Вокруг толпились семьи посетителей, несколько ветхих пациентов в халатах и тапочках шли покурить на улицу, двое ребятишек несли букеты желтых хризантем, а прямо посреди коридора сидела в больничном кресле-каталке пожилая женщина, жалкая и покинутая, выжидательно пялясь в пространство; ее, наверное, надо было забрать или вернуть на место, как томик словаря в публичной библиотеке. Лео нашел палату матери и подумал, что надо было тоже что-нибудь захватить. Букет хризантем. Или винограду.
Мать сидела на кровати в ночной рубашке и накинутой на плечи шали. Правая рукапод толстым гипсом, из-под которого любопытными зверьками торчали кончики пальцев. Выглядела она чистенькой и розовощекой, с копной непривычно седеющих волос вокруг лица, и при виде сына радостно улыбнулась:
Вот это да! Что ты тут делаешь?
Тебя пришел повидать. Решил, что тебе скучно.
Твой отец только что ушел, сказала мать Лео. Он знал, что ты приедешь?
Должен был знать, бездумно ответил он. Я приехал вчера вечером. Мы договорились встретиться тут. А что случилось?
О, как он меня порой бесит! пожаловалась она. Вышел чаю попить, наверное. Представьни слова о том, что ты придешь!
Наверное, хотел сделать тебе приятный сюрприз, предположил Лео. Но что это? С тобой-то что стряслось?
О, не знаю Она не без усилия приподняла перебинтованную руку. Так глупо вышло. Думала, просто ударилась, ушибла, а потом жуткая боль, и твой отец сказал, что я ее сломала. Никогда не думала, что сломать руку так легко. Ты
Но тут она стала смотреть в пустоту, и Лео вспомнил: должно быть, получила большую дозу морфина.
Я приехал вчера, повторил он. Поздно вечером, иначе бы пришел. Я познакомился с новыми соседями!
Он не был уверен до конца, но взгляд Селии снова сделался осмысленным, и она улыбнулась слегка одурманенной улыбкой. Из окна палаты виднелся больничный двор с декоративным вишневым деревом. У дальней стены на скамейке сидел мужчина в твидовом пиджаке и читал книгу.
Ко мне идут и идут, говорила его мать. Идут и идут. Вчера были Кэтрин и Джош. Это они принесли цветы.
Лео решил, что вряд ли его бывшая жена и сын приходили вчера, но лишь ободряюще кивнул.
Она милая девушка, сказала Селия. Конечно, все из-за твоего отца. Он очень строг тут со всеми: говорит, что надо делать, как лечить. Думаю, она резко замолчала и подавила смешок, они его попросту побаиваются. Хорошо, когда за твоим здоровьем следит строгий профессионал. Он хороший врач.
Надо было принести цветов, сказал Лео.
Кажется, мать удивилась.
Надеюсь, ты приехал не издалека, дружелюбно сказала она. Я бы очень огорчилась, если бы создала тебе проблемы. Очень рада была тебя повидать.
Мама, я только пришел! сказал Лео. Я приехал на пару дней, чтобы тебя навещать.
О, как мило! воскликнула мать. Она, кажется, смогла сконцентрироваться, и теперь, увидев сына, по-настоящему просияла. Ты приехал нарочно ради меня? Я чувствую себя нормально. Пробуду в больнице еще пару дней.
Ну, я еще тут. Есть хочешь?
Вопрос оказался выше понимания Селии. Она, точно пробуя, увлажнила губы и провела по ним языком. Но затем опустила глаза и, наклонив голову, покачала ею, точно маленькая девочка, не желающая выдавать свои тайны.
Ты когда-нибудь бывал в больнице? спросила Селия тоном праздного любопытства. Как я? Смотрите-каа вот и мой муж!
Лео спросил себя, кем она его считает. Никакого «папы»: она говорила о нем, точно о почетном госте на приеме, который решил обменяться парой теплых слов с маловажным незнакомцем. Но ее внимание было острее, чем он думал: спустя несколько секунд раздался нетерпеливый стук в дверь, закрытую Лео, и вошел отец с пакетом снеди из ресторанного дворика «Маркс энд Спенсер».
Добрался, значит, добродушно сказал он. Я и забыл, что у тебя нет машины. Ну, как больная?
Вполне, спасибо! сказала Селия. Боль под контролем.
Еще бытакими темпами накачиваться морфином. Она вообще не понимает, что происходит. Ей дали устройство с кнопкой, которую можно нажимать. Каждые шесть минут. Судя по тому, что я вижу, она постоянно им пользуется. Если его не заберут, она везунчик.
