Инженер Станкостроительного завода в Одессе В. Ф., 40 лет, считает, что секс на заводах процветает. У большинства рабочих, живущих в общежитиях и коммунальных квартирах, условий для встречи дома нет. Приходится, как говорится, по одежке протягивать ножки, встречаться после работы в подсобных цеховых помещениях и заводских лабораториях. Условия там, конечно, не ахти какие, но что поделаешь Инженер-одессит добавляет, что встречи на заводе могут происходить только между своимипривести на завод постороннюю или постороннего крайне трудно. Но своих тоже хватает,заключает он.
Тридцатипятилетняя Л. Е., заводской техник из Ленинграда, дополняет рассказ инженера: Внутрицеховые связи не бывали слишком долгими, но постоянно возникают новые и новые пары. Если женщина работает в цехе давно, то мужчины на нее почти не обращают внимания, но если появляется новенькая, то мужская часть цеха оживляется: начинаются шуточки, намеки: как насчет картошки дров поджарить. Это бессмысленное по сути выражение в заводской среде означает предложение вступить в половую связь.
Как реагируют на заводские романы партийные власти и администрация? Ведь в интимные отношения нередко вступают люди женатые и (что важнее) партийные. При Сталине и в первое десятилетие после него парткомы охотно собирали собрания для того, чтобы публично осуждать пойманных с поличным любовников. Жительница города Запорожья вспоминает, что еще в начале 60-х годов она видела в заводском цехе объявление о собрании рабочих и инженерно-технического состава цеха с программой: Аморальное поведение мастера и контролера. Собрание, которое проводил секретарь парторганизации завода, было главным образом посвящено деталям любовных встреч. А ну, расскажи, Таня, что ты с ним делала, кричали из публики молоденькой контролерше. Не стесняйся, давай подробности! Девушка плакала, но рабочие, подстрекаемые партийным вождем, продолжали выяснять, как было дело. Немолодой мастер попытался прекратить надругательство над своей подругой: Отстаньте от нее, сказал он. Она тут ни при чем. Я решил оставить свою семью и связать жизнь с Таней. Но ни партсекретаря, ни развеселившихся рабочих такой мирный вариант собрания не устраивал. Они продолжали требовать подробностей, а затем охотно проголосовали за административное наказание мастеру и контролерше.
Однако в 70-х и сейчас в начале 80-х годов такие сборища уже не практикуются. Если в партком не приходит сигнал (словечко из партийного языка, означающее донос или жалобу), то партийцы смотрят на происшествия такого рода сквозь пальцы. То, что не имеет отношения к его деньгами власти, оставляет сегодняшнего чиновника равнодушным. О том, как и почему возник сам этот феномен советской общественной жизниписьмо в партийную организацию по поводу семейных неурядиц, мы поговорим позднее. А вот как конкретно выглядит современная реакция партийных руководителей на подобную ситуацию.
В 1978 году партком Московского станкостроительного завода получил письмо от жены давнего заводского служащего, начальника планового отдела. В полном соответствии с существующими традициями и терминологией жена инженера сообщала дорогим партийным товарищам, что муж ее нарушил доверие партии, он завел на заводе шашни. Его любовница, молодая девчонка, работает техником в таком-то цехе, и она, жена, желая сохранить крепкую советскую семью, просит общественность взять мужа в руки и привести его в чувство.
Проштрафившегося инженера пригласили в партком. Он, естественно, ожидал головомойки, но коллеги по коммунистической партии сказали ему буквально следующее: Что ты за мужик, если не можешь обделывать свои дела так, чтобы жена не пронюхала? Отрегулируй свои семейные отношения. Как хочешь, что хочешь, но только избавь нас от всех и всяких писем. Политика: Чтоб только не было сигналов стала излюбленной в партийных органах страны.
Это, впрочем, вовсе не значит, что у партийного комитета нет возможности отравить жизнь любому сотруднику завода по любому, и в том числе по сугубо личному, поводу. Один из методов заключается в том, чтобы передать дело о незаконной связи в так называемый Женсовет. Женский совет завода или фабрикиобщественная организация женщин, не имеющая по сути никаких реальных прав. Но зато Женсовет, состоящий, как правило, из дам немолодых и не слишком удачливых в личной жизни (отсюда и тяга к общественной работе), может долго и шумно обсуждать персональное дело неверного мужа или жены, доставляя своим жертвам максимум неприятных переживаний.
