Эти слова она запомнила, они легли в ее сознание некоей охранной грамотой; и, когда ей предложили напечататься в Париже, она, не раздумывая, сразу согласилась. А кстати, именно у Ступалина, где она познакомилась со всеми полудиссидентскими поэтами, с красавицей Б., с ее тогдашним мужем Ж., ей предложили издать стихи в парижской ИМКе. Наверное, предлагали и другим, но они, кажется, отказались. Б. сказала, что пока не готова, Ж. поехал на какую-то ударную стройку писать поэму, а Тамара подумала, что ее время уже прошло и что она кажется старухой рядом с этими молодыми, зубастыми и бесстрашными, что у них маячат слава, почести, а у нее уже ничего не будет. Что ей терять? Это вот Б. или Ж. им было что терять, они и ходили осторожно и, как надо, талантливо писали. А она? Эмигрировать она не может, стать Наташей Горди-невской, чтобы выходить на манифестации, тоже сил нет, а уж коли предложили книжонку издать, так почему бы и нет? Вот и решилась. Теперь это казалось историей, покрытой паутиной и засиженной мухами, она, честно говоря, за два года даже перестала надеяться, хоть Жан и появлялся и что-то там обнадеживающее лепетал, но она вполне переключилась на другое. И вдруг
Тамара Николаевна теперь ясно поняла, что необходимо как можно быстрее встретиться с Жаном и все ему рассказать. Он должен знать о визите Склярова. Да где же этого слависта черти носят! Она поежилась, словно холодом потянуло, накинула на плечи шаль и услышала, как от порыва ветра где-то в дальней комнате, видимо, в кабинете отца, громко хлопнула дверь. А может, оконная рама? Ей показалось, будто что-то звякнуло, посыпалось.
Пройдя по коридору, она открыла дверь кабинета и увидела, что на полу разбросаны осколки стакана, а по комнате в панике мечется большая птица.
Она бьется, натыкается на предметы, замирает, мигает черным испуганным глазом, взлетает под потолок. Тамара скинула шаль, распахнула окно и попыталась выгнать птицу вон. Но вредная бестия забилась в глубину книжных полок, куда-то на самый верх шкафа, и никак не удавалось ее оттуда вызволить. Она махала шалью и каким-то неловким движением зацепила овальное зеркало, висевшее на стене, и, как она ни пыталась подхватить его на лету, оно выскользнуло из рук, упало и вдребезги разбилось!
А птица будто только этого и добивалась. Плавно взмахнула крыльями, взлетела, совершила плавный круг по комнате, присела на подоконник и, оттолкнувшись лапками, устремилась в открытое окно.
День подкатился к вечеру, и она решила все-таки позвонить в гостиницу. Несмотря на довольно свободный образ жизни, Жан старался регулярно появляться в номере, «отмечаться», как он сам говорил.
Можно поговорить с Жаном Нуво? Он в триста пятнадцатом номере.
Ее сразу соединили, но трубку никто не брал, и через минуту опять переключилось на коммутатор.
Знаете, он уехал из гостиницы, и его номер числится за другим иностранцем.
Нет, этого не может быть! Вы ошибаетесь
Слушайте, гражданочка, мало того, что вы почти ночью звоните в номер к незнакомому мужчине, вы мне еще хамите. Скажите спасибо, что я с вами разговариваю!
Первое, что мелькнуло в голове Тамары Николаевны, что он смылся с ее деньгами. Но мгновенно она припомнила все, что он сделал для неедорогие подарки, трогательные жесты постоянного внимания. Она отогнала глупые мысли о краже. Все-таки ученый с мировым именем и ради денег, в которых он не нуждался, рисковать не будет. Нервы были натянуты, как струны, и вот-вот готовы были лопнуть. Необходимо что-то предпринять, и она решила немедленно поехать в гостиницу.
До «Октябрьской» троллейбус тащился бесконечно. Около Гостиного двора образовалась пробка, и многие вышли из троллейбуса, но Тамара Николаевна осталась и теперь корила себя, быстрее бы добралась пешком. Часы показывали девять пятнадцать вечера, когда наконец она оказалась у входа в гостиницу. Швейцар с совершенно наглой рожей ни за что не хотел ее пропускать, требовал пропуск. Тамара сразу поняла, что ему нужно. Сунула в его потную клешню пятерку и с деловым видом свободно прошла к стойке администратора.
Полнотелая дама, затянутая в кримпленовый темно-синий костюм, не заметила появления Тамары. Не поднимая головы, она сосредоточенно перебирала счета, рылась в бумажках, а телефон, стоящий рядом, непрерывно и безнадежно надрывался.