Как я, доктор? спросила Селия.
Я не твой доктор, отрезал Хилари.
Я хотела сказать «Хилари», парировала Селия. Я прекрасно знаю, кто ты. Достаточно прожила за тобой замужем.
И вправду, буркнул Хилари. Лео больше не хочет слышать подобной чуши.
Вообще-то, начала Селия, я была бы признательна, если бы Но тут она осеклась, не найдя слов.
Да, дорогуша? отозвался Хилари.
Лео ни разу прежде не приходилось слышать от отца этого слова; так звали друг друга герои комедийного телешоу, нелепые пожилые женщины и мужчины; даже при собственных пациентах Хилари никогда не опустился бы до подобных выражений. Единственный раз, когда отец употребил что-то в этом роде, однажды, вернувшись после приемного дня, он отмахнулся от расспросов: да, одни старушки со своими пустяками. Но теперь он назвал «дорогушей» его мать, и это прозвучало дико.
И все потому, что она не хочет быть повнимательней и падает кверху сиськами.
Так она упала? спросил Лео.
Я не падала! запротестовала Селия. Нет-нет.
Ну вот, начинается, сказал Хилари.
Я упала оттого, что меня толкнули. Не хочу говорить кто, потому что у него могут быть большие неприятности.
Меня вообще не было дома, когда это случилось! возмутился Хилари.
Как бы то ни было сказала Селия с приличествующими случаю нотками триумфа. Как бы то ни было, в доме происходили вещи, которые к этому привели. Относись к этому как к части своих изысканий. Подумать толькоя могла выйти замуж за кого угодно. За Алистера Кэрона. Школьный друг моего брата, очень я ему нравилась. Банкир в Сити. Не надо пилить кости и совать пальцы в задницу, чтобы заработать на хлеб. Ну, или если уж говорить о врачах, был Леонард Шоу
О, бога ради! взмолился Хилари. Не начинай опять про Леонарда Шоу. Конца-краю нет.
Он был милый, милый и славный, и мы встречалисьс ним, да, и у него был друг, ужасный, жалкий друг, и однажды Леонарду Шоу надо было уехать за границу в Париж, Рим или Брюссель, я забыла. И когда он уезжал, он попросил за своего жалкого друга Хилари: мол, тот никого в Лондоне не знает, торчит один как перст, может, я как-нибудь пошлю ему записку и позову в кино?
Могу сказать, заявил Хилари, что все было совсем не так. Но пусть говорит морфин.
Шел фильм «Король и я», сказала Селия. Как раз только что вышел. Тоже можешь добавить к своим изысканиям. Но ужасный жалкий друг Леонарда Шоу сказал, что хочет посмотреть то кино, ну, с пальбой и убийствами про «гангстеров» и голову мертвой лошади на кровати, и.
Селия внезапно сглотнула и всплакнулав равной степени от боли и при воспоминании о несчастной лошади. Пальцы ее судорожно сжались; много дней некому было накрасить ей ногти ее излюбленным бордовым. Она резко принялась жать на кнопку, и скоро гримаса боли сошла с ее лица.
Видишь, это все дурман, сказал Хилари, крайне довольный тем, что смог доказать свою правоту. Ты, наверное, догадался по путанице с датами. Ты ведь был достаточно взрослый, чтобы помнить, когда вышел «Крестный отец», так?
Вот и я удивился, ответил Лео.
7
Лавинии все порядком надоелии Соня, жиличка, и Перла, уборщица, и ее многочисленные так называемые сыновья и дочери, чьи имена она даже не пыталась запомнить. Перлу пришлось нанять из-за бардака, учиняемого Соней, а все, что платила Соня, уходило на то, чтобы помочь Перле, которая приходила дважды в неделю, в понедельник и пятницу, или вместо нее являлся так называемый сын. Очень скоро деньги понадобятся самой Лавинии, чтобы поправить душевное здоровье после хаоса, создаваемого Соней, бесконечных жалоб и вранья Перлы, а еще из-за ее чертова сынка, имени которого никак не упомнишь.
Квартира в Парсонс-Грин принадлежала Лавинии. Вначале ей понравился слегка потрепанный балкон, который располагался вдоль гостиной в форме буквы «L», и показалось надежным то, что предыдущая владелица жила здесь двадцать лет; а мраморная отделка и прочие особенности и вовсе делали квартиру отличной покупкой: другие бы не заметили, а япожалуйста. Среди открывавшихся возможностей (а Лавиния всегда гордилась умением отыскивать возможности в людях, местах и вот в квартирах) было обязательное наличие как минимум одной свободной спальни. Это обещало доход как минимум шестьсот фунтов в год, и каждый съемщикона помнит, как продумала это с самого начала, сможет платить ей на счет кредитной карты, так что никто не отследит платежей. Что казалось ей разумным.
