Думаешь, он нас заметил? спросил я.
Не знаю, сказал Альберт. Но мы не станем задерживаться, чтобы выяснить это. Продолжай грести, Моз.
Той ночью мы устроили лагерь возле большого поваленного тополя, наполовину перегородившего реку. Журчание воды между его ветвями напоминало по звуку сильный ветер. Вдалеке виднелся еще один маленький городок, и пока не стемнело, Альберт взял еще один доллар и отправился купить что-нибудь из еды. Он вернулся с продуктами, вечерним выпуском «Миннеаполис Стар» и обеспокоенным выражением лица.
Все знают, сказал он и показал нам заголовок: «Чудовищное похищение!» Под ним располагалась фотография Эмми, а рядом с ней фото водонапорной башни с последним посвящением, которое я оставил черной краской. Альберт зачитал нам статью.
В репортаже говорилось, что Мартин Грини, главный воспитатель мальчиков в Линкольнской школе-интернате для индейцев, обнаружил Клайда Брикмана, помощника директора школы, связанным в его кабинете. Брикман заявил, что на него напали трое неизвестных в масках. Они застали его врасплох в кровати и потребовали открыть сейф. Когда он отказался, они его избили. (Там была маленькая фотография Брикмана с синяком вокруг правого глаза.) Он упорствовал, они схватили Эммалин Фрост и стали угрожать ей. Тогда Брикман открыл сейф. Нападавшие выгребли все содержимое, связали Брикмана, но забрали девочку, поклявшись, как сказал Брикман: «Сделать с ней что-нибудь ужасное, если кто-нибудь попытается последовать за ними».
В статье приводились слова шерифа округа Фремонт Боба Ворфорда, грузного мужчины, которого мы частенько видели в компании Брикманов. Обычно он занимался поисками сбежавших и иногда забирал старших девочек для допросов. Когда они возвращались, было видно, что их били, а может и того хуже. Еще они были явно до смерти напуганы и никогда не рассказывали, что происходило с ними у шерифа.
«Мы быстро поймаем этих преступников, сказал Ворфорд газетчикам. Это не станет вторым делом Линдберга».
В Линкольнской школе мы не сильно следили за новостями из внешнего мира, но все знали про похищение Линдберга и провальный выкуп. Как и все американцы, мы скорбели, когда узнали, что тело ребенка нашли с разбитой головой. И мы знали, что с тех пор похитителей детей преследовали без жалости.
Маски? удивился я. Мы были без масок. Брикман знал нас. Почему он не сказал?
Не знаю, ответил Альберт. Это неважно. Скоро округ будет кишеть копами.
Но вы меня не похищали, сказала Эмми. Я хотела уйти.
Без разницы.
Я не хочу обратно, сказала Эмми, и я увидел, что она вот-вот расплачется.
Моз показал: «Мы не дадим им тебя забрать. Обещаю».
Кто связал мистера Брикмана? спросил я.
Должно быть, мисс Стрэттон, предположил Альберт.
В газете ни слова про нее. Как и про Вольца, заметил я, и мне стало легче. По крайней мере им не грозит опасность.
Тут сказано, что один из работников школы пропал без вести, сказал Альберт, читая страницу дальше. Винсент ДиМарко. Власти его ищут, хотя не подозревают в похищении.
Солнце село, и света становилось все меньше. Река была серебристо-серой, цвета закаленной стали. Нависающие деревья казались черными на фоне бледнеющего голубого неба. Воздух стоял неподвижно, как затаенное дыхание.
Альберт взял палку и швырнул в реку, и та моментально застряла в ветвях поваленного тополя.
Неважно, что мы всего лишь неизвестные нападавшие. Фотографии Эмми будут на всех первых станицах. Как только ее кто-нибудь узнает, нам конец.
Простите меня, сказала Эмми и заплакала.
Моз обнял ее. Я чувствовал, как на нас опускается тьма, не имеющая никакого отношения к ночи, и во мне всполыхнул костер сопротивления.
Послушайте, сказал я. Фотография Эмми, опубликованная в газете, сделана до торнадо. Там у нее длинные кудрявые волосы. Но теперь они так коротко острижены, что она похожа на мальчика. Мы оставим ее в этом комбинезоне и проследим, чтобы никто не видел ее близко. Черт, она будет выглядеть как наш младший брат или в этом роде.
Альберт ничего не ответил. Я видел, что Моз обдумывает сказанное. Эмми же сразу повеселела.
