2.
Тем временем Иван Ольгович, выполняя роль передовой стражи, занял со своими отроками и приданными им лучниками удобное для наблюдение место на невысоком холме верстах в двух от лагеря литовцев. В дневное время лагерь Мингаускаса отсюда был виден, как на ладони, а ночью по количеству костров можно было определить приблизительную численность войска литовского князя. Иван, проведший полночи за подсчетом костров, пришел к выводу, что оно насчитывает не менее двенадцати тысяч. К тому же расставленные поближе к лагерю передовые дозоры уже задержали нескольких лазутчиков, отправленных Мингаускасом на разведку местности, которые будучи пытаны каленым железом, подтвердили правильность подсчетов княжича.
Вечером , когда солнце скрылось за горизонтом и на землю пала густая темень, Иван собрал сотников и десятских.
-Негоже нам тут сидеть да ждать у моря погоды,- начал он,- не для того мы сюда князем посланы, чтобы баклуши бить. Ближе к рассвету, когда в литовском лагере все уснут, подберемся поближе да и посеем у них панику. Стрелы беречь, целиться точно и бить наверняка. В рукопашный бой не вступать. За нами наверняка будет выслана погоня, поэтому атаковать будут только конные лучники, пешие же укроются в той роще, что на полдороги отсюда до их лагеря. Пока конные будут убегать, пешие лучники из засады откроют стрельбу. А потом всадники подберут их и отступят сюда. Ну, а дальше видно будет, не думаю, что они за нами очень далеко погонятся, но в любом случае, как только оторвемся от преследователей, сразу начинаем стрелять. Как только они приблизятся - опять отступаем.
Замысел Ивана удался на славу. Младшие дружинники на самом деле мало чем отличались от старших, разве что не особой знатностью рода, из-за чего большинство из них могло рассчитывать пополнить ряды бояр лишь за какие-то особо выдающиеся заслуги. Боярами ( людьми боя) становились и пополняли старшую дружину обычно княжеские родственники, дети бояр и воевод. Бояре получали в управление города, а села и земельные наделы в собственность. Они составляли княжеский совет, рекомендовавший князю, как ему поступать в том ли другом случае. Что же касается воинского мастерства, то в основном младшие дружинники ( отроки, молодии) были такие же ратные мастера, зрелые профессиональные воины, отлично владеющие луком, копьем и мечом, как и бояре. Тем более, что Ивану удалось восстановить несколько пошатнувшуюся было дисциплину в их рядах после смерти князя Брячислава, и сейчас они действовали, как единый слаженный механизм. Когда на рассвете четыре сотни всадников ворвались в лагерь безмятежно отдыхавших литовцев, там поднялась настоящая паника. Воспользовавшись ею, каждый из конных лучников успел выпустить не менее десятка стрел, почти все из которых нашли свою цель. Выполнив поставленную задачу, всадники унеслись прочь, а литовцы были настолько ошеломлены этим внезапным нападением, что даже не организовали их преследования.
Когда Мингаускасу должили о потерях в результате ночного нападения, он пришел в ярость. В самом деле, еще не вступив в полоцкие земли , он уже потерял полтысячи своих воинов убитыми, а еще столько же ранеными. Но главная неприятность заключалась даже не в этом, в том, что эффект внезапности был утрачен. Полоцкому князю, наверняка, уже стало известно о готовящемся вторжении и он, конечно, же примет ответные меры. В то же время Мингаускас был достаточно опытным полководцем, чтобы понять, что ночью лагерь был атакован лишь каким-то полоцким разъездом, а не главными силами князя Всеслава, но и этого малочисленного отряда было достаточно, чтобы сковать его действия и лишить маневра. Куда бы он не направился, этот конный отряд будет повсюду его преследовать, одновременно сообщая в Полоцк о передвижении литовского войска. Оставалось одно- пользуясь своим численным преимуществом, уничтожить дерзких удальцов.
На созванном наспех военном совете это предложение получило одобрение и было решено бросить всю имевшуюся легкую конницу, около тысячи всадников, на поиск напавших ночью на лагерь, навязать им бой, а главные силы двинутся вслед за ними.