Благодаря Хью сразу нашлась Соня. Они жили вместе, когда учились в театральной школе. По словам брата, она была совершенно беспроблемной: тихой и добройсущий ангел. Оказалось, все относительно. Если среди таких же будущих актеров ее недостатки и не казались чем-то из ряда вон, то, поселившись с менеджером благотворительной организации со слегка скучной (Лавиния сама признавала это) рутиной, Соня повела себя как истинная драматическая актриса: постоянные заламывания рук, слезы, шум, отсутствие какого-либо распорядка дня и бесконечные требования в признаниях в любви, денно и нощно. (По ее словам, породил эту нужду бразильский юрист Марсело, который подло с ней обошелся.) А еще она обладала неистощимым запасом постоянно меняющихся историй о том, как ее бабушка прибыла с Ямайки вместе с тысячами других уроженцев Вест-Индии на круизном лайнере «Виндраш». И свела на нет все усилия Лавинии с Перлой и ее сыном.
Лавиния четко поставила условие: Перла ни при каких обстоятельствах не должна приводить в квартиру сына и перепоручать ему уборку. Ей вообще не верилось, что это сын Перлы: выглядел он максимум лет на десять моложе. Она не знала, сколько это продолжалось. Как-то в обед у нее выдалось свободное время; в пятницу, когда должна была прийти Перла, Лавиния явилась домой без предупреждения и застала там луноликого юношу лет двадцати с небольшим, который, вздыхая, гладил белье у нее на кухне. Она спросила, кто он такой. Он ответил: «Сын Перлы». А где она сама? А ее нет. Он нервно захихикал. Перла сейчас работает на миссис Путни. (Это то, что удалось разобрать Лавинии: фамилию Путни пришлось расшифровывать.) Лицо молодого человека, хранившее отпечаток долгой борьбы с акне, выражало беспокойство, взгляд был заискивающим; он попытался продолжать глажку, но Лавиния велела ему уйти. Она изрядно потрудилась, чтобы он понял, чего от него хотят. Юноша не знал телефонного номера «миссис Путни»; позже Лавиния предположила, что это не фамилия некоей леди, а адрес Перлы.
В понедельник она дождалась Перлу и, когда та явилась, сказала, что наняла на работу именно ее, так что давать ключ от ее квартиры кому-то другому нельзя. Даже сыну. Лавиния заговорила с Перлой в той самой гостиной в форме буквы «L»; у уборщицы было взволнованное лицо, руки в рукавах тонкого пальто уже умоляюще сложены. Лавиния не смотрела, но знала: снаружи, на улице, стоит мужчина десятью годами моложе Перлы, ковыряет землю носком ботинка, спрятавшись, ждет знака, чтобы подняться и заменить Перлу, пока та пойдет убирать где-нибудь еще. Может, Перлаагент международной сети, которая пристраивает нелегалов, поскольку худо-бедно справляется с собственными документами и английскими глаголами? Главное Лавиния сказала. Она не в состоянии сидеть тут все время, пока приходит Перла, два раза в неделю ей просто себе не позволить.
Это случилось год назад. Ничего не проверяя, Лавиния оптимистично и уверенно предположила, что Перла велела своему сыну, или кто он там, не приходить больше: она сама будет делать всю работу, как велела мисс Спинстер. Лавиния не будет циничной. Она станет искать лучшее в любом человекедаже в Соне; и определенно обдумает возможность того, что Перла выглядит значительно моложе, чем на самом деле: широкое лицо с тщательно натренированным невинным выражением весьма этому способствует. И не исключено, что юноша, притаившийся за деревьями во дворе, кажется старше из-за плохих зубов и больших ладоней. Так ведь бывает? В любом случае Лавиния ничего не проверяла. И Перла, что они обе с Соней признавали, сделала то, к чему оказались не готовы ни та ни другая: управилась с хаосом, создаваемым Соней в своей комнате, в ванной и на кухне, куда жиличка наведывалась за маской для лица или поджаренным сыром.
Всего за неделю до этого Соня вдруг заметила: «Перла такая милая». Они наконец-то очутились в одно время в одном месте: смотрели новости по телевизору. Соня не могла выдержать и двух минут без того, чтобы не сообщить что-нибудь совершенно неуместное о себе.
Ты сегодня была дома? удивилась Лавиния.
