Еще час ушел на то, чтобы заплатить деньги и договориться, когда Кокетку привезут к нам на ферму. Мы двинулись в путь, когда уже вечерело. Красный шар солнца опускался все ниже к горизонту. Мы ехали молча. Я видела, что отец тоже озадачен. Вдалеке на фоне заката огромный столб пыли, похожий на мусульманского проповедника в развевающихся одеждах, вздыбился, охватил группу огненных деревьев с багровыми кронами и согнал с насиженного места большую стаю стервятников. Один развернулся и полетел прямо на нас. Я почувствовала, как меня охватила дрожь, когда он приблизился, и тень его огромных крыльев буквально поглотила нас.
Надо признать, кое-что ускользает из моего поля зрения, произнес отец негромко, когда страшная птица улетела.
Я сразу поняла, это «кое-что»я, и он все еще думает над тем, какое впечатление произвел на леди Ди мой шрам, да и вообще, как я выгляжу.
А я думаю, у нас все отлично, ответила я уверенно и растрепала гриву лошади Мак-Грегора. Я вовсе не хочу, чтобы что-то менялось.
Отец промолчал. Солнце все ниже клонилось к горизонту. Здесь, в Кении, когда до экватора рукой подать, сумерек почти не бывает. День превращается в ночь за считаные мгновения, но это поистине сказочные мгновения. Всю дорогу, пока мы ехали, высокая желтая трава вокруг нас колыхалась, точно волны безбрежного океана. Мы то и дело натыкались то на убежище муравьеда, то на кабанью нору. Огромные муравейники вздымались, словно курганы. Казалось, это пространство бесконечно. Эти кустарники, эта траваморе, которое устремляется за горизонт и несет нас на желтоватых волнах в вечность.
Глава 4
Кокетку доставили к нам на ферму, и она сразу стала всеобщей любимицей. Воины-тотос никогда не видели лошадей такой удивительной золотистой масти и сразу же облепили ее. Каждый желал к ней прикоснуться, потому что им казалось, что излучающее солнечный свет животное принесет с собой удачу. Кобылу поместили в загон, и несколько месяцев все шло очень хорошо.
Вскоре мы с отцом начали раздумывать над тем, какого жеребца подобрать ей, чтобы получить хорошее потомство. Разведение породыэто серьезнейшее дело для каждого коневода. Я еще не умела читать, а уже знала, что каждая чистокровная особь должна вести родословную не позднее чем с семнадцатого или восемнадцатого века и иметь в ней не менее трех арабских или азиатских жеребцов, спаренных с английскими кобылам, число которых было невелико. Все разветвленное генеалогическое древо обязательно тщательнейшим образом отражалось в Общем реестре пород лошадей Великобритании и Ирландии. За обедом мы обычно открывали этот справочник, а также толстую книгу в черном переплете, в которой содержалось точное описание нашего собственного фонда. Эти две книги стали для нас своего рода Ветхим и Новым Заветом. После долгих обсуждений мы пришли к выводу, что лучше всего Кокетке подойдет жеребец по кличке Рефери. Это был араб светло-каштановой масти, 60 дюймов высотой. У него были отличные крепкие копыта, удобные для ковки, широкая грудная клетка и ровные, стройные ноги. Он шел так ровно и быстро, что, казалось, просто проглатывал дистанцию. И конечно. мы без конца обсуждали будущего жеребенка. Он должен был появиться спустя одиннадцать месяцев после удачного спаривания. Мы были уверены, что он унаследует гибкость своего отца и сверкающую масть матери. Для нас он уже существовал, и мы живо обсуждали каждое мгновение его будущей жизни.
Как-то, укрывшись от полуденной жары в широкой тени акации, мы с Киби перебирали клички для нашего будущего воспитанника. Я громко выкрикивала имена, которые приходили мне на ум. За пределами нашего убежища земля была точно раскаленная сковородка, идти по нейвсе равно что ступать по горячим углям. Все утро мы носились на лошадях, затем помогали промасливать уздечки, пока у нас не стало сводить судорогой пальцы. Мы устали, но все никак не могли успокоиться, разгоряченные на солнцепеке.
А как тебе Юпитер или Аполло? спрашивала я.
Я считаю, надо назвать Шакалом, возражал Киби. Это имя куда больше подходит жеребенку.
Шакалэто так просто, скривилась я.
А Шакалы умные, многозначительно заметил он. Прежде, чем я успела возразить, послышался грохот и лязг, и огромный столб сизого дыма взвился над холмами. Это был поезд из Найробидюжина неопрятных вагонов, которые ударялись друг о дружку с такой силой, что казалось, один из них точно слетит с рельсов или разобьется на куски. А что, твоему отцу должны еще привезти лошадь? Киби повернулся и взглянул на склон холма. Я быстро обернулась вслед за ним. Я не знала, ожидал ли мой отец чего-то, но мы видели, как он поспешно вышел из конюшни, приглаживая волосы и заправляя рубашку.
