Ничего. Она дойдёт до своей койки и ляжет спать. И всё будет в порядке. Всё уже в порядке, она жива и живы все эти, хохочущие, хлопающие друг друга по плечам.
Надо только лечь и укрытьсяда, укрыться поплотнее, потому что холодно. Холод набился внутрь, под рёбра и вот-вот начнёт выходить дрожью. Но не выходит, ждёт.
Зато не болит ничего. Уже не болит. Ей как будто вкатили анестезию, хорошо так вкатили, и она вовсе ничего не чувствует.
Офицерзнакомое лицо, родинка на вискечто-то говорит ей. Она кивает. Кажется, улыбается. Дальше, дальше. Ещё офицерразмахивает руками, едва не попадает ей по носу. Извиняется? Хорошо, хорошо, только дайте пройти.
Караян выныривает из-за переборки и шагает прямо к ней.
Где шляешься? рослая фигура загораживает ей дорогу. Я тебя по отсекам ищу. В пятом был?
Был.
Успел, значит? карие глаза блестят, и Саша понимает, что он о дыхательном аппарате. Я знал, что ты не задохнёшься. Я же тебя учил.
Прежде, чем Саша успевает что-нибудь ответить, он сгребает её в охапку, прижимает к себе. Ладонь больно хлопает под лопатками.
И её трясет. Холода больше нет, ей горячо и горько, она сейчас заплачет, и она цепляется за Караяна, за его плечо, за локоть.
Ну хорош, хорош, тот легонько встряхивает её, смеётся. Вот ты и сдал зачёт по борьбе за живучесть! Вершинин, ты правда что ли реветь собрался?
Она мотает головой.
Вот и хорошо. Знаешь что? Наша смена сегодня в каюте у Пашки собирается. Если успеем с ремонтом разобраться. Часов в одиннадцать, а тамкого как отпустят. Давай и ты приходи. Посидим, отпразднуемповод-то есть.
Приду, она наконец сглатывает комок, губы дрожат в попытке улыбнуться. Только не вздумай мне ещё раз чистого спирта налить.
Густые чёрные брови Караяна приподнимаются:
Неблагодарная ты скотина, Вершинин. Дорогостоящий продукт на тебя перевели, а ты Вообще ничего тебе не нальём, кроме ситро «Буратино».
А что, у вас и такое есть?
Специально ради тебя химиков попросим изготовить из подручных веществ. Давай, Караян делает шаг назад, к переборке, до вечера. Увидит начальство, что я тут ворон считаюсожрёт меня с потрохами.
И ты рискнул своими потрохами, чтобы меня искать? Саша смеётся сквозь выступающие слёзы.
А как ещё я должен убедиться, что долбоёб с гражданки цел и мне не придётся объяснять трибуналу, почему я не вдолбил ему в голову всё, что надо? Караян махнул рукой. Всё, давай.
Ловким быстрым движением он проскользнул в переборочный люк. Саша не спеша направилась к нему же, нагнулась, поворачиваясь боком, аккуратно ставя ногу.
По крайней мере, она уже чувствовала под собой твёрдый пол.
Не дёргайся, не дёргайся, ворчал Гриша Агеев, обматывая повязкой ногу Ильи ниже колена. Оттого, что ногу пришлось неестественно задрать, в неё уже впивались мурашки, и Илья морщился. Агеев замечал его гримасы и неодобрительно покачивал головой:
Хорош страдальца из себя изображать. Мне, можно подумать, много радости ваши красные ляжки рассматривать.
Зрелище и впрямь было так себе: вздутая, налившаяся краснотой кожа, желтовато-прозрачные бляхи пузырей. Когда взгляд Ильи падал на них, ему хотелось их потрогатьи в то же время горло гадливо сжимало, и он отворачивался.
Командиру я доложил о твоей частичной нетрудоспособности, бормотал Гриша. Отдохнуть на коечке он, конечно, тебе не даст, но, по крайней мере, никаких работ с химикатами и в условиях высоких температур.
Какие температуры, Гриш? фыркнул Илья. Я связист.
Ага, то-то ты в огонь прыгал так, будто должен с ним связь установить, Гришин рот скривился. Короче, каждое утро перед вахтойк фельдшеру на перевязку. Место ожога не мочить, пузыри не трогать, не колупать. Раз в сутки снимай повязку хоть минут на десять, пусть кожа подышит. Ну, что ещё? Аккуратней в следующий раз, бестолочь!
Ты это нашей проводке скажи, чтоб не горела.
Илья подпер подбородок ладонью, облокотился о стол, не торопясь вставать с кушетки.
