Но и дом стал другим. Отстранение произошло не только потому, что Лео приобрел опыт и пожил отдельно. Среди неподвижных вещей, тщательно выбранных и купленных сокровищ, изменились и те, кто их выбирал. В тот вечер, когда Лео приехал и пошел в кладовую, он представил, как отец ходит вдоль полок супермаркета, думая исключительно о себе и о том, что ему бы хотелось съесть в последующие несколько дней. А сейчас, бродя по комнатам, Лео понял, что дом перестал быть полным людей.
В передней зазвонил телефон. Так было всегда: срочный вызов по работе для отца. Но, возможно, теперь это звонил сам отец, желая что-то сообщить, но он не стал снимать трубку, и скоро звонок прекратился; сообщения звонивший не оставил. Телефон в пустом доме, лишенном матери, отца, братьев и сестер, и Лео, наклонив голову, слушающий звук вызова, точно ожидая, что кто-то из покинувших дом на него ответит. Мелодию звонка аппарата марки «Тримфон» ни с чем не спутаешь, и теперь он слонялся из комнаты в комнату, припоминая, с чем именно она у него ассоциируется. О трех или четырех годах перед отбытием в Оксфорд, когда он был занят преимущественно тем, что бегал за юбками.
Пожалуй, в доме не осталось ни одной комнаты, где бы он не трахнул кого-нибудь: даже на полированном обеденном столе (он шатался, и вообще было совсем не так круто). Кухонный стол оказался прочнее. (С Барбарой.) А еще, конечно, то самое кресло, куда он усадил ту китаяночку с чудесной гладкой кожей и попросил раздвинуть ноги, чтобы он мог, опустившись на колени, попробовать ее там. «Можно мне попробовать тебя там?» спросил он; сейчас это звучало смешно, да и она тогда уставилась на него. Полгода спустя он совершенно определенно сказал бы: «Можно лизнуть твою киску? Китаянка была одной из первых. Это произошло в гостиной, потому что он так и не сообразил, как пригласить ее наверх. Кэрол, вот как ее звали. В свою комнату первой он привел Джейн, с небритым лобком и чудесным запахомона вспыхивала всякий раз, когда он его превозносил, и светлым облачком волос на руках и ногах. Славная девчонка, очаровательно неухоженная, младшая из шести сестер. Как только не красили ее многострадальное личико, что только не надевали на нее с шести лет! И с каким смущенным удовольствием она смотрела, когда наконец дошло до дела! И отвела глаза лишь однаждыкогда увидела дурацкий плакат с теннисисткой, почесывающей задницу, который с незапамятных времен висел над его кроватью. К его изумлению, после она расплакалась. И была такой нежной, такой счастливой, и даже простила ему то, как неуклюже он благодарил ее, и он бросился утешать ее и уверять, что будет любить ее вечно. Внизу разрывался телефон, но он не обращал на него внимания и смотрел ей в лицо так искренне, будто сам верил в свои слова. Несколько дней спустя он снял плакатему хотелось, чтобы его натуру могли понять славные девочки вроде Джейн, а не только оторвы, которым ничего не стоило назвать его «шикарным», «красавчиком» и «жеребчиком». Перед тем как стянуть бюстгальтер и позволить ему зарыться в ложбинку между грудей, они сильно удивлялись: как, тебе всего пятнадцать? И не только они. И Викториянет-нет, не Вики, а именно Викториярыжие волосы и привычка насмехаться над ним по пути из школы. Над «малявкой», который, «как собака», следит за ней и ее подругами. Глядите-кау малявки рюкзачок «Адидас»! Думает, что он особенный, ишь. А однажды он подошел и спросил: «А хочешь прийти и посмотреть, так ли я мал?» И она с презрительной гримасой, точно заключила с кем-то пари, пошла за ним, а ее подружки обидно обзывались за спиной. Он был готов поклясться, что она дойдет с ним до двери, а потом пойдет дальше, но этого не случилось. Рыжеволосая Виктория прошла по подъездной дорожке и зашла с ним в домего сердце забилось, и он смог поверить в это лишь тогда, когда она закрыла входную дверь. Она провела его наверх в спальню. В комнату Блоссом, если быть точнее. В какой-то момент она посмотрела наверх и заявила: «Это точно не твоя комната». Тогда-то он и понял, что ее напыщенный и презрительный видот неуверенности в том, что она врубается. Отец и братья вечно дразнили ее тугодумкой. А в комнате Блоссом повсюду были картинки с пони.
