Одно слово легавому скажешь, от бабушки не выйдешь!дохнув на меня табачной гнилью, предупредил Корень и спрятал финку.
Он мгновенно вернул очки на мой вспотевший от ужаса нос. В следующее мгновение шпану как ветром сдуло. Они молниеносно, в один прыжок, перемахнули забор и затерялись между сараями, обросшими высокой крапивой. Я остался стоять столбом, чувствуя во всем телеот ступней до макушкипозорную дрожь. Меня так трясло, что очки соскользнули с мокрой переносицыя едва успел их поймать.
Мотоцикл, ныряя в выбоины с дождевой водой, свернул во двор и затормозил рядом. Антонов посмотрел на меня с сомнением, потом все-таки узнал и сурово улыбнулся железными зубами:
Знакомые лица! Ты же Полуяков с маргаринового общежития, вроде бы так?
Д-да...
Юра?
Ага...
Сын Лидии Ильиничны?
Да-а-а...
А чего весь дрожишь?
Не дрожу...
Ладно, допустим. А здесь что делаешь? Место не для прогулок.
К бабушке иду.
Ну чистая Красная Шапочка. Только вместо корзинки авоська. И что от тебя эти шалопаи хотели?
Ничего.
Допустим. А вырядился-то! Как на Первое мая! Или у бабушки сегодня день рождения?
Н-нет... Просто мы с мамой в «Детский мир» ходили...
Вижу! Балуют тебя родители. Цени! Вторая попытка. Чего от тебя эта шпана хотела?
Ничего.
А не врешь?
Нет. Честно! Просто поговорили...
О чем?
О... разном... вообще...
А если вообще, почему тогда вибрируешь? «Поговорили»... За такие разговоры в колонию отправляют. Ты их раньше видел?
Нет.
И как зовут, не знаешь?
Не знаю.
Точно?
Точно...
Грозили?
Нет.
Ясно.
А вы разве теперь здесь работаете?
Там же я, где и раньше. Смежник приболел. Погнался за такой же шпаной и в больницу попал. Попросили меня за его участком пока приглядеть. Может, тебя домой отвезти, парень?
Спасибо, мне еще в парикмахерскую...
Ну ты вразнос сегодня пошел! Ладно, думаю, тебя они больше не тронут. Но смотри, если что... Где опорный пункт, знаешь?
Знаю.
Какой у бабушки подъезд?
Второй.
А квартира?
Двенадцатая.
Это куда малахольный пацан все время скорую помощь вызывает?
Ага...
Вот беда-то! Шагай! Обожду, пока в парадную зайдешь.
Я на ватных ногах направился к двери, с ужасом сердца подозревая, что мои враги притаились за дверью и набросятся на меня, едва я войду, но там никого не оказалось. Кстати, подъезд у бабушки Ани на редкость чистый и аккуратный, даже удивительно для такого бандитского места: ни одной черной сосульки на потолке, ни единой неприличной надписи на стене, кроме: «Ленка + Колька = любовь». Только кошками здесь пахнет, как и везде.
Дойдя до площадки между вторым и третьим этажами, я присел на крапчатый подоконник, чтобы дождаться, пока утихнет дрожь в коленях, и внимательно сверху осмотрел окрестности: хулиганы, чуть не ограбившие меня, кажется, исчезли. Про то, чем могла закончиться встреча с местной шпаной, я старался не думать, но воображение упорно подсовывало самые жуткие картины. Вот я вхожу в комнату, и Лида смотрит на меня с обиженным изумлением: «Сынок, а где же новая курточка?» «Продал за три сольдо»,деревянным, как у Буратино, голосом отвечаю я. «Шутишь?»«Да уж какие шутки...» «На Чешихе раздели?догадывается, играя желваками, Тимофеич.Какой же ты мужик после этого? Средь бела дня! Спасибо, портки оставили! Где эти гопстопники на тебя наехали? Найду и разделаю, как бог черепаху!» «Они все с ножами ходят!»пугается Лида. «И мы не с зубочисткой!» «Не пущу-у-у!»Она, раскинув руки, заслоняет собой дверной проем.
А может, вместо бокса заняться борьбой? На втором этаже церкви, над боксерами, как раз секция самбо, это так и расшифровывается: самооборона без оружия. То, что надо! Гуляю, как обычно, по Чешихе. Подкатывают ко мне два таких же субчика, одного я кидаю через бедро, а у второго, специальным приемчиком выбив финку, заламываю за спину руку, и он, изнывая от боли, униженно молит: «Сдаюсь, больше так не буду...» То-то!
