Находка была стопроцентной и беспроигрышной, потому как туристы клевали на неё сотнями!
Что же ты нас, русских, за вахлаков держишь? Мы ведь куда смекалистей местных, и кивнул в сторону соседа, который изнывая от жары безнадёжно ждал покупателя и не скрывая завистливых взглядов рассматривал толпящихся туристов вокруг русского художника.
А ты тоже балуешься? и кивнул на Костин альбом.
Косте стало неловко и он почти застеснялся, смутился от этого вопроса, но потом опомнился и обиделся. Будто его этот прохвост оскорбил, да не только его, а в его лице всё искусство.
Да, вроде того но не так, как ты.
Что, небось Академию кончал и о славе мечтаешь? Как зовут-то тебя?
Костя Зайцев.
Нет, о таком ничего не слыхал и даже твоих работ не видал. Ты из каких мест?
Из Питера, и я действительно «Репу» кончал. Но давно, ты тогда ещё в школе учился.
Вообще-то я Борис, но меня все Барсом кличут. Это такое прозвище, ну, если хочешь, псевдоним, актёрская подпись
Псевдоним он произнёс с ударением на «о» и Костя подумал, что совершенно зря он заговорил с этим малограмотным парнем.
Ты надолго ли в Неаполь или дальше путь держишь? спросил Барс.
Да я на неделю и только в Неаполь и, знаешь, уже домой охота, не нравится мне здесь ужасно, Барс как-то неопределённо хмыкнул в ответ, будто хотел возразить, но Костя продолжил. Я ждал чего-то другого, думал набраться впечатлений, а представляешь, даже ни разу альбома не раскрыл. Пыльно здесь, жарко и бедность удручающая, как в узбекском ауле Не вдохновляет всё это.
Он хотел развить свою мысль и уже готов был продолжить рассуждения о бренности жизни и вообще о том, что счастья на свете мало, да и где его искать, но осёкся и тут же подумал, что нечего метать бисер перед первым встречным.
Пока они болтали, Барс закончил очередную картинку, отставил её в сторонку на просушку и когда Костя решил уже с ним распрощаться парень добродушно улыбнулся и произнёс.
Слушай, приходи сегодня вечером ко мне. Вы где остановились?
В гостинице «Julia», да ты знаешь, это такая длинная уродина в тридцать пять этажей.
Ну, так это совсем рядом от меня. Вот смотри, я тебе сейчас нацарапаю планчик. Дай-ка твой шикарный альбом Здесь твоя Джулия, ты заворачиваешь за неё и сразу попадаешь на широкую улицу, идёшь по ней до конца, потом туннель, это подземный переход и выходишь прямо на набережную, потом повернёшь направо и через сто метров увидишь кабак, он приметный, на нём большой осьминог изображён, да ты не потеряешься, наши русские нигде не пропадают. Тебе от гостиницы до ресторана ходу пятнадцать минут.
И с этими словами парень вернул Косте альбом.
Когда приходить?
Часам к десяти. Неаполитанцы в это время только начинают жить.
Он хотел ещё что-то добавить, но его намётанный глаз заметил пару туристов которые с интересом разглядывали его картинки. Кажется они говорили между собой по-немецки и мужчина спорил с женщиной, а та всё тянула в сторону. На помощь сомневающимся вовремя подоспел Барсик. Он учтиво поздоровался и после нескольких слов женщина рассмеялась, присела на корточки и стала перебирать одну за другой картинки, сравнивать, потом позвала мужчину и они вместе углубились в живопись Барса. А он скромно стоял поодаль, наблюдал, изредка делал замечания, деликатно отходил в сторону, как бы показывая всем своим видом, что он не давит на покупателя, а вежливо предоставляет им самостоятельный выбор.
«Хитрая бестия. И как умело себя ведёт. Интересно, на каком языке он с ними балакает», подумал Костя и поймал себя на том, что он бы так не сумел. «Вот Музочка умела, конечно, иначе, но у неё это хорошо получалось. А я могу только творить, а продавец из меня никакой». Через пару минут он увидел как мужчина достаёт из бумажника деньги, а Барсик из своего чемодана вынимает тугой рулон чёрных полиэтиленовых мешков. Вот он оторвал один и вложил в него два своих шедевра.
