Вас понял, подумал Тедди. На вечер он и сам пришел, надеясь выбраться из собственной колеи. Его ежедневная рутинапровести занятия и отсидеть присутственные часы, сходить на долгую прогулку во второй половине дня, ранним вечером откупорить бутылку вина и допить ее за одиноким ужином, затем на весь остаток вечера устроиться с романом или каким-нибудь старым фильмом по телевизорубыла удобна и даже доставляла удовольствие, пусть и никак не воодушевляла; тот самый ровный киль, к какому он всегда стремился. Однако в последнее время несколько знакомых, отметив, как часто отказывается он от светских приглашений, начали осведомляться, не депрессия ли у него. Он это сам себе придумал или же в таких вопросах тянется след подразумеваемой критики? Не предполагают ли эти люди, что на его месте у них бы уж точно развилась депрессия? Или же им взаправду не все равно? Депрессия ли у него?
Ладно, однако назовите мне во всей истории человечества хоть одно имя того, кто воспрянул бы духом от посещения благотворительного банкета. Стоя в очереди в гардероб в конце вечера и стараясь припомнить такого человека, Тедди ощутил, как его похлопывают по плечу, повернулсяперед ним стояла Тереза Уиттиер.
Ну хорошо, произнесла она, а у вас-то каков великий замысел?
За вечер он выпил три бокала вина, а потому без колебаний ответил:
Семиярусные книгималенькое издательство, выпускающее умные книги на религиозные темы.
А вы сами будете?..
Тедди вынул и показал ей именную бирку на шнурке, которую сунул в карман, как только его впустили в бальный зал.
По-моему, я познакомилась со всем постоянным преподавательским составом, Тедди.
Я непостоянный состав, пояснил он.
Чтокак запасной товар в одежном магазине? осведомилась она, воздев бровь.
Ну как бы. Адъюнкт-препод.
А, ясно. Грязный секретик академии. Череда годовых назначений?
Зависит от потребностей.
Бровь взлетела вторично.
А вы этим, кажется, не обижены.
Мне не нужно ходить на факультетские собрания. Это же чего-то стоит, правда?
Резонно. Так опишите мне те книги, какие мы станем издавать.
Теология, рассчитанная на мирянина. Ничего громоздкого. Где-то между верой и добрыми делами. Воспоминания.
Как у Мёртона.
Он кивнул.
Может, и роман время от времени. Даже поэтический сборник, если стихи в нем будут подходящие.
А кто станет решать, подходящие они или нет?
Я. Вообще-то я уже знаю, что издать в первую очередь. Называется Проект Бог.
Можно почитать?
Занесу вам в кабинет.
А попутно прикиньте бюджет.
Когда ей выдали пальто, он помог ей надеть его.
Давненько уже так никто не делает, заметила она, проскальзывая в рукава.
Надеюсь, вас это не оскорбило? Нынче же почти всё кого-нибудь оскорбляет.
Нет. Она улыбнулась. Но если откроете мне дверь, это уже будет перебор.
Ага. Понял, никаких дверей.
На следующей неделе она его вызвала.
Ладно, произнесла она, протягивая рукопись Проекта Бог.
Ладно?
Ладно, Сент-Джо будет финансировать Семиярусные книги с вами как главным редактором.
Ничего себе.
Я побеседовала с вашим автором, продолжала Тереза, ухмыляясь. Он из постоянного состава. Я так понимаю, вы его своей критикой несколько взъерошили?
Внутри там пряталась хорошая книга. Я просто помог ее найти.
Похоже, она приняла его объяснение, но необязательно за чистую монету. Обсудив какие-то практические подробности и процедуры, она сказала, что Тедди может приступать к учреждению издательства. Когда они пожимали друг дружке руки, Тереза вопросительно глянула на него и сказала:
Странный вы человек, Тедди.
Он подумал было ответить ей, что странновато как раз так отзываться о человеке, с которым недавно познакомился.
В каком отношении?
Это ваше обычное свойствотаскать бирку с именем в кармане? Чтобы люди не знали, кто вы?
Довольно-таки.
Я так и поняла. Когда я наводила справки, выяснилось, что никто вас, похоже, не знает по-настоящему. Главным образом отзываются, я полагаю, так: Он держится особняком.
И вы подозреваете, что я серийный убийца?
Нет, мне просто интересно, не укусят ли меня Семиярусные книги за ягодицы.