Он вспомнил всех девчонок, которые приходили сюда после Виктории: женская половина хомо сапиенс. После Виктории он понял, в чем секрет: не надо просить или извиняться, надо понять, что девушка, женщина, которую ты ввел в свою орбиту и собираешься трахнуть, тоже захочет с тобой трахаться. Они либо уже согласны, либо их нипочем не уговоришь. После Виктории он уже никого не преследовал; был не назойливым, а отстраненным и наловчился смотреть на желанных женщин так, точно едва их замечает. Когда дома не было ни отца, ни матери, ни сестер с братом, его жизнь и жизнь дома наполнялась сексом. Так и было. Один раз даже на лестнице.
Ну а потом он вернулся из Оксфордачетыре месяца обернулись катастрофой. Там он тоже пробовал. Дерзкая реплика не возымела никакого эффекта. Безучастный взгляд в Оксфорде тоже не действовал. Пару раз визави отвечали таким же безучастным взглядом. Он не понимал. Такое впечатление, что все знали, что именно он говорил. Скоро он сам стыдливо опускал взгляд. В баре колледжа, не выдержав взгляда девушки, которая знала, что еще пару лет назад ее бы сюда не пустили. На семинаре. В библиотеке. Женщины чуяли жареное и вместо того, чтобы идти на контакт, смеялись и уходили. То, как он был превратно понят в Оксфорде, последняя ночь в январе, когда тот тип, Том Дик, с полудюжиной пьяных приятелей долбились в его дверь и орали: «Стесняшка! Стесняшка!» Неужели он когда-то пользовался успехом у женщин? Он вернулся в Шеффилд в начале февраля раздавленным, потерпевшим фиаско. Прошел целый месяц, и лишь после этого, в баре, он осмелился посмотреть на кого-то, стараясь не отводить глаз; и как только ему удалось сделать свой взгляд оценивающе-безучастным, женщина тут же на него ответила. То, что ни разу не сработало в Оксфорде, тут же сработало здесь. Он привел женщину домой; она осталась на ночь. Звали ее Линн. А через месяц он встретил Кэтрин. Однако в обрамлении череды побед так и остались те четыре месяца в Оксфорде.
Он остановился у подножия лестницы. Надо позвонить Лавинии нет, Хью нет, Лавинии и выяснить, успел ли выживший из ума папаша сообщить им новость о разводе с мамой. Лавиния, должно быть, на работе; Хью дома и, вероятно, до сих пор дрыхнет. Он задумался. Это была самая сумрачная часть дома: отчасти из-за темной деревянной обивки и отсутствия окон; отчасти из-за густых зарослей глицинии, затенившей крыльцо у входной двери. Снаружи, в полумраке, кто-то стоял. Кажется, просто пытался заглянуть внутрьили раздумывал, стоит ли звонить в дверь. Лео пришел в себя. И открыл.
Я думала, это ваш отец, сказала маленькая фигурка. Ну, то есть я пришла поблагодарить его Ну, вашего отца. Это же ваш отец Ну, то есть вы ведь его сын?
Совсем юная; слегка всплескивала миниатюрными ручками во время разговора. Она знала, что дверь откроет он, а не отец. И начала, не подготовившись, говорить, полуприкрыв глаза ресницами, чтобы защититьсяи объяснять не с того конца.
Ну да, я его сын, ответил Лео. Вам нужен отец? Он ушел в больницу к маме.
О ответила девушка. Только чтобы Она снова всплеснула руками, не зная, что еще сделать.
Лео так и стоял у входной двери. Она явно продумала наряд: новые серая юбка и свитер светлее на тон, вспышка оранжевого на маленькой пластиковой с серебром брошиединственной уступке цвету, который ей, наверное, советовали носить почаще. Из-за этой броши Лео и решил, что надо бы помочь незваной гостье.
Вы ведь живете по соседству? спросил он.
Наверное, она решила, что все уже объяснила, и начала издалека.
Меня зовут Аиша, сказала она. Я не живу в соседнем доме, я приехала на уик-энд, ну, может, еще на пару дней.
Зайдете? Могу предложить вам чаю с печеньем, больше тут В любом случае прошу. Приятно познакомиться. Вы
Все говорят, что это дом Тиллотсонов, сказала девушка. Я их ни разу не видела. Должно быть, устроились где-нибудь, где про них говорят «эти, которые живут в доме Смитов».
Они очутились на кухне.
Ваш отец потрясающий просто гений. Вчера. Просто перелез через забор и спас Раджу, мы даже моргнуть не успели. Раджаэто мой брат. Мама даже не пискнула. Ваш папа был спокоен как удав. Раджу уже выписалитолько повязка на шее, и все. Брат его донимает, уговаривает снять бинтпросто хочет увидеть дырку в шее.