Ну, товарищ художник, мы вас обыскались! услышал Костя за спиной голос гида. Куда же вы потерялись? Скорее, скорее, поторопитесь, вас все ждут, я уж с ног сбилась, отчаялась вас в толпе найти
Простите, знакомого встретил, разговорился
Гид цепко ухватила Костю за руку и ловко лавируя в толпе они устремилась к выходу. На площади, перед музейными кассами изнывала на солнцепеке их группа. В программе, на сегодня ещё было запланировано посещение двух музеев. Ни сил, ни желания у Кости не было
К художественному музею «Capo Di Monte» им пришлось подниматься долго в гору пешком по узенькой извилистой улице. По причине дорожных работ автобус выбросил их на полпути. Огромное здание музея помещалось на горе, окруженное большим тенистым и ужасно запущенным парком. Когда-то, очень давно здесь были посажены пальмы, вырыты пруды и разбиты цветочные клумбы. Но теперь пальмы вымахали до небес и их стволы, как непричёсанная швабра заросла по всей длине ствола, дорожки как щетиной покрылись выжженной травой, пруды превратились в болотца и отдыхающие топили в них бутылки, а клумбы буйно разрослись в умятые телами лужайки. Сам многоэтажный мастодонт музея был наполнен километрами живописи восемнадцатого века где нескончаемые цветочно-фруктовые натюрморты перемежались с грудой голых селюлитных тел. Косте хотелось взглянуть на знаменитых Тициановых «Пап» в кроваво-вишнёвых облачениях, но как назло этот зал оказался закрыт и удалось увидеть только Брейгелевских «Слепцов».
Он, по своей привычке, отстал от группы, присел перед Брейгелем, но сосредоточиться всё равно не удалось. Каждые пятнадцать минут над музеем пролетал самолёт. Да так низко и с таким рёвом, что казалось ещё мгновение и он обрушится на крышу. Этот оглушающий кошмар вывел его окончательно из равновесия
При выходе из музея, на ступеньках, трое русских приплясывали и распевали под гармошку. Гид застеснялась, потупила глаза, неловкость за соотечественников перенеслась и на группу и как-то бочком, бочком обойдя сторонкой певцов они сбежали со ступенек в парк. Осеннее солнце почти скатилось за Везувий, а им ещё предстояло дотопать до последней целиАрхеологического национального музея. Именно туда, за многие годы раскопок и были свезены все Помпейские сокровища.
Усталость навалилась не только на Костю, почти все думали только о душе, ужине и гостиничной койке. Объяснения гида уже слушали в пол-уха, и многие женщины сбросив кроссовки и сандалии бродили по прохладному полу босиком. Стены музея тоже были из мрамора, двери на всех этажах были открыты, и лёгкий ветерок проснувшийся на закате солнца освежил разгорячённые тела.
Костя переходил из зала в зал, всматривался в рисунки и формы ваз, любовался бронзой, керамикой. Это зрелище постепенно захватило его. Каждый предмет поражал изысканностью и красотой, в которой не было ни натужности, ни помпезностью, а только гармония и «Никаких мук творчества»подумал Костя. Он повернул в следующий зал и остолбенел. Во всю ширь и высь стены переливалась и играла в лучах заходящего солнца огромная мозаика. Поверхность её словно живая дышала нюансами полу цветов. Ничего яркого, кричащего, каждая деталь рисунка подчинена единой композиции, мельчайшие кусочки смальты сливались воедино, отчего создавалось впечатление живописного полотна.
«Куда там Карлу Брюллову!»подумал Костя и опустился на скамью напротив. Он прислонился спиной к прохладной стене и ему показалось что капли фонтана запели хрустальную песенку, откуда-то повеяло свежескошенной травой и медовыми ночными фиалками, а предзакатный луч позолотил в витринах круглые бока кубков и крылья зверей, отчего возник странный эффект их движения. Яркие жёлтогрудые с синими хохолками птицы клевали виноград, перелетали со стены на пол, взлетали к потолку, парили, спускались к серебряным и золотым тарелкам, садились на самый край и пили из них воду. Прекрасные боги полулежали в аркадах в тени красивейших дворцов, улыбались, беседовали, чёрные рабы им подливали из кувшинов вино. Эти мирные группы окружённые покоем, вдыхающие запахи роз и жасминов спокойно наблюдали как совсем близко, в нескольких километрах раскалённый солнечный шар прячется за Везувий и там уже падает в море. Вьющиеся лозы винограда, груши, апельсины, гранаты и павлины на мозаичном полу переплетались в причудливый орнамент и бежали живой змеёй вверх по белоснежным колоннам к небесным сводам. И вдруг сильный порыв принёс первые признаки грозы, стали сгущаться тучи, отдалённым эхом послышались ворчащие раскаты грома, заржали лошади, удары копий, мечей и трубный слоновий глас заспорил с тигриным рыком, всадники рубили, кололи, падали, лилась кровь и не было ни победителей ни побеждённых. Боги и богини спрятались в соседнем зале. И когда битва была уже в полном разгаре из самой гущи на передний план вылетел всадник на белом коне, в развевающемся плаще, его лицо с прямым чуть с горбинкой носом и с горящими глазами смотрящими так, что от одного этого взгляда противник дрожал и готов был пуститься в бегство. В одной руке у него была пика, а на поясе маленький широкий меч. Он натянул поводья, конь под ним захрипел, вздыбился, всадник угрожающе поднял копьё и бросив на Костю гневный взгляд готов был уже броситься на него, но неожиданно в последний момент, каким-то детским плаксивым голосом произнёс:» Еврик хочу, дай ещё один еврик». Тут возникло некое замешательство, битва словно замерла и ни павлины, ни тигры, ни крылатые боги никак не могли взять в толк, почему Александр Македонский, а это был именно он и никто другой, вдруг заговорил по-русски, да ещё потребовал от Кости еврик.
