Остановившись, он взглянул на Сашку в упор.
Подлый ты. Она хоть дура, да без гнили. А ты гниёшь уже давно.
Дядь Слав, он привстал, ну виноват я, виноват! Но она же сама
Сама, повторил Вершинин. Вот об этом я и говорю.
Сашка помолчал, ковыряя носком ступни гладкий пол.
Дядь, тихо позвал. Что мне делать теперь?
Вершинин пожал плечами.
Сдавать билеты. Ты допуск к гостайне подписывалхрен тебе, а не заграница, пока пять лет не пройдёт. Радуйся, что тебя поймал я, а не погранконтроль.
Сашка вздохнул.
И молиться, чтобы Алька, во-первых, вернулась живой и здоровой, во-вторых, чтобы никто про ваш маскарад с переодеванием не узнал.
Помолчав, Вершинин нервно хмыкнул:
Нет, ну как она это собирается делать? На лодке-то!
Глава 8
Роман Кириллыч, разрешите? в салон командира заглянула лысеющая голова старпома.
Ну, это он так называетсясалон. На деледве комнатушки, в однойрабочий стол, шкаф с бумагами, кое-как пристроенный у стенки компьютер, в другойзастеленная койка и ещё один шкаф, для одежды и всяких безделушек с берега. Когда Кочетов принимал корабль, матросы коробками выносили журналы, кассеты, книги, принадлежавшие его предшественнику. С разворотов призывно улыбались обнажённые красавицы, книжки пестрели заголовками в духе «Бешеные Волки-2: возвращение Слепого Снайпера». Кассеты Кочетов проверять не сталвпрочем, наверняка матросы исправили за ним это упущение.
Перед первой своей автономкой в качестве командира (когда ж это было, Господи? Семь лет назад? Восемь?) Кочетов подумывал взять с собой гитару. Но ведь гитара и в кают-компании естьбери кто хочешь, командиру уж точно не откажут, жаль только, времени взять её в руки никак не находилось. А в каюте она только мешала бы. Если тревога, авария, упадёт ещё, отшибёт тебе что-нибудь или проход загородит.
Вообще, чем меньше вещей на корабле, тем лучше.
Заходи, Палыч, Кочетов выключил монитор со схемами акватории, повернулся на стуле. Садись.
Старпом покосился на него с сомнением:
Роман Кириллыч, а что это ты сегодня не ходил на обед с командой? Тебе хоть еду принесли?
Только что вестовой тарелки забрал, Кочетов махнул рукой. В кои-то веки я хоть поел с аппетитом. А то сижу с вами, как кол проглотил: только бы не раскашляться, думаю. И так уже все косятся.
Ты бы всё-таки доктора навестил, буркнул старпом. Две недели кашляешь.
Да я был уже, хмыкнул Кочетов. Анализы, говорит, надо сдать, тащ командир. Какие нахер анализы? Ты мне таблеток, говорю, дай, чтоб я от кашля не просыпался и чтоб матросы его не принимали за ревун аварийной тревоги.
Ну и как, дал? Полегчало?
Ещё бы он таблеток пожалел для командира. Вон, целая коробка, Кочетов хлопнул по ней ладонью. Вроде и правда сплю получше.
Старпом пожевал губами, словно хотел ещё что-то спросить, но качнул головой.
А ты чего пришёл-то? поинтересовался Кочетов. Вряд ли чтобы о моём здоровье разговоры разговаривать. Давай, выкладывай.
Старпом прочистил горло.
Да, я всё собирался Кстати, я Олега, особиста, к замполиту отослал боевой листок смотреть. Чтоб он уж точно под ногами не крутился.
Таак, начало интригующее, Кочетов сложил руки в замок на крышке стола. Ближе к делу, Палыч.
Да мне нечего сказать-то, Роман Кириллыч, он неловко развёл руками. Яты знаешь: раз есть приказ, значит, в лепёшку расшибись, голыми руками в реактор залезь, а выполни. Я у тебя хотел спросить. Мы ведь с тобой подо льды ходили. И «Тигров» испытывалиникто до нас ими ещё не стрелял! Но тогда всё как-то понятно было, он поморщился. Если не выгорит, угробим лодкуто хоть понятно, ради чего старались. А щас? Как же оно так выходит? Я с этими парнями из института разговаривал. Всё, говорят, рассчитано точно. А я бы их, Ром, за шкиркуи к нам сюда, в центральный. Раз всё рассчитано, то пусть вместе с нами и стоят.
Риск, конечно, есть, отозвался Кочетов.
Да разве в риске дело? Да ебись оно всё торпедой, разве хоть раз кто-то мог обо мне сказать, что я струсил? старпом привстал, круглое лицо порозовело. Простоя не могу понять, ради чего.
Кочетов помолчал. Пальцы скользнули по краю стола, обводя острый угол.
Ради страны, как всегда, он слегка усмехнулся. Мы испытывали её оружие, подтверждали её право на территории в Артике. Теперь мы экономим ей деньги, пусть и таким не совсем обычным способом.
Старпом кивнул.
Он сложил руки на животекрепкие, кряжистые пальцы, широкие ладонии смотрел на Кочетова. Сорока девяти лет, глыбастый, упёртыйсмотрел, как смотрят юнцы-матросы перед тем, как хлебнуть забортной воды на посвящении.
И это пройдём, сказал Кочетов. Надо было что-то сказать.
Розовое лицо поморщилось:
Знали б матросы, зачем мы идёмзасмеяли бы. Да ещё журналист этот
Из-за журналиста можешь не беспокоиться. К концу автономки ему будет не до сенсаций.
Думаешь? Палыч поднял седеющие брови.
Сломается, Кочетов кивнул. Такие, как он, ломаются уже на второй месяц. Сами не всегда замечаютно со стороны видно хорошо.
Ну так что, может, в контру? Или в покемонов? У меня свежая есть.
Не, старпом говорил, в пять всплываем на сеанс связи. Не успеем. А что, покемонов уже новых выпустили?
Саша посторонилась, прижалась спиной к стенке, пропуская офицеров. Кивнула имКарцеву и какому-то лейтенанту, чьего веснушчатого лица она не помнила. Они кивнули в ответ, лейтенант шутливо приложил ладонь к пилотке.
Товарищ журналист, обернулся к ней, а вы что думаете на предмет покемонов? Играли?
Совсем чуть-чуть, Саша смущённо улыбнулась. Я огненных люблю.
Огненных? На подводной лодке? веснушчатый лейтенант покрутил пальцем у виска. Только водяные!
Воздушные тоже сойдут, обронил Карцев. Он уже не гнусавилнасморк, видно, проходили его грудной низкий голос звучал свободно. Куда ты на глубину да без воздуха?
Саша пожала плечами. Монстрами, зверями и драконами она болела совсем недолго, между Днём рождения, когда дядя подарил им с Сашкой новенький комп и приставку, и тем моментом, когда Сашке стало скучно клацать по кнопкам и он пошёл искать приключений в реальном мире. Вот серьёзно, когда это случилось? Ещё в школе?
В любом случае, сражаться на нарисованных аренах одной ей быстро надоело.
А с вами сыграть можно, товарищи офицеры? А то что-то тоскливо, она развела руками. По солнцу, наверное, скучаю.
Везёт вам, тащ журналист, протянул Веснушка. Нам и поскучать-то некогда, да, Паш?
Карцев кивнул.
Поиграть, конечно, можно, но тебе сперва надо в график записаться. Желающих много, а приставка одна.
И вы тоже по графику? удивилась Саша. Карцев ухмыльнулся:
Япо выслуге лет.
Доблестно послужили Родине, и теперь она доверяет вам покемонов вне очереди?
Типа того.
Ну ладно, протянула она. А график
У замполита.
Ивашов двинулся вперёд по проходу, Веснушка последовал за ним. Собрав остатки смелости в кулак, Саша окликнула их:
Скажите, а мы действительно всплываем? А то я всё жду, жду
Чего ждать-то? фыркнул Карцев. Зелёный ты ещё, не знаешь, как качает в надводном положении.
Вот тогда действительно позеленеешь, засмеялся Веснушка. Лодку мотает в волнах, как бочку. Собственно, она и есть бочка, ничего больше. Обыкновенный железный хлам.
Карцев пихнул его в спину кулаком.
Вот станешь механиком, тогда будешь иметь право лодку хламом называть. А раз ты штурманёнокрот закрой и не пищи.
Веснушка фыркнул, первым направился к переборке, пробираясь между ящиками.
Ещё чего не хватало, в механики идти, буркнул он. Я командиром буду, а ты всю службу так и просидишь в трюме со своими маслопупами.
Ты на кого пасть разеваешь, салага, а? Хер моржовый! загрохотал Карцев, но видно было, как его плечи вздрагивают от смеха.
Веснушка потянул вверх кремальеру, и Саша почти выкрикнула им в спины:
Так как же всё-такивсплываем или нет?
Да всплываем, всплываем, буркнул Карцев. Только какой тебе с этого толк, мы всё равно
Захлопнувшаяся переборка проглотила последние слова.
Ей нужно было наверх. Постоять хоть пару минут, подышать воздухом. Она слишком долго старательно не замечала, как мир съёживался до размера железной коробки, в которой она жила. С этим ведь ничего нельзя было поделатьи она давила в себе тревогу, давила тоску по дневному свету, по открытому пространству. А теперь, едва обмолвились: «Всплываем!» аж заболело внутри.
Может, там действительно качка, может, наверху ливень, ветер. Ерунда. Она будет стоять на палубе, пока не погонят вниз, напьётся небом, морем, огромной, необъятной жизнью. Там всёживое. И у неё хватит сил как-нибудь протянуть ещё несколько недель до следующей вылазки.
А вдруг её не пустят? Скажет командирне положено. Да ну, почему он так скажет? Другие ведь тоже наверняка пойдут? Илиможет он решить, что гражданскому нельзя? Ну нет уж. Она убедит. Упросит. Заставит. У неё дядяадмирал, в конце концов!
Как-то там дядя Слава? Узнал ли он, что они с Сашкой провернули? По-хорошемуне должен, но ни разу на её памяти им не удавалось от него что-то скрыть. Даже когда они стащили классный журнал и запрятали его в оврагеАнна Петровна так и не нашла ни журнал, ни виновников. А дядя Слава всё понял и на фильм про адмирала Нахимова их с собой не взялв наказание. Сашка сильно тогда расстроился, он в то время ещё любил и море, и корабли, и офицеров в бело-золотых мундирах
Дядя Слава, если ты всё уже знаешьне сердись. То есть, конечно, ты будешь сердиться, но не так, чтобы разругаться навсегда и сказать «ты мне больше никто». Правда?
И всё будет хорошо, и она, Саша, обязательно вернётся, и они обнимутся крепко-крепко, и будут до ночи сидеть и разговаривать о том, что она натворила. Да. Только для начала надо выбраться и подышать воздухом.
Ого, она и не заметила, как ноги донесли её до кают-компании, пока она раздумывала.
Пусто, голые столы, ещё пахнет щами с обеда. Ивашов, невысокий, поджарый, стоит на носочках у стены и тянется к горшку с лиловыми фиалками, щёлкает приборчиком.
Лёша? позвала она. Ивашов щёлкнул ещё пару раз, повернулся.
Здорово, Сань, сунул прибор в карман, протянул руку. Саша пожала её, чувствуя ладонью шершавостьне то мозоль, не то рубец от ожога. Тебе чего?
Да ничего, она смущённо переступила с ноги на ногу. Не знаю, куда себя деть.