Милочка, самым нежным голосом, на который она была способна, пропела Тамара Николаевна, не могли бы вы
Какая я вам милочка! рявкнул темно-синий костюм. Вам чего? У нас номеров нет, мы обслуживаем только группы.
Мне номера не нужно. Я хочу задать только один вопрос. Видите ли, наш сотрудник Литинститута, то есть наш иностранный гость, остановился в вашей гостинице. И он не пришел сегодня на конференцию, его ждали с выступлением. Мы волнуемся, может быть, с ним что-нибудь случилось. Он нам не позвонил, не предупредил.
Как фамилия?
Нуво, Жан Нуво. Он проживает в триста пятнадцатом номере.
Тетка пролистала несколько страниц регистрационного журнала, что-то отметила карандашом, заглянула под стол, встала, обронив на ходу: «Подождите», пересекла гостиничный холл и исчезла за массивной дверью у самого лифта.
Это «подождите» прозвучало как-то зловеще и вызвало в Тамаре Николаевне нехорошие предчувствия, более того, чем дольше она ждала возвращения администраторши, тем беспокойнее билось ее сердце. Хотя оснований для волнения нет и еще ничего не известно, вот сейчас выяснится ошибка в записи, и просто Жана перевели в другую комнату, а телефонистка этого не знала. Но это кримпленовая дамочка как-то странно на нее посмотрела, когда Тамара произнесла имя Жана, да нет, это ей просто показалось, и через пять минут все станет ясно.
Вот наконец и она выплывает, но уже из другой двери.
Пожалуйста, гражданочка, подождите немного, вон там Нам нужно кое-что уточнить. Не беспокойтесь, это просто ошибка в регистрации.
Время тикало, тянулось, она просмотрела все витрины киосков с янтарем и гжелью, даже померила какие-то сережки и серебряное колечко, приценившись, поняла, что ценники в валюте; она села в кресло и, выкурив третью сигарету, взглянув на часы, увидела, что стрелки подползли к одиннадцати. Что же они там так долго выясняют?
И только она решила опять подойти к администраторше, как та сама перед ней возникла и с вежливой улыбкой произнесла:
Пожалуйста, поднимитесь в номер четыреста пятьдесят шесть, на четвертый этаж, вас там ждут.
Дверцы лифта зловеще лязгнули и с тоскливым поскрипыванием понесли Тамару Николаевну к неведомой встрече. В длинном, тускло освещенном коридоре было пустынно, где-то в самом конце, несмотря на поздний час, слышался надрывный гул пылесоса, горничная выбрасывала из номера тюки с грязным бельем, и почти все двери комнат были открыты. Тамара никак не могла обнаружить четыреста пятьдесят шестой номер, сверялась со стрелками указателей, но каждый раз совершала какой-то странный круг и возвращалась обратно к лифту. Пришлось обратиться к уборщице, и та сказала, что в конце коридора будет зал с цветами и там она увидит нужную ей дверь. Оказывается, это люкс.
Скажите, а вы не встречали такого симпатичного черноволосого француза? Он живет здесь уже несколько недель
Девушка напряглась.
Ничего не знаю. Нам не положено справок давать.
Врет, наверняка знает, Жан по-русски говорит не хуже них, наверняка с ними болтает, не раз намекал, что все эти барышни, вплоть до коридорной стукачки, в КГБ работают, хоть и подарочки от иностранцев с удовольствием принимают.
Вот зал, цветы в кадках, номер, а если не знать, то и не найти, невооруженным глазом не приметен, спрятан за пальмой. Она постучала, послышалось легкое покашливание, и лысоватый мужчина средних лет, в джинсах и ковбойке приветливо распахнул перед ней дверь.
Проходите, Тамара Николаевна. Очень рад нашей встрече. Как говорится, если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету, хмыкнул, осклабился, сверкнул коронками, и она поняла, что попалась.
Садитесь поудобнее, вот хоть в это кресло, а хотитена кушетку. Не смущайтесь, поверьте, что наша встречаэто не простое совпадение, если так можно выразитьсясудьба. Я давно хотел с вами поговорить, познакомиться, и так неожиданно, поверьте, совершенно неожиданно представился этот счастливый случай. Мне позвонил администратор гостиницы, сказал, что вы ищите своего друга-слависта. Я сразу приехал, даже лучше сказать, примчался. Сейчас нам принесут чаю. А хотите чего-нибудь покрепче? Время вполне подходящее опять осклабился.
