Тебе повезло, что тебе отдали гармонику, сказал Альберт.
Мы как раз закончили копать яму, и я держал столб, а Альберт засыпал его землей и крепко утрамбовывал.
Она вечно грозится забрать ее навсегда.
Она высполняет свои угрозы.
Если она отберет гармонику, то ей будет больше нечем угрожать мне. Я не против тихой комнаты.
Она может приказать ДиМарко больше пороть тебя. Ему это понравится.
Больно только в самом начале, потом боль уходит.
Альберт никогда не подвергался порке, так что ему неоткуда было знать. ДиМарко бил чертовски больно, и после ученик целый день двигался с трудом. Но это правда: такая боль уходила.
Если бы она знала, как много значит для тебя гармоника на самом деле, она бы сломала ее у тебя на глазах.
Значит, лучше ей никогда не узнать, пригрозил я.
Думаешь, я ей скажу?
Я уже не знаю, что ты сделаешь.
Альберт схватил меня за грудки и притянул к себе. Он уже покрылся веснушками, и его лицо напоминало миску с размокшими кукурузными хлопьями.
Проклятье, я единственный спасаю тебя от исправительного дома.
Альберт почти никогда не ругался. Хотя он говорил тихо, миссис Фрост услышала.
Она выпрямилась и сказала:
Альберт.
Он отпустил меня, легонько оттолкнув.
Когда-нибудь ты сделаешь что-нибудь, от чего я не сумею тебя спасти.
Мне показалось, что он ждет этого дня.
Мы сделали перерыв на обед. Миссис Фрост угостила нас чудесными сэндвичами с ветчиной и салатом, яблочным пюре и лимонадом, и мы все вместе ели под большим тополем на берегу Гилеада.
«Куда течет река?» показал Моз.
Она впадает в Миннесоту, а та впадает в Миссисипи, которая течет полторы тысячи миль к Мексиканскому заливу, сказала миссис Фрост.
«Далеко», показал Моз и тихонько присвистнул.
Когда-нибудь я поплыву по ней, сказал Альберт.
Как Гек Финн? спросила миссис Фрост.
Как Марк Твен. Буду работать на речном пароходе.
Боюсь, Альберт, их эра прошла, сказала миссис Фрост.
Мама, можно мы поплаваем на каноэ? спросила Эмми.
Когда закончим работать. И, может, даже искупаемся.
Оди, сыграй что-нибудь, попросила Эмми.
Меня не надо было просить дважды. Я достал из кармана рубашки маленькую губную гармонику и постучал ею по ладони, чтобы вытряхнуть пыль. Потом заиграл одну из своих любимых мелодий «Шенандоа». Это была красивая мелодия, но в минорном ключе, поэтому присутствующая в ней грусть охватила всех нас. Я играл на берегу Гилеада, солнце отражалось от воды цвета слабого чая, а вокруг нас ветви тополя отбрасывали ломаные тени. Я заметил навернувшиеся на глаза миссис Фрост слезы и понял, что играю одну из любимых песен ее мужа. Я не закончил.
Оди, почему ты остановился? спросила Эмми.
Забыл, как дальше, соврал я и сразу же заиграл более бравурную мелодию, которую слышал по радио в исполнении «Ред Николс и пять центов», под названием «Я чувствую ритм». Я репетировал, но еще никому не играл ее. Настроение наше тотчас улучшилось, и миссис Фрост даже начала подпевать, чему я удивился, потому что не знал, что у этой мелодии есть слова.
Гершвин, сказала она, когда я закончил.
Что?
Не что, Оди. Кто. Человек, который написал эту песню. Его зовут Джордж Гершвин.
Никогда о нем не слышал, сказал я, но он пишет очень хорошие песни.
Это точно, улыбнулась она. И ты хорошо сыграл.
Моз показал жест, и Эмми согласно кивнула.
Ты играешь, как ангел, Оди.
В этот момент Альберт встал.
Мы еще не закончили работу.
Ты прав.
Миссис Фрост начала убирать все в корзину для пикника.
Покосив траву в саду, Моз помог нам с Альбертом ставить забор от кроликов. Когда мы закончили, миссис Фрост, как и обещала, отпустила нас на реку немного отдохнуть и смыть пыль и грязь, пока она готовит ужин. Мы разделись и попрыгали в воду. Весь день мы потели под жарким солнцем, и прохладная вода Гилеада казалась раем. Мы купались совсем не долго, когда с берега окликнула Эмми:
Теперь поплаваем?