Утром у меня было мрачное настроение, безмятежно ответила Соня, так что я решила позвонить в агентство и сказать, что неважно себя чувствую. Я сто лет не отпрашивалась с работы из-за недомогания. Все так делают. Так что сегодня я лечусь. Мне надо расслабиться. Я с Ямайки.
Лавиния всегда считала, что недомоганиеэто когда ты болеешь, а не когда у тебя нет настроения, даже на Ямайке. Но решила, что в театральном агентстве, где служила Соня, когда оставила надежду сделать карьеру актрисы, правила не такие, как во всех прочих местах.
И Перла приходила, да?
Она такая славная, правда! продолжала Соня. Она сказала, что я очень хороший человек и сердце у меня по-настоящему доброе.
Что ты такого с ней сделала, чтобы она так сказала?
Кто, я?..
Лавиния ждала ответа.
Она что-то у меня спросила а, поняла! Она спросила, нормально ли будет, если работу сделает ее дочь, Перлу ждали где-то еще, у миссис миссис я-забыла-как. Так или иначе, я согласилась, и она сказала, что яочень хорошая.
Соня, я ей велела работать у меня самой.
Она назвала меня доброй, начала Соня. Ты не представляешь, что эти, в агентстве, смеют мне говорить! Она притянула к себе голые коленки и прижала босые ноги к подушкам дивана; пальцы ног стали мять шелк, точно лапы котенка, делающего «молочный шаг».
Я не потерплю, если квартиру будет убирать кто-нибудь, кроме Перлы! отрезала Лавиния. Я сказала ей об этом давным-давно.
А, еще звонил твой брат, сказала Соня. Просил передать, чтобы ты позвонила.
Хорошо, хорошо, отмахнулась Лавиния, но Соня, не глядя на нее и уткнувшись в телеэкран, замахала перед ее носом бумажкой. Лавиния протянула руку. Почерком Сони на грязном мятом листке, сложенном в несколько раз, было написано: «Звонил Твой Брат».
Он сказал, что это срочно. По крайней мере, было срочно, когда он звонил, добавила Соня.
Целое расследование пробурчала Лавиния и махнула рукой. Сегодня?
Нет, ответила Соня, обалдевше выкатив глаза и пожимая плечами. Нет, я же сказалапару дней назад. Тогда как раз Клод заходил, а то бы я расспросила, как у него дела.
Лавиния села на телефон. Выяснять, почему Соня ведет себя так, а не этак, бессмысленно. Но, когда она еле дозвонилась до Хью через озадаченного соседа по квартире, которого не вспомнила, брат тут же, визжа от удовольствия, пустился в рассказ, как наговорил и натворил такого, что его выставили из «Пицца Экспресс», не успел он дожевать свою «венецию». В конце концов оказалось, что он совсем не уверен, что ей звонил. Хью хотел непременно выслушать ее мнение о новых фото для своего актерского досье (на них он был более задумчивым, серьезным и куда меньше походил на прежний образ комического приятеля главного героя или парня из рекламы стирального порошка), да и о многом другом.
«Король Лир»?
«Король Ричард Второй», попрошу!
И Лавиния рассмеялась над избирательностью братних амбиций. Выяснилось, что ни один из них не знал, как себя чувствует мама, но, по словам Хью, в Шеффилд приехал Лео. Если бы с мамой случилось что-нибудь серьезнее сломанного запястья, он бы обязательно сообщил. Лавиния, слегка озадаченная, положила трубку.
Да не Хью. Соня по-прежнему не спускала глаз с новостей Четвертого канала. Ты что, Хью позвонила? Я же говорила, звонил твой браткоторый в Шеффилде. Я же вроде сказала.
То, что Хью не только друг и бывший сосед Сони, но и, как ни странно, брат Лавинии, а еще что иногда у людей больше одного брата, она объяснять не стала. И набрала домашний номер, который в детстве затвердила наизусть. Обычно, когда Лавиния звонила, никто не брал трубку. Но сейчас ей ответил Лео.
Мне не передали твоего сообщения, начала Лавиния. Что стряслось? Как мама?
Как они себя вели, когда ты их в последний раз видела?
Кто, мама с папой? Я была на Рождество. А, нет, в марте еще. Они были в порядке. То есть так же, как и всегда.
Ты хочешь сказатьна ножах. Ругались?
А когда они не ругались, Лео? Он раз пять назвал ее идиоткой, она расплакалась и выскочила из кухни, хлопнув дверью. Ну, сам знаешь, как это бывает. На сей раз она не обозвала его болваном. Как она? В смысле самочувствия.