Я даже повеселел, воображая, как жестко разделаюсь с Корнем и Серым. Конечно же в этот момент по удивительному стечению обстоятельств мимо пройдет Шура Казакова собственной персоной, пусть даже с выпендрежником Соловьевым, который жутко сдрейфит и смоется без оглядки. Нет, не так... Вовке я тоже заломлю руку и грозно спрошу: «Ну, так кто же на самом деле придумал обидную кличку Коза?» «Я, я, я... придумал... Больше не повторится...заплачет он.Отпусти!» Я отпущуи Соловьев, хныча, убежит, а Шура застынет в изумлении, ее зеленые глаза округлятся от жадного восторга. «Ах, я не знала, что ты такой сильный!» «Первый мужской по самбо»,небрежно брошу я, медленно достану из бокового кармана и надену на нос темные очки, чтобы прохожие не узнали знаменитого спортсмена.
Внизу вдоль тополей, сразу ставших темно-зелеными, медленно проехала коричневая (на самом деле бежевая) «Волга» с высоким застекленным багажником, его зовут почему-то сараем. Над лобовым стекломна ножке круглая фара с красным крестом, а сбоку надпись: «Помощь на дому». Однако у второго подъезда неотложка не остановилась, а проследовала дальше. Слава богу!
В трехкомнатной квартире, кроме бабушки и тети Клавы, живут еще две семьи. Гольдинеры: Лия Давыдовна с сыном Эдиком, инженером, который недавно женился и привел в дом «новую жиличку» Риту, улыбчивую девушку с глазами цвета спелой черешни. Но она взяла моду так часто мыться в общей ванне, что тетя Клава злится, называя ее «нудиной». А Лия Давыдовна после свадьбы, чтобы не мешать молодым отдыхать после работы, постоянно сидит вечерами, когда стемнеет, на кухне, хотя ничего не готовит, а просто читает книгу со странным названием «Шолом Алейхем».
Вторая семьяКорнеевы: дядя Жора, тетя Катя и Сева, их сын, он тоже шестиклассник, перешел в седьмой, но вымахал на полголовы выше меня, хотя я, между прочим, на физкультуре стою в шеренге четвертым. В прошлом году, весной, тетя Катя заболела и так сильно похудела, что я после летних каникул ее не узнал. Бабушка Аня шепотом объяснила мне: рак. Взрослые это слово произносят с каким-то обреченным ужасом. Врачи оказались бессильны, но есть еще целебный гриб чага, он растет высоко на березах. Дядя Жора попросил Тимофеича изготовить на заводе железную палку, которая свинчивается вроде бамбуковой удочки, и достигает четырех метров в длину, а на конце приклепана острая, как нож, зубчатая пластинка.
Палку сделали из легкого, но прочного оборонного сплава, и Тимофеич по частям выносил ее с завода, за что пришлось охранникам отдать пол-литра спирта, но с Корнеевых он не взял ни копейки, ведь люди должны помогать друг другу. Дядя Жора ездил с этой палкой в дальние леса Подмосковья и сшибал с берез чагу, она чем выше на них растет, тем целебнее. Гриб этот мельчат на терке, как морковь, а потом заваривают наподобие чаятолько в термосе. Сначала тете Кате в самом деле стало лучше, она повеселела, гуляла во дворе, но потом ослабела, пожелтела и слегла окончательно.
Сева же решил, будто его маму неправильно лечат, не теми таблетками и уколами, а значит нужен настоящий доктор, с пониманием. Он стал звонить по «03», умоляя, чтобы спасли его маму, и давал свой адрес. Поначалу скорая помощь думала, будто произошел какой-нибудь несчастный случай, срочно приезжала, врач осматривал тетю Катю и мягко объяснял: случай, конечно, тяжелый и вызывает сочувствие, но обращаться следует к специалистам. Однако упорный Сева продолжал вызывать неотложку, надеясь, что кто-нибудь разберется и поможет. Медики снова приезжали, сердились, мол, вам же человеческим языком объяснили: «Казус инкурабилис!»
Упорный Сева не унимался, снова звонил, его узнавали, ругали, он вешал трубку и опять набирал «03», пока не нападал на нового, ничего не знающего доктора. Но таких вскоре не осталось. Тогда Сева научился менять голос, говорил, как шпионы в кино, через платок, давал для отвода глаз номера соседних квартир, а потом караулил неотложку во дворе и, плача, молил очередного врача спасти маму. Его вызывали к директору школы, таскали в детскую комнату милиции, грозились отправить в больницу для умалишенных детей... Дядя Жора его сначала просил, потом ругал, бил, а после, махнув на все рукой, стал редко бывать дома.