Как вас зовут? Кто вы такой? И что, собственно, происходит? Тамара хоть и вскипела, но так, для отвода глаз, потому что сразу поняла, кто этот лысый зубоскал.
Виктор Иванович меня зовут, и хочу сразу вас предупредить: не будем ломать комедию, вы отлично знаете, о чем и о ком пойдет разговор. Так что задавать вопросы буду я, а если вы не захотите отвечать, то мне придется отвезти вас в другое место.
Что, собственно, происходит? Какие вопросы и о ком? взвизгнула Тамара и послушно опустилась на кушетку. Я пришла сюда узнать о моем друге Жане Нуво. Мы беспокоимся, он должен читать лекции, а мне здесь сказали, что он уехал из гостиницы и не предупредил никого. Какое право вы имеете меня допрашивать! Вы знаете, что мой отецакадемик и у него большие связи. Я буду жаловаться!
Тамара Николаевна, я хочу помочь вам и вашему отцу тоже. Он переживает за вас, за семью и он еще не знает о книге. Да, да, о книге, изданной во Франции, которую вам привез Жан Нуво, и ваш отец не знает еще о передаче по Би-би-си, он не знает, что вы получите деньги за эту книгу. Причем в валюте.
Тут он остановился, закурил и, выждав паузу, закончил:
Вы должны публично отказаться от этой книги. Мы вам поможем опубликовать опровержение. Напишите, что вас обманули или выкрали рукопись. В общем, это детали и дело техники.
Но о какой книге вы говорите? У меня нет никакой книги. Можете хоть сейчас поехать ко мне домой с обыском, и денег никаких нет. А писать я не буду ничего, это гадко.
Лысый молчал и ждал. Он слушал лепет этой испуганной дамочки и думал о том, что неужели ее стихи стоят тех тысяч, которые они найдут у нее в квартире. А еще лучше, если она их принесет сама, ведь наверняка славист ей уже передал пакет, потому что ни в комнате, ни при личном досмотре у него валюты не оказалось.
Вот она, ваша книжечка! и синяя обложка шлепнулась на журнальный столик.
Это был эффектный жест. Как же она у них оказалась? И тут она поняла, что «они» уже арестовали Ленчика, а может, и Жана.
Умоляю вас, скажите, где Жан? Что с ним? рыдания перехватили горло, слезы текли по липу, смывая все на своем пути, от ее уверенности не осталось и следа.
Думаю, что господину Нуво уже лучше, но сегодня его срочно отвезли в Боткинские бараки. У него сильное отравление, а может, и дизентерия
Я могу навестить его?
Ни в коем случае! Он в карантине, в специальном блоке, останется там до полнейшего выздоровления. Врачи пока не выяснили, что с ним, может, просто грибков поел, а может, что посерьезней. Так что минимум дней на десять.
Но у него билет в Париж, через неделю он должен улететь!
Не беспокойтесь, мы об этом позаботимся. В Париж он улетит но чуть позже, а меня интересует другое, почему вы мне говорите неправду? Почему отрицаете, что никаких денег не получали от господина Нуво?
Клянусь вам здоровьем моего отца, моей дочери, я никаких денег от него не получала. Ну, хорошо, я скажу вам это правда, что он мне привез деньги за книжку, вот за эту, и она скосила глаза на синюю обложку, но он мне их должен был передать сегодня. Он не приехал, я стала волноваться. И потом, у меня пропала эта книжка. Причем странно как-то исчезла, я ее искала повсюду, но так и не нашла. Но теперь это не важно. Вот она, она у вас
Ни в коем случае нельзя говорить о Ленчике, не хватало ещё и этого дурачка наивного приплести. Пусть будет, как есть. Книжку эту они изъяли у Жана, теперь понятно, ну, а о той, что стибрил Лёнчик, лучше не заикаться, пойдут расспросы кто да чтопозора не оберёшься. У Жана они обыск делали, может, даже допрашивали. Странно, что не нашли валюты. Может, этот лысый врёт? Сами деньги взяли, а валят на неё.
В дверь деликатно постучали, и девушка в кокетливой белой наколке и розовом передничке вкатила на столике целую пирамиду угощений. Чашки, шоколадные конфеты, бутылка вина, коньяк, бутерброды.
Спасибо, Наташенька, мы тут сами похозяйничаем.
Девушка скрылась за дверью, а лысый молодцевато встал и каким-то вульгарно знакомым жестом, будто он это делал по пять раз в день, подсел к Тамаре, не спросив её, разлил коньяк по стаканам и чокнулся.
