Как-то раз Маша возилась на кухне, к ней подошла Люба.
Маша, я болею. Пожалей меня.
Маша взяла на руки ребёнка, Люба просто горела. Померила температурутридцать девять и три. Уложив девочку в постель, она позвонила Корецкому на работу. Секретарь ответила, что он очень занят и она ему передаст все, что просила Маша.
Девочке становилось совсем плохо, а Корецкий все не шел домой.
Маша растирала крохотное тельце ребёнка водкой, влажным полотенцем, уксусом. Снова звонила в клинику, но там уже никого не было. Отчаявшаяся женщина решила вызвать скорую, когда услышала поворот ключа в замке. Корецкий вошел в холл в сопровождении дамы лет тридцати.
Маша растерялась.
Маша, я буду занят, прошу меня не беспокоить, погуляйте с детьми.
Она не знала, что сказать. Мысли вперемешку с возмущением летели в голове, только слов не было. Тут из детской вышла совершенно голая Люба, подошла к отцу, протянула ручки и сквозь слезы сказала:
Пожалей Любу. Любе плохо.
Отец поднял ее на руки, поцеловал лоб.
Маша, у ребёнка температура! Она просто горит! Почему вы мне не позвонили?! Несите мокрые махровые полотенца, лучше мы будем лечить пневмонию, чем сейчас ее потеряем. Маша, как же вы не сообщили, чего ждали-то?!
Маша сбегала за мокрым банным полотенцем. Корецкий завернул девочку.
Маша, снимите с меня, пожалуйста, пиджак и галстук. Вот так, спасибо. Давно у нее температура? У Александра Валерьевича даже руки дрожали. Таким испуганным его Маша никогда не видела.
Часа четыре. Я звонила, Галя обещала передать. Я ее водкой растирала, хотела анальгин с димедролом сделать, но я не знаю, сколько, уже хотела скорую вызывать. Вас все не было.
Папа, мне больно. Люба плакала, растирая кулачками глаза.
Что у тебя болит, золотко ты мое.
Шейка и ротик.
Маша, звоните Сергею Михайловичу. Пусть берет такси и едет. Скорее, Маша, скорее!
Корецкий прощупал шею и затылок, все лимфоузлы были увеличены. Он занёс девочку в детскую, положил на кровать. Сделал ей укол, поменял полотенце. Совершенно забыв о своей спутнице, думал о Гале, которая не сказала, что Маша звонила, о педиатре, который никак не ехал.
Папа, мне холодно. Убери мокрое полотенце. Личико ребёнка побледнело.
Конечно, у тебя температура падает, давай наденем халатик. Девочки не должны ходить голенькие.
Он одел дочку и так и держал ее на руках. Женщина, которая пришла с ним и всё время находилась рядом совершенно безучастная, вдруг спросила:
Может, я пойду?
Да, Маша, проводите ее, пожалуйста, и отправьте, куда она скажет, на такси.
Маша выпроводила даму. Тут подоспел Сергей Михайлович. Осмотрел, послушал девочку и вынес свой вердикт:
Гнойная лакунарная ангина. Сейчас я промою ей горло и будем колоть антибиотик. Не беспокойтесь, все пройдет. Маша ответственная. Все назначения выполнит. Всё с вашей дочкой хорошо будет.
Он собирался положить спящего ребёнка в кроватку, но Корецкий не дал, предпочёл держать её на руках.
Я завтра останусь дома, послежу за ней. Если бы ты знал, как я испугался. Я никогда так не боялся. Она такая маленькая, беззащитная. Сергей, ты не понимаешь, как страшно, когда болеет твой ребенок! Я никогда никого так не любил, как ее.
Люба спала на руках отца, а он просто боялся шевельнутся.
Вы кушать пойдете? раздался рядом голос Маши.
Маша, а можно здесь, я не хочу ее оставлять.
Бунт Любы
Корецкий вернулся с работы. Люба услышала, что он не один, и осталась в своей комнате. Очень скоро женщина, пришедшая с отцом, ушла.
Люба взяла свою куклу и направилась в кабинет отца.
У Корецкого сегодня все не клеилось. Вышел конфликт с министром из-за превышения бюджета. Статья никак не вырисовывалась, данные не стыковались, а отрицательный результат он себе позволить не мог. В конце концов, у него ничего не получилось с женщиной. Александр Валерьевич сидел над статьей в своем кабинете, когда туда вбежала радостная Люба с куклой в руках.
Папочка, давай играть с Лизой.
Уйди, тебя мне только не доставало. Раздражение взяло вверх. Тебе четыре года, иди лучше книжку возьми, а то все в куклы играешь, глупость какая! Ты уже большая девочка, должна понимать, что работа важнее всяких дурацких игр. Иди и не мешай.
Люба с опущенной головой вышла из кабинета отца. Она тихо села на свою кровать, спела кукле колыбельную песню и открутила ей голову.
Теперь я тебя закопаю на кладбище. Я уже взрослая, а дарить тебя никому не хочу.
Люба взяла коробку из-под обуви, положила туда куклу и подожгла. На запах гари прибежал Корецкий. Он затушил горящую коробку и спросил:
Что ты делаешь? Зачем ты сожгла куклу? Спичкине игрушка, ты могла весь дом сжечь. Люба, в чем дело? Пожара нам только не хватало.
Лизу кремировали. Она умерла, потому что я выросла. Мне больше не нужны куклы. Мне не нужны игры и не нужны друзья.
Люба, я не понимаю, почему ты разозлилась?
Я не разозлилась. Я выросла. Понимаешь? Мне не нужна больше няня. Я не буду с тобой играть. Ты хочешь, чтобы я занималась? Так занимайся со мной каждый день после работы. Ты хочешь, чтобы я учила языки? Так учи их вместе со мной. Только найди на это время, а если у тебя нет для меня времени, отдай меня в детский дом или похорони с мамой.
Корецкий обнял дочь. Она сопротивлялась.
Прости, просто сегодня не мой день.
У меня каждый день не мой. Я никому не нужна. Меня нет. Я сегодня вышла с Женей во двор. Соседка спрашивала, к кому в гости я приехала. Меня нет, вообще нет. Зачем ты меня у себя держишь?
Люба, ты моя дочь, я люблю тебя.
Ты не умеешь меня любить, отдай меня.
Люба легла в кровать. Девочка не спала, она лежала лицом к стене и тихо плакала, ей было жалко Лизу. Корецкий сидел рядом с ней на кровати и думал, что он не прав, что он не умеет найти подход к ребенку, что надо все менять, что самое главное в его жизни, наверно, Люба. Но он еще не осознал этого. Как воспитывать дочь? Нельзя допускать в ней такую агрессию. Или это протест? Или эгоизм? Какие по характеру ее сверстники? Она такая же или другая? Он первый раз задумался о том, что Любане послушный механизм, а личность. Что оначеловек, со своими желаниями и потребностями. Маленький человек, которому всего четыре года, но совершенно взрослая какая-то.
Прошло два дня. Люба не заходила в кабинет отца, а у того было слишком много работы, он не заметил отсутствия дочери.
На следующий вечер его встречала няня.
Александр Валерьевич, мне пришлось сегодня уволить учительницу музыки.
Почему, она вроде хороший специалист?
Она избила Любу. Нет, девочка, конечно, ее довела, но бить ребенка линейкой по пальцам! У Любы все руки черные. Она их гримом замазала, чтобы вы не заметили.
Маша, что с ней происходит? Пару дней назад она сожгла куклу, кричала на меня. Сегодня довела учительницу музыки. Я не знаю, как с ней быть.
Ребёнку нужны ласка и внимание. Раньше она любила сидеть у меня на коленях, любила слушать сказки, играть с Женькой. Но сегодня Люба заявила, что ей просто необходимо учиться готовить, что она выросла. Она сидела весь день в библиотеке, смотрела учебник по анатомии, потом о чем-то говорила с Женей. Затем попросила Женю больше не приходить к вам. После этого поссорилась с учительницей по музыке. Я думаю, вам самому нужно поговорить с ней.
Корецкий вошел в Любину комнату. Она сидела на подоконнике и смотрела в окно.
Люба, что сегодня произошло?
Она даже не повернулась в его сторону. Корецкий подошел, снял ее с подоконника, посадил на кровать и сел рядом.
Дочка, что с тобой происходит? Давай поговорим.
Зачем? Тебя никто не ждет? Ты сегодня пришел один?
Люба, я пришел один. Я хочу понять, что с тобой случилось.