Мы заставили ее отвернуться, пока вылезали и одевались. Потом Альберт с Мозом подняли каноэ с маленьких козел, на которых мистер Фрост всегда хранил его, и спустили на воду. Я взял два весла. Эмми села ко мне в центр, а Альберт с Мозом взяли по веслу и заняли места на носу и корме, и мы отплыли.
Ширина Гилеада составляла всего лишь десять ярдов, и течение было несильным и ровным. Мы поплыли на восток под нависавшими над водой деревьями. Река и земля по обе стороны притихли.
Хорошо, сказала Эмми. Хотела бы я плыть так вечно.
До самой Миссисипи? спросил я.
Моз положил весло на борта и показал «До самого океана».
Альберт покачал головой:
На каноэ туда не добраться.
Но помечтать-то можно, сказал я.
Мы развернулись и поплыли вверх по течению на ферму Фростов. Установили каноэ на козлы, сложили весла под ним и пошли в сторону дома.
Тут нас и настигли неприятности.
Глава четвертая
Мы все узнали автомобиль Брикманов, серебристый седан «Франклин». Он был покрыт пылью проселочных дорог и стоял посреди подъездной дорожки, как большой голодный лев.
Ох, братишка, сказал Альберт. Теперь нам конец.
«Беги», показал Моз.
Но мистер Брикман разрешил нам работать сегодня здесь, сказал я.
Губы Альберта сжались в твердую линию.
Меня беспокоит не мистер Брикман.
Они сидели в комнате, которую миссис Фрост называла салоном, небольшой гостиной с диваном и двумя стульями с цветочной обивкой. На полке над маленьким камином в рамочке стояла фотография мистера и миссис Фрост с Эмми между ними, они выглядели такими счастливыми, какой и должна была выглядеть семья по нашим детей, лишенных семьи, представлениям.
А, вот и вы наконец-то, сказала Черная ведьма, как будто нас не было десять лет и наше возвращение ее безгранично обрадовало. Хорошо покатались?
Эмми хотела поплавать, а мы не могли оставить ее на реке одну, сказал Альберт.
Конечно не могли, согласилась миссис Брикман. И кататься на лодке по реке намного приятнее, чем работать в поле, да?
Не переставая улыбаться, она повернулась ко мне, и я ожидал в любой момент увидеть между ее губ раздвоенный язычок.
Мальчики сегодня хорошо поработали, сказала миссис Фрост. Мозес выкосил всю траву в саду, и они втроем поставили вокруг моего огорода забор от кроликов. Без них я бы пропала. Спасибо, Клайд, что разрешили взять их на денек.
Мистер Брикман бросил взгляд на жену, и появившаяся было на его губах слабая улыбка быстро угасла.
Мой Клайд чрезвычайно мягкосердечен, сказала миссис Брикман. Боюсь, это недостаток, когда имеешь дело с детьми, которым требуется твердая рука. Она поставила свой стакан с холодным чаем. Нам пора ехать, иначе мальчики пропустят ужин.
Я собиралась покормить их здесь, перед тем как везти обратно, сказала миссис Фрост.
Нет-нет, дорогая. И слышать не хочу. Они поедят с остальными в школе. И сегодня вечером фильм. Мы же не хотим, чтобы они его пропустили? Она поднялась со стула, как завиток черного дыма. Идем, Клайд.
Спасибо, мальчики. Миссис Фрост ободряюще улыбнулась нам на прощание.
Пока, Оди, сказала Эмми. Пока, Моз. Пока, Альберт.
Мой брат придержал дверь машины для миссис Брикман, потом мы с ним и Мозом забрались на заднее сиденье, а мистер Брикман сел за руль «Франклина». Миссис Фрост стояла на дорожке, рядом с ней Эмми озабоченно поджимала губы. Они так печально махали нам вслед, что можно было подумать, будто мы едем на казнь. Что было недалеко от истины.
Довольно долго никто не произносил ни слова. Мистер Брикман давил на газ, так что мы поднимали за собой облако пыли. Я, Альберт и Моз бурно переговаривались знаками.
Моз: «Мы покойники».
Альберт: «Я все улажу».
Я: «Черная ведьма съест нас на ужин».
Хватит там, приказала миссис Брикман, и я подумал, что у нее, наверное, глаза на затылке.
По прибытии в школу мистер Брикман остановил машину на подъездной дорожке директорского дома, который находился недалеко от административного здания. Это был симпатичный двухэтажный кирпичный дом с лужайкой и клумбами, чью красоту поддерживал тяжелый труд учеников школы. Мы все вышли, и миссис Брикман любезно сказала:
Как раз успели к ужину.
