнью, чтобы всю жадность у них из головы выдуло вольным ветром. Я бы сделала из них хороших людей, и тогда через двадцать пять лет мир стал бы намного лучше.
Ты хочешь сделать из них зверей? спросил Дилан.
Да, они проходят курс, сказала JKL и впервые улыбнулась Дилану. Блин! Но не знаю, получится ли у меня, до сих пор мои старания безуспешны. Они не желают меняться, только целыми днями кричат, что хотят есть. Я им говорю, что у одной чипсины такой же вкус, как у целой пачки, а они вопят, что это выдумка. Когда съешь одну чипсину, хочется еще много-много чипсов, когда съешь пачку чипсов, то хочется уже не настолько много-много. Чем меньше хочется много-много, тем ты счастливее. Это они так считают. И получается, что человек по-настоящему счастлив только тогда, когда у него есть все.
Откуда у тебя это ружье? спросил Дилан.
Стырила, сказала JKL.
Все мои органы чувств подтвердили, что это правда.
Можно подумать, что я взялась писать книгу, потому что вокруг меня столько всего происходит. Но это не так. Я ее задумала, когда мы только собрались ехать в кемпинг. То есть даже не сама задумала, а получила задание. От доктора Блума.
Если ты не можешь жить без книг, предложил он, напиши свою. О себе. О своей жизни. Смотри на окружающий мир, реальный мир, никем не выдуманный, и расскажи, каким он тебе нравится. Что ты о нем думаешь. Привирать не возбраняется.
Пока я ехала в автобусе от психиатра, я сразу же придумала чумовое начало: «Зовите меня Салли Мо. Это нетрудно, потому что меня на самом деле так зовут. Я живу в больном квартале: площадь Ветрянки, 17, такой у нас адрес. Выходить на остановке Аллея Коклюша». Выдумка. Не дело этоначинать книгу с вранья. Так что я пишу эту фразу только здесь.
Ты должна общаться с людьми, Салли Мо! сказал доктор Блум. Другого пути нет.
Это было при нашей первой встрече.
От общения с людьми я психую, ответила я. Даже один человекэто для меня слишком много.
Было видно, что доктор Блум меня понял.
Расскажи про белого кота, попросил он.
Кот как-то раз появился у дедушкиного дома, бродячий и страшно тощий, и дедушка Давид начал его понемножку подкармливать. То сухого корма ему даст, то рыбки, вот кот и не захотел уходить. Бабушка тогда уже умерла, а мне было года три. Беда в том, что кот меня всякий раз жутко царапал. К дедушке Давиду, кроме меня, больше никто не ходил, так что у него не было выбора. В смысле, у кота. Если ему хотелось кого-то царапать, приходилось меня. Не дедушку же, который его кормил. Но однажды кот чуть не выцарапал мне глаз. Спасли очкия их и тогда носила. Я же в них родилась. Ну и тут дедушка разозлился. Позвонил ветеринару и попросил кота усыпить. Оставалось только принести его в ветклинику. Но кот не дался. Сопротивлялся, как тигр. Тогда ветеринар дал дедушке таблеток, чтобы добавить их коту в корми тот бы заснул. Только кот и не думал спать. Дедушка снова позвонил ветеринару: «Кот не засыпает!» «Дайте ему еще таблетку» «Я уже все скормил ему, за один раз!» «Ого, сказал ветеринар, этой дозы хватило бы на стадо бизонов». «Он все сидит и смотрит мне в глаза», сказал дедушка. Кот смотрел дедушке в глаза, так что дедушка чуть не чокнулся. Было ясно, что кот думает так: если я закрою глаза, то уже никогда их не открою. Но зрачки у него совсем сузились. В итоге дедушка Давид опять позвонил ветеринару и сказал: «Выкидывайте препарат, пусть живет». Когда кот это услышал, он тут же бухнулся на пол и продрых два дня и три ночи. А как проснулсятак стал настоящим милягой. В жизни меня больше не царапнул.
Как его звали?
Никак, сказала я, зачем коту имя?
А как этот кот умер, Салли Мо?
Когда дедушка Давид умер и все еще оставался в больнице или где там полагается, я пошла к нему домой. Хотела кое-что оттуда забрать, пока чужие не наведались. Я еще не знала, что дедушка все завещал мне. Мне нужна была папка со стихами, которые он писал. И его рассказы. И рюмка, из которой он пил йеневер. В доме я заперла за собой дверь и спустилась в подвалдедушка любил там сидеть, когда ему погода не нравилась. И тут появился коти давай смотреть мне в глаза. Нет уж, ты меня не сведешь с ума, как дедушку Давида, подумала я. И тоже на него уставилась. И вот что самое бредовое: несколько минут таких гляделок, и остановится уже невозможно. Кажется, что умрешь, если переведешь взгляд или моргнешь. Вот я и смотрела коту в глаза не моргая, и больше ничего не делала, и не заметила, что мы с ним просидели напротив друг друга весь день, и всю ночь, и все утро. И все это время я, по-моему, ни о чем не думала, а то бы запомнила. А когда мама меня нашла и открыла дверь, кот повалился на пол. Его сквозняком сдуло. Он был мертвый. Несколько часов в этом подвале со мной играл в гляделки мертвый кот. Коты после смерти каменеют. Когда мама меня нашла, то первый час была со мной добрее, чем когда-либо раньше, сказала я доктору Блуму и добавила: Вот я и выиграла приз за самое корявое предложение.