Не знаю, журналист подпер щеку ладонью. Ещё есть время.
Н-да, Кочетов рассеянно покачал головой. А я вот в детстве жил на Севере, и первую встречу с морем я не помню. Оно было всегда. И я всегда знал, что пойду в подводники, как отец.
Ваш отец тоже лодкой командовал?
Не успел. Он не вернулся из похода командиром боевой части. Двенадцать мне было.
Кочетов усмехнулся, кончик карандаша щёлкнул по крышке стола.
Мама тут же собрала всё, что смогла, и увезла меня на большую землю. Мы как будто забыли о том, что существует флот, подводные лодки. Мама хотела, чтобы я стал врачом. Или юристом. Мне иногда кажется, она до сих пор не простила мне, что я уехал поступать в военно-морское училищеКочетов улыбнулся.
Боится за вас?
Боится, конечно.
Хорошо хоть не женился, а то были бы две реки слёз вместо одной. Из-за этого мать, впрочем, тоже сердилась: почему один до сих пор, так и не дашь внуков поняньчить А, да сколько ни объясняй людям, хоть самым близким, свои причиныне поймут. Нечего и пытаться.
Товарищ командир, донеслось из «Каштана» на стене, ремонт пятого отсека закончен, все система исправны. Замечаний нет.
Хорошо, что нет замечаний, хмыкнул Кочетов, подтягивая к себе рукоять на пружинистом проводе. Даю вводную: пожар в пятом отсеке, горит фильтр. Освещение, естественно, отключилось.
На том конце долю секунды изумлённо молчалии голос Ильи Холмогорова отозвался:
Есть!
Звонок учебной тревоги ввинтился в уши. Вершинин поморщился, глядя на Кочетова:
Товарищ командир, так ведь этот отсек только что тушили по-настоящему.
Александр Дмитриевич. У пехоты, может, снаряд дважды в одну воронку не падает, а у нас на флоте пробоина в одном и том же местене редкость. Как в метафорическом смысле, так и вполне себе в реальном.
Вершинин, помедлив, кивнул.
Евгений Валерьевич!
Матрос Ольховский вздрогнул, едва не уронив ящик с запчастями, который и так с трудом удерживал в руках. Обращение по имени-отчеству в тёмном промасленном коридоре, где изредка звучало «матрос», а чаще «придурок» и менее цензурные варианты, походило на издёвку. Наверное, это у товарища замполита вступление такое: начать мягко и вежливо, а закончить ушатом дерьма на голову.
Евгений Валерьевич, поставьте ящик.
Ольховский растерянно переступил с ноги на ногу, и замполит кивнул:
Поставьте-поставьте. Мне нужно с вами поговорить.
Вот ещё не было печали. Что может быть нужно от него замполиту? В кремовой рубашке, при галстукекак он вообще в трюм забрёл, не побоялся запачкаться.
Зам пошёл вперёд, лавируя среди выступающих частей приборов. Ольховский двинулся следом.
Мне на вахту заступать через двадцать минут, тащ кап-два, буркнул он.
Я не задержу вас надолго, благодушно отозвался замполит. Какой отсек?
Торпедный, тащ кап-два.
Прекрасно. Нравится служить?
Ответ, естественно, полагался только одинего Ольховский и озвучил.
Хотя на вахте в торпедном, пожалуй, хорошо уже то, что людей мало. Никто не орёт, не огрызается, торпеды лежат себе, остроносые, аккуратные, чистенькие.
И нет торпедам никакого дела до того, что он готов макушкой о подволок биться, лишь бы вылезти отсюда. А ведь, когда он спускается осматривать отсек, он может с нимисо всей лодкой! что хочешь сделать. У него в кармане коробка спичек, у кока взял, когда курить хотелось. Вот есличирк! и поднести к железному колпаку
Доктор сказал мне, что вы, Евгений Валерьевич, обращались к нему с жалобами на бессонницу и, ээ психологический дискомфорт.
А, вон оно что. Доктор заму стуканул.
Всё уже прошло, тащ кап-два.
Уверены? замполит моргнул. Я изучал вашу биографию, Евгений Валерьевич. Вы хороший матрос, специальностью владеете, с политической подготовкой тоже всё в порядке. Откуда же у вас два взыскания за последний месяц?
Ну да. Как в море вышли
Не могу знать.
Кап-два всё равно не поймёт про липкую тошноту, подбирающуюся к горлу, про дрожь от шеи до ступней. Или поймёт? Он же заместитель командира по воспитательной работе. Он должен уметь почувствовать себя в шкуре тех, кого он воспитывает. Вот сейчас, если переспроситсказать?