Прикрыв глаза от солнца ладонью. он посмотрел на холм, затем быстро подошел к нашему новому фордовскому фургону и завел мотор. Мы с Киби не собирались спрашивать у него, куда он едет и зачем и возьмет ли нас с собой, мы просто сорвались с места и через минуту уже были готовы прыгнуть в кузов автофургона, но не тут-то было.
В этот разнет. Слезайте, сказал отец, подумав. Всем не хватит места.
«Всем»? удивилась я. А что, приедут гости?
Отец ничего не ответил. Сел за руль и уехал, обдав нас облаком рыжеватой пыли, вырвавшейся из-под колес. Спустя час мы снова увидели наш фургон, ползущий обратно по холму. Но на этот раз отец был явно не одинв машине мелькало что-то белое. Платье! догадалась я. Да, да. И шляпка с ленточками, и элегантные перчатки до локтя. В машине сидела женщина. Она была хороша собойс шевелюрой блестящих волос цвета воронова крыла. В руках она держала зонтик с кружевной окантовкойвещицу, каких мы и не видали в нашей саванне. Они вышли из фургона.
Берил, это миссис Орчардсон, сообщил отец, взглянув на меня. Вслед за леди из фургона показались два больших дорожных чемодана. Леди явно прибыла не на чай.
Рада наконец-то познакомиться с тобой, произнесла она, быстро окинув меня взглядом с ног до головы.
«Наконец-то?!»От изумления мой рот сам собой раскрылся, и так я и стояла, онемев, наверное, минуту.
Когда мы вошли в дом, миссис Орчардсон сразу начала все тщательно осматривать. Она расхаживала по дому, уперев руки в бока. Хотя внутри все было устроено просто, дом наш производил впечатление: он давно уже не напоминал ту хижину, с которой когда-то все начиналось. Но миссис Орчардсон явно интересовало не это. Паутина на окнах, покрытая толстым слоем сажи печь. Скатерть на столе, которая не менялась с тех пор, как уехала мать. Небольшой угольный кулер, в котором мы хранили масло и молоко. Из него пахло так, словно пруд выкачали, и остался только на на дне. Стены дома были завешаны и заставлены охотничьими трофеямишкурами львов и леопардов, кривыми рогами антилоп куду, и здесь можно было увидеть особый предмет гордостиогромное яйцо страуса величиной с человеческий череп. Ничего особо красивого и элегантного не было и в помине. Но мы как-то обходились без затей.
Миссис Орчардсон согласилась вести у нас хозяйство, сообщил отец, когда гостья наконец все обошла и, вздохнув, сняла перчатки. Она будет жить в основном доме. Здесь есть для нее комната.
А сказала я неопределенно. У меня было такое чувство, как будто меня ударили водосточной трубой по голове.
Спальная комната действительно имелась, но она была заставлена бесчисленными коробками с консервами, флягами с керосином, а также кучей прочих вещей, на которые мы просто не обращали внимания. На самом деле никакая домоправительница нам не нужна, это было очевидно. А если приедут гости, где они будут ночевать, если эта леди, которая вовсе не гость, здесь все поменяет по-своему?
Я полагаю, тебе лучше пойти на конюшню, пока мы все здесь устроим, сказал мне отец, и тон его не предполагал возражений.
Что ж, отлично, заметила миссис Орчардсон. Я приготовлю чай.
Я шла по двору и просто разрывалась от гневамне даже казалось, что от меня валит дым В этот момент весь мир сконцентрировался для меня в одной досадной точке: кто такая эта миссис Орчардсон и для чего она приехала. Когда я вернулась через час, я увидела, что миссис Орчардсон уже переоделась, теперь на ней была простая юбка и блузка с воротником-стойкой. Поверх юбки был повязан белый передник, рукава блузки закатаны до локтя. Миссис Орчардсон наливала отцу чай в чашкучайник дымился у нее в руке. Когда она наклонилась, локон шелковистых волос выбился из прически и упал на лоб. Отец сидел на стуле, по привычке положив ноги на низкий стол. Лицо его выражало непринужденностьон явно не чувствовал никакого смущения. Хлопая глазами, я смотрела то на одного, то на другого. Не прошло и часа, а она уже заполнила собой всю комнатувсем завладела и все переделала по-своему. Чайник теперь был ее. Пятна со скатерти исчезлиона их старательно отчистила. Паутина из углов тоже исчезлаи, надо полагать, больше уже не появится. Миссис Орчардсон явно была настроена решительно и не собиралась церемониться. Вряд ли что-то могло укрыться от ее зоркого взгляда.