Можно спросить у отца, улыбнулся Лео, но я не уверен, что он разрешит.
Я ни разу здесь не была. Она окинула взглядом кухню. Может быть, тоже под спудом очевидного, а также опыта, сравнивая, как немногим ранее это сделал Лео, со временами, когда она кряхтела под натиском шести душ, взрослых и не совсем, жаждущих пропитания. Я не была ни в одном доме по соседству. Ну, один раз в прихожей. Меня зовут Аиша, спохватилась девушка. Простите, что не представилась сразу.
Аиша, повторил Лео. Он произнес ее имя в первый раз. И тут до него дошло, что она имеет в виду. Я Лео Спинстер. И тоже тут не живу.
Ага, ну вот, сказала Аиша. Она прямо-таки светилась. Наверное, она готовилась, но в конце концов, когда дошло до дела, обнаружилось, как что-то мешает выговаривать слова в правильном порядке. У вас на кухне хорошо Так здорово прийти в соседний дом и обнаружить вещи, которые, ну, знаете, были в нем всегда, и чайник, и тостер.
Тостер сломан, сообщил Лео. С Рождества его так и не починили.
Видели бы вы наше жилище! Мама как с цепи сорвалась. Все-все новоену, не прямо все, но она заявила, что не для того ей новый дом, чтобы жить со старьем. Купила холодильник, который открывается не в ту сторону только потому, что она хотела установить его в определенном месте на кухне. У нее свои деньги: она сдает дома в Уинкобанке, так что теперь обставляет дом с размахом, что твой Ротшильд.
Должно быть, на лице Лео отразился ответ; только теперь он понял, что слонялся по дому и касался всего, что в нем есть, в изумлении и с удовлетворением, пусть и осторожным, беря в руки вещи, которые были тут всегда; кусок горного хрусталя на полке, раньше не замечаемый равнодушным взглядом и воспринятый с потрясением и узнаванием лишь сейчасточно в первый раз. Он брал вещицу за вещицей и вертел в руках при знакомом свете пустого дома, позволяя им напоминать ему одну постельную подружку за другой.
Чертовы часы, и те время не показывают! говорит Лео. Что вообще работает в этом доме?
Аиша взглянула на швейцарские железнодорожные часы, висевшие на сделанной из тесаной сосны двери в коридор. И протянула запястье, чтобы Лео мог увидеть, что показывают ее наручные часы, мужские, тяжелые. Теперь Лео посмотрел на часы: и почему он решил, что они остановились? Они все это время шли: надежно и неизменно. Двадцать минут второго.
Который час? спросил Лео. Я забыл завести часы сегодня утром.
Двадцать минут второго, ответила Аиша. Вам куда-нибудь нужно?
Я думал, десять утра, сказал Лео. Мне нужно в больницу. О господи, надо было заказать такси, что ли.
В какую больницу? Я могу вас подвезти. Мама не пользуется своей машиной. Вы ведь водите?
5
Велев ждать здесь, у подъездной дорожки, Аиша поспешила прочьедва ли не галопом. Как-нибудь Лео может навестить все семейство, крикнула она через плечо. «Мамина машина» оказалась красным фиатом и в этом городе смотрелась слегка чересчур. Аиша приоткрыла входную дверь, что-то прокричала и захлопнула, не дожидаясь ответа. Вскочив в автомобиль, она лихо выкатилась по дорожке задним ходом и выехала на улицу. Опустила окно.
Садитесь! сказала она. С другой стороны. Ну, быстрее!
Большое вам спасибо! сказал Лео. Сев за руль, Аиша мгновенно преобразилась, стала собранной и ловкой; ощущение, что она делает все невпопад, постоянно приходит в замешательство и едва удерживается, чтобы не захихикать, ушло насовсем. Он сел в машину. Откуда ваши родители?
Из Бангладеш, ответила Аиша. А, или вы имеете в виду в этот дом? Из Хиллсборо. Или нет?
Значит, вы учились в школе в Хиллсборо?
Ну да, почти все время, а потом меня забрали, и я сдавала экзамены на аттестат. Мама хотела, чтобы я поступила в Оксфорд. Нет ничего такого в том, чтобы спросить, откуда мы, у нас смуглая кожа и так далее.
На самом деле Лео ужасно смутился, поняв, что только что спросил у английской девушки, откуда родом ее родители. Он что-то стеснительно пробурчал.
Посмотрите-ка на нее, сказала Аиша. Вон на ту, с пирожком! Прямо под колеса. Ну же, быстрее, вы что, не можете ногами шевелить? Совсем не можете? Господи, кого только не увидишь в Брумхилле в понедельник утром!
