Еще вчера вечером фру Берг сидела рядом с ней на возвышении у окна и глядела во двор, на голые ветки дерева. «Суждено ли мне вернуться домой раньше, чем появятся на нем новые листья?»спросила фру Берг, и заплакала, и обняла Тине.
В прачечной не умолкала Марен, и голос ее пронзительно вторгался в ночной мрак.
Так лейся же слез нескончаемый ток,
Веселье теперь не в чести.
В сердцах благодарных сплетем мы венок,
Которому вечно цвести.
В душе не затихает боль;
Предстал пред богом наш король.
Тине сидела, сложив руки на коленях, а Гектор и Аякс лежали на коврике у ее ног и глядели на нее во все глаза.
***
Собаки вскочили, перед крыльцом остановился возок. Это приехал лесничий. Он вошел в сени, Софи встретила его со свечой в руках. Лесничий передал поклоны от Херлуфа и от фру Берг.
А мне приказано явиться в полк, сдержанно закончил лесничий.
Он прошел к себе в комнату, Тине шла следом, шла медленно и гасила одну за другой свечи на рояле, которые сама же и зажгла.
Вот так оно все одно к одному, сказал Берг.
Он словно высказал вслух мысль, занимавшую Тине: все одно к одному, но тут у нее мелькнула новая мысль, и она спросила;
А фру Берг про это знает?
Да мне Иессен принес мобилизационное предписание прямо на пароход.
Они сели за стол, накрытый Тине, и принялись неторопливо, приглушенными голосами толковать о том, как теперь будет со скотиной и с повседневными делами по хозяйству, рабочих рук нынче не хватает. Ларса, того и гляди, самого призовут, да и хусменов тоже.
Ну лес можно оставить как есть, в лесу и вовсе работать некому.
Некому, сказала Тине.
Они поговорили о тех, кто призван в армию. Почти из каждой семьи в округе кого-нибудь да взяли. Дела теперь пошли такие, что берут со всех дворов.
Сердце разрывается глядеть на семью Андреаса-Кровельщика. Ане сегодня приходила в школу с обоими малышами Уж так она плакала, так плакала Андреаса взяли в армию Что ей делать одной? Ох как она плакала
У Тине у самой задрожали губы, когда она произнесла последнюю фразу.
Дасказал Берг, Андреасов брат еще с прошлой войны остался без обеих ног.
Да, сказала и Тине, помолчав, и продолжала чуть медленнее, чем раньше:- Вот людям и становится страшно, когда они видят такого калеку.
Оба опять ненадолго смолкли, собаки подходили приласкаться, но пи Берг, ни Типе на них не глядели. Берг снова заговорил о хозяйстве. Тут-то у него есть замена. Однорукий барон Штауб не откажется помочь, барон-то никуда не денется.
Он свое уже получил, продолжал Берг. Нечаянный выстрел И почти без перехода, откинувшись к стене и глядя на свечу, промолвил:Сейчас они уже в открытом море.
Тине почудилось, будто, произнеся эти слова, он видит перед собой корабль; ей страстно захотелось сказать что-нибудь такое, что подбодрило бы его, развеяло тоску. Ведь затем ты здесь и сидишь, внушала она себе. Не хватает только, чтоб ты сама начала хныкать. Но нужные слова не шли на ум. До сих пор она никогда помногу не разговаривала с лесничим, она не осмеливалась запросто говорить с ним, как говорила, например, с окружным судьей или с капелланом из Гётше, короче, с теми, перед кем не испытывала такого почтения. В усадьбе лесничего запросто разговаривали только с хозяйкой, с фру Берг. Наконец Тине все же сказала голосом, который должен был прозвучать бодро;
А мы так торопились прибрать голубую комнату. Софи и я, только зря, выходит, торопились. Она встала.
Уже готова? Какая ты молодец! Берг взял ее за руку, отчего Тине вся залилась краской. Впрочем, бывая в усадьбе, она краснела от любого пустяка.
А вы сами взгляните, господин лесничий, сказала она и распахнула дверь, потом вдруг остановилась посреди кабинета и пропустила его одного в комнату для гостей.
Как там уютно и тепло, сказал Берг, воротясь.
Тине собралась уходить. Ей как-то было не по себе, словно они остались одни на весь заброшенный дом. Но лесничий подошел к столу и сказал:
В сегодняшних газетах описано погребение. Может, почитаем?