Другой метод, с помощью которого на некоторых заводах расправляются с теми, кто ведет себя не так, как нужно, заключается в освещении жертвы светом Комсомольского прожектора. Где-нибудь на людном перекрестке заводской территории члены местной комсомольской организации вывешивают витрину с карикатурами. Достаточно того, чтобы кто-то увидел целующуюся в укромном местечке пару, как этот эпизод становится предметом осмеяния на витрине Комсомольского прожектора. Шарж сопровождается обычно издевательскими самодельными стишками: вот, мол, план Она не выполняет, а целоваться горазда. Да еще с женатым! Разрешение на каждый новый номер Прожектора дает секретарь парткома завода, он же подчас и заказывает темы карикатур. Прожекторсвоеобразная плетка, которой партком подхлестывает людей, припугивает одних, натравливает других. Плетка эта тем более действенна, что оскорбленному или осмеянному не на кого жаловаться. В ответ на жалобу партийный босс пожимает плечами, ведь Прожектор выпускает комсомольская организация; картинки рисовал какой-то мальчик-художник, с него и спрашивайте
Жизнь тем не менее идет своим чередом и что бы ни рисовали карикатуристы Комсомольского прожектора и какие бы резолюции ни принимал Женсовет, сексуальная жизнь рабочего класса продолжает бурлить и кипеть. Главным местом кипения является однако не цех и вообще не заводская территория, а общежитие.
Я вынужден снова и снова возвращаться к этой теме, потому что, во-первых, в общежитиях расселено никак не меньше 6070 процентов рабочих СССР. А во-вторых, жизнь в общих комнатах, в домах с однополым населением в значительной степени предопределяет судьбу любви и секса. Женщина и мужчина из комнаты на шестерых это не те люди, что живут в собственной квартире. У обитателей общежития иные нравы и другие критерии поведения.
Заглянем в рядовое заводское общежитие. Женщин и мужчин на предприятиях расселяют отдельно, в разных домах. Кроватьглавная мебель комнаты в общежитии. Иногда кровати сдвинуты так тесно, что между ними едва можно протиснуться. Кроме кроватей, в комнатах есть тумбочки и стол. Шкафы для одеждыредки, женщины развешивают свои наряды прямо на стенах, благо нарядов у них не так уж много. На стене в женских комнатах можно увидеть зеркало, иногда вырезанные из журналов цветные картинки и открытки, на окнах скромные занавесочки из тюля. Мужское жилье значительно более скромно. Там, как правило, нет ничего относящегося к уюту, даже абажура на свисающей с потолка электрической лампе. Уборная находится в коридоре и обслуживает жильцов нескольких комнат. Душ, если он вообще есть, тоже рассчитан на целый этаж.
Главный признак общежитияохрана у дверей. Вахтер (вахтерша) проверяет пропуска, задерживает посторонних, а в случае попытки постороннего проникнуть внутрь вызывает милицию. Существующий для всей страны порядок гласит, что лицо противоположного пола может быть впущено в общежитие только после того, как оставит у вахтера свой паспорт. Но и после этого оно (лицо) не имеет права находиться в комнатах больше 23 часов и самое позднее в 11 вечера должно быть удалено из помещения.
Профсоюзный работник из Минска (Белоруссия) С. К., 60 лет, так высказался по поводу режима рабочих общежитий. Я много раз инспектировал общежития Минского тракторного завода, Завода шестерен, Автомобильного завода и всякий раз слышал от рабочих и работниц протесты по поводу того, что администрация контролирует их личную жизнь. Почему они не могут приглашать' к себе своих друзей, родственников, любимых в любое время и на любой срок? Особенно негодовали тяжело работающие девушки-строители 1822 леттакелажницы, крановщицы, штукатуры. Почему нам не разрешают приглашать к себе молодых людей? Мы ведь не в тюрьме. После работы хочется повеселиться. А если на то пошло, то и переспать нам тоже хочется. Ведь мы живые люди. Я пробовал обсуждать этот вопрос с директорами трестов, которым принадлежат общежития, вспоминает С. К., но мне везде отвечали, что нынешний порядок введен партийными органами и изменить его заводская и трестовская администрация не может.