Приемы пищи проходили строго по расписанию: завтрак в семь, обед в полдень, ужин в пять. Если опоздал к началу, остался без еды, потому что никому не разрешалось входить в столовую после того, как все остальные сели. Я был голоден. Мы хорошо поработали, хотя и не так тяжело, как на полях Бледсо. Слова Черной ведьмы меня приободрили. Несмотря на то, что она сказала Коре Фрост, я решил, что шансы поесть тем вечером у нас были, как у Кастера разгромить сиу у Литтл-Бигхорн.
И я оказался прав.
Клайд, я считаю, тут нужен наглядный урок. Думаю, сегодня эти мальчики обойдутся без ужина.
Миссис Брикман, это я виноват, сказал Альберт. Надо было переспросить у вас перед отъездом.
Да, надо было. Она улыбнулась ему. Но поскольку ты это осознал, то не останешься без ужина.
Альберт взглянул на меня, но ничего не сказал. В тот миг я его ненавидел, ненавидел все его подхалимство. «Хорошо же, думал я. Надеюсь, ты подавишься своей едой».
Мальчики, сказала миссис Брикман, хотите что-нибудь сказать?
Моз кивнул и показал знаками: «Вы какашка».
Что он сказал? спросила Черная ведьма у Альберта.
Что он очень сожалеет. Но миссис Фрост велела ему ехать с ней, и было бы невежливо отказать учительнице.
Он все это показал?
В общих чертах.
А ты? обратилась она ко мне. Тебе нечего сказать?
«Я мочусь на ваши клумбы, когда вы не видите», показал я.
Не знаю, что ты показал, сказала она, но уверена, что мне бы это не понравилось. Клайд, думаю, что малыш Оди не только пропустит ужин. Он также проведет ночь в тихой комнате. А Мозес составит ему компанию.
Я понадеялся, что Альберт бросится нас защищать, но он просто стоял.
«Погоди, показал я ему. Когда ты уснешь, я помочусь тебе на лицо».
Они лишили меня ужина, но оставили мою гармонику. Вечером, когда солнце село и все остальные дети собрались в актовом зале смотреть фильм, я в тихой комнате играл наши с Мозом любимые мелодии. Он знал слова песен и жестикулировал под музыку.
Моз не был немым. Когда ему было четыре года, ему отрезали язык. Неизвестно, кто это сделал. Его нашли избитым, без сознания и без языка в зарослях тростника в придорожной канаве рядом с застреленной матерью недалеко от Гранит-Фоллз. Он не мог общаться, не мог сказать, кто оказался способен на такой ужас. Он всегда утверждал, что ничего не помнит. Даже если бы он мог говорить, то понятия не имел о своей семье. Он не знал отца, а маму всегда называл просто мамой и понятия не имел, как ее звали. Власти утверждали, что сделали все возможное, но поскольку он был индейским ребенком, это означало лишь расспросы местных сиу, но никто из них не признал мертвую женщину или ребенка. В четыре года он попал в Линкольнскую школу. Поскольку мальчик не мог ни сказать, ни написать свое имя, тогдашний директор, мистер Спаркс, дал ему новые имя и фамилию Мозес, потому что его нашли в тростниках, и Вашингтон, потому что это был любимый президент Спаркса. Моз мог издавать звуки, пугающее гортанное мычание, но не слова, поэтому обычно просто молчал. За исключением смеха. У него был хороший заразительный смех.
До нашего с Альбертом появления в Линкольнской школе Моз общался примитивными жестами, которых ему хватало. Он выучился читать и писать, но из-за отсутствующего языка никогда не участвовал в классных обсуждениях и большинство учителей просто игнорировали его. Когда приехали мы с Альбертом, мы научили его жестам, которые знали. Наша бабушка во время беременности переболела германской корью, и в результате наша мама родилась глухой. Бабушка, которая до замужества работала школьной учительницей, выучила американский язык жестов и научила ему свою дочь. Так моя мама общалась, поэтому общаться жестами я выучился раньше, чем говорить. Когда миссис Фрост увидела эту способность, она настояла, чтобы мы научили их с мужем. Малышка Эмми впитывала его как губка. Получив возможность общаться с Мозом, миссис Фрост стала его наставницей и сподвигла его на успехи в учебе.