Для Тине всегда было праздником, когда лесничий вслух читал свежие газетыих доставляли по средам и субботамлибо вынимал книгу из шкафа, где стояли все трагедии Эленшлегера.
Спасибо, сказала она. Только Софи тоже рада будет послушать. Тут Тине вышла, отыскала Софи, которая, обмотав голову платком, дремала у печки, вернулась вместе с ней и села в уголке возле книжного шкафа, где всегда сидела во время чтения.
Берг медленно развернул обведенный черной каймой газетный лист и на мгновение сложил руки поверх листа.
Теперь он обрел вечный покой, сказал Берг проникновенно и тихо.
Затем он вполголоса начал читать про «Последний путь короля». В большом доме не слышалось ни звука, кроме его приглушенного голоса.
Тине не различала слов, она внимала только звукам этого голоса, знакомого по множеству таких же мирных вечеров, и вновь видела, как фру Берг сидят перед лампой, вновь слышала ее смехфру Берг всегда смеялась над плачущей Тине, а слезы и теперь вперегонки бежали по ее щекам
«Но вот вспыхнули факелы и свечи, освещая путь короля к месту последнего упокоения, и все, кто ни жил вдоль этого пути, стремились опередить других, воздавая королю последние почести.
На всех колокольнях звонили колокола, в каждой усадьбе, каждом доме, вплоть до самого бедного, во всех окнах горели свечи. Там и сям в глубокой ночной мгле собирались кучками безмолвные зрители»
Всхлипывания сидевшей в углу Софи перешли в громогласный плач, лесничий же читал дальше:
«Катафалк остановился перед станцией железной дороги, восемь лошадей в черных попонах были выпряжены конюшими, которые весь путь проделали пешком за высокими господами, над катафалком натянули парусину, чтобы защитить и самый катафалк, и гроб от начавшегося дождя. Гусары встали в последний ночной караул у тела короля Фредерика Седьмого»
Берг умолк, голос у него начал хрипнуть.
Тине сидела, глядя прямо перед собой: она вспоминала многократно читанные трагедиитрагедию об Акселе и другую, о королеве Зое В последнем действии фру Берг тоже всегда начинала плакать, а когда Берг читал особенно трогательное место, они украдкой пожимали друг другу руки под столом.
Берг продолжал читать про церемонию похорон и надгробную речь. Голос его так дрожал, что порой трудно было разобрать слова:«Господь взял его от нас и призвал к себе, но любовь народная провожает его до могилы словами сердечного прощания. Они раздаются во всех слоях общества, из уст воинов, которые сражались за короля и отечество, из уст того, кто в мирных свершениях понял, как возросло при короле здоровое предпринимательство и народное благосостояние; из уст честного крестьянского сословия, ради которого Фредерик Седьмой завершил все начатое Фредериком Шестым» Да, сказал Берг, это правда.
Тине вздрогнула, когда он прервал чтение, когда же он продолжил, она начала внимательно вслушиваться, ведь это было их последнее вечернее чтение, и одному богу известно, надолго ли. «Затем гроб был снят с катафалка и перенесен в часовню, где у входа выстроились герольды и часть погребальной свиты. С духовенством во главе процессия влилась в двери часовни. Гроб занял свое место, епископ Зеландский взошел на затянутую крепом кафедру и сотворил молитву, состоялась последняя погребальная церемония, и орудийные залпы перед церковью возвестили, что гроб с телом короля Фредерика поставлен в склеп»
Софи закрыла руками лицо. Тине неотрывно смотрела, как читает Берг.
«Под звуки органа траурный кортеж в молчании покинул церковь, после чего Их Величества вернулись в Копенгаген».
Берг сложил газету и, прежде чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, Тине встала.
Тогда Берг, прислонясь головой к стене, обвел комнату долгим взглядом, как несколькими минутами раньше, и сказал:
А как Херлуф плакал, когда садился в шлюпку
Софи вызвалась проводить Тине, и они зажгли фонарь. Его трепетный свет прыгал по деревьям и кустам. Софи толковала о вещих знамениях.
Их не перечесть Нынешним летом в лесничестве жутковато было по ночам особливо такие страсти
Стук кареты Софи, к примеру, своими ушами слышала целых три раза, последний разясней ясного, как она подъехала к парадному крыльцу.