Интересно
Что тебе интересно? доктор уже прятал бинты и гель в шкаф.
Вот когда мы отсек тушилиЛена обо мне вспоминала? Говорят, если кто-то близкий в опасности, это можно почувствовать, Илья пожал плечами. Мне не доводилось, правда.
И мне. Но вообще интуицияштука толковая. Вот стояли мы в Гаджиево, туман, морось, в сон клонит. А меня возьми и толкни в бок что-то: приберись у себя! Свистнул я матросов, зашуршали приборку. Заканчиваемс пирса звонок: к нам флагманские с проверкой, и пуще всего намерены проверять, в порядке ли содержится медчасть!
Доктор с гордостью взглянул на Илью, тот машинально улыбнулся.
Молодец, Гриша, молодец. А у нас с Леной Знаешь, она мне говорила, что я на неё внимания не обращаю. Что нельзя одной лишь лодкой жить. Может, она и права? Вот сгорел бы я сейчас, Илья поморщился, и что бы осталось? Кем я былвинтиком на железе?
Винтикомне так уж и плохо, хмыкнул доктор. Многие проводят всю жизнь подушкой на диване. Или куском туалетной бумаги. А вообще, шёл бы ты, Илья, отдыхать и не разводил бы философию. Мне ещё троих осматривать.
А фельдшер твой как? Справляется?
Да ничего, потихоньку. Тут к нам кто только не набивался в помощникиот замполита до журналиста. Все говорят: я умею. Вот и объясняй этим умельцам, что четвёрка по ОБЖ ещё не делает из тебя спеца в оказании медицинской помощи, доктор провёл рукой по лбу. Иди, Илья, короче, не мельтеши.
Да иду, иду, хорош бурдеть.
Друг, тоже мне.
Так как же всё-таки быть? Винтик он или нет? Или Лена просто хочет, чтобы винтиком он был для неё, а не для лодки?
Вот если бы им с Леной дитёнка завести. Хорошо бы это было, а? Мальчишку шустрого. Возвращаться из похода и вместе с ним кораблики пускать. И с девочкой тоже хорошо кораблики пускать а на кого девочке лучше быть похожей, на Лену или на него?
Тащ старлей, вас в пятый вызывают! Место возгорания нашли!
Вот и славно, вот и бегомв пятый. А то ишь чего, корабликов захотел.
Спирту ей всё-таки плеснули в стакан чаячисто символически, как уверял штурманёнок Веснушка. Оно здесь у всех, дескать, символически, ты не думай, автономка же. Она и впрямь ни разу не видела на корабле хоть сколько-нибудь нетрезвого офицера или матроса.
А сегодня почему бы ей и не выпить. За себя.
Во рту и вправду лишь слабо горчило, покалывало. Зато потом потянуло в сон и в жар. От спирта ли, от горячего чая, от утреннего нервяка её разморило, всё тело налилось уютной тяжестью. Она откинулась на чью-то подушку, вытянула ногиКараян подвинулся.
Что, Сань, страху натерпелся? Небось очко заиграло, когда отсек задраили? выспрашивал Паша.
Я, кажется, толком и не успелязык слушался с ленцой, не успел испугаться. Всё так быстро Вот когда аппарат не слушался, не хотел включатьсястрашно стало.
Опять дёргал флажок вверх? заливистый смех Караяна.
Да. Артур, меня всё время так бесили эти твои зачёты-нормативы. А если бы не ониСаша приподнялась. Карие глаза смотрели ей в лицо пристально. Короче, спасибо.
Да не вопрос, обращайся, Артур снова засмеялся. Вот завтра начнём всё по новой: будешь так же включаться в дыхательный аппарат и надевать гидрокостюм, но с завязанными глазами. Уложиться надо в то же время.
Серьёзно? она недоверчиво нахмурилась. Это же невозможно.
При авариях очень часто вырубается электричество. Аварийное освещение может не сработать.
Помолчав, Артур щёлкнул пальцами:
Заодно поучимся на ощупь находить переборочный люк и добираться до аварийных выходов из лодки. Кстати, тебя в бассейн отправляли перед лодкой? С кислородным баллоном погружался? В имитатор торпедного аппарата лазил?
Саша покачала головой. Вроде бы угроза тренировок маячила перед Сашкой, но времени до автономки было малообошлось.
Ну, что сказатьпоздравляю, фыркнул Артур. Застрянешь в торпедном аппарате, как Винни-Пух в кроличьей норе.
Ничего, хохотнули рядом, дадим ему поджопниксразу вылетит!..
Ладно. Если вдруг придётсявыходить будешь со мной, я тебя сориентирую, Артур поморщился. В конце концов, когда тебя рожалиты же как-то вылез.
У Саши вырвался смешок.
Вообще-то, нас с Алькой пришлось доставать. Маме кесарево делали.
Кругом засмеялись, Артур с тяжким вздохом поднял глаза к подволоку.
Ну придётся тебе изменить старым привычкам. Выкручивайся как хочешь.
Ребят, Веснушка завертел головой, а может, кто-нибудь за гитарой сбегает?
Не, старпом сказал не шуметь.
Так режим тишины же отменили?
Отменили, чтобы отсек ремонтировать, а не чтоб «Группу крови» петь в десятый раз.
Да что там песнихерня. Нас всё равно замполит строевые учить заставит. Бабу бы сюдавот это дело!
Дим, какую бабу? Тебе на вахту заступать через десять минут.
А ему больше и не надо.
Ну да, раза три успеет
Да иди ты! Чего ржёте? Вершинин, вот чего ты ржёшь, а?
Саша качнулась вперёд, уткнулась лицом в ладони. Плечи всё ещё вздрагивали от смеха.
Это тебе сейчас смешно. А вот погляжу я на тебя к концу автономки!
А хули ему, сошёл на береги в Питер, клубы-девочки-койки. А у нас в базе из женщин только жёны сослуживцев и самки бакланов
Так я тебе говорилжениться надо на юге, а жену везти сюда!
Чтоб она сбежала через две недели?..
Саша со вздохом отняла руки от лица, повернулась к Веснушке:
Слушай, а на большую землю о нашем пожаре будут докладывать?
Будут, конечно, он зевнул. Только не «пожар», а «локальное возгорание». И, разумеется, «последствия устранены, продолжаем выполнение боевой задачи».
А какая у нас боевая задача?
Ты меня спрашиваешь? Веснушка закатил глаза. Это пока знает только командир и старпом, ну, может, ещё замполит. А я знаю только, где мы её будем выполнятьпотому что я штурман.
Это Василичштурман, его пихнули под локоть, а ты ещё штурманёнок!
И хорош выпендриваться, играть в военную тайну, Паша зевнул. Ежу понятно, что мы будем стрелять ракетами из подводного положения, с глубины сорок метров. Нас на эту стрельбу последние полгода натаскивали.
Саша рассеянно кивнула, сплела пальцы на колене.
Значит, дядя Слава узнает, что мы горели.
Ну, дядя твой сам сколько раз в автономку ходил, таких пожаров было не счесть
Вот потому, что сам ходил и тушил, он и будет волноваться. А ведь это была его идея. Для братца Сашки, не для неёно какая разница?
Дверь приоткрылась, в каюту заглянула вихрастая голова в пилотке.
Командира дивизиона живучестив пятый. И всех свободных механиков.
Что и требовалось доказать, Артур поднялся, отряхнул колени. Пошли.
Саша поднялась на ноги, машинально отвела руку за спину, поглаживая ноющую поясницу. Черный затылок Караяна мелькнул в дверном проёме, она шагнула следом:
Артур!
Что? он обернулся на ходу.
Можем мы начать залезать в гидрокостюм не завтра, а хоть через пару дней?
С чего это?
Чувствую себя не очень, не покривила душой Саша. Слабость, живот болит. Доктор, вон, таблетки выдал.
Караян прищурился:
Всё настолько плохо? Боишься истечь кровью во время тренировок?
Саша поперхнулась, кто-то, шагавший сзади, хлопнул её по спине.
Угу, боюсь.
Ладно, день тебе даю. Из-за пожара только. Не привыкай пинать хуи, Вершинин, это хуёвая привычка.
Повторяешься, буркнула Саша. Вам в пятом чем-нибудь помочь?
Иди спи давай.
Кто-то тихонько посапывал наверху, свернувшись в клубок, не сняв даже робу. Не Илья: белый затылок, свесившаяся рука едва покрыта светлым пушком. КонечноИлья, командир пятого отсека, никому не позволит возиться с ремонтом без него. Отдал койку кому-то из погорельцев.
Саша разделась тихонько, натянула пижамную рубашку, штаны. Села, оперлась локтем о столик.
В каюте было тепло, и словно ещё чуточку теплее становилось от слабого мягкого света, льющегося из-под подволока. Саша часто жалела, что окна нетне бывает окон на военных подлодках, но сейчас оно и не было нужно.
После душа волосы ещё были влажными, кончики щекотали шею. Тихая покалывающая усталость накатывала волна за волной, голову клонило к подушке.
