Ещё две затяжки, не поворачиваясь, уверенно сказал Серый.
Он затянулся, выпустил длинную струю желтоватого дыма, тут же пронзённую сотней мелких дождевых капель, и закашлялся. Малой покосился на бетонный обелиск с грубо выбитыми словами: «Амур, овчарка. Спи, верный друг», поёжился.
А у зверей привидения бывают?
Серый сплюнул, пожал плечами.
Ну наверное.
Как повылазят из могил в полнолуние да как зачнут кровь пить у-у-у загудел над ухом Малого Челло.
Пятиминутка закончилась, и ему требовалось общение. Малой улыбнулся во все свои тридцать один, кивнул на Серого.
У кого? У бати его?
Серый снова сплюнул.
Он мне не батя. И крови у него нету, там один спирт!
Малой засмеялся.
«Кентервильский призрак до смерти боялся привидений», процитировал одному ему известный источник Челло.
Индус воткнул лопату в дно могилы, сердито посмотрел на них.
Э, уроды, вы запарили косить. Всё, я своё отпахал. Малой, дай руку!
Малой нехотя поднялся, подошёл к краю могилы, протянул Индусу руку, но тот не успел за неё схватиться. На дороге у забора остановился заляпанный дорожной грязью джип, чёрный и блестящий. Медленно, с тихим гудением, опустились тонированные стекла на передней и задней дверцах.
Серый судорожно сглотнул. Он узнал машину, а внутри увидел Светку Поляну, рыжую Ирку с Дзержинского, почему-то завернувшуюся в жёлтое махровое полотенце, Лёньку в вязаной шапочке и и Клюкву.
Его Надю.
За рулём небрежно развалился сын Флинта Игорь, всему городу известный как Сын. Или Сынуля. Ровесник Серого.
Девки посмеивались, глотали джин-тоник из зелёных банок, Ирка курила коричневую сигаретку «Море», тонкую и длинную, все время смеялась и кашляла. Дым она выпускала тонкой струйкой, похожей на мохеровую нитку.
Привет, пацаны! улыбаясь, сказал Поляна.
Малой вскочил, словно щенок, которого позвали гулять.
Привет, девчонки! Айдате с нами тусоваться.
Поляна захихикала.
А у вас грязь лечебная? Мне кожу отбелить надо.
Малой уверенно кивнул.
На самом деле лечебная. Иди сюда, я тебя отбелю. Всю!
Поляна отрицательно помотала гривастой головой.
У меня туфли новые, не пройду.
Она на мгновение исчезла из окна джипа, и тут же оттуда появилась голая нога в красной туфле. Ирка за спиной Поляны фыркнула, едва не выронив сигарету, захохотала.
Серый смотрел на Клюкву, маячившую в соседнем окне. Она улыбнулась, что-то сказала Сынуле, тот снисходительно усмехнулся.
Поляна продолжала веселиться.
Видал? Давай, я пойду к тебе если куртку постелешь.
Малой тут же стушевался.
Не, у меня куртка на самом деле новая
Сынуля решил, что пора завязывать с этим «аншлагом». Он перегнулся через Клюкву и крикнул:
Э, ёрики! Чтоб яма как у людей была, на два с половиной метра! Стёпа у нас мальчик крупный был, сто сэмэ в холке. Поняли-нет? Батёк сказал: «Лично проверю».
Серый тихо пробормотал:
Да пошли вы оба проверяльщики.
Он поднялся, рукавом стер с лица дождевую воду, сделал несколько шагов по жирной, скользкой глине к забору и сказал, стараясь не смотреть в красное, лоснящееся лицо Сынули, торчащее сбоку от Клюквы.
Надя. Можно тебя на два слова?
Клюква мельком, как-то очень быстро, мазнула взглядом по лицу Серого, нарочито громко засмеялась.
Не, сыро. Так говори. У меня от подруг секретов нет.
Серый почувствовал, как каменеет лицо, сжал кулаки.
На ярмарку в воскресенье пойдёшь?
Не-а, все также глядя в сторону, покачала головой Клюква.
У неё был яркий макияж, длинные серьги-подвески в ушах, и они плясали, словно живые, в такт движениям головы.
А чё? проклиная себя за косноязычие и непонятную злость, которая только мешала, спросил Серый.
Не чё, а что. Я днём не могу, занята.
Чем? Серый задал этот вопрос машинально и тут же проклял себя за него. Не надо было. Не надо
Клюква перестала смеяться, в упор посмотрела на Серого, прямо ему в глаза.
В гостях буду. Видик смотреть. Новые кассеты привезли из Москвы. «Эммануэль». «Греческая смоковница». Тинто Брасс. Хочешь, дам?
Девки засмеялись. Серый не знал, кто такой Тинто Брасс и стушевался, отвёл взгляд. Сынуля бесцеремонно перегнулся через Клюкву, прижав её к сиденью, и рявкнул:
Заценишь. Заодно подрочишь перед сном.
Девки в джипе зашлись от хохота. Сынуля с довольным видом уселся на своё место, выжал педаль, и машина, разбрызгивая грязь, уехала вниз, в сторону трассы.
Дождь перестал моросить. Теперь он падал отвесно, холодный, мелкий, но частый, и ощущался кожей как тактильные стробоскопические вспышки.
Малой проводил джип долгим взглядом.
Чёткая тачка, сказал он и посмотрел в сторону могилы. А Стёпа зверь был. Сынуля его гулять пускал на коробке. Он тогда у Боряна с Карла Маркса полжопы откусил. Собака Баскервилей такая, блин. Жалко, помер. Говорят, чумка.
Ага, от Боряна заразился. Руку-то дай, Баскервиль! напомнил о себе Индус. Все уже, склеил Стёпа ласты, капец ему. Давай, вытягивай!
Малой протянул руку Индусу, но тут в его мокрой лохматой голове возникла новая мысль и он повернулся к Серому.
Серый, а ты курить-то мне оставил?
Серый не ответил, глядя в хмарную даль за линией ЛЭП. Сигарету он давно докурил до фильтра, выкинул и забыл о ней.
Малой от досады дёрнул руку, Индус, почувствовав, что его ладонь выскальзывает, перехватился повыше. Малой, потеряв устойчивость, тонко, по-заячьи, вскрикнул и полетел на Индуса.
Оба свалились в могилу, в раскисшую глину, и завозились там, глухо матерясь и вскрикивая.
Индус первым встал на ноги. Одним движением, теперь уже не боясь испачкаться, он выбросил своё сильное тело наверх, повернулся и с силой пнул поднявшегося на ноги Малого в лицо.
Козел, мля! «Пирамиды» новые, мать вчера принесла!
Малой, молча зажав лицо, скорчился на дне могилы. Через его мокрые, грязные пальцы начала сочиться кровь, несколько капель упало прямо в глину.
Угрёбок! заорал Индус, распаляясь. Убью, тварь!
Его останавливало только то, что убивать Малого нужно было в могиле, а лезть обратно в грязь Индусу не хотелось он и так весь уханькался по самые гланды.
Я не спецом! Э, не бей! Ты чё заканючил Малой, благоразумно вжимаясь в скользкую земляную стенку.
Индус с досады пнул лопаты, посмотрел на Серого.
Серый, слышь? Все, мля. Я ухожу, понял?
Серый отвёл взгляд от мглистого горизонта.
Куда ты уходишь? А работать кто будет? Не, ну, а чё? Там ещё метр копать.
Индус махнул рукой.
Меня не пашет!
Афганец за полработы не заплатит, это был последний аргумент Серого.
Да мне пох, на, понял? заорал Индус. С тебя пятихатка. Всё, я ушёл.
Обойдя кучу выброшенной из могилы земли и постоянно поскальзываясь, Индус двинулся к воротам.
Ну и вали! крикнул ему в измазанную глиной спину Серый. Олимпийку ему стало жалко Маменькин сынок!
Индус резко развернулся и молча двинулся на Серого, растопырив руки.
Не, ну всё, всё! Я это не хотел дал заднюю Серый.
Индус также молча развернулся и вскоре скрылся за будкой Афганца.
Sic transit gloria mundi, негромко сказал Челло.
Ты хоть завали, окрысился на него Серый и повернулся к могиле. Малой, ты чё там, жить остался?
Малой выпрямился. Теперь он торчал из могилы по грудь, мокрое лицо его было измазано глиной, из разбитой губы шла кровь.
Зу-уб тут! Индус мне зуб выбил, сука простонал Малой. Второй уже он наклонился. Сейчас найду
На хрена тебе выбитый зуб? пожал плечами Серый.
Малой, размазывая кровь и грязь по лицу, ответил не сразу:
Вставлю-ю Серый, ты курить оставил?
Дороем пачку дам, рявкнул Серый. Копай давай!
Да-а Ладно, Малой взял лопату Индуса, оглядел себя, всхлипнул. Лучше бы я куртку Поляне постелил
Он начал копать. Слишком засадив лопату в землю, навалился на неё всем весом и легко, как спичку, сломал черенок.
Блин, всё!
Вот ты и правда урод, серьёзно сказал Серый, сунув руки в карманы.
И тут Малого прорвало.
Сам ты урод! Заманал! Тебе надо ты и копай!
Малой нелепо, враскоряку, выбрался из могилы, весь обляпанный глиной.
Голем, сказал Челло. Из глины мы вышли и в глину уйдём.
Заткнись, посоветовал ему Серый, поднимая лопату.
Малой подошёл к залитому дождём окну будки, заглянул внутрь. Телевизор у Афганца был включён на полную громкость. Шла передача «Это было, было, было» и какая-то молодёжь бодро исполняла «Мой адрес Советский Союз». Малой толкнул форточку музыка стала оглушительно громкой и заорал, стараясь перекрыть телевизор.
Афганец! Э, мы полмогилы откопали, заплати нам!
Афганец резко вскочил, бросился к окну, выставил красную морду так, что Малой отшатнулся в испуге.
А ты видал «крокодил», который заходит на штурмовку? оскалившись, как пёс, закричал Афганец. Он НУРами отрабатывает, а потом винтами дым от них начинает месить шух-шух-шух! Красиво! Кайф!
Афганец захохотал, цепляясь за шкаф, чтобы не упасть. Малой попятился от окна, потом повернулся и побежал. Над кладбищем гремел «Мой адрес Советский Союз».
Челло подошёл к Серому, тронул его за рукав.
Я свою работу сделал, сказал Челло. Прошу пардону, но у меня в восемнадцать ноль-ноль вечернее рандеву на бульваре Звёзд. Так что я откланиваюсь.
И Челло пошёл прочь от могилы.
Ну и вали! Все валите! Дристуны, Серый воткнул лопату и огляделся.
Дождь и не думал заканчиваться. Серый остался один.
Один на один с могилой. Один на один с дождём.
* * *
Малой старше Серого на полгода и выше на четырнадцать сантиметров. И здоровее, у него кулак не меньше Индусовского. Но все равно он Малой. Так по жизни получилось. То ли папа с мамой не достарались, то ли от бабушек-дедушек гены перешли такие, но Малой как бы застрял в детстве. Не в том, где куличики лепят и сопли вытирать не умеют, и не в том, где зимой, в мороз, спорят, что лизнут качелину, а в том, где на стене дома девочки, которая нравится, пишут тайком: «Смирнова шлюха!»
Челло как-то рассказал хохму: «Мальчик бежал по улице, и задыхаясь от восторга, вопил: «А король-то голый!» Люди смеялись, показывали пальцами, сочувственно качали головами, и мальчик был уверен ещё чуть-чуть, и он станет героем, низвергателем и победителем. Мальчик не знал, что на языке этой страны фраза «А король-то голый!» звучит как: «Люди, я обосрался!» Все тогда посмеялись, а Малой нет. Он задумчиво смотрел в сторону, и Серый вдруг понял, что история Челло про Малого.
Серый в глубине души жалел его, как младшего брата. И всегда заступался, если кто-то пытался Малого обидеть, а обижали часто. В школе, классах в седьмом-восьмом, дня не проходило, чтобы кто-то не разыгрывал его, не предлагал заведомо проигрышное пари, да просто не вешал на спину Малому лист бумаги с текстом типа: «У кого нет коня, все садитесь на меня или пните меня. Ишак»
Однажды Индус и ещё пара человек, Серый уже и не помнил, кто это был конкретно, на физкультуре в раздевалке предложили Малому сыграть в «найди яйцо». Хохма эта была старая, наверное, её использовали ещё в гимнасиях Древней Греции, но Малой конечно же повёлся. Серый влез, попытался его отговорить, но в этом и была беда Малого если он заинтересовывался чем-то, заводился, останавливать его было бесполезно.
Дальше всё произошло как по нотам: Индус отвернулся, кто-то из одноклассников подсказал Малому спрятать яйцо на голове под вязаной шапочкой «он там ни в жись не найдёт» остальные затаили дыхание в предвкушении хохмы.
Индус по команде: «Можно!» повернулся, для проформы сунулся Малому в карманы, в портфель и с силой хлопнул его ладонью по голове. Яйцо с противным треском лопнуло, желток потёк из-под шапочки на лицо Малому. Серому тогда почему-то подумалось, что это похоже на мозги.
Все, естественно, заржали. Малой часто-часто заморгал и вдруг сильно ударил Индуса в лицо. По комплекции и габаритам они были тогда уже вровень и Индус отлетел к шкафчикам, упал, но тут же вскочил и кинулся на Малого. Разнять их никто не успел, да и не пытался.
Толкового махача не получилось опытный и злой Индус в три удара заставил Малого скрючиться на полу и уже собрался добить ногами, но тут вмешался Серый. Отгрёб он тогда знатно, но и Индусу досталось прилично. А потом, после уроков, на хоккейной коробке за школой, когда Серый курил перед тем, как идти домой и прикидывал как оправдываться перед матерью за синяки и разбитую губу, неожиданно появился Индус. У него под глазом тоже налился баклажанной синевой приличный фингал, а нос распух как груша.
Чё, курить есть? как бы с вызовом крикнул Индус через борт коробки.
Ну, есть, как бы нехотя отозвался Серый.
Зажать сигарету даже для злейшего врага в Средневолжске в то время было страшное западло.
И даже страшнее западла.
Индус перелез через забор, подошёл к ржавым хоккейным воротам, на которых расположился Серый, повесил свою сумку с надписью «Ottavan» рядом с сумкой Серого, взял протянутую пачку «Тушки». Так было положено по-пацански давать всю пачку, мол, возьми, сколько надо.
Потому что настоящий пацан лишнего не возьмёт никогда.
Сунув сигарету в уголок рта, Индус чиркнул зажигалкой раз, другой. Огня не было то ли газ закончился, то ли кремень стёрся. Серый галантно предложил Индусу свою, но и она не зажглась.
И в этот момент над бортом коробки появилась голова Малого.
Пацаны! закричал он, улыбаясь толстыми как оладьи, разбитыми губами. У меня спички есть!
Так и сложилась, совершенно нечаянно, их дружба.
Глава третья
Серый постоял у края могилы, тоскливо посмотрел вниз, на сломанную Малым лопату. Потом взял свою, стёр рукой воду с черенка, спрыгнул вниз, выкинул обломки и начал копать, бормоча себе под нос:
Если Флинт деньги Афганцу отдаст, то пиздык котенку
Некоторое время слышалось лишь методичное шуршание лопаты и шелест дождя. Вязкая глина поддавалось плохо, Серый начал тяжело дышать через нос, но надолго его не хватило и пришлось открыть рот. Он терпеть не мог так делать на лыжах зимой или вот во время работы дышать открытым ртом как рыба. Серому казалось, что так он похож на дебила, на дауна какого-то.
А ещё он устал. Усталость породила злость. Злость пробудила ненависть к этой грёбаной глине, к этому грёбаному дождю, к грёбаному Афганцу, к грёбаному Флинту и его грёбаному Сынуле.
К грёбаной жизни, наконец.
А больше всего Серый ненавидел себя. За то, что он вот такой. За то, что у него нет денег. И нет никакой возможности их достать. И не будет.
Никогда.
И поэтому Клюква Надя Наденька Она
Серый стиснул зубы, всадил лопату в землю, и сперва тихо, а потом все громче и громче начал подпевать песне, доносящейся из будки.
Торопится сердце, сердце волнуется Почтовый пакуется груз. Мой адрес не дом и не улица. Мой адрес Советский Союз!
Постепенно песня превратилась в какие-то отрывистые выкрики:
Мой! Адрес! Не дом! И не улица! Мой! Адрес! Советский! Союз!
Комья глины вылетали из могилы и смачно чавкая, падали в лужи. Серый копал и копал. Песня закончилась, но он продолжал на каждом выдохе хрипеть:
Мой! Адрес! Советский! Союз!
Ненависть, злость, вообще эмоции все постепенно ушло. Серый копал как автомат, как робот. Осталась только усталость и ритм.
Мой! лопата входит в землю.
Адрес! нога упирается в тусклое железо, вгоняя штык лопаты поглубже.
Советский! тут слово длинное, поэтому Серый успевал навалиться на черенок, выковырять очередной ком глины, приподнять его на лопате и
Союз! выкинуть из могилы.
И так раз за разом.
Мой! Серый с силой воткнул лопату, раздался резкий удар и металлический звон. Дождь завис в воздухе, капли были, как осколки стекла; удар отозвался во всем теле, руки прошило разрядом тока, кисти мгновенно онемели.
Уй! А-а-а Чё за? жмурясь от боли, выкрикнул Серый, и выронил лопату.
На мгновение захотелось заплакать как в детстве от внезапной обиды и невозможности врезать кому-то виноватому, которого не было.
Вообще земля на Ёриках была хорошая. Мягкая. Челло называл её «простокваша». Ни крупных камней, ни корней деревьев, ни пластов гравия. Темно-коричневая глина, поверху переслоённая чернозёмом. Единственная проблема тяжёлая даже в сухие недели, когда не идёт дождь. Одно дело кидать песочек и совсем другое поднимать на лопате кусок глины с ровными, почти геометрически правильными краями. Но если в руках есть сила, то копать такой грунт одно удовольствие. Индус, например, вообще не парился работал как экскаватор, в основном руками. «Я бицухи качаю», говорил.