Запреты и милицейский контроль толкают рабочих и работниц подчас на дикие, безрассудные поступки. В Минске на улице Фабрициуса есть женское общежитие Четвертого строительного треста, продолжает бывший профсоюзный администратор С. К. Комендант не пускал туда мужчин. Но девушки наловчились связывать пять-шесть простыней в длинный жгут и с помощью этого каната втягивать своих поклонников в комнаты на третий этаж. Предприятие закончилось плачевно: молодой рабочий сорвался и упал на камни. Травма черепа сделала его на всю жизнь инвалидом. Другой рабочий погиб, пытаясь добраться до своей подружки по водосточной трубе.
Минские партийные органы стараются скрыть подлинный смысл этих трагедий, объявляя, что в общежитие пытались пробраться хулиганы. Но С. К. знает, что часто жертвами насилия и запретов оказываются женатые пары.
Однажды ко мне на прием пришел болезненного вида рабочий из строительного треста Химмонтаж, вспоминает С. К. Он рассказал, что живет в общежитии, в комнате на шестерых. Жена его с новорожденным ребенком живет в другом общежитии. Вместе с ней в комнате находятся еще три женщины с маленькими детьми. Рабочий ходит в гости к своей жене и ребенку, но всякий раз с наступлением суме-рок комендант выгоняет его вон. Рабочий не просил у меня квартиру или комнату. Он умолял только, чтобы ему разрешили три раза в неделю проводить со своей женой хотя бы часть ночи. Конечно, сказал он, я и через окно могу к ней влезть, но совестно мне, да и трудновато Он расстегнул рубашку и показал шрам, оставшийся от операции на сердце. Оказывается, сравнительно недавно ему сделали операцию и вставили в сердце искусственный клапан.
Мы живые люди,говорят девушки-строители из Минска. И ткачихи с московской фабрики Красная роза, предприятия, где почти нет мужчин, повторяют: Мы живые и лезут в окна соседнего мужского общежития, где живут их ровесники, шоферы московского троллейбуса. Конечно, можно посочувствовать парторгу фабрики Красная роза, который в 1980 году жаловался: Мы ставим охрану, мы по ночам проверяем комнаты девушек, но нам не удается прекратить это безобразие. Но можно посочувствовать и девушкам, которые после рабочего дня на фабрике возвращаются к себе в общежитие, которое по сути превращено в тюрьму. А если есть тюрьма, то удивительно ли, что находятся люди, бегущие из нее?
Можно утешить парторга столичной ткацкой фабрики: есть города, где проблема поддержания дисциплины в рабочих общежитиях разрешена блестяще. В провинции милиция по первому вызову в любое время суток врывается в общие жилища рабочего класса. И горе тем представителям класса, которые окажутся в неподобающем месте в неподобающее время.
У нас в Свердловскедесятки заводов, рассказывает бывший работник милиции, 37-летний А. В. И каждый завод имеет по несколько общежитий. Контроль за нравственностью рабочих возлагается на коменданта, а также на оперативные отрядыособые группы доверенных, специально обученных людей комсомольского возраста, которым в такого рода ситуациях предоставлены неограниченные полномочия.
А. В. несколько лет был членом штаба такого оперативного отряда, и его описание действий этой организации представляется мне небезынтересным. Ночью в штабе оперотряда звонит телефон, сообщает он. Некий доброжелатель из мужского рабочего общежития сообщает, что в комнату номер такой-то тайком пробралась особа женского пола. Отряд немедленно выезжает на место происшествия. Будим коменданта, берем у него запасной ключ от подозрительной комнаты. В коридоре уже толпятся любопытные. Наши действия никого не удивляют и не возмущают, а наоборот, как всякие действия людей, облеченных полномочиями, вызывают почтение. Тихо подкрадываемся к двери, отпираем ее и хватаем любовников. Тащим их по коридору чаще всего не одетых. Только в машине отдаем женщине ее одежду. Конечно, сцена эта вызывает у окружающих шумный смех, шуточки, издевательства Чем мы руководствовались? Письменных указаний, как проводить такие операции, я никогда не видел. Но устные указания милицейских и комсомольских шефов всегда звучали одинаково: виновных в моральном разложении не жалеть и всячески их преследовать. В основе этих указаний лежит так называемый Моральный кодекс строителя коммунизма, опубликованный еще в хрущевскую эпоху. После допроса пары мы посылали письмо в то учреждение, где работала пойманная девушка, или в институт, если она студентка. Результат обычно был всегда одинаков: жертву исключали из комсомола и снимали с работы.