Но это было проще сказать, чем выполнить. Иван не особенно и прятался, но ближе ста шагов преследователей к себе не подпускал. Сидевшие за спиной его всадников пешие лучники не жалели стрел и литовцы несли ощутимы потери. Кроме того, они опасались оторваться далеко от своих главных сил, чтобы не попасть в засаду. Но как только литовцы отставали и сбавляли темп, полочане возвращались и вновь осыпали их градом стрел. Мингаускасу со своими главными силами не оставалось иного выбора, как следовать за конницей. Так продолжалось почти целый день. К вечеру, преодолев почти сорок верст, литовцы, измученные таким длинным переходом, остановились на отдых. Их значительно поредевшая конница присоединилась к своим. Отдых требовался и людям княжича Ивана, но особенно он был необходим лошадям. Все же, воспользовавшись тем, что сменные лошади устали не так сильно, он ближе к полуночи совершил на литовский лагерь новый набег. Преследовать его в темноте никто не стал, но всю ночь литовский стан гудел как встревоженный улей. Иван с двумя сотнями конных лучников возвратился к себе, где, выставив усиленный наряд часовых, дал до утра отдых и коням и людям.
На следующий день литовская конница вновь бросилась по его следам и все повторилось, как и накануне, за исключением того, что, когда солнце - священное око Даждьбога оказалось в зените, литовцы внезапно увидели вдали темную массу из множества людей-то было изготовившееся к бою войско полоцкого князя, вставшее на их пути.
3.
Литовский вождь был искушенный воитель, поэтому он сразу понял, что ему противостоит противник, войском численностью раза в три меньше, чем его. Конечно, он знал, что русские сражаются мужественно и отважно, искусно владеют военным ремеслом, а в бою отличаются стойкостью и смелостью. Но численное преимущество тоже нельзя сбрасывать со счетов, поэтому он решил атаковать полочан немедленно, рассчитывая к закату солнца одержать победу. Разгромив полоцкого князя, дальше можно было уже беспрепятственно двигаться в направлении Стрижева и Лукомля, не встречая на своем пути серьезного сопротивления. Осаждать Полоцк из-за его географического положения и мощных крепостных стен, было бессмысленно.
Пока Мингасукас выстраивал своих воинов в боевой порядок, русичи стояли неподвижно, предоставляя литовцам возможность начать сражение первыми. Младшая дружина во главе с княжичем Иваном уже заняла свое место на правом фланге ближе к Дисне, чтобы не допустить здесь попытку прорыва в тыл. На левом фланге на опушке рощи также показалась редкая цепь лучников.
Мингаускас, внимательно наблюдавший за перемещениями в войске противника, пришел к выводу, что вся княжеская дружина состоит только из той легкой конницы, которая сопровождала его от самой границы, поэтому решил действовать, как обычно, то есть мощным ударом своих копьеносцев и мечников разорвать центр вражеского построения, а затем оба разорванных крыла окружить и уничтожить. Его вначале насторожило, что у полочан нет передового полка, но затем он решил, что это объясняется их малой численностью. "Видимо, новый полоцкий князь не особенно искусен в военном деле, раз решился выступить против меня с такими малыми силами",- подумал он, подавая сигнал к атаке.
Яростное сражение закипело по всему фронту, но, если фланги успешно выдержали удар литовских копьеносцев, то центр прогнулся и начал подаваться назад. Звон мечей, протяжные стоны и крики раненых слились в один мощный гул, ни на секунду не затихавший над полем боя. Копья давно сломались или были отброшены, воины рубились мечами, а многие уже сошлись грудью к груди и били друг друга в возникшей тесноте кинжалами, засапожными ножами, а то и просто голыми руками. Князь Всеслав, сражавшийся в первой шеренге своего полка, войдя в состояние транса, ускорил обмен веществ в своем организме, и крушил мечом наступающих так, что уже через несколько минут вокруг него лежала гора трупов. До тех пор, пока противник не прорвет центр и все резервы Мингаускаса не будут втянуты в сражение, он решил рубин на гарде меча не трогать.
Воеводе Ратмиру на его фланге пришлось тяжелее, но он был искусным воином, ратным мастером, с огромным опытом, поэтому шеренги с его стороны также оставались на месте. Передние рубили литовцем мечами, задние кололи их копьями.