Пришлось вернуться из забытья в зал. И рядом на скамеечке обнаружить мальчика лет десяти, а поодаль его младшую сестру, сидящую на полу и играющую с куклой Барби.
Еврик хочу проканючил мальчик.
Не давай, пап, ему еврик, у него уже есть в заначке пять евриков, не отрываясь от куклы и не поднимая глаз наябедничала девочка.
Ну-ка быстро за мной! скомандовал спортивного вида папа и тревожно взглянув на Костю скрылся в соседнем зале.
С противоположной стены великий полководец всё так же гневно смотрел на Костю и поверхность мозаичной смальты из которой было сделано гениальное панно продолжало жить своей жизнью.
«Удивительно, как этим мастерам удавалась такая техника. Ведь если смотреть издалека, то можно принять за живопись». Но тут Костя опять спохватился и кинулся к выходу.
* * *
Высоченное и уродливое здание гостиницы «Julia», в которой остановились русские туристы, всем своим видом и внутренним содержанием, только дополняло мерзкое настроение Кости. По телевизору по всем программам хохмили хохмачи, переодевались то в мужчин, то в женщин, с утра до ночи продавали ковры и дешёвые драгоценности, играли в покер и рулетку. Стены в гостинице построенной в начале шестидесятых были столь тонки, что ночью Костя слышал как справа от него за стеной кто-то громко стонет и храпит, а из неведомо каких щелей и дыр несло жареной рыбой.
Единственное, что смиряло Костю с его пребыванием, это то, что он жил на 20 этаже откуда открывался восхитительный вид на залив. За беззвучным скольжением по воде всевозможных лодочек, парусников и огромных кораблей можно было наблюдать часами. Жаль, что окно было намертво заколочено, и воздух в комнату попадал из зарешеченной щели под подоконником. Кондиционер не работал, отчего в номере было удушающе жарко!
Раздражала Костю не только грязь на улицах, но и невероятное количество нищих, среди которых было полно румын, украинцев и молдаван. Город кишел полицией и прямо в центре, у ратуши, среди бела дня, он был свидетелем настоящей киношной облавы.
Часы показывали девять вечера, за окном была теплая осенняя ночь, мерцающая как на воде, в небе и у подножья гостиницы тысячью живых огоньков. Автомобильный поток даже усилился и Костя с досадой подумал: «А ведь что-то хотел мне сказать Македонский да этот болван со своими евриками сбил его».
Огромный лифт, в котором легко умещалось человек пятнадцать, опустил его в гостиничное фойе, он сдал ключ, вышел на улицу, повернул за гостиницу направо и пошёл дальше следуя плану нарисованному художником. На душе было погано и даже сейчас по пути к Барсу, он сомневался в правильности своего поступка. Но ему было бы ещё хуже останься он на ужин в гостинице, после чего пришлось бы опять выдумывать причины по которым он не может «расслабиться» в номере у Петра Иваныча вместе с Ниной и Раей Молодые ездоки на стрекочущих на все лады мотороллерах неслись куда-то в ночь по своим весёлым делам, а Костя дошёл до туннеля, нырнул в его тускло освещённое чрево и в голове мелькнуло, что здесь могут легко пристукнуть. Он прибавил шагу, благополучно выбрался на поверхность и оказался на улице, которая шла вдоль набережной. Богатые особняки, гостиницы и рестораны береговой линии поражали роскошью, открытые лимузины в которых сидели нарядные люди то и дело подкатывали к подъездам.