Ладно, Евгений Валерьевич, речь не о том
Конечно, не о том. А ты уже раскатал губу.
Лучше расскажите мне, как вы освоились в коллективе. Какие у вас отношения с сослуживцами.
Да нормальные.
То есть никакие.
А про командира вашего отсека, старшего лейтенанта Линёва, что вы можете сказать? У вас с ним, насколько мне известно, был конфликт?
Ольховский поморщился.
Да меня в трюм послали уровень воды проверить. Нуя и проверял, а в трюм зашёл товарищ старший лейтенант и решил, что я там сплю на полу. Ну, и сделал мне замечание.
Орал так, что подволок звенел. И чего его вообще в трюм занесло, командира торпедной группы. Не объяснять же ему было, что до этого заснуть трое суток не получалось?
И тебе не объяснить, товарищ замполит.
Только замечание? Он к вам не применял физическую силу?
Ну, он меня за плечи тряхнул. Чтобы я вставал быстрее.
А потом?
Потомничего. Он меня не бил.
А вот Любашкин, старшина, заехал под рёбра локтем. Аж дыхание зашлось. До сих пор синяк не сошёл.
«Будешь ещё спать, карась? Из-за тебя всем до ночи впахивать!»
Старший лейтенант Линёв, возможно, был к вам не вполне справедлив?
Не могу знать, в который раз брякнул Ольховский.
Отпустите уже на вахту. Там хоть забыться можно. И смотреть, смотреть на торпеды, побрякивая в кармане коробком.
Саша осторожно провела пальцем вдоль тёмной корочки, прочерчивающей волосатую коленку, спускающейся вниз. Неодобрительно поджала губы, подняла голову:
Чесал?
Илья пожал плечами:
Немножко. В отсеке жарко, я сам не всегда замечаю, как рука к повязке тянется.
А ты замечай. Или у тебя ожоги год заживать будут.
Да хватит уже, он откинул голову, на шее недовольно дёрнулся кадык. Сперва Гриша мне мозги ебёт: не чеши, не чеши. И ты ещё теперь.
Сам виноват, она потянулась к тумбочке за мотком бинта. Перевязывать-то ты меня просишь.
Не бегать же в медчасть по пять раз на дню, хмыкнул он. А у тебя здорово получается. Я как-то сам пытался, так у меня всё время сползало.
А я давно прошу Гришу взять меня в помощники, весело сказала Саша, принялась бинтовать от середины лодыжки. А он говоритне положено, образования нет.
Ну, не знаю. Главное, чтобы от помощника толк был, так? Он поморщился, но не издал ни звука, когда Сашины пальцы осторожно надавили сквозь повязку на поражённое место. Может, тебе с командиром поговорить?
Кочетов, конечно, может поддержать робкую инициативу изнурённого бездельем журналиста. А может и заинтересоваться, где и когда журналист успел получить медицинские навыки. Что же, не лезть в глаза?
Вот так, она аккуратно завязала узелок. Полезешь наверх?
Илья тряхнул головой:
Я в пятый, будем с химиками газовый анализ проводить.
Ты же с вахты только что сменился.
Ну да, он покосился на неё недоуменно, не на вахте же мне к химикам бегать? До скорого, Сань.
Пока.
Дверь тихонько хлопнула, и Саша растянулась на своей койке, взяла с тумбочки альбом.
Эх, она ведь даже не знает, можно ли рисовать внутренности подлодки. Может, лист вырвут и отберут, когда она будет сходить на берег. Но уж очень хорошо ей виделся ярко освещённый центральный пост, морщинки, прочертившие широкий лоб Кочетова под тёмными завитками, рельефные скулы, на пультеширокие ладони с длинными сильными пальцами. И фигуры офицеров рядомв динамике, в постоянном движении, чтобы чувствовался пульс центрального поста.
Начать с главного, с командира. Лицо, наклон головы, складка у рта
Он лёг, не разуваясь, свесив ноги на пол. Робу не расстёгивал, только ПДА снялкоробочка лежала под локтем. Второй локоть он пристроил под голову вместо подушкитак и смотрел на тусклую лампочку.
Свет не давал совсем уж расслабиться и задремать. И всё же веки тяжелели, теплели, и из-под подволока выплывали мутные лица. Комдив«больше некому, Рома, я на тебя рассчитываю», Стас и Толя«ну, Ром, служба службой, а когда всё-таки на шашлыки?», мама, тоненькая, в белой косынке. «Ромочка, ну сколько, сколько мне ещё надрывать сердце, скажи? Когда ты уходишь в море, я не могу»
Он мотнул головой, прогоняя недослушанные слова. Двадцать пять лет одно и то же. Мама, когда ты уже поймёшь, что без лодок нечего делать и некем быть? Галя же поняла.