Бывший руководитель оперативных отрядов в городе Свердловске сталкивался по роду своей работы с самыми причудливыми вариантами рабочей любви. Какая история кажется вам наиболее примечательной?спросил я его. Та, что случилась в одну августовскую ночь в городском парке имени Героев гражданской войны. Мы, оперативники, высмотрели в этом парке скамейку, которая стояла в кустах, в особенно укромном месте. Возле скамьи этой мы устраивали ночные засады и почти всегда захватывали любовников. И вот однажды, часа в 4 ночи, мы выследили и схватили очередную парочку. Доставили их в штаб и тут, вместо того чтобы просить прощения и унижаться, как делали многие, эти двое молча предъявили свои паспорта: рабочие Верхнеисетского металлургического завода, они уже год, как состояли в законном браке. Печать о браке стояла в обоих паспортах, но при этом у молодой семьи не было своего жилья. Муж продолжал жить в мужском общежитии, женав женском. Свои супружеские права молодожены могли осуществлять только тайно, в городском парке. Дать им по 15 суток ареста, чтобы не нарушали общественный порядок!приказал наш наставник, милицейский офицер. Но мы пожалели молодоженов и отпустили их. Впервые мне показалось в тот день, что не все в порядке в советском общественном порядке
ГЛАВА 7. ДЕРЕВЕНСКАЯ ИДИЛЛИЯ
Весной 1910 года живший в Петербурге Александр Блок написал стихотворение В ресторане. Тридцати летний поэт-аристократ так рассказал о своем любовном увлечении:
Я сидел у окна в переполненном зале,
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого как нёбо аи.
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: И этот влюблен
Стихотворение Блок написал в апреле, а в мае другой молодой русский тоже пережил нечто, связанное с женщиной. Он женился. Это был крестьянин Орловской губернии, сирота, которому, по деревенской традиции, невесту подобрали его родственники. Через много лет крестьянин этот Дмитрий Егорович Моргачев так описал обстоятельства своего брака: В первых числах мая 1910 года состоялась наша свадьба с девушкой Марьяной, с которой живу доныне. Мы поженились, не зная и не думая ни о какой любви, даже не зная друг друга до свадьбы. Так делали все. Нужна была жена в доме, работать, стирать, варить. Конечно, знал я и она, что будем спать вместе и будут у нас дети, которых надо растить и воспитывать. Всего родилось у нас 10 детей, из которых 6 выросло
Сравним поэтические строки Блока с цитатой из автобиографии Моргачева. Как будто оба говорят об одном и том же: о встрече с женщиной, об отношении к ней, о поступках, цель которыхдостичь наибольшей близости двух душ и тел. В обоих отрывках даже слово ЛЮБОВЬ есть. Но как несхожи чувства горожанина и крестьянина, как различен интимный опыт двух мужчин! И, действительно, то, что звалось в русском городе любовью, и то, что понимали под тем же термином жители российской деревни, по сути не имело между собой ничего общего. В селе девушке и юноше запрещено было решать, кто будет их избранником (избранницей), брак носил характер хозяйственной сделки. Конечная цель церковного венчания сводилась к обязательству мужчины и женщины продолжать род. Такой союз без личного выбора предполагал не столько любовь, сколько терпение. Недаром на жалобы молодых старшие члены семьи отвечали пословицей: Стерпится, слюбится
В том, что написал о своей женитьбе крестьянин Моргачев, не было ни грубости, ни цинизма. Это была сама российская жизнь. Кстати, Дмитрий Егорович не какой-нибудь темный мужичок из глухой деревеньки. Ончеловек, проживший долгий и содержательный век: воевал на Первой мировой войне, был тяжело ранен, занимался общественной деятельностью в селе, обратился к религиозной философии Льва Толстого и был за это брошен в тюрьму, провел годы в советских лагерях, вырастил и потерял любимых сыновей. Но любвиличного интимного чувства к избранной женщине, в жизни его не было. Никогда, И Дмитрий Егорович, мужчина красивый, умный и содержательный, не находил в отсутствии такой любви ничего странного. Так жили родители и деды, так, полагал он, должно жить и ему. Боюсь даже, что понятие любовь в его реальном значении было для Моргачева равноценно понятию разврат. И не только для него, но и для миллионов русских крестьян XIX и начала XX столетия.