Можно было бы еще многое рассказать о последствиях пьяного секса, но я представлю на суд читателя лишь одну историю, которую услыхал в средине 70-х годов во время журналистской поездки на юг страны. Мне пришлось провести несколько дней в доме сельского врача в одном из сел Украины (Кировоградская область). Среди прочего доктор (не для печати!) познакомил меня с содержимым своего личного музея. Это была большая коробка, разделенная на ячейки. В каждой ячейке по стеклом лежали странные на первый взгляд предметы: какие-то палки, гвозди, распиленная гайка. По поводу каждого предмета доктор мог рассказать целую историю. Вот, к примеру, гайка
Однажды во время уборки урожая ко мне в больницу привезли колхозного комбайнера. Он тяжело стонал и не хотел раздеваться при медсестрах. Когда мы все-таки раздели его, то оказалось, что до самого основания полового члена у него ввинчена вот эта самая гайка. Гайка вызвала тяжелый отек члена, и я опасался, что у пациента вот-вот лопнет кожа. Врачебными средствами я помочь ему не мог и вызвал двух слесарей из колхозных мастерских. Я приказал им хорошенько вымыть руки, одел их в хирургические халаты и стерилизовал инструмент, которым они принялись распиливать злополучную гайку. Пилили они ее больше часа, и все это время больной буквально выл от боли. Уже после того, как гайку распилили и мы, как могли, облегчили страдания больного, я узнал, что случилось. Комбайнер, огромный детина, с утра крепко выпил и во время разгрузки комбайна стал прямо в поле приставать к жене другого колхозника. На виду всего народа он повалил ее на землю. Она подняла крик. Прибежал муж с двумя приятелями. Эти трое также были пьяны. Они отвернули на комбайне какую-то гайку и, сбив комбайнера с ног, принялись накручивать ее ему на половой член. При этом они грозили, что если он не прекратит своих ухаживаний, то в следующий раз они наденут ему на то же место и заклепают медную трубу. Поскольку в коллекции сельского врача трубы этой не оказалось, можно понять, что урок пошел комбайнеру на пользу.
Повальное деревенское пьянство не только плодит насильников, но и порождает импотентов. Деревенские женщины хорошо знают: много пьющий мужчина рано теряет мужскую силу и интерес к сексу. Тяга к водке затмевает для него тяготение к женщине. Из-за этого в современной деревне даже наличие законного мужа не приносит крестьянке подчас никакой радости. Половое бессилие настигает пьющих уже к 3035 годам. Но в деревне и в тех случаях, когда муж вроде бы здоров, он совершенно не думает о желаниях жены, полностью игнорирует ее сексуальные чувства. Такое равнодушие к партнерше связано с полной непросвещенностью деревенского мужчины в области женской психофизиологии. Сексологические знания в деревне не только отсутствуют, но и считаются крайне постыдными и недостойными внимания.
Помноженный на миллионы пар, примитивный пьяный секс порождает миллионы женщин, которые годами и десятилетиями остаются неудовлетворенными. На этой почве, как говорят врачи, у крестьянок нередки психические срывы и неврастения. Они так же мало просвещены в сексологии, как и их партнеры, но крайне редко обращаются к врачу за сексологической помощью. Да, кстати сказать, сельские врачи, по причине низкой своей квалификации, и не способны им помочь. Но есть и другая категория мучениц деревенской сексуальной жизни. Это колхозницы, которые, вступив в брак, вообще не были разбужены своими мужьями. Они терпеливо несут женские постельные обязанности, полагая, что реально в этих отношениях только деторождение, а остальноестранные причуды мужа. В результате таких отношений баба начинает жалеть всегда пьяного или полупьяного сексуально несостоятельного мужчину как ребенка. Половое чувство, искажаясь, подменяется материнским. Открыто говорить о такого рода ощущениях деревенская женщина не рискует: мужчина может обидеться. Однако со стороны такая жалость женщины в деревне к своему мужу явственно заметна. Не исключено, что подмена любовного чувства материнским имеет глубокие исторические корни в России. Во всяком случае слова жалеть и дюбить имеют в деревенском лексиконе характер синонимов.