Я не прочь побыть мальчиком. Я умею все, что умеют мальчики.
Моз пожал плечами и показал: «Почему бы и нет?»
Альберт медленно кивнул.
Может сработать. Достать бы ей кепку с большим козырьком, чтобы скрывал лицо. Он посмотрел на меня и скупо улыбнулся. Может сработать.
Брат принес из города сыр и большой кусок болонской колбасы. Он нарезал их своим бойскаутским ножом, мы положили их на оставшийся хлеб, это и был наш ужин. После еды мы расстелили одеяла на траве, и Эмми сказала:
Оди, сыграешь что-нибудь на гармонике?
Никакой музыки, резко сказал Альберт, но, увидев разочарованное личико Эмми, смягчился. Кто-нибудь может услышать. Нельзя рисковать.
Как насчет сказки? предложил я.
Да, сказку, сказала снова счастливая Эмми.
Моз показал: «Придумай получше, Оди».
Весь день, пока мы плыли по Гилеаду, у меня в голове складывалась история. Не знаю, откуда она пришла, но складывание кусочков вместе помогало скоротать время. Ее-то я и рассказал.
Жила-была маленькая сирота, которую звали Эмми.
Как меня, сказала Эмми.
В точности как тебя. Ее отправили жить к тете и дяде, двум очень злым людям.
Это были мистер и миссис Брикман? спросила Эмми.
К слову сказать, Эмми, именно так их и звали. В доме у злых Брикманов девочка была ужасно несчастна, продолжил я. Однажды она исследовала огромный темный дом и обнаружила в высокой башне дверь, которая обычновсегда была закрыта, но в тот день ее забыли запереть. За дверью оказалась уютная комната с книжными полками, игрушками, симпатичным мягким диваном и маленькой настольной лампой. В углу стояло высокое старое зеркало в резной деревянной раме. Эмми решила, что это лучшая комната во всем доме, подальше от отвратительных Брикманов. Она достала с полки книгу «Ребекка с фермы «Солнечный ручей».
У нас была такая книжка, сказала мне Эмми. Мама читала мне.
Какое совпадение, сказал я и продолжил рассказ. Эмми устроилась на диване почитать, но вскоре услышала тихое «Привет». Это было странно, потому что Эмми была одна в комнате. «Привет», снова окликнул голос. Эмми посмотрела в большое зеркало в углу и увидела сидящую на диване маленькую девочку, совсем как она. Но это не было ее отражение. Это была другая девочка. Эмми встала, и девочка в зеркале тоже встала. Эмми подошла к зеркалу, и девочка подошла тоже.
«Кто ты?» спросила Эмми. «Присцилла, ответила девочка. Я призрак в зеркале». «Призрак? Настоящий призрак?» «Не совсем, сказала Присцилла. Это сложно объяснить». «Меня зовут Эмми». «Я знаю, сказала Присцилла. Я надеялась, что ты придешь. Давно уже здесь не было того, кто может видеть меня». «Миссис Брикман тебя не видит?» спросила Эмми. «Меня видят и слышат только хорошие люди». «Как ты туда попала?» спросила Эмми. «Положи ладонь на зеркало, и я расскажу», сказала Присцилла.
Но как только Эмми коснулась зеркала, то оказалась внутри, а Присцилла снаружи. Присцилла захлопала в ладоши и заплясала от радости. «Я свободна! воскликнула она. Я так долго была заточена в этом зеркале, но теперь я свободна!» «Что случилось?» крикнула Эмми. «Это проклятие зеркала. Меня заточила сюда девочка, которая была внутри до меня. А теперь я это ты, а ты это я, и ты заперта там. Мне жаль, Эмми. Правда жаль. Но я так сильно хотела снова стать свободной».
Внезапно в комнату зашла миссис Брикман. Она грозно посмотрела на девочку, которая только что поменялась местами с Эмми, и строго спросила: «Что за крики? Эмми, что ты здесь делаешь?» «Это не Эмми! крикнула малышка Эмми в зеркале. Я Эмми». Но миссис Брикман не видела и не слышала ее, потому что она вовсе не была хорошим человеком. «Идем, Эмми, сказала она. Я покажу тебе, что случается с маленькими девочками, которые ходят туда, куда им не положено». Она схватила Присциллу за ухо и потащила прочь из комнаты.
Эмми попыталась выбраться из зеркала, но безрезультатно. Поэтому она устроилась с книгой, которую читала с другой стороны, решив извлечь лучшее из ситуации. И знаете что? Она поняла, что действительно счастлива одна в той уютной комнатке с другой стороны зеркала.
Но прошло не так много дней, как в комнату ворвалась Присцилла и подбежала к зеркалу. «Ох, Эмми! воскликнула она. Пожалуйста, пусти меня обратно в зеркало. Миссис Брикман такая ведьма. Я ее терпеть не могу. Прошу, пожалуйста, пусти меня обратно». «Понимаю, сказала Эмми. Жизнь с миссис Брикман была ужасной. Но мне нравится здесь, так что, думаю, я останусь здесь, пока в дом не переедет другая семья, хорошая семья с хорошей маленькой девочкой. Может быть, тогда я выйду». Присцилла грустно отвернулась, а малышка Эмми села читать новую книжку, которую выбрала на полках. Она называлась «Алиса в Зазеркалье».
Альберт взглянул на меня и одобрительно кивнул.
«Алиса в Зазеркалье». Впечатляюще, Оди.
Той ночью звезды казались особенно яркими. Эмми не потребовалось держать за руку, чтобы она заснула. Моз с Альбертом, которые гребли большую часть дня, быстро заснули. В моей голове теснилось столько мыслей, что она едва не лопалась. Фотография водонапорной башни с моей надписью, моими словами во всей красе на первой полосе «Миннеаполис Стар» заставила меня чувствовать себя знаменитостью. Не как Бейб Рут, потому что его имя знали все. Но я чувствовал себя чем-то бóльшим, чем никому не известный сирота. Я начал представлять все чудесные возможности, которые могут открыться перед нами. Может, нам изменить имена? Просто на всякий случай. Может, я назовусь Баком в честь Бака Джонса, звезды вестернов? Слушая журчание реки сквозь ветки упавшего тополя, я начал надеяться, по-настоящему надеяться, что мы, как Эмми из сказки, наконец оказались с безопасной стороны зеркала.
Меня разбудила маленькая ладошка на груди. Я открыл глаза. Эмми стояла, освещенная лунным светом, и осоловело смотрела на меня.
Эмми, что такое? прошептал я.
Она протянула руку, в которой держала две пятидолларовые купюры из наволочки.
Положи их в ботинок.
Она говорила рассеянно, словно в трансе, и я понял, что это лунатизм. Некоторые дети в Линкольнской школе были лунатиками, и Вольц всегда предупреждал нас не будить их. Поэтому я взял деньги.
В ботинок, сказала она.
Я спрятал их в ботинок.
Не говори никому, ни Альберту, ни Мозу.
Что мне с ними делать? спросил я.
Узнаешь, когда придет время.
Она вернулась на свое одеяло и легла. По ее размеренному дыханию я понял, что она снова крепко спит.
Я раздумывал об этом случае лунатизма, гадая, следует ли предупредить Альберта и Моза. Но было что-то в ее действиях и в том, с какой серьезностью она говорила своим тоненьким голосом. Так что я решил сохранить все в тайне.
Глава тринадцатая
Что ты задумал?
В смысле?
Альберт, у тебя в кармане пятнадцать долларов. Как ты это объяснишь?
Почему я должен объяснять?
Альберт был умным, гораздо умнее меня, но иногда, когда дело касалось других людей, он бывал весьма недогадливым. Мы шли в городок, где он купил газету прошлым вечером, собираясь купить новые ботинки и еды на день. Моз и Эмми остались охранять каноэ.
Пятнадцать долларов, Альберт. Многовато денег для пары ребят вроде нас. Люди заинтересуются. Даже могут начать задавать вопросы. Что ты им скажешь?
Скажу, что мы их заработали.
Как?
Не знаю. Наемными работниками.
У кого?
Слушай, Оди. Предоставь это мне. Все будет хорошо.
Если из-за тебя мы попадем в тюрьму, я тебя убью.
Этого не случится.
Уж пожалуйста.
Городок назывался Вестервилль, и как в большинстве городов, которые мы видели, возле железнодорожных путей возвышались несколько больших элеваторов. Над деревьями возвышались, как я насчитал, четыре церковных шпиля. Здесь не было здания суда, как в Линкольне, так что я сообразил, что мы еще в округе Фремонт.