Глазея по сторонам Костя наконец увидел красного осьминога с расходящимися во все стороны неоновыми лучами. Ресторан одной стороной выходил прямо к воде, вдоль фасада стояли пальмы в кадках, столики укрытые крахмальными белоснежными скатертями стояли и на улице. Несмотря на поздний час публика только собиралась, несколько нарядных пар уже сидело внутри, и Костя подумал, что зря он не переоделся, потому как в джинсах его могут и не впустить. Он робко переступил порог и к нему мгновенно подбежал молодой черноволосый официант. Белозубо улыбаясь он что-то очень быстро затараторил повторяя «прего, прего», вежливо зазывая вовнутрь, на что Костя ткнул ему в руки бумажку с именем Барса, после чего официант совсем расцвёл в улыбке и провёл Костю к столику. Приглушённое позвякивание дорогой посуды, серебряные ведёрочки со льдом, чёрный бок рояля, за которым уже сидел человек во фраке легко перебирая клавиши. У каждого стола лампа под абажуром, огромная стена застеклённой террасы открыта, у самых ног плещутся волны, а на них качается пара пришвартованных лодок
«Ничего себе»только и успел подумать Костя, но фразу недооформил потому как перед ним возник художник. Его внешность преобразилась под стать всей обстановки. Свободная белоснежная блуза мягкими складками спадала на модные полу мятые парусиновые брюки, из под которых торчали остроносые ковбойские сапоги. Светлая вьющаяся копна волос Барса стянутая сзади чёрной ленточкой и каштановая короткая бородка с усами придавала его лицу нечто добродушно коти-ное. Да и вся полноватая среднего роста фигура удивительно точно дополняла его прозвище.
Привет старина, и его мягкая рука легла на плечо Кости, Ты любишь морского зверя? Сейчас нам принесут целое блюдо этих гадов.
Он сделал жест официанту и когда тот подошёл что-то с полуулыбкой прошептал. Через пару минут им принесли бутылку белого вина в серебряном ведёрке со льдом, жареные фисташки, миндаль, чёрные и зелёные маслины. Официант плеснул вина в бокал Барса, тот с видом знатока понюхал, отпил, подержал во рту, одобрил и только после этой дегустации бледно золотистая жидкость полилась в их бокалы.
Я рад нашей встрече. За это и выпьем. Они чокнулись и Барс потянулся к тарелочке с миндалём. Думал, что ты не придёшь, побрезгуешь общаться с уличным мазилой.
Если честно, то не хотел идти. Да уж больно на душе у меня тошно но Костя обсёкся на полу фразе и решил что зря он ляпнул. Но Барсик сделал вид будто не расслышал вылетевшей птичке откровения, тему не поддержал и расслаблено откинулся на спинку стула. Зал постепенно наполнялся людьми, пианист заиграл чуть громче, но ровно на столько чтобы музыка не мешала разговорам. Широкая спина Барса и его косичка отражались в зеркальной стене, справа и слева тоже зеркала, в них Костя видел себя и в фас и в профиль, отчего получалось неприятное чувство раздвоения или даже разтрое-ния, а столы, пальмы, торшеры под гигантскими абажурами тоже выстраивались в странную перспективу. От этого эффекта кривых зеркал Косте было не уютно, будто сам на себя отовсюду смотришь.
Ну-ка, выкладывай. Какие у тебя проблемы? Наверняка или деньги или баба? Чужому человеку легче открыться, чем родному. Мы ведь с тобой расстанемся и наверняка больше никогда не встретимся, а потому твоя сердечная тайна останется со мной и будет погребена в Помпеях. Барс хитро улыбнулся в пышные усы.
А ты, что же здесь постоянно живёшь? спросил Костя уходя от ответа.
После ужина старина, всё потом тебе расскажу, а пока прошу, приступай.
И в этот момент официант водрузил им на стол огромное блюдо где в снежной подтаивающей белизне громоздились устрицы, розовые креветки, неведомые колючие шарики и ещё что-то непонятное и склизкое.
Лимончиком полей, а ещё лучше луковым соусом, да вилочкой или щипчиками орудуй вот смотри как нужно, берёшь, поливаешь, оп, глотаешь и запиваешь, и Барс словно он проделывал эту операцию каждый день ловко подцепил скользкую зелень и отправил её в рот.
«Ну что можно было рассказать этому примитивному котяре, который далёк от всех мук и переживаний настоящего творца. Он и в музеи то наверняка не ходит»подумал Костя проникая тонкой вилочкой в чрево улитки, вытянул её мясистое тельце и осторожно словно ядовитого червяка отправил в рот.
«Но я тебе, бездарный Барсик, никогда ничего подобного не скажу, ты ведь далёк от таких мыслей и не поймёшь. Да и откуда тебе знать об этих ночных страданиях! Ты, который шпарит на потребу публики свои картинки, ты ведь доволен собой, ты никогда не будешь сомневаться в себе и в своём творчестве. Так оставайся в неведении, ты вполне доволен тем, что твои шедевры будут красоваться не в музеях, а в квартирах мещан и жлобов всех национальностей»
Барс поливал лимонным соком вторую устрицу рассуждал об итальянках и их особенностях так привлекательно отличающихся от наших тёлок, а Костя в пол уха слушая болтовню Барса, продолжил свой молчаливый монолог: