Александр Дмитриевич. Быстро говорите, что у вас, или приходите через час.
Щёки журналиста порозовели, он нервно обхватил ладонью запястье.
Извините, я не вовремя Я только хотел узнать, когда можно будет выходить наверх.
Наверх? переспросил Кочетов. О чём он вообще, что ему надо за пять минут до сеанса связи?
Ну да на палубу.
Кочетов посмотрел на старпома, старпом пожал плечами. Из-за пульта связи послышался резкий смешок, тут же оборвавшийся: Илья вспомнил, где находится.
Товарищ командир? журналист уже раскраснелся ото лба до шеи. Я что-то не так сказал?
Кочетов беззвучно вздохнул.
Александр Дмитриевич, я не совсем понял, как вы собрались выходить наверх в подводном положении.
В подводном? глаза парня широко раскрылись. Какв подводном? Я думал, сеанс связи
Кочетов подавил усмешку. Журналист, в конце концов, не виноват в том, что не знает элементарных вещей.
Сеанс связи проводится на перископной глубине. Наверх выдвигается антенна, а сама лодка остаётся под водой, чтобы не тратить ресурсы зря.
Так что с прогулкой вы погорячились, вставил старпом. Вы, это, Александр Дмитрич, пиздуйте к себе или куда вам там ещё надо. Не до вас сейчас.
Журналист стоял молча. Пальцы выпустили запястье, на котором уже выступили красные отпечатки, руки безвольно повисли. Взгляд остекленел, упёрся в одну точкукуда-то за плечом Кочетова, за пультами.
Кочетов уже собирался окликнуть его, повысить голос, но журналист моргнул, шевельнул губами:
Извините.
И вышел.
Старпом захохотал, не успели ещё стихнуть шаги. Механик, штурман, связист, ребята-ракетчики дружно подхватили, даже акустик высунулся из своей рубки узнать, что стряслосьи издал ухающий вопль неясыти, не дослушав.
А ну тихо всем, проворчал Кочетов, но улыбку прятать не спешил. Две минуты до сеанса связи. Илья, что у тебя?
Готово, канал чист, связист перевёл дыхание.
Давай сюда, Кочетов потянулся за наушниками.
Интересно, кто из подводной братвы развёл бедолагу-журналиста. Или тот сам по наивности решил, что они выйдут на поверхность?
Мда, понаберут детей на флот
А ведь так-то нехорошая история наклёвывается. Смех смехом, а каково журналисту узнать, что на поверхность он может и не выйти до конца автономки?
Америкосы, вон, на лодках психологов держатаккурат для таких случаев. А нам как быть? Шило наводить? Журналист, говорят, и не пьёт.
Дельфин, Дельфин, вызывает Чайка, затрещало в наушниках. Как слышно? Приём!
Чайка, я Дельфин, слышу вас хорошо. Докладываю
Глава 9
Кажется, всё ещё погружались. Саша не вслушивалась в перекличку команд, они щёлкали монотонно, будто горошины сыпались на пол из мешка. Звуки, не складывающиеся у неё в голове в слова, проскакивали мимо. Зато ей хорошо было слышно, как скрипит и вздыхает корпус лодки, как его обжимает нарастающее давление.
Лодке было тяжело, она не хотела идти в глубину. Наверх бы, к солнцу, которое так и не пригрело ей борта.
Сашиному лбу, скулам, подбородку было горячобудто от солнца, и горло словно щекотал солёный ветер. Да нет, это ей, наверное, не чудилось, солоный привкус во рту был настоящим, и наволочка под щекой вымокла.
Чьи-то шагилюди идут по коридору, болтают, смеются. Вот откроется дверьвернётся сосед с вахты, а она тут лежит. Сразу будет ясно: что-то не то.
Или журналист, всхлипывающий в подушку в каюте подлодкиобычная история, нет в ней ничего из ряда вон выходящего?
Она же и не плачет. Плакала, кажется, как пришла, скинула тапки и легла. А сейчас не хочется. Ничего не хочется. Давайте будем погружаться дальше, давайте забьёмся глубоко-глубоко, где нас никто не найдёт. Там тихо, темно и можно спать, спать, спать.
Может, она уже спала? Может, и Илья заходил, а она не слышала? Сколько она здесь лежит?
Если Илья здесь былвидел, значит, как размазало журналиста Вершинина. Без всякого давления размазало, и без шила, будь оно неладно.
Хотя разве Илья что-то заметил? Зашёли сразу к себе наверх. Он наверняка и не смотрел на неё.
Можно взять с тумбочки телефон и посмотреть времявсего-то. Они всплылигосподи, не слово, а издевательствоони поднялись, чтобы высунуть антенну, к пяти часам. А сейчас да какая разница, в руки, в ноги будто закачали воду, как в эту несчастную подводную лодку. Чтобы тянуло вниз и не пускало. Ладонью пошевелить, высунуть её из-под одеялаи то тяжко.
«Каштан» опять что-то гундосит. Кажется, вахту меняют. Погрузились, значит. Идём на глубине. Будто так и положено человекуболтаться под водой, дышать спёртой вязкой мутью, месяцами не высовывать голову наверх.
Да, но разве не этого она ожидала, когда решалась пойти на подводную лодку? Кто её обманывал? Сама же себе придумала про ветер и солнышко, а раз так не случилосьв слёзы. Ээх, а дядя говорилс тобой, Алька, хоть в кругосветку!
Подвахтенным от мест отойти, шипит динамик. Первой боевой смене явиться для приёма пищи в кают-компанию.
Саша садится на постели, суёт ноги в тапки.
Она пойдёт обедать со своимии съест всё до последней крошки, чтоб никто и не подумал, что у неё могла быть истерика.
Так. Тумбочка. Зеркальце.
Волосы пригладить, зачесать ровненько на пробор. Вот так. Всё-таки удобно с короткими.
Глаза, конечно, красные, мда, но у кого здесь не красные глаза? Припухшие веки, красная сеточка сосудов, тёмные кругиполный набор, без этого и подводник не подводник.
Ах да, переодеться. В робе в кают-компанию запрещено, офицеры непременно меняют рабочую одежду на кремовую рубашку с погонами и чёрные брюки. Ей, конечно, такая роскошь не положена, зато она взяла с собой Сашкины выпускные брюкион давно не носил, а ей пришлись как раз. И рубашку белую купила прямо за день до отлёта из Питера, как знала, что пригодится.
Рубашка тонкая, под неё неплохо бы утяжку хотя там и утягивать, считай, нечего, да и не будет никто рассматривать впалую грудь гражданского журналиста. Ну, пусть будетна всякий случай.
Разгладить воротничок, подвернуть рукав. Можно идти.
Вот давно замечаю: на третью недели автономки, на крайняк на четвёртую в голову лезть начинает всякая муть, Паша глотнул, опустил стакан на стол. Честно: пока я думал про Настюху голую на кровати, или про котлетки с петрушкой, которые она мне жаритвсё зашибись было. Ну, хер стоит, как перископ, слюны полон рот, но к этому я ж давно привык. А вчера сменился с вахты, ложусьи чего-то припоминаю, как мы с ней в банке очередь стояли. Духота, людей полным-полно, а она меня за локоть тискает тихонько. Глаза такие серьёзные-серьёзные, а уголок рта вверх ползёт. Как девчонка, Паша вздохнул. Мне сперва смеяться захотелось, а потом я час ворочался, уснуть не мог. И нахрена мне это, а?
Артур был занят, он допивал свою долю компота из единственной оставшейся банки и не собирался отрываться ради того, чтобы ответить. Доктор тоже не торопился, он меланхолично следил, как из банки в его стакан стекают последние капли.
Не надо было жениться, наконец обронил он.
Да ладно, Артур поставил стакан, навалился локтем на стол. Всё ж нормально. Не ты первый.
Паша поморщился.
Да мы ещё попрощались не по-людски. Разругались: я, вроде как, пылесос доломал. Этому пылесосу ещё до развала Союза срок списания пришёл. Ну, Настюха в крик, а я дверью хлобысьи на корабль.
Прям шекспировские страсти, доктор встряхнул пустую банку. «Много шума из ничего». Боишься, что заявишься после автономки, а тебя из дома выставят?
Артур понизил голос:
Вместе с пылесосом.
Да ну вас, Паша безнадёжно вздохнул. Я её на пирсе видел. Она на цыпочки вставала, искала меня.
Тем более, Артур пожал плечами, раз провожалазначит, и встречать прибежит. И про косяк твой не вспомнит. Мореоно быстро стирает из памяти всё лишнее.
Да соскучился он, доктор хлопнул Пашу по плечу, вот и пускает сопли. Это нам с тобой, Артур, хорошо, у нас в каждом порту по пять невест.
И все недорого берут, фыркнул Паша.
Да ладно! доктор изумлённо покачал головой. Прекрасные девы согревают усталого моряка теплом своих душ и тел совершенно бескорыстно.
Без-воз-мез-дно! Артур поднял палец.
