То есть, он шёл один?
Да.
Как Сунгоркин поступал с телами жертв?
Он их закапывал.
Один?
Да.
Сколько же на это у него уходило времени?
Точно не могу сказать.
И всё это время, пока он избавлялся от трупа, машина пострадавшего стояла на обочине?
Да.
Хорошо. Оставаясь здесь, как вы понимали, что дело кончено?
Сунгоркин проезжал мимо на этой машине и мигал мне. Я трогался и ехал следом.
То есть, всё делал один Сунгоркин? В таком случае непонятно, зачем вы ему были нужны. Как вы это объясните?
На две машины нужны два водителя.
Только из-за этого?
Да.
Точное место захоронения вы можете сейчас указать?
Вряд ли. Где-то в этих лесах. Тут и днём особых ориентиров нет. А в темноте и подавно.
Как далеко от дороги вы закапывали их?
Ну, вглубь леса, может, метров сто, сказал Самохин, прежде, чем спохватился. Это Сунгоркин мне так говорил. Меня там не было.
Жечков лишний раз убедился, что Самохин лжёт.
На следующий день следственный эксперимент повторился, но уже с Сунгоркиным. В отличие от своего подельника, тот указал место нападения на несколько километров дальше, в районе 69-го километра в сторону области.
Итак, вы заметили, что машина сзади, предположительно, проколола колёса. Ваши дальнейшие действия?
Мы разворачивались обратно в сторону Москвы, проверяли эту машину
Проверялиэто как?
Проезжая мимо, смотрели, нет ли там посторонних.
Дальше.
Потом, проехав обратно километра два, снова разворачивались и заходили, как-бы с тылу, присматривая место, где можно спрятать нашу машину. Потом шли лесом.
Пойдёмте, сказал Жечков, предлагая Сунгоркину повторить весь свой маршрут.
Но мы далеко шли по лесу. Метров пятьдесят от дороги.
Группа в составе Жечкова, Сунгоркина и пятерых оперативников углубилась в лес и пошла вдоль дороги.
Почему вы так глубоко углублялись в лес?
А ближе тут ссут часто.
Пройдя по лесу пару сотен метров, они вышли к заранее припаркованным там Жигулям, рядом с которыми стоял изображающий жертву сотрудник. Затем Сунгоркин подвёл всех к кромке леса.
До машины тут метров двадцать и идти через овраг, поэтому незаметно подкрасться не удалось.
Вы спустились в овраг, констатировал Жечков, вместе с Сунгоркиным повторяя его путь к Жигулям.
Я пошёл через овраг напрямик к машине, а Лёха метрах в тридцати, чтобы зайти сзади.
Когда я поднялся на обочину, он на меня уже смотрел.
Он вас заметил?
Да.
Где он стоял?
У багажника, он что-то там доставал.
Сотрудник-жертва встал у багажника.
Вы сразу на него напали?
Нет. Я вначале спросил, не нужна ли ему какая-то помощь.
Что он ответил?
Ничего. Он сразу догадался.
Он сопротивлялся?
Не, ему Леха сзади по башке монтировкой и всё. У него же всё внимание на меня, Лёху он даже не видел.
Лёхаэто Самохин? Он бил?
Да.
А ваша функция в чём заключалась?
На подстраховке. Ну и как второй водитель.
Жечков ещё задавал вопросы, а диктофон прилежно всё фиксировал, но внутри у него начало расти тошнотворное чувство мерзости от исполняемой им работы. Ему самому, вдруг, захотелось забить до смерти этого Сунгоркина с Самохиным, закопать их здесь же и со спокойным сердцем вернуться в Москву, уютно поужинать с женой, выпить вина.
Место захоронения трупа Сунгоркин, естественно, не помнил.
* * *
Нить, ведущая к «Герману», а от него к заказчикам шантажа Шадриной, оборвалась так же внезапно, как и возникла. Представившийся Погосьянцу под именем «Герман» Илья Борисович Тернавский пять месяцев назад «эмигрировал в Израиль» и в настоящий момент находился в Вене в ожидании американской визы. За ним, конечно, наблюдали в Австрии, но с оперативной точки зрения этот игрок уже покинул поле.
Раскрыть с наскока тайну исчезновения Шадрина не получилось. Благодаря целому ряду мероприятий, Грибину удалось представить криминальную версию в качестве доминирующей, но не более того. Теперь, когда следователи всей московской области были ориентированы на поиски автомобиля и останков семьи Шадриных, а это могло занять годыгенерал смог, наконец, приступить к выявлению возможных связей «пропавшего» с оперативными сотрудниками московских резидентур. То есть, заняться своими прямыми обязанностями.
Грибин затребовал в Девятом Управлении все журналы наружного наблюдения с 16 декабря 1979 по 19 мая 1980 включительно. Генералу Сарычеву, заместителю руководителя «Девятки» это сразу не понравилось:
Скажи, что, конкретно, тебя интересует, и мы найдём. Зачем эти проверки устраивать?
Меня всё интересует, не поддался Грибин.
Поняв, что начальник контрразведки настроен решительно, Сарычев поручил своему заму подготовить все запрашиваемые материалы.
Еще нам нужен отдельный кабинет, дополнил Грибин.
Я смотрю, вы к нам надолго перебираетесь?
Как пойдёт.
В выделенном кабинете на стене висела кумачовая Доска Почёта, на которую вместо передовиков производства были вклеены фотографии девяти установленных среди сотрудников посольства США оперативников ЦРУ. Рональд Хэтэвей, как и подобает руководителю, был помещён на самый верх доски, все рядовые сотрудники находились ниже своего шефа. Все на фотографиях улыбались, словно подначивали старика Грибина.
Полковник Немечек, заместитель Сарычева, выложил перед Грибиным пять сшитых томов папок.
Сколько здесь приблизительно рапортов? спросил Грибин.
В день у нас в среднем бригады сдают по двадцать-тридцать рапортов. В месяц это около семисот, получается три с половиной тысячи.
Многовато, взвешивая в уме массив информации, задумался Грибин.
Может быть, имеет смысл сконцентрироваться на какой-то локальной дате? предложил полковник.
Эту дату я как раз и ищу. Она должна находиться в отрезке времени декабрь-май.
Если ограничиться только оперативниками, тогда рапортов будет намного меньше.
Пожалуй, да, меня интересуют только эти ребята, Грибин кивнул в сторону «доски почёта».
Они у нас под плотным колпаком, похвалился полковник.
Не уверен в этом. Иначе бы не пришёл.
Пожалуйста, проверяйте, указал на пухлые папки полковник.
С завтрашнего дня на постоянной основе, здесь, с трёх часов дня я хочу проводить опросы всех, без исключения, бригад наружников. Один деньодна бригада. Обеспечьте, пожалуйста, генеральским тоном распорядился Грибин.
* * *
Военные, как всегда, всё напутали. Когда водитель Юра привёз Жечкова в район 65-го километра минского шоссе, цепь солдат уже была выставлена, но не на той стороне дороги.
Всё хорошо, но нас интересует лес с противоположной стороны дороги, расстроил капитана Геннадий.
Капитан тяжело вздохнул: для трёх сотен солдат перебежать шоссе с интенсивным движением представлялось рискованной операцией. Поэтому солдат снова погрузили в грузовики, и они тронулись в путь в поисках ближайшего разворота.
Цепь из трёхсот солдат с дистанцией в пять метров обеспечивала надёжное прочёсывание фронта в полтора километра. Затем, внахлёст, цепь смещалась на один километр в сторону области. Солдатам была поставлена задача докладывать о любых подозрительных местах с нарушенным слоём почвы.
Зеленые человечки углубились в лес, и Жечков задумался, стоит ли ему ждать результатов прочёсывания? За всю его служебную практику он не мог припомнить ни одного случая, когда прочёсывание дало бы хоть какие-то результаты. Так было и на этот раз, хотя и не обошлось без курьезов. Так, найденные в районе 68-го километра крупные костные останки, вначале были идентифицированы как человеческие, и об этой находке даже было доложено в КГБ. Однако, привлеченные позже к опознанию останков судмедэксперты опровергли выводы своих предшественников, установив, что они принадлежали молодому лосю.
Зачем мертвецу фотографии?
Все ли передовики у нас на «доске почёта»? Никого не упустили? спросил Грибин заместителя руководителя 9-го Управления генерала Сарычева, кивнув в сторону шутливой кумачовой доски на стене с фотографиями оперативников ЦРУ.