Саша скинула тапочки, легла, обнимая подушку. Тихонько вздохнула, зарываясь щекой.
За стенкой мерно гудело, пощёлкивало. Лодка дышала, спокойно бился её пульс, и сейчас в пятом отсеке латали её раны, чтобы ничего не болело в её железном нутре, чтобы шла быстро, легко, чтобы пронесла их в себе через глубины и вернула домой.
Сонно, бездумно Саша выпростала из-под одеяла свободную ладонь, провела по гладкой стене.
Эти стены, может, не всегда спасут тебя от огня и воды, но они будут защищать тебя, пока только могут. И эти людитоже.
Значит, можно спать.
Глава 12
В дверь осторожно постучали, и Кочетов оторвался от расчётов, повернул голову.
Вызывали, товарищ командир? журналист вытянулся на пороге. Белая рубашка, брюки, аккуратный пробор.
Проходите, садитесь, Кочетов указал на кресло с той стороны стола. Пока выдалась свободная минута, решил сказать вам спасибо, Александр Дмитриевич. Вчера я даже спрашивал у химика, не повысил ли он каким-либо образом процент кислорода в лодке. Нет, всё по-старому. А дышится мне легче. И почти не кашляю уже.
Журналист просиял:
Значит, точно была аллергия.
Не ожидал, негромко произнёс Кочетов, не ожидал. В последний раз аллергия у меня была в пять лет на облепихуона у нас на даже за сараем росла, и я каждый раз, когда мимо проходил, начинал чихать. Но эти фиалкиони же чахлые совсем, чему там быть опасному? Я бы в жизни не догадался.
Доктор сказал, что быстро с ними разберётся, Вершинин негромко засмеялся. Я рад, что вам лучше.
Да, и он сказал мне, что идея насчёт фиалок пришла в голову именно вам, Кочетов взглянул на журналиста с интересом. Как это вас озарило?
Да я тоже как будто почувствовалВершинин повёл узкими плечами. В горле от них запершило. Я временами начинаю лучше запахи ощущатьи организм на них остро реагирует. Ну, а вас, Роман Кириллович, никакими фиалками не сломить!
Спасибо на добром слове, Кочетов засмеялся. А ведь вы сами, Александр Дмитриевич, не лыком шиты. Когда вас прислали к нам, я грешным делом думал: не дай Бог аварийная ситуацияи как мы его спасать будем, всем экипажем? А вы справились. И мне помогли выздороветь. И командир дивизиона живучести вам удивляетсяговорит, вы ему так разложили по полочкам первую помощь при баротравме лёгких, что не всякий офицер сумеет.
Память у меня хорошая, Вершинин блеснул глазами. Не знаю, как на практике бы получилось.
С практикой, конечно, у вас похуже, чем с теорией, хмыкнул Кочетов. Как вы пытались вслепую надеть гидрокостюм вверх ногами, мне уже доложили.
Журналист нервно передёрнул плечамивидно, живо вспомнилась неудавшаяся тренировка.
Я буду работать над этим, товарищ командир.
Правильно. Надеюсь, навыки выхода из аварийной подлодки никогда не пригодятся в жизнини вам, ни кому-либо из моего экипажа. Но готовым надо быть. Всегда.
Кочетов помолчал, покрутил в пальцах карандаш. Вершинин сидел с прямой спиной, смотрел пристально.
Я всё хотел спросить у вас, Александр Дмитриевич. Как вы всё-таки решились?
Тонкие белые пальцы скользнули по гладкой скуле, обводя её. Вершинин, конечно, понял, о чём он спрашивалпонял и думал над ответом.
Ну, на самом деле я мог бы, конечно, не приезжать сюда, он слабо улыбнулся. Журналистика тут ни при чём. Это всё море.
Море?
Я первый раз когда его увидел, оно было странное. Дядя нас в Анапу привёзнароду полно, пахнет тиной, вода мутная. А вечером я вышел из номера, спустился, свернул в сторону от большой тропыи валуны, соль на языке, прибой так шуршит, будто шепчет, поговорить с тобой хочет. Я на валуне до полуночи просидел, дядя за мной примчалсяпрямо из бани, в халате. Ты, кричит, такой-растакой, не предупредил, перепугал. А я просто, не знаю, просто
Влюбились? Кочетов придвинулся ближе к столу. Журналист, помедлив, кивнул.
И мне вот показалось, что море мне шанс даёт. Не тратить жизнь на ерунду, а что-то о себе понять.
Кочетов не попытался сдержать усмешку:
Поняли?