Ничего. Маша уволила училку по музыке. Я сама виновата. Я не могла взять октаву. Она стала тянуть мне пальцы, мне было больно, я ее укусила. Она рассердилась. Кричала, что я маленькая дрянь, что я бездарь, что я уродина, что я горе на твою голову, что лучше бы я подохла при рождении. Потом она велела положить руки на рояль и била по ним линейкой. Она очень хотела, чтобы я заплакала, но я не заплакала. Плачут, когда хотят, чтобы их жалели, а меня жалеть некому. Я смотрела твой учебник по анатомии. Папа, ятакая же женщина, как те, которых ты приводишь. Может, ты будешь брать меня к себе в спальню?
Люба, не говори глупостей. Да, ты будешь женщиной, но не сейчас. Я твой отец и люблю тебя как отец. А училку по музыке выгнали правильно. Давай договоримся. Я сам буду заниматься с тобой музыкой и языками тоже. Понедельник и вторник мы с тобой говорим только на английском, среду и четвергна немецком, а в пятницу и субботуна французском. Договорились? Каждое воскресенье я буду с тобой гулять, покажу тебе Москву. Кстати, Люба, ты умеешь читать?
Да, еще с прошлого года, Женя меня учила. Я запомнила. Я уже хорошо читаю. Можно я буду брать книги в твоей библиотеке?
Это твоя библиотека, она наша, и все в этом доме принадлежит тебе так же, как и мне. Тымой родной человечек, моя любимая дочка, понимаешь?
А ты не стесняешься, что я уродина?
Кто тебе сказал такую глупость? Тыне красавица, но очень милая девочка. Он обнял ее, она обвила его шею руками и спросила:
Папа, а ты не отправишь меня в детский дом?
Никогда. Ты знаешь, тыхозяйка в этом доме, такая же, как и я. Люба, я люблю тебя, крепко люблю. У меня бывает очень много работы, иногда я не могу уделить тебе столько внимания, сколько ты заслуживаешь, но я очень буду стараться проводить с тобой больше времени. А женщин я буду приводить только два раза в неделю. Договорились?
Да, папочка. Люба стала целовать его лицо.
***
C тех пор все изменилось в Любиной жизни. Отец каждый день был с ней, она очень старалась ему угодить. Прилежно занималась музыкой, старательно учила языки и через пару месяцев уже говорила и писала, очень много читала. Девочка нашла маленький диванчик в библиотеке и сделала его своим любимым местом. Она проводила там с книжками все время до прихода отца.
Корецкий постепенно стал получать удовольствие от общения с дочерью. Сначала он искал в ней черты характера Тамары, но все больше и больше видел в девочке себя. И еще она была необыкновенно талантлива
Постепенно она заняла все его жизненное пространство, все его мысли сводились к дочери, он бежал домой, чтобы увидеть ее, пообщаться с ней. Поговорить о прочитанных книгах, позаниматься музыкой. Каждое воскресенье водил ее в театр или музей и понимал, что ему самому это очень нравится. Корецкий осознал, что есть любовь к ребенку.
В пять лет Корецкий повел Любу в школу. Она уже хорошо читала на четырех языках и умела писать. Завуч младших классов проверила Любины знания и сказала, что в первом классе ей делать нечего, да и во втором тоже. «Давайте запишем ее в третий класс. Да, дети там намного старше и более развиты физически, но зато ей будет интересно учиться». Корецкий согласился. В школу он отводил ее сам, а забирала после уроков няня Маша. Маша всё так же, как и раньше, готовила и убирала у Корецких. Уроки Люба делала сама, после уроков читала.
4
Катерина
Александр Валерьевич искал врача на должность заведующего акушерско-гинекологическим отделением. Пока он побеседовал с четырьмя кандидатами, но человека, на которого можно положиться, не нашел. К подбору кадров Корецкий относился очень серьезно. Он уже собрался уходить в лабораторию, как в дверь его кабинета постучали.
Войдите.
Вошла женщина лет тридцати. Высоко поднятая голова, волосы собраны в пучок, стройная, достаточно красивая и очень уверенная в себе.
Извините за опоздание, нисколько не смущаясь сказала она. Встретила бывшую пациентку, пришлось выслушать. Моя фамилия Замятина Екатерина Семеновна. Я работаю врачом в другой клинике но должность заведующего отделением меня заинтересовала. Я вас слушаю.
Сколько вам лет? Семейное положение?
Мне двадцать девять лет, я разведена. Трудно совмещать работу оперирующего гинеколога с семейной жизнью. Пришлось выбирать.
Пойдемте, Екатерина Семеновна, я покажу вам отделение и познакомлю с персоналом. К работе приступите завтра. Вы уже уволились?
Нет, я хотела сначала посмотреть.