Все здесь. Все девять субчиков. Вот они где все у меня, показав сжатый кулак, ответил Сарычев.
Грибин лучше других знал, что технический персонал американского посольства в качестве вспомогательной силы резидентуры ранее не привлекался. Но теперь, при новом руководителе, все могло поменяться. Этот безумец мог поставить под удар кого угодно, не взирая на отсутствие у них дипломатических паспортов. В случае провала их ожидала не гуманная высылка из страны, а реальный тюремный срок. Готов ли новый резидент играть судьбами людей?
У них же не у всех дипломатические паспорта, верно? думая о чём-то о своём, спросил Грибин.
Дипломатический статус имеют только сотрудники госдепартамента, а также их контрактники.
Беседу Грибина с Сарычевым прервала первая из бригад наружного наблюдения, прибывшая в условленный срок на собеседование.
Здравствуйте, товарищи, обратился к ним Грибин и после того, как все разместились за столом, продолжил:
Кто может что-то добавить к нашей «доске почёта»? спросил Грибин, указывая на фотографии улыбающихся янки.
Эти рожи я уже видеть не могу, пошутил один из наружников.
Это понятно, а может такое быть, что какой-то рожи здесь не хватает?
Эти установленные точно. А по остальным пока нет подтверждения, мы не можем делать выводы, ответил руководитель бригады.
Хорошо, спрошу по-другому. Были какие-то подозрительные действия со стороны чистых, скажем так, сотрудников посольства. И все ли отражено в рапортах?
Руководитель группы покраснел и заёрзал на стуле:
Нам нечего скрывать. Давайте поднимем все рапорты и сверим их с перемещением всех сотрудников посольства.
Что значит «давайте»? Я должен рапорты все проверять? Я вас пригласил, чтобы вы вспомнили какие-то необъяснимые поступки ваших подопечных, нестандартные ситуации, может быть, какие-то странности в их поведении. Было такое?
Конечно, куда ж без этого! Но это все отражено в отчётах.
Вы можете гарантировать, что за все время вашего дежурства объект ни на минуту не уходил от вашего наблюдения?
О каком промежутке времени мы говорим?
Скажем, полгода: с декабря прошлого года по май этого.
Три или четыре инцидента были, когда им удавалось оторваться. Первый, вы помните, это когда они вместо выпрыгнувшего человека манекен на переднее сидение усадили.
Помню, как же
Второй и третий случаи были связаны с форс-мажором: в одном машина сломалась, а в другом она попала в ДТП. По всем случаям было проведено расследование, виновные получили по заслугам.
Ну, хорошо, это то, что касается оперсостава посольства, а остальные?
А что остальные?
С ними не было инцидентов?
Если только мелкие, незначительные.
Например?
В основном, это касается нарушения ими установленного регламента работы с нашим УПДК.
И что же они нарушают?
Как правило, это связано с их выездом из страны и возвращением. Они должны своевременно извещать Управление МИДа о дате своего отъезда и времени возвращения.
По мере того, как бригадир продолжал говорить Грибин стал всё больше терять интерес к беседе с ним. Дослушивал и задавал ему уточняющие вопросы он только из уважения.
То есть они забывают известить наш МИД или как?
Ну, да. Как это было с Качерисом с ихним. Прибыл на три дня раньше заявленного срока и не сообщил об этом.
Грибин сначала спокойно воспринял эти слова, но затем встрепенулся так, словно получил обухом по голове:
Ещё раз! Прибыл на три дня раньше и не известил об этом?
Ну да.
Значит, по вашим талмудам он числился за границей, а не самом деле бегал в Москве?
Именно так! Поэтому я и говорю, что по взаимодействию с УПДК надо как-то вопрос решать.
Зам руководителя 9-го Управления понял, что с этого момента он должен вступить в бой и защитить своих ребят:
УПДК подаёт нам ежедневную сводку о планируемых и подтверждённых перемещениях сотрудников посольств. На основании этих справок мы отмечаем работников посольств как временно выбывших. До момента их возвращения, разумеется, уточнил Сарычев.
Грибин хотел со всей силы ударить кулаком по столу, но в последний момент затормозил движение руку и неестественно мягко положил её на стол:
То есть все держалось на совести самих работников посольств? Так, что ли?