Надеюсь, нет, сказал он, изо всех сил стараясь соответствовать ее горестной улыбке и не смотреть на упомянутые ягодицы.
Я тоже, игриво подхватила Тереза. Потому что если да, то от укуса пострадают не только мои ягодицы.
В тот вечер, уже выпив половину бутылки шардоне, он припомнил ее замечание. Он и вправду, что ли, странный? Если да, то всегда ли он таким был или стал недавнорезультат того, что он всю жизнь один? И странность его заметна всем? Если да, то почему сообщают ему об этом только сейчас?
Еще Тедди вспомнил, что в дверях кабинета Терезы, когда они пожимали руки, ладонь у нее была теплой. А когда она повернулась, чтобы возвратиться к своему столу, он отметил, что с ягодицами у нее все в порядке. Что тут страннее? задумался он. Что он такое замечает? Или что признает, даже в самом мгновении, что никак не станет действовать?
И еще он задавался вопросом, не ужинает ли и она в одиночестве.
Для академического издания Проект Бог вполне удалсякнига получила небольшую, но значимую премию и привлекла к колледжу немного внимания, которого ему так не хватало. А также шквал рукописей. У Тедди даже появилось ощущение, что о вере пишет чуть ли не столько же людей, сколько читает. Присылаемые рукописи в основном были дрянью, но попадались и мелкие жемчужины. Новый Томас Мёртон, конечно, не возник, но Тедди на его появление и не рассчитывал. Хотя репутация издательства в первые годы росла, зато сникало другоеэнтузиазм самого Тедди. Постепенно он начал понимать, что вряд ли ему удастся повторить опыт Проекта Бог. Большинство авторов не отчаялись настолько, чтобы просто сдать книгу и позволить Тедди ее отредактировать, обойдясь без нытья и вмешательств. Написав эту чертовню, они склонны были считать ее своей. Более того, им не приходило в голову, что они, возможно, сами никудышны, как бы убедительно это предположение ни подкреплялось, как в свое время случилось с Эвереттом. Многие действительно оказывались заносчивыми мудозвонами и не воспринимали критику, как бы бережно и сочувственно ее ни предлагали. Они открыто насмехались над самыми разумными предложениями Тедди, а некоторые даже обзывали его за то, что он высказывается. Но в большинстве своем они походили на автора той книги, которую он редактировал сейчас на пароме: сами того не сознавая, они безнадежно завязли в современном слоге, который плохо подходит ко вневременной сути того, о чем они пишут. Этот вот нынешний пареньпонимает он это или нет, в сущности, пишет о грехе и искуплении, но сами слова эти сейчас вышли из моды, поэтому он отказывается их употреблять. Книги, которые Тедди издавал последние десять лет, не были плохи, но ни одну Том Форд бы не одобрил. Они не были ни безотлагательны, ни обязательны. Текли в общем потоке культуры, никогда не против течения, потому что мужчины и женщины, писавшие их, сами ничем не пылали.
Как бы то ни было, этот год, вероятно, станет для Семиярусных книг последним. После десяти лет на посту президента Сент-Джозефа Терезе, главной поборнице издательства, предложили должность проректора крупного католического университета на Западе, и она покидала колледж. Когда Тедди со смешанными чувствами предложил перенести издательство в ее новую школу, никакого восторга она не выказалавероятно, поскольку это значило, что за нею туда потянутся не только Семиярусные книги, но и он сам. Дело было не в том, что они друг другу не нравились и за годы о них пошли какие-то пересуды. Несколько раз они встречалисьужинали вместе или ходили на концерты, но на этом всё. Тедди не сомневался, что Терезу разочаровало, когда их взаимоотношения не преобразовались в нечто поинтимнее, но наверняка этого не знали не знал, как это выяснить. До ее появления в студгородке обычные пересуды утверждали, что Теддигей. Возможно, до нее этот слух долетел, и когда он не попытался уложить ее в постель, она заключила, что все так и есть. К тому же, вероятно, их дружба стоила ей чего-то политически. В конечном счете она президент колледжа, а онпрезренный адъюнкт, которому предоставили тепленькое местечко, о каком и не мечтали многие постоянщики. Если они не занимаются сексом и он не снабжает ее бесплатными наркотиками, то чего же тогда ей от него нужно? Как бы там Тереза ни рассуждала, похоже, ей хотелось чистого разрыва.