Мы выходим, а кареты никакой и в помине нет и в помине, фру то же самое говорила. А ведь всякому известно, всхлипнула Софи, чего надо ждать, когда трижды услышишь карету.
Тине не отвечала, и они молча продолжали свой путь в темноте. На дворе у Пера Эриксена залаяла дворовая собака, а у барышень Иессен проснулся мопс.
Бог да хранит господина лесничего и его жену, произнесла Софи таким тоном, словно уже бросала комья земли на крышку их гроба.
Тине глубоко вздохнула, как вздыхает человек, проснувшийся от холода.
До чего ж холодно сейчас возле Данневирке, сказала она.
Они подошли к повороту дороги у трактира, а Тине знала, что Софи боится по ночам подходить слишком близко к кладбищу. Теперь я одна доберусь, сказала она. Спасибо тебе за компанию. Проследи, чтобы чай у лесничего был нынче не хуже, чем всегда.
До свидания, фрекен Тине.
До свидания.
Медленно приближаясь к школе, Тине слышала еще, как взлаивают собаки на проходящую мимо Софи.
Тине постучала, услышала сперва, как затявкал Даге, потомкак мать спустила ноги с кровати.
Это я, мама, сказала она.
Мадам Бэллинг в ночной кофте и полосатом чепце отворила ей дверь.
Лесничего берут в армию, едва войдя в сенцы, выпалила Тине.
Ах ты, господи, запричитала мадам и, не затворяя дверей, побрела обратно к своему старику, ах ты, господи.
Этого и следовало ожидать, сказал Бэллинг, садясь в постели.
Тине должна была все объяснить по порядкукак Иессен пришел и принес предписание прямо на пароход
Стало быть, и фру все знает, стало быть, и фру все знает, твердила мадам Бэллинг и никак не могла остановиться. Стало быть, и фру все знает. Бедняжка
Не оставь нас, господи, сказал Бэллинг, молитвенно складывая руки, когда жена его наконец смолкла.
Тине очень устала и пожелала родителям спокойной ночи. Она дернула дверь школы, чтобы проверить, заперта ли она, затем поднялась по лестнице, держа свечу с превеликой осторожностьюиз-за соломы, на которой сушились яблоки.
У себя в комнате она завела будильник, сняла с подоконника желтофиоли и поставила их на пол.
Внизу шептались родители, а слышно было так, будто они в этой же комнате.
Боже, сохрани и помилуй нас всех, еще раз сказал отец. Вот уже и четырнадцатого забрали в нашем приходе.
Потом старики мало-помалу смолкли и, по обыкновению, засопели на весь дом, ровно и как бы в такт.
Сама она не могла уснуть. Она лежала и вспоминала один осенний день Когда они последний раз были в лесуБерги и она. Они собирались отполдничать в Малом лесу и уговорились встретиться с лесничим у первой просеки. Навстречу им попалась семья арендатора из Рэнхаве, арендатор ехал к епископу в своей коляске, они остановились, всласть поболтали и только после этого расстались.
Побрели дальше, Херлуф не пропускал ни одного кустаискал ежевику. С каждого дерева свешивались спелые орехи, и Тине мимоходом срывала их.
Только они хотели свернуть в поле, как позади завопил Херлуф, он запутался в цепких кустах ежевики, не мог выбраться и громко ревел, а лицо у него было все черное от ягод.
Погляди на Херлуфа, погляди на Херлуфа! закричала фру Берг, и Тине пришлось выручать мальчика, а фру Берг побежала вверх по распаханному склону.
Сюда, сюда! звала она, взобравшись наверх. Как здесь красиво!
Воздух был так ясен, что весь остров виделся как на ладонихолмы и долы в нежной зелени. Далеко на горизонте облаками синели леса, домики улыбчиво глядели из многослойной зелени, а над головой раскинулся бездонный небосвод.
До чего красиво, до чего красиво, твердила фру Берг. Но Херлуф не дал им отдохнуть. Он захотел играть в догонялки, и все трое помчались вокруг холма.
Красивей нашего острова на свете нет! воскликнула Тине и, схватив Херлуфа, подбросила его, а потом все трое упали в клевер.
И снова они пошли полем, а добравшись до леса, сели на бревна в начале просеки; здесь еще светило солнце и было тепло.
Женщины достали из карманов вязанье и начали болтать.