Ты можешь называть ее миссис О, сообщил отец, заметив мою растерянность. В последующие дни миссис О была занята тем, что, выгрузив содержимое своих огромных чемоданов, заполняла их вещами из нашего дома, которые казались ей лишними. Пыльные охотничьи трофеи, какие-то случайные побрякушки, вещи моей матери, оставшиеся после ее отъезда. Все это называлось «провести генеральную уборку». Вообще «генеральная уборка»это было ее любимое выражение. Она обожала порядок, была просто помешана на мыле и чистящих средствах. Весь день был у нее строго расписан по часам. А утром полагалось читать книги.
Мне надо выезжать лошадей! пыталась возразить я, уверенная, что отец меня поддержит.
Там пока прекрасно справятся без тебя, не так ли? невозмутимо ответила миссис О. Отец же, к моему изумлению, смущенно кашлянул и быстро вышел из дома.
Всего за неделю миссис О убедила отца, что мне необходимо носить туфли, а спустя еще несколько недель меня заставили снять масайскую шуку и обрядили в чопорное английское платье, а в волосы заплели ленточки. При этом было строго заявлено, что есть руками больше недозволительно, надо приучаться к столовым приборам, С этих пор запрещалось убивать при помощи рунгу любую живностьзмей, птиц, кротов и мошек. Мне больше не разрешали ходить на ужин в семью Киби и охотиться с арапом Майной на леопардов и бородавочников. Теперь я должна была посвятить все свое время образованию и изучению литературного английского. Я пыталась протестовать и побежала к отцу, требуя, чтобы меня оставили в покое. Тот только покачал головой.
Я долго позволял тебе делать все, что ты хочешь, сказал он строго. Теперьвсё. Это только тебе на пользу.
О да! Он позволял мне быть свободной, бегать, сколько я хочу, и это была чудесная жизнь! Теперь же ограничения, введенные миссис О, покончили с ней навсегда. Никогда ничего подобного больше не будет
Ну, пожалуйста
В какой-то момент я почувствовала, что сейчас зарыдаю, но быстро остановила себяэто было не в моих правилах. Я никогда не ныла и не жаловалась. К тому же отец явно не был склонен уступать, и мне не стоило на него рассчитывать. Рассчитывать я могла только на себя, и я настроилась на борьбу. Я покажу этой миссис О, что я ей не какая-нибудь паутина в углу, с которой можно легко расправиться. Ясерьезный противник, и ей придется со мной считаться. Я решила: я буду наблюдать за ней, как за хищником на охоте. Я изучу все ее «повадки»привычки и склонности, отыщу все ее слабые места. Я буду преследовать ее на каждом шагу, пока не пойму, как победить ее и вернуть мою прежнюю жизнь, за это я была готова заплатить любую цену.
Глава 5
Тем временем приближался день, когда моя Кокетка должна была принести потомство. Она стала круглая как бочка, и можно было заметить, как внутри ее шевелится маленькое существо и старается вытянуть длинные непослушные ножки. Кокетка выглядела усталой, ее блестящая шкура померклажеребенок забирал много сил. Когда я подходила к кобыле с пучком люцерны, она едва шевелила губами, слегка откусывала часть и отворачивалась. Я не ждала, что жеребенок появится скоро. Мысли о нем служили мне утешением, пока я сидела за столом и зубрила ненавистную латынь, в узких, сжимающих пальцы туфлях.
Но однажды ночью сквозь сон я вдруг почувствовала, что Буллер, лежавший, по обыкновению, рядом со мной, резко вскочил. Я тоже встала, прислушалась. Из своей хижины я могла слышать, как суетятся и кричат грумы снаружи. До меня донесся голос отцаон тоже проснулся. В его голосе я уловила тревожные нотки. Я быстро оделасьвсе мои мысли были только о Кокетке. Неужели случилось что-то непредвиденное? Неужели жеребенок родился на двадцать дней раньше? Это означало только одноон слабый, больной. Но этого не может быть! Как такое может случиться? Я была уверена в отцеобычно он всегда знал, что делает.
Выбежав во двор, я увидела, что в конюшне горит светон пробивался сквозь дверные щели и казался блеклым в темноте. А надо мной в черном бархатном небе сверкали молочно-белые звездыточно легкие, ослепительные ленты, обвивающие желтоватый серп луны, висящий между ними. Бесчисленное множество ночных насекомыхнезваные гости из лесажужжали и вились в темноте. И только в конюшне царила тишина. Ужасная, гнетущая тишина. Мое сердце сжалось, предчувствуя несчастье. Едва переступая внезапно ослабевшими ногами, я приблизилась к деннику, где находилась Кокетка. Навстречу мне вышел отец. Он быстро приблизился.