Однако центр русского войска постепенно прогибался все сильнее и литовцам удалось вбить в него клин уже до четвертой шеренги. Правда, они в горячке боя не заметили, что центр не особенно и сопротивляется, достаточно организованно раздаваясь в обе стороны. Мингаускас, наблюдая за успехом своих воинов в центре построения русичей, бросил в бой последние резервы. Напор свежих сил оказался кстати. Последние две шеренги полочан разомкнулись и литовцы по инерции покатились прямо в обрыв. Их задние ряды, не видя что происходит впереди, напирали еще с большей силой и все новые массы вражеских воинов катились в обрыв, ломая руки и ноги.
Когда Мингаускас понял, что все пошло не так как задумано, было уже поздно что-либо предпринимать. Раздавшиеся под натиском литовцев крылья войска русичей стали смыкаться, тесня литовцев к обрыву, а фланги русского войска перешли в наступление, завершая окружение. В ход опять пошли копья и мечи, ожесточенная сеча закипела с новой силой. Тогда уже и Всеслав не опасаясь задеть своих, пустил в ход плазменный меч, что вызвало еще большую панику в рядах противника. Меч в его руке, вытянувшись на добрых два десятка сажень, запел грозную песню смерти, сея опустошение во вражеских рядах. Даже те, кто находился от смертоносного лезвия в пяти -шести шагах, чувствовали его испепеляющий жар его , а тот, кому не повезло и оно его коснулось, падал на землю разрезанный пополам, словно обугленная головешка. Все враги шарахались в сторону от Всеслава, роняя из рук оружие, в надежде скрыться от страшного меча, но немногим повезло избежать его прикосновения. В довершение ко всему из рощи на левом фланге неожиданно для врага выкатилась лавина тяжеловооруженных витязей, которые с копьями наперевес ударили в тыл литовцам. Мингаускас и все, кто находились рядом с ним, спасая свои жизни, обратились в бегство. Иван Ольгович с младшей дружиной попытался было их догнать, но версты через две отказался от преследования и возвратился назад, так как противник улепетывал уж очень стремительно , а солнце уже скатилось к самому горизонту.
Возвращение победителей в Полоцк было триумфальным. Уже на расстоянии пяти верст от города толпа горожан во главе с лучшими людьми приветствовала победителей. Все славили отвагу и героизм ратников, победивших численно превосходящего их противника, восхваляли доблесть княжича Ивана, мужество Могуты и Ратмира, но в первую очередь все понимали, что победой они обязаны полководческому таланту князя Всеслава. Сам же он, полагая, что миссия его в Полоцке окончена, уединился в своих хоромах со Светозаром и долго о чем-то с ним обстоятельно толковал. Когда Светозар удалился, князь долго еще сидел за столом, подперев голову рукой, погруженный в размышления и мысленно возвращаясь к беседе с волхвом. Хотя тот и сообщил ему обнадеживающую новость о том, что Сварог готов к встрече с ним, однако сразу же добавил, что прежде, чем попасть к нему, нужно пройти через Навь. Всеслав уже знал об этом, но вот то, что туда ведет только одна тропа, известная лишь Трояну, для него явилось полной неожиданностью. И где теперь искать того Трояна, думал он, а главное, захочет ли он указать ему путь в Навь? Все эти мысли роились у него в голове, но ответа на свои вопросы он не находил. Ничем ему не мог помочь и Велеслав, к которому он обратился за советом.
-Троян никогда не покидает Явь, он постоянно здесь, где-то рядом ходит меж людей,- пояснял мудрый волхв,- в отличие, например, от Сварога, который обычно не отлучается из своих небесных чертогов, или Велеса уже много веков пребывающего на острове Буяне со своей милой ладой Макошью-Азовушкой. Да вот узнать Трояна трудно, выглядит он, как обычный мужичок лет под сорок. Его русые волосы и борода слегка тронуты сединой, глаза синие и добрые, на губах почти всегда улыбка.
-Таких у нас половина Полоцка,- разочарованно вздохнул Всеслав,- как же среди них отличить Трояна?