Из Рэнхаве неблизкий путь до епископа, а они уже второй раз едут.
Третийза две недели.
А сзади-то сидел старостачетвертым к висту.
Разговор лился без умолку, Херлуф не отставал от взрослых и время от времени вставлял свое веское слово. А уж кому и знать, кто куда ездит, как не Бэллингам, обитатели школы видят каждый экипаж, потому что все дороги скрещиваются перед ее дверями; кивнуть-то всякий кивнет или даже остановится, если завидит на крылечке старого Бэллинга, мадам или Тине.
Фру Берг и Тине ненадолго умолкли и молча продолжали вязать, сидя в тени деревьев.
Просто удивительно, что лес до сих пор зеленый.
Все из-за дождей. Много было дождей этим летом.
Да. Но в прошлом году, Тине хорошо помнит, в прошлом годуобе враз опустили вязанье и глянули на побуревшую опушкулес уже к сентябрю весь пожелтел.
Поговорили о лесе, начали выяснять, когда они были здесь последний раз в прошлом году и когда в позапрошлом
Нет в прошлом мы даже орехов набрать не успели
А в пятьдесят девятом, мне помнится, мы в октябре гуляли по лесу, сказала фру Берг.
Неподалеку из-за деревьев раздался крик Херлуфа, он звал Тине, пусть Тине непременно придет к нему. Толстая изогнутая ветка свисала до самой земли, словно качели, и Херлуф непременно хотел влезть, чтобы Тине его покачала. Тине принялась качать, Херлуф смеялся и плакал от восторга. Потам она взобралась на ветку и фру Берг стала качать ее:
Гооп-ля, гооп-ля!
Ой, трещит! Трещит! кричала Тине. Я слишком тяжелая!
А фру Берг знай себе раскачивала, так что юбки Тине раздувались колоколом.
Внезапно из кустов выскочили Аякс и Гектор и, задрав морды, начали облаивать бумажные чулки на ногах у Тине.
Лесничий! в ужасе воскликнула Тине ихлопочутилась на земле. Фру Берг так хохотала, что даже прислонилась к дереву, и, лишь успокоившись, смогла принять участие в ужине, который Тине приготовила меж тем на разостланной скатерти: Берг вынырнул из кустов так же неожиданно, как секундой ранее его собаки, он сел на пень перед скатертью и заговорил с Тине о розах в усадьбе: пора уже подумать о них, ночи стали холодные.
Сад всегда был для Берга и Тине общим делом. Берг был помешан на розах и фуксии тоже разводил, а фру Берг, уроженка Хорсенса, так и не стала настоящим садоводом. Вот почему во всех начинаниях лесничего ему пособляла не она, а Тине. Больше всего им доставалось весной. По вечерам фру Берг восседала на ступеньках террасы, закутавшись в шаль, глядела, как они работают, да перекликалась с ними через газон, а они и подрезали, и поливали, и еще много чего делали. Потом начинало смеркаться, и фру Берг только смутно видела две тени среди розовых кустов.
Еду увязали в скатерть и собрались уходить. Херлуф и Тине затеяли игру в пятнашки и гонялись друг за другом по просеке, а сзади под руку следовали господин и фру Берг.
Вышли на проселок; прозрачный и чистый вечерний воздух поднимался над вспаханными полямии надобно было слышать, как хохочет Тине у поворота дороги.
Воздух прямо как по заказу для нашей Тине, сказал Берг и остановился. Он всегда твердил, что у Типе голос, созданный для того, чтобы звучать под открытым небом, радостный, чистый голос, каким ее наградил господь.
Сюда, Тине, сюда, окликнула ее фру Берг. Давай споем. Фру Берг обняла Тине, и они медленно, с песней побрели дальше.
Когда они как следует распелись, Берг начал подтягивать приглушенным басом:
Лети вперед над бурными волнами,
Тебе навстречу выступает ночь,
Сокрылось солнце где-то за лесами,
И ясный день уходит с грустью прочь.
Поторопись в гнездо свое скорее;
Твоих птенцов пугает ночи мгла.
А зорька лишь над лесом заалеет,
Расскажешь нам, как ночь ты провела.
Рабочий день кончался, повсюду со дворов выходили работники и хуторяне, все спокойно курили трубку.
Добрый вечер! Вечер добрый, доносилось до Бергов и Тине сквозь облака дыма.