Вероятно, и ему это не повредит, хотя следовало признатьсяжаль, что Тереза уезжает. Помимо взаимного влеченияон же его не вообразил, верно? у них оказалось много общего. В юности она тоже считала, что у нее может найтись призвание, и заигрывала с мыслью уйти в монастырь подобно тому, как Теддипоступить в семинарию. И он ощущал, что где-то в прошлом у Терезы таится глубокая печаль разочарования, о которой она ни разу не заикнулась; она это либо поборола, либо довела до почетной ничьей. Оттого ли это, что она смешанных кровей? Над нею в детстве смеялись? Тедди подумывал спросить, но если она окажется щедра и доверится ему настолько, чтобы рассказать, ему придется не сходя с места решать, ответить ей взаимной откровенностью или нет, а он был вполне уверен, что не сможет.
Конечно, червячок этот сидел в яблоке задолго до появления Терезы на сцене. Может, даже с самого начала. Исправление книги Эверетта, помощь ему в том, чтобы добиться постоянного места, так походили на добрые дела, что Тедди чуть ли не убедил себя, что таковыми они и были. Но надо признатьэтот тип ему даже не нравился. Подлинная доброта была бы в том, чтобы сесть с Эвереттом и помочь ему понять, что он делает не так, показать ему, как самому исправить то, что нужно исправить. Тедди тогда сказал себе, что времени на все это нет, но, если смотреть правде в глаза, он просто был нетерпелив, а это, если вглядеться по совести, очень похоже на презрение, а то и человеконенавистничество. Хуже того, он прекрасно знал, как до такого дошел. Сколько раз мальчишкой просил он родителей помочь, а они только выхватывали у него бумажку или ручку и просто делали сами то, с чем ему требовалась помощь, как будто его присутствие в их жизни и его нескончаемые претензии на их время утомляли родителей так, что и словами не выразишь. Ясно, что он не стоил их усилий. Если б стоил, они бы с радостью проводили это время с ним.
Очевидно, что вот каким человеком стал он сам. Не просто страннымкак постановила Тереза, но и тем, кто вытягивает из людей то и это. Уж точно не такого захочется брать с собой в новое приключение.
Так что же дальше? Выйти на пенсию? Это ему было по карману, поскольку обеспечивать придется только себя. Может, переехать в места потеплее и поприятнее, чем Сиракьюз. У него не было желания возвращаться к преподаванию, когда издательство пойдет ко дну, да оно и к лучшему. Его завкафедрой давно косился на непыльную редакторскую должность Тедди, и теперь, раз Терезы больше не будет, ничто не остановит его от расторжения контракта с издателем. Если это произойдет, Тедди придется подыскивать себе какое-то другое занятие. Может, корректором на вольных хлебах. Нынче он читал много книг, которым корректор бы не повредил, а с писателями корректору работать не нужнознай себе исправляй их ошибки и выковыривай шпинат у них из зубов. Необходимая работа. Но необходима ли она ему? Новое предприятие имеет смысл, но что именно? Как ему решить? Все равно что пытаться заново выбрать специализацию в колледже, когда тебе шестьдесят шесть. Возможно, нельзя всю жизнь прожить универсалистом.
Когда по громкой связи объявили, что паром вскорости ошвартуется и водители должны вернуться к своим машинам, Тедди понял, что после отхода из Вудз-Хоула отредактировал меньше страницы. С таким же успехом можно было выйти на палубу и понежиться на согревающем душу солнышке. Какого же черта он этого не сделал?
Свет снаружи так слепил глаза, что Тедди, вынырнувшему из относительной полутьмы буфета, пришлось зажмуриться. Неужто и впрямь так ярко или же эта сила светапредвестник грядущих гадостей? Иногда его припадки предварялись общим обострением всех чувств. У лееров, прикрыв глаза ладонью, он прищурился и вгляделся в людный причал, надеясь углядеть Линкольна, который обещал его встретить. И уже совсем было заключил, что старый друг, должно быть, опаздывает, как заметил его в толпе. За те почти десять лет, что они не виделись, Линкольн совершенно поседел, а осанка слегка просела. Но сильнее потрясала его спутницатемноволосая молодая женщина, которую он обнимал за плечи. Джейси! Неужели это от одного вида ее после стольких лет у Тедди ослабели ноги, и пришлось схватиться за порученьили от того, что паром бортом ткнулся в причальную стенку?
