Пересменок. Повесть о советском детстве - Поляков Юрий Михайлович 23 стр.


А уценить нельзя?

Предлагали. Хозяин никак не соглашается.

Какой хозяин? Попугай разве не государственный?

Скажешь тоже! Птица комиссионная. Или ты думаешь, я его сам в Африке ловил? Мореман один из рейса себе привез, помучился и нам сдал. Орет попка очень уж громко, соседей будит. Сандалии у тебя тоже классные!

«Как можно говорящих птиц сдавать на комиссию? Они же почти люди!»горько подумал я и поинтересовался:А что из товара лучше всего идет?

Гуппи с хомяками. Дешево и сердито! И куртка у тебя отличная! Такое впечатление, что ты с витрины сбежал!засмеялся продавец-консультант.

Маман заставила...вздохнул я, злясь, что позволил вырядить себя как полного дурака.

Жестокая женщина!согласился Василий.Пытка новизной.

И не говори,вздохнул я совсем как бабушка Аня.

Но тут вернулись радостные родители со своим извергом.

Ну, пока, звездный мальчик! Счастливо понырять! Заходи, когда вернешься!

Пока...Я деликатно отошел от прилавка.

Из-под хрена подойдет? С крышкой!ликуя, спросил папаша.

Верх желаний! Давайте сюда вашу баночку!Василий вздохнул, вооружился сачком на длинной ручке и встал на табурет.Самца подберу вам почти вуалевого.

Вот спасибо!кивнул отец-инженер.

А самочку икряную или отметавшую?

Только икряную!воодушевилась мамаша, собираясь, верно, немедленно выпотрошить крошечную рыбку и намазать бутерброд.

Поищем...

Положив невесомый кулек с кормом в авоську, я пошел к дверям, чтобы не мешать продавцу-консультанту в работе, но у входа сдуру задержался возле клетки с попугаем и тихо попросил:

Скажи: попкадурак!

Пока родители, затаив дыхание, следили за тем, как Василий для виду гоняет сачком по аквариуму икряную самочку, плохиш отошел посмотреть белочку.

Белку хочу!снова захныкал зануда.

Продана, сэр!нашелся Василий.

Скажите, товарищ,подавшись вперед и понизив голос, спросил отец-инженер.Они долго, эти гуппи, живут?

У вас, полагаю, неделю протянут.

Не больше?

Не больше,заверил консультант, печально разглядывая на свет пойманных рыбок.А вот вам и питание на первое время.Он бросил в бумажку щепоть сухого корма.

Несчастные рыбки метались по баночке, еще не понимая, какая беда с ними приключилась. Сегодня же малолетний психопат высыплет туда весь корм, через два-три дня вода завоняет, пойдет гнилыми пузырями, и гуппи всплывут брюшками вверх.

Какие живчики хорошенькие!залюбовалась мамаша, подняв баночку на свет.

И тут ара, до которого, видимо, дошла наконец моя просьба, открыл круглый и наглый глаз, повел крылами, напружился и голосом охрипшего Левитана заорал на все помещение: «Заткни-ись, придурок!»

Он говорящий!громче безумной птицы завизжал маленький тиран.Не нужны мне ваши рыбки! Попуга-а-а-а-я хочу-чу-чу-у-у-у!И повалился на пол, суча в истерике ногами.

Василий глянул на меня с обидой, мол, думал, ты человек, а ты пижон в апельсиновых тапках! Я стремглав выскочил на улицу, понимая, что испортил ему всю торговлю. Простит ли? Огорчившись, что, кажется, потерял друга, я побрел налево, в сторону улицы Кирова.

Да, в детстве я тоже бывал плохишом и мог похныкать из-за некупленной игрушки, но кататься, вопя, по полу в общественном местетакое мне даже в голову не приходило! А если бы и взбрело, Тимофеич одним движением, точно Котовскийсаблю, выдернул бы из брюк ремень и выпорол меня как сидорову козу. Детей, конечно, бить нельзя, но иногда необходимо...

До старинного дома на углу Большого и Малого Комсомольских переулков, где жили Батурины, ходу пятьсемь минут неспешным шагом. Я пересек в положенном месте улицу Кирова и остановился напротив огромных витрин магазина «Хрустальфарфорфаянс»: за стеклом на белых кубах разной величины размещались сервизы, рассчитанные на семью из двенадцати человек,столовые, чайные, кофейные. Поражали воображение огромные блюда, на которых можно выложить жареного быка. Озадачивали супницы, их назначение я долго не мог понять, пока бабушка Елизавета Михайловна не объяснила. Оказывается, в приличных домах щи, борщ или харчо никогда не распределяют по тарелкам прямо из кастрюли. Это дурной тон. Сначала борщ переливают на кухне в супницу, ее несут к столу, а уж потом серебряным половником делят на порции.