В грубом и тяжелом быте колхозной деревни мало элементов, способных пробуждать в женщине чувственность. В частности, любовные отношения почти полностью лишены какого бы то ни было эстетизма. Его нет ни в одежде пары, ни в убранстве деревенского дома. Вот как выглядит, по словам горожанина-студента, присланного в село на уборочные работы, спальня молодой колхозной пары. Пара эта только что отстроила свой собственный дом. В доме, расположенном в ста километрах от Ленинграда, имеется лишь одна комната размером, примерно, в 20 квадратных метров. Посредине в полудыра. Там со временем будет построена громоздкая русская печь. В углу кровать, на которой молодой крестьянин спит с женой и маленькой дочкой. В головах у супругов стоит временная печка, которая топится по черному, то есть дым от нее идет в комнату. А в ногахвыгородка, где хрюкает свинья
Эстетика домашней обстановки, свежесть постельного белья, деодоранты и духи, которые так обогащают секс на Западе, почти не знакомы сельскому обитателю колхозной деревни. Школьный учитель Б. П., 30 лет, одно время преподававший английский язык в деревне, расположенной в 8 километрах от Харькова, крупного города на Украине, рассказывает, что однажды он принес в школу американский журнал мод и отдал его школьницам 1516 лет. Девочки восторженно разглядывали рекламу нижнего женского белья, не веря, что такое вообще возможно. Ты дывысь, яко воно чисто та красивошептали они. Зрелище изображенных в журнале ванных комнат, однако озадачило их. А для чего это нужно?спрашивали они. Чувствовалось, что вся эта роскошь кажется им излишеством. Ведь в их собственной жизни и жизни их родителей ничего подобного никогда не бывало
После всего перечисленного читателю может показаться странным, если я скажу, что наряду с грязью пьяных безличных отношений в деревне можно обнаружить элементы сексуального аскетизма. Есть немало женщин, которые боятся красивой, излишне обнажающей одежды. Они пугаются, если на их долю выпадает избыток любовных радостей. Личное счастье они рассматривают, как нечто недозволенное, как грех. Возможно, что эта боязнь телесных благ восходит к полузабытым запретам православной церкви. Верующих в селах остается не слишком много, но понятие греха не совсем изгладилось в душе сельской женщины. Время от времени мысль о греховности плотской любви всплывает на поверхность сознания, как упрек, как неясная угроза. Эти подсознательные табу на естественные человеческие чувства могут даже создавать малопонятные горожанину психологические конфликты.
Об одном из таких конфликтов я узнал от инженера из Киева. Этому молодому человеку пришлось долго ожидать разрешения на эмиграцию. В поисках заработка он торговал яблоками на киевском городском рынке. За соседним прилавком торговала яблоками женщина лет сорока, крестьянка из дальнего села. На второй или на третий день, когда они тут же на рынке расположились позавтракать, крестьянка рассказала горожанину драматическую историю своей личной жизни.
Много лет жила она с пьяницей мужем. Когда дети подросли, наконец, она разошлась с ним. Ее сексуальный опыт был ничтожен и безрадостен. Будучи матерью двоих детей, она попросту не знала, что от секса можно получать удовольствие. Через год после развода она познакомилась с трактористом из соседнего села и сошлась с ним. Это был мужчина не первой молодости, который тоже не прочь был выпить. Но во всем остальном вел он себя с ней совсем иначе, чем муж. С присущей деревенской женщине откровенностью сорокалетняя крестьянка поведала случайному собеседнику о своих самых интимных переживаниях. На том смешанном русско-украинском языке, на котором часто говорят нынче на Украине признание ее звучало так: Когда вин перший раз взийшов до мэнэ, той Микола, я подумала, ну что вин може мэнэ дать? Вин выпье, та ляжет, та вопрэ в мэнэ свою табаку и буде усэ як з тим Василем. А вин прийшов, выпил, но не полиз на мене сразу. Уже это одно поразило женщину. Мужчина дружески побеседовал с ней. Он нежно погладил ее, приласкал. В свои сорок лет она впервые испытала женское счастье. Надо ли объяснять, что она буквально вцепилась в этого удивительного Миколу. Их отношения стали для нее источником огромной радости. Ведь в жизни ее никогда прежде не было ласки. Но когда она поделилась новыми для нее впечатлениями с кумой, та спросила: А зачем это нужно? Этот вопрос навел ее на мысль о греховности того, что с ней происходит. Ведь она мать взрослой дочери, ее сын служит в армии. Она стала мучать себя: Что же я делаю? Сын защищает родину, а я с не его отцом такое вытворяю. Це не можно робыти Я не можу соби того дозволити То грех Я уеду в другую деревню Брошу его
Киевский инженер, которому крестьянка доверила подробности своего душевного разлада, с раздражением говорит, что много раз во время поездок в деревни слышал такого рода рассуждения. Ему, горожанину, ее переживания кажутся чуждыми. Ей можно прочитать сто лекций о сексеона не изменится. Запреты, которые отравляют ее счастье, сидят так глубоко, что их невозможно вырвать ни просвещением, ни уговорами. Она сделает то, что обещала: уйдет из своей деревни, оторвет от себя любимого. Потому что быть счастливой в постелигрех Темная
Не берусь выступать в роли судьи в споре горожанина и колхозницы. У каждого из них есть свои аргументы. Не скрою, что мне в какой-то степени симпатична ее непримиримость ко греху. Как социолога меня, однако, больше занимает другой вопрос: можно ли вообще в ближайшие годы ожидать перемен в личной жизни деревенского человека? Возьмет ли верх естественное человеческое чувство, удерживаемое на слишком крутых поворотах тормозами совести, или в селе и впредь будет верховодить беспамятная, подогреваемая водкой любовь? Ответ, как мне кажется, зависит прежде всего от демографии села и от будущей спирто-водочной политики властей.