-В том и вопрос,-согласился волхв,- я сам его встречал всего раза два, да и то случайно. Его главный девиз: "В движении жизнь!", вот он постоянно и двигается взад-вперед не только в пространстве, но и во времени...
Со времени разгрома войска Мингаускаса прошла почти неделя, когда Могута, испросив у Всеслава аудиенции, сообщил, что пленные рассказывают, будто действительно Будимир Олелькович побывал у верховного литовского князя и именно он подбил его вторгнуться в пределе Полоцкого княжества.
-Но ведь в свите Мингаускаса его , вроде, не было?-засомневался Всеслав.
-Так говорят, он сразу после первого набега княжича Ивана на литовский лагерь куда-то пропал. Видимо, понял, что раз эффект внезапности утрачен, то ничем хорошим этот поход для литовцев не закончится.
-Похоже на то,- согласился Всеслав,- но он явно на этом не остановится. Знать бы какую еще пакость он нам готовит!
Слова князя оказались вещими, только ответ на них был получен совсем не с той стороны, откуда его можно было ожидать. Прошло всего несколько дней, когда из Дрютска прискакал гонец с донесением о том, что сильное войско великого киевского князя пересекло границу Полоцкого княжества и поднимается на ладьях по Друти вверх.
-А чего они хотят? - удивился князь.
Гонец замялся, опасаясь отвечать.
-Говори, как есть, не бойся!- нетерпеливо потребовал Всеслав.
-Не гневайся, княже, но они бают, что в Полоцке князь не настоящий и слово такое чудное придумали "узурпатор2! Скидывать тебя хотят! С ними там еще какой-то знатный боярин из ваших полоцких лучших людей.
-Понятно! Вот, где отыскался след Будимира Олельковича!
-Точно! Так и его там называют! Приди, княже, на помощь Дрютску,- закончил гонец свой доклад,- нам самим осады долго не выдержать. У киевлян не меньше десяти тысяч, все отборные воины. Одних витязей будет тысячи полторы, если не больше.
4.
Войска полочан и киевлян сошлись на равнине в трех верстах от Дрютска. Противники исполчились с самого утра, но, хотя солнце уже поднялось высоко, первым сражение начинать не решалась ни одна, ни другая сторона. Всеслав на могучем буланом жеребце стоял немного впереди своего войска, рядом с ним на гнедом и вороном конях , словно вкопанные, застыли Могута и Ратмир. Все трое держались спокойно и выглядели уверенно, хотя численностью полочане раза в три уступали киевлянам. Всеслав, не имевший желания проливать братскую кровь, все же твердо решил в этот раз пустить в ход плазменный меч при первых же звуках боя и вырубить дружину киевского князя до последнего витязя.
Внезапно, выехав откуда -то из задних рядов, к нему приблизился странный воин, невиданный им никогда раньше. Конь его отливал золотом, как и кудри самого всадника, тяжелыми волнами спадавшие ему на плечи. В одной руке он держал меч, в другой щит, но брони на нем не было, а одет он был в черный с золотом камзол, такие же штаны и золотые сапоги с черными подошвами Скуластое лицо его явно восточного типа выглядело спокойным, но большие миндалевидные глаза икрились гневом.
-Неужто пойдете брат на брата,- спросил он звучным голосом, который слышен был, наверно, даже в войске киевлян,- неужто прольете кровь родичей?
-Не я вступил в киевские пределы, не я стою у стен стольного града Киева! -резко ответил Всеслав, сделав знак Могуте и Ратмиру, уже схватившихся было за мечи, чтобы проучить дерзкого наглеца, требовавшего отчет у самого князя в его действиях, оставить их в ножнах. - Они пришли отнять наши жизни, разрушить наши жилища, угнать в полон наших жен и детей, а мы лишь вынуждены оборонятся и поступаем по правде! Но клянусь всеми богами, если дойдет до сражения, то ни один из них не унесет отсюда ноги, все, кто пришел нас повоевать, полягут здесь! И будущие поэты будут вопрошать: "о поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями"?
-Ладно,- примирительно сказал всадник, остановив взгляд на его мече, - повремени, князь, немного, не давай сигнала открывать битву!