Галино лицотёмный румянец, узкие дуги бровей. Рука в кожаной перчаткев его голой ладони.
«Рома, тебе будет намного легче, если ты сможешь целиком отдаваться своему делу и никто не будет себе требовать отдельный кусочек тебя. А я так не сумею. Я буду хотеть всё больше, больше, и ты будешь разрываться между мной и лодкой. Не надо. Давай закончим сейчас».
Она была права, конечно. Ей больше, чем кому бы то ни было, он хотел бы отдавать своё время, свои силы и мысли. А лодке не хватило бы части его. Лодка требовала его себе целиком.
Хорошо они расстались. И созванивались, писали друг другуредко, правда, пару раз в год. Это тоже правильно. Чтобы не бередить.
Смешно: он мог представить, какие слова бы она сейчас сказала, чтобы поддержать его, мог мысленно услышать тёплый грудной голос, гортанный переливчатый смех, но лицо виделось ему смутно, как сквозь дымку. Ещё бы, когда они в последний раз виделись? Он, кажется, приезжал к Ковалёвым в Москвуи она зашла, смеющаяся, в зелёном
Товарищ командир, говорит штурман.
Кочетов поднял руку, подтянул к себе рукоять «Каштана».
Слушаю.
Мы в заданном квадрате.
Пришли.
Время стрелять.
Глава 13
Сашка, как всегда, сидел, подтянув коленки к груди, пристроив на них книжку. Ладонь подпирала подбородок, пушистая светловолосая голова наклонялась над страницей.
Он и бровью не повёл, когда Артур вошёл к нему и дверь тихонько хлопнула, закрываясь.
Артур хмыкнул, подошёл ближе.
В слабом свете ламп от Сашкиной головы на страницу падала округлая тень, тихонько сползала ниже, ниже, перебиралась на следующий лист. Пальцы рассеянно отстукивали на покрывале ритм строк.
Сашка немало книг перетаскал из корабельной библиотеки у замполита, но Артур почти каждый раз заставал его с Лоркойкак сейчас, тихого, задумавшегося.
Артур приподнял ладонь, хлопнул по узкому плечу. Сашка вздрогнул, поднимая голову. Страницы затрепетали.
Просвещаешься? Артур выпустил его плечо, сложил руки под грудью. Дело хорошее, но так можно и всю жизнь пропустить. Дуй в центральный. Там сейчас начнётся то, ради чего ты, собственно, и рвался сюда.
А я рвался?
Конечно, рвался. Любой, завидевший нашу лодку, испытывает жгучее желание ступить на её борт хоть разок, Артур плюхнулся попой рядом с ним, вытянул ноющие ноги. Ты же собирался кропать статью про наш героический поход? Вот и увидишь самую квинтэссенцию героичностиракетные стрельбы.
Ого, Сашка спустил ноги на пол, принялся ощупью искать тапки. А меня в центральный пустят?
Командира спроси, Артур пожал плечами. Я бы пустил.
А ты тоже пойдёшь стрельбы смотреть?
Я? он прищурился. Откуда ж у меня столько свободного времени?
Так ты же механик, не ракетчик.
Друг мой Александр, Артур возвёл глаза к подволоку. Ты хотя бы в среднем представляешь себе, сколько весит баллистическая ракета? А что случится с подводной лодкой, когда она на глубине потеряет тонн тридцать от своего весапредставляешь?
Сашка смущённо усмехнулся, потянулся за ремнём своего ПДА.
Она начнёт всплывать.
Именно. А нам нужно десять таких ракет выпустить с глубины сорок метров. Так что я вместе с моими орлами буду следить за дифферентом, за тем, чтобы лодочка вовремя принимала балласти не хапнула его слишком много.
Сашка кивнул.
Всё будет хорошо.
Конечно, будет, Артур улыбнулся, удивляясь, что Сашка вообще об этом заговорил. Наш командиржелезный человек из лучшей межгалактической стали, наши ракетчикизвери. Ну и я тоже кое на что гожусь. Давай, он пихнул Сашку под лопатку, иди и не ссы, журналист! Сотвори нам летопись подвига!