Истину глаголешь. Учись, Пашка!
Погоди, Паша повернулся к Артуру, у тебя же вроде была фея балетная в Мурманске. Ты говорил, у вас с ней всё серьёзно.
Что за фея балетная? доктор поднял брови. Неужто Эля?
Ну, Эля, Артур оперся локтем о стол. А что? Откуда ты её знаешь?
Да был случай познакомиться, доктор криво усмехнулся. У меня дальше конфет-букетов дело не зашло. А вот ребята из турбинной группы к ней косяками ходили, а потом бегали ко мне. Ты бы поаккуратнее. Трипперштука неопасная, но мороки много.
Даже так, протянул Артур, прищурился. Губы, едва сжавшиеся, разъехались в бесшабашной улыбке. Вот сюрприз так сюрприз!
Паша досадливо покосился на доктора:
Ты сам бы поаккуратнее с такими новостями. Если Артуру она действительно нравилась
Мне? иронически протянул Артур. О да, моё сердце разбито и я сейчас начну горько рыдать тебе в рубашку. А точноона? он глянул на доктора. Полякова?
Да фамилию я и не спрашивал, он пожал плечами. Тоненькая такая брюнеточка, волосы до попы. Она ещё «л» почти как «в» выговаривает.
Подводная уодка, у Артура вырвался смешок, губы дрогнули, и он вновь растянул их в улыбке. Гриша, Гриша, дай мне спиртузалить горе, он запрокинул голову к подволоку, широко развёл руками, ты разбил мою мечту о лебединой верности!
Доктор засмеялся, хлопнул Артура по плечу.
Какие только душевные страдания не готов изобразить подводник, чтобы добыть себе шила, а?
А то ж! Артур блеснул глазами. Всё ради него, ненаглядного.
Паша молча вздохнул.
Так. Кажется, она свернула направо за переборкойа до этого ещё был трап наверх и перегородка, зеленоватая, проржавелая. За ней кто-то что-то сверлил и приглушённо материлсяСаша не рискнула идти напрямик и отвлекать бедолагу от дел, сделать крюк в тот момент казалось менее опасным для жизни и здоровья вариантом.
Но вот сейчас Саша не была в этом так уверена: она давно уже должна была попасть на торпедную палубу, а оттудав жилой отсек. А здесь не было ничего похожего на остроконечные цилиндры торпед, обвитые цепями. Только провода, мигающие лампочкии потолок всё ниже, ниже. Подволоктак они его здесь называют. И света почти нет.
Где же она? Неужели свернула не в ту сторону? И у кого спросить? Как ни оглянешься, вечно кто-то за плечом торчит, одной ни на минуту не останешься. А тут, как назло, никого.
Это ж надо было умудритьсязаблудиться на подводной лодке. Кому скажешь, не поверят.
Серьёзно, где все? Она сейчас обрадовалась бы кому угодно, даже чекисту с сахарной улыбочкой, даже Караяну с его дурацкими шутками и с очередным пыточным приспособлением, которое она должна научиться надевать.
Дверьширокая, железная. Не открывается. Или надо просто дёрнуть посильнее?
Ой, а разве это не тот самый трюм, куда её не пускал Паша? Он говорил про секретные опыты на людях. Ерунда, конечно. А дверь закрыта просто потому, что нечего посторонним
Глухой сдавленный хрип отразился от металлических стен шипящим эхом, прокатился по коридору. Сашины руки замерли на ручке двери. Господи, что же это? Может, машина?
Звуки послышались сноварезкие, надрывные. Кашлял, задыхался человек. Саша отпрянула от двери, поспешно оглянулась. Внутри все немело, холодело от испуга, шея слушалась неохотнои, увидев за спиной другую дверь, с аккуратной надписью «гальюн», Саша коротко хихикнула. Вовсе не в трюме хрипели. Просто, наверное, какой-то матрос решил покурить и поперхнулся.
Ну и поделом, курить в гальюне нельзя, ещё потом от командира влетит
Дверь лязгнула, подалась наружу, и в коридор вышел командир, прикрывая рот ладонью. По белым щекам, по шее под расстёгнутый ворот кремовой рубашки скатывались струйки, влажные тёмные завитки в беспорядке падали на лоб.
Что-то бормоча в ладонь, он шагнул вперёди увидел Сашу, выпрямился, опустил руку.
Товарищ командир? она подалась к нему. Сухие губы растянулись в подобии улыбки, грудь с усилием приподнялась.
Александр Дмитриевич, прошелестел сиплый голос. Командир поморщился, поднял ладонь.