В СССР каждый школьник знает, что крестьяне стремятся оставить свои деревни и бегут в города. Причин для этого сколько угодно и главная из них состоит в том, что после всех колхозно-совхозных экспериментов крестьяне потеряли интерес к земле. Публично заявить об этом никто не решается и в прессе появляются теории ученых, назначение которых придать массовому бегству крестьян сколько-нибудь приличный вид. Один из исследователей научный сотрудник института экономики Академии наук Белоруссии предложил новую теорию. Оказывается, в деревнях теперь много машин, а трактористами в основном являются мужчины. Девушки же не находят в селе работу и уезжают в города осваивать городские профессии. А за ними, утверждает ученый из Белоруссии, тянутся и молодые мужчины, которые не находят в селе невест. Поo данным социологов каждый пятыйчетвертый парень из села Нечерноземной полосы уезжают потому, что не на ком жениться. А четыре из пяти девчатпотому что нет работы по душе. Отсюда вывод: Надо в селе создать рабочие места для девушек, тогда они останутся дома, а вместе с ними парни-механизаторы. И еще: Закрепление кадров на селе немыслимо без семьи, а для этого селу нужны невесты. Чем быстрее появятся в сельской местности рабочие места для них, тем, по мнению ученого, вернее сократится отток молодежи из деревни.
Простенькое это решение опубликовано было в декабре 1982 года в Комсомольской правде. Но тем, кто прочитал эту главу, памятно, что в журнале Новый Мир на несколько лет раньше другой автор утверждал прямо противоположное: девушки стремятся в город, потому что им не за кого выходить замужвсе женихи там .
Увы, на сегодня ничто не показывает, что бежавшие в города крестьяне готовы вернуться в свои заколоченные деревенские избы. Даже советские журналисты не могут скрыть, что сложившаяся демографическая ситуация безнадежна. Корреспондент, Литературной газеты навестил недавно колхоз на Валдае в Центральной России. Холмы, озера, живописная природа, крепкие деревни, пишет он. Вроде все в деревне нормально. Но загляните в избустарики да городские внуки, подкинутые на лето. Не то собес, не то детсад. Корреспондент Александр Никитин рекомендует: Пора горожан, выходцев из села, звать обратно домой. Ни сам он, ни его читатели, естественно, в этот план не верят. Кто это из бывших мужиков станет менять асфальтовые улицы городов на непролазную грязь сельских проселков? Кому охота менять городские кинотеатры, магазины, кафе на скверные деревенские лавчонки, на развалюху-избу (клуб!), где под гармошку толкутся весь вечер шерочка с машерочкой. Нет, вчерашние крестьяне в деревню не вернутся. Это ясно. А что касается спирто-водочной политики партии и правительства СССР, то она была недавно еще раз подкреплена новым распоряжением. Юрий Андропов, едва заняв высший партийный пост, распорядился, чтобы для борьбы со спекуляцией в каждом населенном пункте и в каждом районе большого города один магазин торговал водкой после того, как другие магазины закрываются. Водка будет теперь продаваться в Советском Союзе не только с 11 утра до 7 вечера, но и с 7 вечера до 12 ночи. О том, как именно водочные океаны размывают острова любви, мы теперь уже знаем
ГЛАВА 8. ДЕТИНАШЕ БУДУЩЕЕ
Я не люблю свое детство. Если бы меня спросили сегодня, какие чувства тогда были для меня главными, я ответил бы, что и в 7, и в 12, и в 14 лет ощущал себя маленьким преступником. Страх и отъединенность от взрослых сопровождали каждый мой шаг. По мнению моих вполне интеллигентных по советским стандартам родителей, я всегда и везде делал не то, что нужно. Я не так учился, не так играл, не так вел себя при посторонних. Меня постоянно наказывали и, после этих подчас очень жестоких наказаний, мне хотелось все делать еще более не так. Наша семья мало чем отличалась от тысяч и миллионов советских городских семей. Ребенок в России всегда объект недовольства, раздражения, ему постоянно грозит выговор, окрик, а то и подзатыльник. Его обвиняют в том, что он не хочет помочь родителям в доме, что он болтается по улицам вместо того, чтобы делать уроки, что он слишком быстро рвет одежду и обувь. Его подозревают в самых серьезных преступлениях. Девочке, которая задержалась с мальчиком у ворот, бросают в лицо обвинения в разврате; мальчика, удержавшего гривенник из магазинной сдачи, укоряют в наклонностях к воровству. Все это папы и мамы выкрикивают обычно громкими голосами, так что слышат соседи и посторонние люди, идущие по улице.
Я знал, что с родителями невозможно быть откровенным. Взрослые не ценят искренность. У меня всегда были от них тайны и в том числе тайны сексуальные. Хотя они никогда не разговаривали со мной об этом, я шестым чувством угадывал, что все, связанное с полом и половой жизнью, есть грязная, постыдная тайна. Так же жили другие дети. Когда, работая над книгой о сексе, я опрашивал своих соотечественников, эти бывшие мальчики и девочки признавались, что родители никогда не говорили им, в чем суть брака и что такое плотская любовь. И они никогда ничего такого не говорили своим родителям. Даже когда женились. Все они подтвердили, что никогда не узнавали ничего такого от своих школьных учителей, им не доводилось слышать на эту тему каких бы то ни было лекций. Мопассанда, Мопассан их просвещал. И Стефан Цвейгтоже. И некоторые западные фильмы, из которых цензура не успела вырезать все непотребное. Но основными учителями нашими в сфере половых отношений были старшие товарищи, жившие в соседнем дворе или учившиеся с нами в школе. Школьная уборнаявот основной класс, где мы постигали сексуальную азбуку.
Отчего родители наши были так скрытны? Чего опасалась моя мать, преподаватель биологии в высшем учебном заведении, и мой отец-писатель, скрывая от меня, 12-летнего, тайну моего рождения? Прежде всего над ними, насколько я теперь понимаю, нависали старинные российские традиции, запреты, проистекавшие из церковно-христианского представления о греховности плоти. Да и в провинциальных еврейских семьях, откуда вышли мои родители, говорить с детьми о половых вопросах считалось неуместным. Двести лет прошло с тех пор, как в типографии русского просветителя Н. Новикова вышла первая в России книга по половому вопросу. Витиевато и многословно автор XVIII века разъяснял современникам: Любовь есть подводный камень, от коего юность часто претерпевает кораблекрушение Любовь есть пространный Океан, в котором юность без кормила благоразумия на одних парусах похотливого любопытства плавает, дабы новые увидеть предметы, и напоследок утопляется. Автор XVIII столетия рекомендовал только запреты и наказания. За две сотни лет после выхода этой книги официальное сознание в России не только не сдвинулось в сторону более либерального взгляда, но в какое-то время даже ужесточилось.
В 46-м томе первого издания Большой советской энциклопедии, которая стояла в кабинете моего отца, в статье Половая жизнь можно было прочитать следующее: Система воспитания детей и подростков в СССР основана на культивировании любви к родине, чувстве товарищества, любви к труду. Создана масса творческих импульсов, отвлекающих внимание молодежи от чрезмерных половых увлечений и направляющих ее энергию на радостный труд и здоровый отдых, сочетающиеся с физической культурой. Государство в 1940 году открыто объявляло, что его цельотвлекать внимание молодежи от интимных чувств и переключать освободившиеся силы на любовь к родине. Гражданам разъяснялось: таполоваялюбовьнедостойна внимания. Педагогам и родителям надо знать, что пробуждающийся задолго до наступления периода половой зрелости интерес к вопросам половой жизни необходимо осторожно и разумно направлять в сторону биологических процессов размножения в природе, избегая всего того, что может вызвать нездоровый интерес к половой жизни и к сексуальной возбудимости. И еще раз энциклопедия повторяла, что семья и педагоги должны создавать условия разумного переключения полового влечения в область трудовых и культурных интересов. Это же повторяли папам и мамам на родительских собраниях в школе. Надо ли удивляться, если после таких разъяснений мои родители, как и миллионы других в стране, не смели и слова сказать своим детям об этом ужасном нездоровом сексе.