У жены рот землей обметан, а он вином горе заливает и веревочкой завивает!ворчала бабушка Аня.
Что означает «завивать горе веревочкой», я так и не понял, даже дядя Коля Черугин не смог мне объяснить, сказал:
Есть такое фигуральное выражение.
Поднявшись на третий этаж, я привычно два раза нажал кнопку звонка и стал ждать, рассматривая названия газет и журналов. Корнеевы выписывают «Вечернюю Москву» и «Работницу», у Гольдинеров вырезками обклеен весь ящик: «Правда», «Литературная газета», «Новый мир», «За рубежом», «Наука и жизнь», «Юность», «Иностранная литература». И только у тети Клавы и бабушки Ани ящик без единого названия, зато с замком.
Эх, плохой из меня вышел ликвидатор безграмотностиникудышный!
27. Надомницы
Кто там?подозрительно спросил строгий голос.Если неотложкамы не вызывали!
Это я!
Ктоя? По какому вопросу?
Тетя Клава, это я, Юра...
Какой еще такой Юра?В голосе появилось ехидство.
Племянник.
И чего же тебе надо, племянничек?
Проведать.
Неужели соскучился?
Послышался лязг отпираемых замков: один, второй, третий. Тимофеич всегда злится, мол, даже в госбанке таких запоров и задвижек в помине нет. Дверь приоткрылась на длину железной цепочки. В образовавшуюся щель на меня с подозрением глянул маленький мутный глаз, и вдруг раздался крик:
Убирайся отсюда, шпана проклятая! Милицию вызову!
У вас телефона нет,буркнул я и, сообразив, в чем дело, снял темные очки.
Да чтоб тебя!..Меня наконец узнали.Тоже мне мистер Икс выискался!
Зазвенела, упав, цепочка, и дверь открылась пошире. Сразу запахло рыбным супом. На пороге, уперев руки в боки, стояла тетя Клава и смотрела с негостеприимным удивлением. Глаза у нее маленькие, мутно-свинцовые, а нос приплюснут, как у боксера. В любое время года на ней вязаная кофта, кроликовая доха, серая шерстяная юбка, на ногахсуконные зимние боты, а на головесамодельная теплая шапка, напоминающая по форме немецкую каску. После того давнего нападения хулиганов тетка стала на нервной почве мерзнуть, особенно макушка, и ей иногда приходится класть себе на голову круглую резиновую грелку с горячей водой.
Привет надомникам!по возможности беззаботно сказал я.Не узнали, что ли?
Как же тебя узнать-то, племянничек? Очки дурацкие напялил и разоделся что попугай. Кто ж тебя так вырядил?
Маман. Мы в «Детский мир» заскочили. Взяли кое-что по случаю. На вырост... Я не хотел, честное слово!
Вижу, все вижу! Как родне на пальтецо одолжить, так у них нет ни копеечки, а как полмагазина скупить, так сразу нашлись деньжата!
Лида в кассе взаимопомощи взяла.
Вот я и говорю: как для себя, сразу скумекала, где урвать да по ветру пустить. А золовка что? Золовка пусть мерзнет. Околеетне жалко. Чужая кровь. Ты-то с какого испугу про бабку с теткой вспомнил? Чего надо, сознавайся!
Ничего не надо. Маман велела желатин вам передать.
И что же вдруг невестушка наша распрекрасная так расщедрилась? В партии, что ли, приказали? Не похоже на нее.
А где бабушка?
Суп варит. Ма-а-ам!закричала она во весь голос, да так громко, что в ушах зазвенело.Внук твой явился не запылился!
Обычно тетя Клава, у которой всегда болит голова, говорит тихо и морщится, если кто-то повышает голос. Меня она все время одергивает: «Не ори, не в лесу! Люди за стеной. Уши растопырили...»
Вид кричащей на всю квартиру тетки был настолько непривычен, что я невольно улыбнулся. Уловив мою усмешку, она глянула с подозрением: ей постоянно кажется, будто над ней все вокруг явно или тайно «надсмехаются». Например, если Лия Давыдовна забегала к ним, чтобы занять соли, и, уходя, говорила: «Спасибочки!»то, едва закрывалась дверь, тетя Клава кривила рот и скрипучим голосом спрашивала бабушку Аню:
Вы, мама, всё поняли?
Чего, Клавк?
Надсмехнулась она над нами.
С чего бы это?
«Спасибочки» сказала. Разве не понятно?
Нет.
Ну как же! Намекнула, что мы, мол, деревня, а она городская...
Брось ты!
Хоть брось, хоть подними!
Лида уверяет, раньше тетя Клава была веселая, простодушная и отзывчивая, а нрав у нее изменился после нападения хулиганов. Дело было вскоре после войны, она шла дворами с вечерней смены, и над ней надругались неизвестные хулиганы, которых так и не поймали.
Как этонадругались?
Вырастешьобъясню,потупила глаза маман.
Я прислушался к себе: не начал ли портиться и мой характер после сегодняшней встречи с чешихинской шпаной? Вроде бы пока еще нет...
Глухая стала Анна Павловна. Тетеря! А в квартире мы теперь одни, как порядочные!объяснила тетка.Севку к родне в Мытищи отправили, чтобы в скорую зря не трезвонил. Замучил всех, хоть и жалко его, полудурка. Катьку позавчера забрали...
Куда?
К Герцену. Уж дали бы человеку спокойно помереть. Нет же, то химией травили, теперь облучать будут. Эксперименты ставят. Жорка запил. Не ночевал. Пригрела уже какая-нибудь сердобольная гадина. Эдька с Риткой в отпуск на байдарках уплыли. В Карелию. Такой теперь отдых у нихвеслами махать. Раньше этим кормились. А Давыдовна, как всегда, в санаторий отъехала-с. Евреи любят у государства лечиться. Цветы просила поливать. Кулек карамелек в подарок оставила, прямо-таки царица морская!
Я тоже завтра уезжаю с Батуриными.
Куда?
На море. В Новый Афон.
Понятно... Ма-а-ам!еще громче заорала она.Юрка твой пришел!
Наконец на крик прибежала с кухни бабушка Анямаленькая, сгорбленная, суетливая, в затрапезном байковом халатике. В руке у нее была шумовка с остатками серой пены от кипящего супа.
Ой, внучок, радость какая!И она расцеловала меня в обе щеки, обдав старостью.Уж так скучала, так скучала за тобой!
Не зацелуй его теперь до смерти, без внука останешься!ревниво процедила тетя Клава.
Ой, а похудел-то! Чай, в лагере плохо кормили? И какой же видный стал! Курточка у тебя складная!
Мать у него богатая. Глянь, сандалии как у профурсетки! А рубахачистый стиляга!Она ловко вынула из нагрудного кармана ценники, пробежала цепкими глазками, непримиримо хмыкнула и махнула рукой.
Говорю, в кассе взаимопомощи взяли,повторил я, отнял у нее картонку и сунул назад, в нагрудный карман.
Ой, а у меня-то и сладенького, кажись, ничего нет!всплеснула руками бабушка.Вот беда-то! Клавк, тортик остался?
Вспомнила старуха, как девкой была.
Вот горе-то! А конфетки Лийкины?
Мам, память отшибло? Вчера с чаем догрызли. Не конфетыбарахло!
Ах, несчастье! А я... я тебе, Юрочка, ситник поджарю, на молоке, как ты любишь!Она улыбнулась, лучась всеми своими морщинками.
Мне некогда. В парикмахерскую надо. Очередь моя подходит. Вот, маман желатин тебе велела передать.
Ить, Лидка, не забыла обещанного!
Думает, желатином откупиться. Шиш!непримиримо усмехнулась тетка.
А я холодец сварю и вас угощу!возразила бабушка.
Давай, давай! Наша невестка все трескает. Мед и тот жрет!
Ой, Клавк, уймись! Пять минуток обожди, Юрочка!И она умчалась на кухню, потрясая шумовкой.
Лида считает, у свекрови характер очень тяжелый, придирчивый, но зато она человек «желанный», то есть стремится, иногда даже навязчиво, сделать людям, особенно близким, что-то хорошее и приятное. Однажды она шла по платформе, а там на лавке два шаромыжника в очко дулись. Бабушка заметила на земле упавшую карту, остановилась и сердечно сообщила: «Ребятки, вы карточку потеряли!» Так ее чуть не зарезали. Оказалось, один из игроков мухлевал и взбесился, когда Анна Павловна его невольно разоблачила.
Жареный хлеб я обожаю с детства! Готовится он так: толстые ломти батона пропитывают молоком и обжаривают в сливочном масле, потом еще сверху посыпают сахарным песком. Вкусно необыкновенно! Лучше, наверное, только «королевское кушанье»так маман называет рисовую кашу с изюмом, сваренную на топленом молоке и обильно, до краев тарелки, залитую густым клюквенным или вишневым киселем. Когда я в детстве болел, она всегда готовила мне «королевское кушанье», а потом с восторгом и обожанием наблюдала, как я, малокровный, отправляю в рот одну ложку за другой.