Это не она, сказал себе он, снова зажмуриваясь от слепящего света. Не она. Потому что не может быть. Девушке на причале не было и тридцати, а Джейси теперь за шестьдесят, на пороге старости. Перед такой неопровержимой логикой он напомнил себе, что мозгу его почти ничего не остается, кроме как воззвать к небесам, однако Тедди побоялся открыть глаза. Когда же наконец осмелился, мир остался все так же напряженно ярок, но прекратил быть таким болезненным, и он увидел, что девушка на самом деле не с Линкольном, а лишь стоит рядом. И он ее, конечно, не обнимает. То была просто игра света и тени. Да и стоило присмотреться к ней внимательней, на Джейси она ничуть не походила. Нет, это остров вызвал ее к жизни. Он да физическая близость девушки к его старому другуи бац! Его слишком уж восприимчивый ум обманут и поверил в невозможное.
А завтра к этой летучей смеси добавится Мики. Возможно ли, что они втроем, вновь вернувшись на Виньярд после стольких лет, смешают это волшебное зелье и оно окажется настолько могучим, что вызовет ее? Если так, подумал он, ощущая, как в горле набухает паника, ему следует остаться на борту. Вернуться в Вудз-Хоул. А в сером Сиракьюзе он окажется уже к началу вечера.
Но поздно. Линкольн тоже его заметил и машет. Что тут поделатьтолько помахать в ответ.
Девушка, которая была не Джейси, тоже махала, и на миг показалось, что машет она ему, но нетмальчишке под локтем у Тедди, чье присутствие он ощутил, даже не повернувшись, чтобы в нем удостовериться, не успел еще мальчишка заорать:
Эй, детка! и погарцевал вниз по сходням к девушкеявной любови его юной жизни.
Он ее, конечно, потеряет, потому что так все оно и бывает. Как раз то, что не можешь себе позволить потерять, мироздание у тебя и крадет. Как оно узнаёт, что именно тебе нужно больше всего, чтобы как раз в этом тебе отказать, вопрос для философов. Ответишь на негои у тебя получится именно та книга, какую Том Форд считал бы достойной написания: безотлагательной, новой и совершенно необходимой. Но чтобы ее написать, нужно вспыхнуть ярким пламенем.
Вот это да, произнес Тедди, рассматривая снимок семейства Линкольна.
Солнце палило милосерднее на террасе таверны, смотревшей на гавань Оук-Блаффс, а на широком парапете ее потели пинты холодного пива. Тедди уже не помнил, когда он пил пиво в последний раз. Официант рекомендовал местный индийский светлый эль, и первый глоток его оказался так горек, что Тедди подумал, не отослать ли назад. Но вот уже полпинты опустошено, и он пересмотрел свое мнение. Горечь отчего-то стала даже приятной. По его личному опыту, с горечью так постоянно.
Обсуждаемый снимок был в айпаде у Линкольна, и поэтому Тедди мог увеличивать каждое лицо, раздвигая большой и указательный пальцы. Три девочки, три мальчика, все среднего роста, стройные, девочки поразительно красивы, мальчики все ухмыляются, вылитые Роберты Редфорды с песочными волосами. Внуки лучились здоровьем.
Вы с Анитой как будто взяли на себя миссию искоренить из нашего биологического вида всё уродство.
Это всё Анита, ответил Линкольн, хотя явно гордился своим симпатичным потомством. И это было правдой. Особенно девочки пошли в мамута сама была королевой красоты Минервы. Однако у мальчиков и гены Линкольна проступали: от их расслабленных поз веяло атлетизмомвероятно, теннис. Для баскетбола они были недостаточно высоки, для футболакрепки. Может, еще бейсбол. И, зная Линкольна, гольф.
А где Вольфганг Амадей? поинтересовался Тедди, возвращая айпад. С отцом Линкольна он встречался всего несколько раз, но впечатление тот произвели не только своим именем. Меня удивляет, что он вообще разрешает семейные фотографии, на которых нет его самого.
Обычно мы ему их не показываем, чтобы он себя в них не прифотошопил, ответил Линкольн. После того как мама умерла, немного сдал, но по-прежнему все тот же Вава. Пару лет назад мы доставили его самолетом в Вегас на свадьбу Клары, так он встал и произнес речь на репетиции банкета. Никто его не просил. Он просто счел, что всем захочется послушать, что он там скажет, пусть даже большинство народу видит его впервые. Коди пришлось ему чуть ли не подсечку делать, чтоб он только заткнулся и сел.