Кажется, я с ней в школе учился, сказал Лео.
Уверена, что нет, сказала Аиша. К вашему вопросу: родилась я здесь, но мои потом вернулись в Бангладешмы оттуда родом. Папа получал здесь диплом инженера, к нему приехала мама, и родилась я. Все, что я помню, синяя дверь дома над лавкой, где мы жили, и немецкую овчарку, которая сидела в лавке на нижнем этаже. Когда он получил диплом, мы вернулись. Я так и не поняла зачемв стране были ужасные времена. И потом, после тысяча девятьсот семьдесят первого, папа сказал: это долг. Он обязан остаться и преподавать в университете в Дакке. В нем нуждались там, да и стране понадобятся такие, как он. Он и сейчас так говорит, но это звучит как издевка: то, что там может понадобиться кто-то вроде него. Но мама говорит, что тогда, в семьдесят первом, все так говорили. Просто помешались на этом долге.
А что произошло в семьдесят первом?
О, простите. Аиша сосредоточилась на дороге. Я и забыла, что не все говорят об этом за завтраком, обедом и ужином. Бангладеш и случилсявойна за независимость. Он был частью Пакистана, а после войны сделался независимым и очень бедным, и до сих пор такой. Людей много погибло. У меня у самой дядю убили, я считай что его не помню. Мы говорим о семьдесят первом так, будто это было вчера; ну, как вы о битве при Гастингсебудто это случилось лет двадцать назад.
Я вообще ничего об этом не знаю, сказал Лео. Мы с невестой однажды поехали в Индию. Решили, что это будет романтично.
Ну, наверное, иногда так и есть, сказала Аиша. В маленьком прямоугольнике зеркала заднего вида он поймал взгляд девушки; глаза ее блеснули. Я сама видела Индию лишь однажды, Калькутту. У нас там была пересадка, и папа решил, что мы пару дней походим по городу. Куда именно вы ездили?
В Раджастан. Дворцы и храмы. Ночь в дорогущем отеле, во дворце на озере, но только одна, остальныежуткие мотели для рюкзачников. Моя будущая жена ужасно отравилась едой: думала, умрет или придется домой ехать.
И что потом с ней было?
О, в конце концов она поправилась. Ничего страшного.
Нет-нет, я хотела сказать
А, мы в разводе. Если вы об этом. То, как она отравилась, и какие-то верблюды и дорожное движениевот и все, что я помню об Индии. Наверное, надо съездить в Калькутту, поспешно добавил он.
Нет, не думаю, что там было место романтике, сказала Аиша. Я кое-что помню о раннем детстве в Бангладеш, но, конечно, воспоминания скомканы. Мы вернулись только тогда, когда мама и папа все окончательно поняли. В семьдесят пятомрешили, что с них хватит. Близнецы родились уже здесь. В Северной больнице, если быть точным. Помню, как мы ходили по снегу навестить маму, как я увидела их в первый раз. Снег меня впечатлил больше, чем братья.
Значит, вся ваша семья здесь, предположил Лео.
Да, потихоньку перебрались все, подтвердила Аиша. В основном после семьдесят пятого, хотя мама с папой переехали первыми. А, нет, вру. Тетя Садия и дядя Мафуз успели раньше. У вас в семье есть военные преступники? Я почти не видела ни тетю, ни дядюну, может, один раз, года в два, когда еще ничего не понимала.
Военные преступники в семьекак мило
Я так толком и не узнала, что именно они сделали, но нам не разрешают с ними общаться, и папа говорит, что если бы каждый действительно получал по заслугам, то дядю Мафуза ждал бы расстрел, виселица или электрический стул. Все, ну, то есть мои тетки, хором говорят: ничто не заставит их снова пригласить Мафуза или Садию к себе в дом, и это очень странно. Потому что во всем остальном они с папой в жизни не согласятся. Ну, вот и на месте. Как вы будете добираться до дома?
Вы очень добры, сказал Лео. Надеюсь, я вас не отвлек от чего-нибудь важного.
6
Крыло больницы, которое он отыскал, помимо множества сбивающих с толку синих указателей, недавно обзавелось новым кирпичным фасадом с пандусом для колясочников, однако внутри узкие коридоры и окна с металлическими коробками и переплетами выдавали былую суть здания: в свое время его переоборудовали из наскоро возведенных в войну казарм. Как во всех таких заведениях, там сильно пахло дезинфицирующим средствомострым приступом желания от чего-то избавиться; в этом запахе ничего не было от реальной чистоты, лишь напоминание о том, что совсем недавно случилось нечто неожиданное.