Было еще рано для оживленной торговли, но магазины уже открылись. От запахов из булочной у меня потекли слюнки. Хозяйственный магазин, бакалейная лавка, аптека, магазин канцтоваров и книжный. На одной стороне улицы было небольшое кафе под названием «Лютик». Рядом находилось полицейское управление Вестервилля, перед которым стояла патрульная машина, и у меня засосало под ложечкой. Наконец мы подошли к широкой витрине, на которой витиеватыми буквами было написано «Лавка Кренна». Мы стояли перед витриной, рассматривая расставленные за ней товары, среди которых было много ботинок.
Похоже, нам сюда, сказал Альберт.
Я хотел войти, но Альберт медлил.
Что не так? спросил я.
Ничего. Просто Он не договорил, глубоко вдохнул и сказал: Хорошо.
В Линкольне имелся универсальный магазин, назывался «Соренсонс», в котором я бывал лишь однажды. Там продавалось столько разных вещей: и мебель, и одежда, и утварь, что я думал, что даже в королевском дворце не может быть столько сокровищ. «Лавка Кренна», хоть и не большая и скромно обставленная, поражала разнообразием товаров. Мы с Альбертом прохаживались между рядами стеллажей, на которых лежали рубашки, брюки и нижнее белье, ткани и постельное белье. Мы прошли витрину с косметикой, вокруг которой витал цветочный аромат.
Мы повернули в другой проход, полный скобяных товаров, и чуть не врезались в высокого худощавого мужчину в полукомбинезоне и бейсболке. Он стоял к нам спиной, но я видел, что он внимательно рассматривал будильник, бережно держа его, словно бриллиант. Внезапно он развернулся к нам. Один его глаз закрывала черная повязка, как у пирата, а взгляд здорового глаза был достаточно злобным, чтобы испугать кабана.
Занимавшийся им продавец сказал:
Мальчики, я займусь вами через минуту. Осмотритесь пока.
Я с радостью оставил продавца с одноглазым Грозой Кабанов, и мы наконец добрались до обуви, где коробки стояли рядами с образцами сверху. Альберт подошел к коробке с надписью «Бастер Браун» на боку. Когда он взял в руки выставленный ботинок, приятный голос за спиной спросил:
Чем могу помочь?
Улыбавшаяся нам женщина напомнила мне мисс Стрэттон: высокая, стройная, светловолосая, с непримечательным лицом. Ее глаза казались немного странными, один как бы не успевал за другим. Но взгляд у нее был добрым, а улыбка искренней и приятной.
Э начал Альберт. Мы э
Да? подбодрила она.
Альберт посмотрел в пол и попробовал снова:
М-мы э м-мы э
До меня дошло. Какую бы байку Альберт ни собирался рассказать, он просто не мог. Не потому, что ему не хватало смелости. Черт, он запугал Клайда Брикмана. Если это не страх, то единственным объяснением, которое приходило мне на ум, была его неспособность заставить себя соврать этой хорошей женщине.
У моего брата дефект речи, мэм, вмешался я. Он заикается. Ужасно смущается от этого. Он не глупый, просто ему трудно говорить.
Какая жалость, посочувствовала она.
Видите ли, сказал я, папа отправил нас купить новые ботинки.
Ее лицо озарилось желанием помочь.
Что ж, с этим я точно могу помочь. Я вижу, вы смотрите наши «Бастер Браун». Это очень хорошие ботинки. Она опустила глаза, увидела наши дешевые изношенные башмаки и, не переставая улыбаться, сказала: Но, может, вы предпочитаете посмотреть что-нибудь подешевле?
Я обратил внимание на ботинки на стопке коробок.
Как насчет тех?
Армейские ботинки, сынок, прогудел другой голос, от «Ред Винг». Как по мне, лучшая обувь в мире. Помогли нашей пехоте выиграть Великую войну.
К нам присоединился мужчина, обслуживавший одноглазого Грозу Кабанов.
Сделаны здесь, в Миннесоте. Прекрасное качество. Прослужат вечно.
Ллойд, сказала женщина, не думаю, что мальчиков заинтересуют эти ботинки.
Ее взгляд вернулся к бумажно-тонкой коже у нас на ногах, и мужчина уловил ее мысль.
У нас имеется большой выбор другой обуви, с готовностью сказал он. Что думаете?
Сколько стоят «Ред Винг»? спросил я.
Пять долларов семьдесят центов за пару. Знаю, звучит дорого, но стоит каждого цента.
У нас пятнадцать долларов, сказал я. Но нам еще нужно купить продукты на неделю.
Пятнадцать долларов? Мужчина явно удивился, но я это предвидел. Откуда у вас пятнадцать долларов?