Посмотрели? Пишите заявление, остальноемоя проблема.
Катерина написала два заявления: одно на увольнение, другое о приеме на работу.
Корецкий показал ей ее владения. Представил коллективу.
У вас шикарное оборудование, все по последнему слову, прямо как в Америке.
Мы лучшие. Надеюсь, и в вас я не разочаруюсь.
Он ушел. Катерина побеседовала с персоналом, сделала обход в отделении и отправилась на операцию экстренно поступившей женщины.
«Какая женщина, думал Корецкий по пути к себе в кабинет, она будет моей».
Работа полностью поглотила Катерину. Новое место ей очень нравилось. В коллектив она влилась сразу, ее уважали и даже любили. Все удачно складывалось. Врачи высокой квалификации, внимательные медсестрыне отделение, а мечта.
Вы давно знакомы с нашим директором? спросила Катерину врач, женщина средних лет. Нет, вы не подумайте, в профессиональном плане вы у меня сомнений не вызываете. Но вы во вкусе Корецкого. У вас с ним что?
Извините, не поняла? Мы едва знакомы, я видела его однажды на собеседовании и все.
Значит, у вас все впереди.
Боже мой, о чем вы говорите, сколько ему лет?
Около шестидесяти, но еще не было женщины, которая бы ему отказала. Он прекрасно образован, говорит на семи языках, невероятно умен и, говорят, бог в постели. Правда, свою жизнь он ни с кем не связал.
Он не женат?
Нет, его жена умерла при каких-то обстоятельствах. Она ему тоже в дочки годилась. Я ее помню, женщина-вамп. Сначала исчезла больше чем на полгода, а затем сообщили, что умерла. Он переживал очень. Но женщин всё равно любит.
Катерина не придала значения этому разговору. «Бабские сплетни», подумала она.
Через пару недель Корецкий потребовал отчет по отделению. Она просидела с таблицами долго, уже было темно. Но увидев свет в кабинете директора, решила, что документы надо отдать сегодня.
Александр Валерьевич, очень извините, я первый раз пишу отчет, может, что не так.
Проходите, Катя, давайте вместе посмотрим.
Они долго сверяли показатели, затем он выборочно просмотрел истории болезней. Отчет был закончен около десяти. Корецкий глянул на часы и с сожалением произнес:
Да, засиделись мы, уже поздно. Вот попадет мне дома. Да и вас уже потеряли. Вы, кажется, с мамой живете?
Да, с мамой, но я ей звонила.
А мне звонине звони, прощения не дождёшься. Завтра не будет со мной разговаривать моя красавица. Она у меня дама категоричная.
Катерина не могла понять, о какой даме, да еще с такой иронией, он говорит. Ей ясно сказали, что жены у него нет.
А давайте, Катенька, я вас провожу. Одной ходить небезопасно.
Вас же дома ждут.
Да нет, концерт будет утром, а сейчас она уже спать легла. У нее режим. Ну, давайте пальто. Катя, вы думаете, о ком это я говорю? Забыл сказать, я не афиширую, и в клинике никто не знаетдочка у меня. Семь лет. Люба.
Как дочка? А с кем она?
Сейчас одна, няня уходит в семь. Но она спит уже. Учится в первой смене в пятом классе, отличница. Вообще умница девочка, но очень строгая и пока правильная. Я ей и за отца, и за мать. Ну да ладно, идемте.
Катерина была в шоке. Корецкий один воспитывает дочь? Семь летв пятом классе. Круто. Даже для дочери академика.
Они шли пешком, затем ехали на метро. Катерина жила далеко от центра. Когда подошли к ее дому, женщина поняла, что не хочет с этим мужчиной расставаться.
Вы не зайдете? Уже двенадцать, ночь совсем.
Что подумает ваша мама?
Я взрослая. Могу отвечать за свои поступки.
Тогда не откажусь.
Они поужинали на кухне. Мать Катерины с удивлением смотрела на Корецкого, но через полчаса беседы он ее обаял.
Утром Катя проснулась от прикосновения сильной и нежной мужской руки. Рука скользнула по ее плечу, плавно перешла на грудь. Катерина потянулась. Александр повернул ее лицом к себе.
«Боже, как мне хорошо», думала Катерина, снова отдаваясь ему.
Они позавтракали и поехали на работу. Только Корецкий поймал такси. В клинику заходили отдельно. На работе никто ничего не знал и не догадывался. Их встречи стали регулярными.