Плечи задрожалион кашлянул ещё раз, другой, третий. Запрокинул голову, втягивая ноздрями воздух.
Помочь? Саша машинально оглянулась. Сбегать за водой?
Ещё бы знать, в каком направлении бежать.
Командир качнул головой, помолчал, сглатывая.
Всё нормально, наконец произнёс онуже почти не хрипя. Вот ведь служба, понизил голос, ни поссать, ни покашлять без свидетелей.
Саша неуверенно улыбнулась.
Что-то вы всё никак не поправитесь, Роман Кириллович.
Только вы, бога ради, не смотрите на меня влажными глазами наседки, командир нахмурился, но в глазах мелькнуло веселье. Мне хватает однойстарпома.
А врач? Разве он не должен за вами следить?
На кой за мной следить? командир пожал плечами, направился вперёд по коридоруСаша не без труда поспевала за его широким шагом. Температура нормальная, из носа не течёт.
Тогда это может быть аллергия. И таблетки от кашля вам не помогут.
Гриша то же самое говорил, хмыкнул командир. Но мы не можем бросить всё и дружно выяснять, на что у меня аллергия.
Пыль? предположила Саша. Я не знаю масла?
Я могу, конечно, объявить внеплановую большую приборку, он усмехнулся. Вряд ли поможет, но матросам некогда будет заскучать. И вас заодно припашем, Александр Дмитриевич, чтобы не бродили по отсекам, как тень отца Гамлета.
Саша с сомнением покачала головой. Конечно, хотелось занять себя хоть чем-то, но мыть палубу или гальюн, чего доброго? Ох, лучше не надо.
Как вы, оклемались после того сеанса связи? синие глаза командира смотрели на неё внимательно из-под припухших век. Понимаю, на солнышке все хотят позагорать. На глубине раскиснуть недолго. Но надо потерпеть, Александр Дмитриевич.
Да я ничего, Саша почувствовала, как печёт щёки, я же не раскисаю, товарищ командир.
И правильно, командир приостановился, пропуская её вперёд, твёрдая ладонь легонько ткнула её в плечо. Через пару недель нам так и так придётся высунуться наружу. Полчаса у вас будетпостоять, подышать.
Правда? радость пугливо шевельнулась внутри, она уже боялась заявлять о себе в голосчтобы не шарахнуло больно, как в прошлый раз. Точно можно будет выйти наверх?
Он остановился, остановилась и она, оборачиваясь к нему. Синие глаза смеялись, но незло и как-то совсем необидно.
Точнее некуда, Александр Дмитриевич, уголок рта приподнялся. Можете готовить восторженные обороты для вашего репортажа.
Слушаюсь, товарищ командир, выдохнула Саша.
Что-то легонько стукнуло в стенку с той стороны, забарабанило мелкой дробьюбудто сыпали горох. После истории с трюмом Саша готова была посмеяться над своими страхами, она с улыбкой взглянула на командираа он весь замер сжатой пружиной и, прежде чем заскрежетало снова, подался к трубке «Каштана» на стене:
Боевая тревога! Слушать в отсеках!
И рванул вперёд по коридору. Саша побежала за ним.
Глава 10
Селихов, что у тебя?
Стуки нерегулярные, тащ командир, хрипловато произнёс из динамиков голос акустика. Непосредственного контакта с их источником нет. Похоже, это касатки. Эхо очень характерное. В этом квадрате их видят часто, особенно в апреле-мае.
Эхо, говоришь? командир потянулся за наушниками. Ну-ка
Может, касатки, пробормотал вахтенный механик. А может, наши друзья из-за океана сели нам на хвост.
Тихо, буркнул старпом, вопросительно покосился на командира. Тот помолчал, плотнее прижимая наушник.
Курс тридцать два, скорость десять узлов, наконец приказал он.
Есть курс тридцать два, скорость десять узлов!
Уходим, пронеслось у Саши в голове. Пытаемся убраться подальше от этой штуковины. Она опасна? Если это чужие и они идут за намичто они сделают? А если это касаткиони ведь плывут себе тихонечко по своим делам, не собираются нападать на лодку, правда?
Сашины пальцы, стиснутые за спиной в замок, хрустнули. Она вздрогнула, оглянуласьникто не смотрел на неё. Ей вообще, наверное, нельзя было сюда, в центральный, но она зашла вместе с командиром, встала в уголкевсе были слишком заняты, чтобы спрашивать, что она здесь делает. А она должна была быть здесь, ей нужно было видеть, что происходит, не попали ли они все в бедуи как из этой беды выбираются.