Есть, сэр! Сашка с серьёзным видом приложил ладонь ко лбу, но губы прыгали от смеха. Артур вздохнул, покачал головой:
Вот учишь их, учишькак об стенку горох. На пустую голову честь не отдают! он сорвал свою пилотку, нахлобучил на Вершинина. Другое дело! Хоть сейчас на вахту.
Нет уж, спасибо, Сашка осторожно снял пилотку, протянул Артуру. Лучше я посмотрю на стрельбы.
Иди, иди, Артур откинулся на подушку.
Дверь прикрылась.
Артур глянул на часыминуты три он мог себе позволить передохнуть. Ладонь рассеянно прошлась по покрывалу, наткнулась на опрокинутый томик. Он взял книгу, машинально перелистал.
Мать, отчего твои слезы
льются соленой рекою?
Плачу водой, сеньор мой,
водой морскою.
Сердце, скажи мне, сердце,
откуда горечь такая?
Слишком горька, сеньор мой,
вода морская
В фантазиях этот момент представлялся ей более торжественным: офицеры в чёрной форме, строгая тишина, изредка прерываемая резкими, отрывистыми указаниями. Но в центральном все как обычно были в робах, переговаривались, вахтенный что-то, смеясь, твердил боцману, и командир его не обрывал.
Саша шагнула вперёд, развернула лопатки:
Прошу разрешения в центральный!
Разрешаю, командир повернулся в своём кресле. Проходите, Александр Дмитриевич. Блокнот взяли с собой? Самое время делать наброски.
Ох ты ж. А ведь ей в самом деле придётся как-то рожать эту статью. Не рассказывать же им, что училась она в медицинском и кроме лекций за последние четыре года не писала ничего?
Нужно? молоденький парень за пультом протянул ей ручку и двойной лист в клетку. Она рассеянно кивнула:
Спасибо.
Пресса во всеоружии, хохотнули за спиной. Лодки девятьсот сорок первого проекта зовутся «Акулами», а нашу впору называть «Акула пера»!
Командир покосился в сторону смеющихся, потянулся к «Каштану».
Боцман, доложите глубину и дифферент.
Глубина сорок, дифферент ноль!
Хорошо. Ребята, сказал он в «Каштан», от вас не нужно никаких чудес. Сделайте то, что мы с вами регулярно отрабатывали. Я знаю, что вы сделаете это хорошо.
Выждав паузу, произнёс громче, жёстче:
По местам стоять, боевая тревога! Ракетная атака!
Командирам боевых частейдоложить о готовности.
Боевая часть два к проведению предстартовой подготовки готова, захрипел «Каштан». То же самое повторили ещё четверо, и вахтенный привстал в кресле:
Подводная лодка к проведению предстартовой подготовки готова.
Шахта номер пять к пуску готова.
Командир кивнул:
Пуск ракеты из шахты номер пять разрешаю.
Открыть крышку шахты номер пять! Это командир ракетчиков, обычно говорящий сбивчиво, торопливо, а сейчас каждое слово звенит.
У Саши покалывает кончики пальцев. Вроде бы только что переглядывались, пересмеивались, а сейчас будто сам воздух в центральном сгустился, как перед грозой, и его прорезает только ровное гудение приборов и короткие реплики приказов и ответов.
Открыта крышка шахты номер пять
До старта одна минута!
Саша тихо-тихо делает шаг в сторону, чтобы лучше видеть Кочетова в его кресле. Глаза, лоб, скулы хранят молчание, не выдают ни напряжения, ни тревогион словно пассажир в салоне самолёта. Только рот слегка сжат.
До старта тридцать секунд двадцать пять двадцать
«Так что с этими ракетами? спрашивал кого-то дядя из соседней комнаты. Экспериментальная модель? Каковы риски? Мой племянник да, журналист, очень интересуется я хотел бы быть уверен»
Десять, девять, восемь, семь
А вот ещё на ум приходитшкола, пустой коридор, братец сипит в шарф:
«Если не сделал домашку, надо скрестить пальцы под партойтогда точно не вызовут»
Её вжимает спиной в стену, по ушам шарахает. Лодка взбрыкивает и дрожит, готовая рвануться вверх, но Артур держит её, вливая в стальное нутро балласт, перегоняя его по цистернам.
И опять ровное, спокойное:
Ракетная шахта номер два к пуску готова.
Пуск ракеты из шахты номер два разрешаю
Ракеты уходят одна за другой, чётко, не торопясь. Сначала Саша теряет счёт ракетам, потомвремени. Уже пять часов прошло? Или всего только чуть больше часа? В висках пульсирует, роба липнет к спине. В спине что-то сдвинулось от постоянных рывков.