Угощайтесь, не стесняйтесь. Вам сейчас нужно снять напряжение. А потом продолжим разговор, подумаем вместе, как лучше поступить, он сделал большой глоток, она тоже, но крепости не почувствовала, словно вода. Главное, вы должны вернуть нам деньги. Понимаете, это снимет с вас всяческие подозрения. Не нужно их вам укрывать, ведь не приведи Господи, если дело дойдет до суда могут и валютные операции всплыть. Тогда дело из политического может обрасти другими обвинениями. Как говорят в народе, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Зачем вам это? Подумайте о семье.
Вы хотите сказать, что меня арестуют?! За что?!
Тамару била дрожь, от её лихой бодрости и уверенности не осталось и следа. Да как и за что её могут арестовать, неужели издание этой книжонки уж такое преступление, неужели встречи с Жаном, который не первый раз бывал в СССР, могут быть причиной ареста? Почему лысый намекал на отца? Ей вспомнились слова друзей, что её отец-академик для неё стена, защита и ничего произойти не может, а потому она и решилась на эту публикацию.
Мы ведь знаем, что о вас будет передача по Би-би-си. А если ваш отец ее услышит?
Но мой отецчеловек интеллигентный, он ученый с мировым именем, он меня любит и многое может понять.
Наверное, но.. и, помедлив, лысый добавил:Он нас просил с вами поговорить.
Как?! Этого не может быть, вы лжёте!
Она почти без сил, в изнеможении полулежала, откинув голову на спинку кушетки, и судорожно думала только об одном, как ей выбраться отсюда. Неужели он меня сейчас арестует, а может, отравит, как Жана? Тут она почувствовала, как ее зубы бьются о край стакана и холодная змейка льется по шее за вырез платья. Лысый, наклонившись и больно упершись острыми коленками ей в ноги, насильно вливал в неё коньяк. Она не сопротивлялась, она пила, и с каждым глотком ей становилось всё страшнее.
Что совсем раскисла? Как дурака валять и с мальчиками кувыркаться, так смелости хватает, а как отвечать, так в штаны наделала! А ведь не девочка.
Тут Тамара в отчаянии подумала, что может переспать с ним, и все уладится. Она так близко чувствовала его мерзкое несвежее дыхание, которое не перебил даже коньячный смрад, ей было так страшно и душно от всей этой пирамиды чашек, конфет, фруктов. Но как же все это прекратить, как вздохнуть свободно? В следующую секунду будто молния пронеслась в ее голове, и она осознала, что ведь с этим страхом она жила всю жизнь и ненавидела не только отца и мать, а еще совершенно подсознательно стремилась обойти непреодолимые препятствия, которые воздвигали перед ней подобные лысые сволочи. На ее пути они стояли всегда и теперь, и в этот странно непредвиденный момент ее прозрения в этом гадком номере гостиницы она поняла, что наконец-то перед ней лежит прямой и ясный путь. Да как же она раньше этого не видела?
Так вот, дорогая Тамара Николаевна, ты сейчас вернешься домой, обдумаешь все, вспомнишь детали и утром мне позвонишь. Вот по этому телефону бумажка легла ей на колени. И еще на всякий случай хочу напомнить, что предложение издавать стихи в наших журналах остаются в силе. Но это зависит только от тебя.
И Мишка Скляров тоже?
Тамара, словно в тумане, помнила, что через пару минут лысый кому-то позвонил, говорил тихо, потом взял ее за руку, помог встать с дивана, они вышли в коридор, спустились на лифте в пустой холл, перед входом в гостиницу стояла машина, но не такси, а какой-то частник в сером «жигуленке».
Домчались быстро. Она вошла в квартиру, бросила сумочку под вешалку, прошла в ванну, ополоснула лицо холодной водой.
Неужели они Жана арестовали? Разве с иностранцами они имеют право так поступать? И о Би-би-си знают, и, как ей показалось, лысый намекал на её связь с Ленчиком. Неужели и его арестовали или только на допрос вызывали? Когда же они все успели?
Уже ночь, нужно бы успокоиться, обдумать, а посоветоваться не с кем. Был бы Толик рядом но где он и как его найти? Мысли продолжали нанизываться, словно бусы, и она вспомнила об отце. Неужели он всё знал и почему никогда с ней не говорил? Значит, считает меня пропащей. Да ведь я только стихи писала, и если подумать, то никогда к ним серьезно не относилась, а так, играючи, ради спортивного азарта попробовала их издать. Ну и что?