Кроме сервизов, на кубах стояли бокалы на длинных ножках и хрустальные вазы с искусственными фруктами и цветами. В углу можно было прочитать скромную табличку: «Товары с витрины не продаются».

Я уже хотел свернуть в Большой Комсомольский переулок, но, как пишут в книгах, ноги сами понесли меня в противоположную сторонув магазин «Книжный мир». Там на первом этаже располагался мой любимый отдел филателии, и я не мог отказать себе в удовольствии хотя бы одним глазком глянуть на серию «Фауна и флора Бурунди». И хотя Сергей Дмитриевич, если заходит речь об этих марках, снисходительно усмехается в усы, я в жизни ничего красивее их не видел!

У входа в «Книжный мир» топтался, озираясь, тощий длинноволосый парень в синих заграничных джинсах и клетчатой ковбойке с погончиками. В руке он держал раздувшийся и явно очень тяжелый портфель. Тощий смерил меня с ног до головы изучающим взглядом, задержался на апельсиновых сандалиях, ухмыльнулся, подошел вплотную и тихо протараторил:

Книгами интересуешься?

Конечно!

Есть «Библиотека приключений»полностью и отдельными томами. Сказки Андерсена. «Книга джунглей».Заметив маску в моей эластичной авоське, он добавил:«Подводные сокровища» Кусто. Показать?

Про Кусто я ничего прежде не слышал и пожал плечами, но он быстро вынул из портфеля книгу с аквалангистом на обложке. Однако проходившая мимо женщина вдруг остановилась, уперла руки в боки и заголосила:

Как не стыдно детскими книгами спекулировать! Из-за вас, сволочей, ничего в магазине купить невозможно. Отстань от ребенка, а то сейчас милицию позову!

Тощего как ветром сдуло. А я зашел в магазин и вдохнул книжный воздух, он напоминает библиотечные запахи, но только резче и ароматнеенаверное, из-за того, что свежая типографская краска еще не выдохлась. Возле отдела филателии тоже топтались какие-то «субчики» с кляссерами под мышками, но не дешевыми, как у меня, а с дорогими, большого формата, в них толстые картонные страницы со слюдяными карманчиками переложены тонкой папиросной бумагой.

Коллекционеры с надеждой смотрели на каждого входящего, но я у них никакого интереса не вызвал. Если же появляется кто-то, кого считают своим, тогда они по-особенному переглядываются, подают друг другу тайные знаки, сближаются, точно знакомые коты, перешептываются и удаляются вместе: справа от входа в магазин есть глубокий двор, где, по словам дяди Юры, застрелился Маяковский. Там-то коллекционеры и меняются.

Я, замирая сердцем, подошел к прилавку: вот она, моя Бурундия! Ах, какие же все-таки в Африке красивые марки! Вроде бы страшно отсталый Черный континент, который только еще борется за свободу, а какие яркие цвета! Наши по сравнению с ними выглядят как-то блекло. Видно, в самом деле в СССР напряженка с красителями! Я склонился над стеклом, любуясь львами, леопардами, слонами, страусами, зебрами, павлинами, буйволами, носорогами, жирафами, змеями, крокодилами, заключенными в зубчатые квадратики, прямоугольники и треугольники. Большая серия была посвящена бабочкам самых невероятных расцветок, таких у нас я никогда не встречал. Разве только наш махаон может отдаленно с ними сравниться. Но ведь и он в Подмосковье большая редкость! Этим летом мне ни разу на глаза не попался. В прошлом году я поймал одного на Волге, в лугах, но неправильно засушил, и у него отвалились крылышки.

А вот рядом серия из двадцати четырех марок «Тропические рыбки». Чудо! Почему таких красоток не разводят в аквариумах? Например, этус леопардовым узором? Я давно мечтаю купить хотя бы одну, самую маленькую серию, пусть даже с птицами, но марки Бурунди стоят дорого, не меньше трех рублей, наверное, за счет них эта страна и развивается, как мыза счет социалистических соревнований. Я вздохнул и, перед тем как уйти, на всякий случай пробежал глазами советский раздели вдруг обнаружил серию, выпущенную к чемпионату мира по фехтованию в Москве. В прошлый раз ее точно не было! На трех квадратных марках были изображены в момент глубокого выпада рапирист, шпажист и сабельник. Сердце фехтовальщика дрогнуло, рука нашла в кармане и сжала оставшиеся монеты, а мозг сам по себе начал лихорадочно подсчитывать стоимость: 10, 14 и 16 копеек, ровно столько и было у меня в кармане. Тютелька в тютельку. Надо брать! Другого такого случая не дождешься! В этот момент я совершенно забыл, что мне еще надо доехать до Гаврикова переулка и подстричься «под скобку». Через миг очутившись у кассы, я выложил горячие двугривенные монеты в мраморную тарелочку и выдохнул:

Сорок копеек в филателию!

Аппарат застрекотал, а из щели высунулся серый чек. Казалось, машинка показала мне язык: «Эх ты, чудила!»

Только выложила!улыбнулась продавщица.

Дунув вовнутрь маленького белого конверта, она расправила слипшиеся края и осторожно, как необычайную ценность, вложила туда марки.

Да, удачный день!кивнул я, осознавая, что совершил преступление и остался без копейки.

21. Племянник вельмож

Но это в джунглях капитализма страшно оказаться совсем без денег. У нас в Стране Советов все по-другому. Есть, например, кассы взаимной помощи, не говоря уже о друзьях-родственниках. И не было еще случая, чтобы Батурины оставили меня в беде. Недавно я прочел книжку про обычного американского мальчика. Его отец-фермер с самого рождения сына заносил в особую книгу все, что потратил на отпрыска. Купил игрушкузаписал, купил тетрадкузаписал, купил конфеткузаписал, купил башмакизаписал. И не потому, что фермер какой-то уникальный жмот или крохобор, просто у них там так принято даже между родственниками. Когда сын подрос и пошел работать, папаша вручил ему «гроссбух»: мол, теперь, парень, гони должок, согласно «жировке». Дикие люди!

Прижимая к сердцу конвертик с марками, я выбежал из магазина и увидел тетку, грозившуюся вызвать милицию. Она свое обещание выполнила и теперь благосклонно наблюдала, как два парня с красными повязками на рукавах обезвреживали напуганного книжного спекулянта. Один дружинник крепко держал его за шиворот, а второй внимательно рассматривал содержимое портфеля, качая головой и даже цокая языком от удивления.

Проходи, мальчик, тут для тебя ничего интересного нет!прикрикнула на меня общественница.

Эти книги надо сдать в детскую библиотеку!посоветовал я, ускоряя шаг.

Неплохая мысль!

Разберемся.

Батурины жили поблизости, в старинной трехэтажке на углу Большого и Малого Комсомольских переулков. Мраморная доска на стене сообщала, что дом выстроен по проекту великого русского архитектора Матвея Казакова, и он сам здесь жил с 1782 по 1812 год. Эту надпись я хорошо запомнил, так как в раннюю пору, когда еще только учился складывать буквы в слова, читал на прогулках вслух все встречные вывески, надписи, лозунги и мемориальные таблички, а их в районе Маросейки множество. Дольше всего я мучился и не мог разобрать слово «Да здравствует!», написанное там и сям белым по красному.

Однажды наша историчка Марина Владимировна сказала на уроке, что Московский университет, а также Дом Союзов, куда я ходил на елку, построил великий русский архитектор Казаков. На меня накатила такая гордость, что я поднял руку.

У тебя вопрос?

Нет.

А что такое, Юра?

Я хочу сказать, что мои тетя Валя и дядя Юра тоже живут в доме Казакова.

Что значит «тоже»? Какая чепуха! Не могут твои родственники жить в доме Казакова. Он строил дворцы и государственные учреждения! Бред! Кстати, где эта улица, где этот дом?

В Комсомольском переулке...

Там, где ЦК ВЛКСМ?

Наверное,кивнул я, вспомнив большие вывески с золотыми буквами по бокам мощной двери, перед которой часто останавливаются черные машины.

Ты, дружок, что-то путаешь. Казаков строил для царей и вельмож. Твоя тетя... Валя из вельмож?

Нет, она в Главторфе на машинке печатает.

А дядя Юра?

Он военный барабанщик.

О-о! Почти маршал.

Старший сержант.

Кто-то злорадно захихикал. Просто удивительно, почему одноклассникам нравится, когда учителя над кем-то ехидничают, ведь завтра ты сам можешь оказаться на месте обсмеянного.

Садись уж, племянник вельмож!

Тут весь класс откровенно заржал, а Шура Казакова презрительно улыбнулась. Мне стало жутко обидно: получалось, я врун, хотя сказал чистую правду! Едва не заплакав, я уперся взглядом в крышку парты, испещренную древними рисунками и надписями, которые много раз и тщетно пытались закрасить. Одна фраза въелась в деревяшку особенно глубоко: «Историчкадура!»

Но через неделю Марина Владимировна приказала мне остаться после урока, и я понял: сейчас влетит за то, что мы во время объяснения нового материала втихаря играли с Серегой Воропаевым в морской бой. Историчка всегда воспитывала нарушителей дисциплины по отдельности, чтобы лучше доходило.

Юра,сказала она строго и торжественно.Ты, как ни странно, оказался прав. Твоя тетя вполне может жить в доме Казакова. Я была в том районе по делам и специально зашла в Комсомольский переулок. На стене есть мемориальная доска: «Охраняется государством». В окнах стоят цветы и висят разные занавески. Там в самом деле живут простые советские люди. Извини, что я тебе не поверила! Мы, учителя, не можем знать все на свете, но постоянно повышаем свою квалификацию. Спасибо тебе за ценную информацию!

Пожалуйста.

Будь и впредь таким же наблюдательным!

Буду.

Но пусть этот разговор останется между нами. Договорились?

Договорились.

Вот и славно! Давай дневник, за любознательность ставлю тебе «пять». Но если я еще раз, дружок, увижу, как ты с Воропаевым на уроке играешь в морской бой, то потоплю вас обоих. Одной торпедой. Понял?

Понял.

Привет тете!

...В подъезде дома Казакова пахло стариной и доисторическими кошками. Лестница с кованым, в завитушках ограждением плавно поворачивала от этажа к этажу. Кое-где старинные, вытертые до блеска перила были оторваны, и обнажилась стальная полоска с дырочками. Песочного цвета ступени имели посередине полукруглые углубления. Это ж сколько народу прошаркало по ним за двести лет, чтобы стесать подметками камень! Невероятно... Я вообразил Пушкина в цилиндре и с тросточкой, спускающегося беглой походкой на прогулку, а навстречу ему тяжело поднимается объевшийся на званом обеде баснописец Крылов. Нетто, сам большой любитель покушать, уверяет, будто Иван Андреевич умер от обжорства... Еще в детстве, когда я медленно, глядя под ноги, полз наверх, мне бросилась в глаза закономерность: чем выше, тем углубления в ступеньках становились менее заметными.

Почему?спросил я у дяди Юры.

Очень просто,объяснил он.Внизу жили богатые и толстые от хорошего питания господа, а на верхотуреразная там худая мелочь...

Но главной достопримечательностью подъезда были не ступени, а маленькие черные сосульки, свисавшие с серого потолка, по углам затянутого паутиной.

Шпана развлекается!ругалась тетя Валя.Колония по ним плачет!

А развлекается шпана так: берется новый коробок, затем спичка с помощью большого пальца упирается головкой в боковину, желательно свежую, не исчирканную. Щелчок! Если все сделано правильно, спичка летит и вспыхивает, кувыркаясь в воздухе. Попав в побелку огненным кончиком, она намертво прилипает к потолку и, догорая, образует вокруг себя пятно копоти. Я и сам так пробовал, но спички или вообще не зажигались, или гасли в полете, или ударялись в потолок не тем концом и падали на пол... Тоже ведь искусство! Возможно, при регулярных тренировках и у меня получилось бы, однако дело это опасное: поймают жильцыв лучшем случае надерут уши.

Я одним духом взлетел на третий этаж. На узкой длинной площадке друг на друга смотрели две двери. Если отсюда глянуть вниз, то видно, что мозаика на полу у входа изображает большие цветы, вроде лилий, а если, перегнувшись через перила, удачно плюнуть, можно попасть в середину раскрывшегося бутона. Один раз меня за этим занятием застала бабушка Елизавета Михайловна и рассердилась. Она сказала, что когда-то в этот пролет бросился жених, оставленный неверной невестой, и расшибся насмерть. А ты плюешь! Но дядя Юра уточнил: несчастный сиганул вниз, так как перед свадьбой вдрызг проигрался в карты и остался совсем без денег. Мрачные времена. Выходит, никто его не выручил? У нас в СССР по-другому: Люба проторговалась, а мы ей складчину собираем.

Дверь левой квартиры, где живут Батурины, обита старым черным дерматином, местами прохудившимся: из прорех торчат клочья серой пакли. Посредине в два яруса теснятся почтовые ящики, обклеенные вырезанными газетными и журнальными названиями: «Советский спорт», «Красная звезда», «Вечерняя Москва», «Работница», «Наука и жизнь», «Знаниесила», «Литературная газета», «Крокодил», «Гудок», «Транспортное строительство». Под ящиками есть старый медный звонок, его надо вращать, будто заводишь будильник,и тогда в квартире раздается мелодичный скрежет. Но этим звонком давно никто не пользуется, его заменила электрическая кнопка на косяке. Под ней приклеена бумажка:

Назад Дальше