Тебе не стоит смотреть на это, Берил, сказал отец, сочувственно взяв меня за плечи.
Что случилось? спросила я, и голос мой прозвучал глухо.
Мертворожденный, тихо ответил он.
Сердце мое вздрогнуло. Я еще не хотела верить в то, что услышала. Не хотела смириться с тем, что все надежды, все мечты рухнули в одночасье. Моего Аполло нет Он не встанет, покачиваясь на тоненьких ножках, как маленький жираф. Он не увидит лес и холмы, не будет резвиться на ипподроме. Нам не лететь с ним стрелой по траве все дальше и дальше от фермы к горизонту. И мне никогда не растрепать его блестящую гриву, не склониться к нежной золотистой шее во время скачки. Ему не суждено прожить на нашей ферме ни одного дня. Однако мой отец никогда не ограждал меня от суровых уроков жизни в саванне. Я проглотила слезы и, высвободившись из его рук, решительно пошла вперед. В полутемном деннике я увидела Кокетку. Она испуганно забилась в угол. Рядом с ней на сене, закрывающем пол, стояли на коленях два грума и что-то старательно убирали. Несчастный малыш тоже был здесь. Он наполовину высвободился из пузыря, но можно было сказать смело, что жеребенка не было. У него отсутствовали глаза, вся морда была объедена, тельце местами выедено до костей, животик вскрыт, внутренности выедены. Эта страшная картина могла означать только одно: ночью в конюшню пожаловали страшные кочевые муравьи сиафуи малыш стал их жертвой. Этим черным бандитам с огромными челюстями по силам было запросто сожрать льва, не то что новорожденного жеребенка.
Она ожеребилась ночью, так тихо, что никто не слышал, сказал отец негромко и обнял меня за плечи. Возможно, он родился мертвым, я не знаю.
Бедная Кокетка, прошептала я и уткнулась лицом ему в грудь.
Сама она здорова, произнес он, успокаивая меня. С ней все в порядке.
Но как это возможно? Я не понимала. Жеребенок погиб. Ужасные муравьи не тронули больше никого, только сожрали это несчастное, маленькое, беспомощное существои всё? Растворились в темноте? Но почему? Почему? Я все время задавала себе мысленно этот вопрос, хотя прекрасно знала, что никто не может мне на него ответить. Ответа не было.
На следующее утро ни о каких занятиях не могло быть и речия убежала из дома. По узкой извилистой тропке я мчалась вниз по холму, не оглядываясь, в деревню, где жил Киби и его семья. Когда я наконец достигла цели, я задыхалась, босые ноги были избиты и полны шипов терновника. Но я сразу почувствовала облегчение, оказавшись здесь. Так всегда бывало. Даже когда я была маленькой и едва дотягивалась до щеколды, чтобы открыть калитку.
Колючий кустарник, оплетавший забор, вырос высокимза ним легко можно было спрятать взрослого быка, так что и рогов не увидишь. Ощерившиеся колючками заросли оберегали от опасных «гостей». За ними ютились низенькие хижины, над огнем попыхивали котелки с едой. За таким забором спокойно пасся породистый скот, разгуливали длинношерстные козлы, свободно играли дети. Захлопнув калитку, я сразу увидела шеренгу молодых воинов-тотос. Они упражнялись с луком и стреламиопустившись на колено, старательно пытались точно попасть в два связанных листочка, колыхавшихся на ветру. Киби, конечно, находился в центре. Он сразу заметил меня, бросив в мою сторону быстрый взгляд, в ярких черных глазах мелькнуло любопытство. Однако он старательно делал вид, что занят упражнением, пока я не подошла ближе.
Большинство воинов успешно справлялись с заданиемцель все время оставалась на месте, так что поразить ее не составляло труда. Стрелы были сделаны из оструганных веточек с заостренными концамиони, достигнув мишени, буквально впивались в нее. Я наблюдала за тренировкой воинов, в сотый раз жалея о том, что я не родилась в племени кипсигов. О нет, конечно, не одной из этих занудных девчонок, вечно нагруженных корзинами с водой и съестными припасами, с их скучнейшими занятиямиприготовлением пищи и выхаживанием детишек. Женщины в племени обычно выполняли всю самую грязную, тяжелую работуони ткали, выкорчевывали кустарник, вспахивали поле. Также в их обязанности входило заботиться о домашних животных, кормить их и поить. В то время как мужчины-воины либо охотились, либо готовились к охотесмазывали жиром ноги и руки, выщипывали волоски с груди особым пинцетом. У каждого был свой и хранился в кожаном мешочке, привязанном на шее.