У Моза была душа поэта. Когда я играл, а он жестикулировал, его руки грациозно танцевали в воздухе и непроизнесенные слова обретали легкость и прелесть, которую, по моему мнению, им не мог придать ни один голос.
Перед тем как на небе погас последний лучик света и тихая комната погрузилась в полную тьму, Моз показал: «Расскажи сказку».
Я рассказал историю, которую придумал предыдущей ночью, сидя один, если не считать Фариа, в каменной камере. Вот эта сказка.
Эта история случилась одной темной ночью в Хэллоуин с тремя мальчиками. Одного звали Мозес, второго Альберт, а третьего Маршал. (Альберт не был в восторге, когда я вставлял его в свои истории, а Мозес просто обожал. Маршал Фут был еще одним учеником Линкольнской школы, сиу из резервации Кроу-Крик в Южной Дакоте, в котором подлость пустила глубокие корни.)
Маршал был задирой. Ему нравилось жестоко шутить над другими двумя мальчиками. В тот Хэллоуин они поздно возвращались с гулянки в доме друга, и Маршал рассказал им про вендиго. Он сказал, что вендиго ужасный великан, чудовище, когда-то бывшее человеком, но обращенное черной магией в людоеда, одержимого неутолимой жаждой человеческой плоти. Он нападает на тебя сверху, а перед этим зовет по имени голосом потусторонней ночной птицы. Однако это бесполезно, потому что куда бы ты ни бежал, вендиго все равно догонит, вырвет сердце и съест у тебя на глазах. Другие два мальчика сказали, что он псих, таких созданий не существует, но Маршал поклялся, что это правда. Когда они дошли до его дома, он оставил их, предупредив опасаться вендиго. Альберт и Мозес пошли дальше, подшучивая над тварью, но вздрагивали от каждого звука. И вдруг впереди кто-то позвал их тоненьким голоском: «Альберт. Мозес».
Моз схватил меня за руку и написал на ладони: «Чудовище?»
Возможно, сказал я. Слушай дальше. Мальчики побежали, обезумев от страха. Когда они пробегали под нависавшей над тротуаром веткой большого вяза, оттуда спрыгнула темная фигура и приземлилась прямо перед ними. «Я съем ваши сердца!» крикнула она. Мальчики заорали и чуть не обделались прямо в штаны. Темная фигура засмеялась, и они поняли, что это Маршал. Он обозвал их девчонками и слабаками и сказал убираться домой под защиту мамочек. И пошел прочь, все еще смеясь над своей проделкой. Мальчики шли в молчании, им было стыдно, но еще они злились на Маршала и решили, что больше он им не друг. Не успели они уйти далеко, как услышали кое-что еще. Имя Маршала, произнесенное с неба потусторонним голосом, словно это была ночная птица. И уловили ужасный запах, похожий на гниющее мясо. Они подняли головы и увидели, как луну пересекла огромная черная тень. Через минуту позади раздался душераздирающий вопль, очень похожий на Маршала. Они развернулись и побежали обратно. Но нигде его не нашли. И никто его больше не видел. Никогда.
Наша камера погрузилась в полную, зловещую тишину. И тут я как заору. Моз тоже завопил, гортанно, без слов. А потом засмеялся. Он схватил меня за руку и вывел на ладони: «Я чуть не обделался. Как дети из сказки». После этого мы легли, глубоко задумавшись каждый о своем.
Через некоторое время Моз похлопал меня по плечу и взял за руку и написал на ней: «Ты рассказываешь сказки, но они настоящие. Там есть чудовища, и они пожирают детские сердца».
После я слушал глубокое дыхание засыпающего Моза. Через некоторое время я услышал тихое шуршание, это Фариа выглянул из своего укрытия проверить, не принес ли я ему крошек. Крошек не было, и вскоре после этого я тоже уснул.
Проснулся я в темноте от скрежета ключа в замке железной двери. Я тут же вскочил. Первая мысль заставила запаниковать: «ДиМарко». Я не думал, что он попытается что-то сделать с нами, особенно когда один из нас Моз. Но, как и вендиго, ДиМарко был существом с непомерными темными аппетитами, и все мы знали, что он делал с детьми по ночам. Так что я напрягся и приготовился брыкаться и царапаться, даже если он убьет меня.
В двери показался свет керосинового фонаря. Моз тоже проснулся и затаился, все его тело напряглось, напомнив мне тетиву, готовую послать стрелу в полет. Он взглянул на меня и кивнул, и я понял, что он не уступит мерзкому ДиМарко без боя.