Мы, конечно, не полностью полагались на эти справки МИДа и перепроверяли, но вы же понимаете, они мотаются туда-сюда каждый выходной, пытался оправдываться генерал Сарычев.
Давайте поподробнее про этого, как вы его там назвали?
Майкл Качерис.
Кто он такой?
Архивариус посольства.
Выкладывайте все!
Если позволите, я его представлю, предложил Сарычев.
Да, пожалуйста, согласился Грибин.
Выпускник Йельского университета, 32 года, три года работал в адвокатской конторе помощником, потом заключил контракт с госдепартаментом на два года работы в Москве. Прибыл сюда в декабре 1978. Его проверяли по линии внешней разведки. Контактов с ЦРУ на территории США предположительно не выявлено. Что не удивительно. В ходе наблюдения выявил себя как неуравновешенная эксцентричная личность, склонная к конфликтам и громким публичным истерикам.
В качестве подтверждения оценки своего руководителя бригадир «наружников» выложил перед Грибиным рапорт наружного наблюдения от 23 декабря 1979 года со следующей фабулой.
Днём, 23 декабря 1979 г., во время празднования Рождества с оставшимися в Москве сотрудниками американского посольства, проходившего в офисе 206 западного крыла здания, Качерис вступил в словесную перепалку с одним из дипломатов, после чего возникла короткая потасовка, в результате которой Качерису разбили нос, и он залил кровью коридор посольства, чем испортил вечеринку. После обращения за медицинской помощью к врачу посольства Качерис принял ещё дозу спиртного и вернулся к своим обидчикам, которые продолжали празднование в другой части здания. Угрожая «всех сдать в КГБ», Качерис стал поочерёдно оскорблять каждого, включая женщин. За это он был ещё раз избит, на этот раз основательно, и выкинут из здания во внутренний дворик. Затем в состоянии сильного алкогольного опьянения Качерис сел за руль своего автомобиля и попытался выехать в город, но был остановлен охранявшими здания морскими пехотинцами. Военные пытались отговорить Качериса от поездки на автомобиле в таком состоянии, но тот был непреклонен. Чуть ли не протаранив пехотинцев, он выехал на Садовое кольцо и буквально через 100 метров перед входом в тоннель врезался в разделительный бордюр, после чего его машину отбросило в сторону, и она столкнулась с двумя проезжавшими мимо автомобилями. Качерис попытался скрыться с места совершения ДТП, но был пойман пострадавшими водителями. В 22.00 он был доставлен в 12 отделение милиции, где он отказался предъявить документы и назвать своё имя. В 23.15 в отделение приехал посол США и под свою ответственность забрал Качериса.
Дальше Грибин читал по диагонали: лишён права управлять автомобилем на территории СССР, возмещение ущерба в размере 3523 рубля
И что, после всего случившегося никаких мер по отношению к этому Качерису не было принято? Ни посол, ни госдеп не ходатайствовали об его отзыве из Москвы?
Насколько нам известно, они решили не портить ему биографию и отправить домой сразу по истечению контракта, в августе 1980-го, ответил Немечек.
То есть в Москве ему всего месяц остался?
Да.
Вы наблюдали этого человека в течение двух лет. Какое у вас сложилось личноеменя интересует именно личноевпечатление? спросил Грибин у бригадира.
Клоун. Просто клоун, если одним словом.
Клоун? переспросил Грибин.
Цирк шапито. Бегает по утрам с пехотинцами в своих клоунских трусах в крупный жёлтый горошек
Для пущей убедительности по ходу своего рассказа бригадир достал из досье фотографию Качериса и протянул ею Грибину.
Он держал перед глазами снимок не то дегенерата, не то больного церебральным параличом Качериса, в то время как бригадир добавлял к этому портрету все новые и новые убийственные штрихи:
Охранники над ним смеются, представляют его прохожим московским девушкам как страшного парня, но с большой ялдой, а ему хоть бы что. Темп пробежки он поддерживать не может, пехотинцы уходят от него в отрыв, а он, запыхавшись, прекращает бег и возвращается в посольство один, в своих смешных трусах. У меня такое впечатление, что ему определённо нравится роль всеобщего посмешища.