А я цветы на радиацию проверяю, усмехнулся Ивашов. Каждую автономку, блядь, одно и то же. Русским же языком вам всем сказано: при штатной работе реакторов фон в отсеках ниже, чем на Красной площади! На кой десять раз мерить заново?
Командир требует? сочувственно спросила Саша.
Командир не идиот, Ивашов мотнул головой. Сосед твой по каюте, параноик ебучий.
Илья? удивилась она. Он же связист. Радиация вроде не по его части?
Вбил себе в голову, что цветы у нас от радиации дохнут. И оттого, что уровень кислорода падает, Ивашов снял с плеча другой прибор, массивный, металлический, опустил его на стол. Сейчас и кислород посмотрим, куда деваться.
Саша прошла вдоль стенки, запрокинула голову, разглядывая фиалки. У многих листья желтели на концах, сворачивались в трубочку. Несколько потемневших бутонов безжизненно свисали, так и не успев распуститься.
А с берега не могли никаких вредителей занести? осторожно поинтересовалась она. Ивашов хохотнул:
Вот с этим вопросом Илья вечером побежит к доктору. Потащит его смотреть цветы. Так-то хуй с ним, с доктором, ему всё равно особо нечем заняться. Но Илья каждый раз бегаетсначала ко мне, потом к нему. Я ему десять раз объяснял: цветочкам хуёво оттого, что здесь нет естественного источника света. И кислорода не двадцать один процент, как снаружи, а девятнадцатьэто наша норма, и ничего ты с ней не поделаешь, хоть голову продолби!
Ивашов надел ремешок аппарата, пожал плечами.
Девятнадцать, всё как по книжке.
Так ведь и для людей девятнадцать процентовслишком мало, Саша сложила руки под грудью, повернулась к нему. Я даже не говорю про стресс для организма. Предполагается, что подводники должны быстро просчитывать ситуацию и принимать решенияа недостаток кислорода вредит мыслительной деятельности.
Вредит, это точно, хмыкнул Ивашов.
Так почему нельзя сделать нормальный уровень кислорода? Техника не даст?
Ивашов пренебрежительно поднял бровикажется, оскорбился за свои приборы.
Техника тебе сколько хочешь даст, хоть все пятьдесят, фыркнул он. Только ты забыл, что давление у нас повыше атмосферного будет. Знаешь, как легко и непринуждённо вспыхивает кислород под давлением? Ты прошёл мимо компрессора, а онхоп! искру, рука Ивашова ухватила её за загривок, больно потянула, и твои волосы, на которых полно микрочастиц масла, сколько ты их ни мой, полыхают лучше всякого факела.
Полегче, буркнула Саша, повела шеей. Ивашов выпустил её.
Я видел, он поморщился. Не на нашей лодке, на К-314, меня туда прикомандировали. Командир исстрадался: хочу, мол, нормально дышать, кашель замучил. Начхим ему и подкрутил на двадцать один процент. А я, думаю, что сделать могуне лезть же против командира и начхима, я на флоте без году неделя, старлей, только-только из училища зассал, короче, он махнул рукой. Двух часов не прошлозагорелся анализатор, и у матроса, который с ним возился, сразу волосы загорелись, одежда. Хорошо, нас четверо было в отсекеон, я и ещё два матроса. Пламя сбили кое-как, затушили.
Он выжил? выдохнула Саша. Ивашов кивнул.
Ожоги на всю жизнь, семь месяцев в госпитале. С флота списали, конечно. Я вот думаю: раскрой я тогда рот, мог я этого не допустить? Вряд ли, кто бы меня слушать стал а всё ж таки
Он махнул рукой.
Короче, Вершинин, имей в виду: цветы подохнут так и так, а у тебя есть шанс сохранить свою шкуру целой. Не проеби его.
По местам стоять, к всплытию, донёсся из динамика ясный голос командира. Всплывать на перископную глубину с дифферентом пять градусов на корму.
«Всплывать», стукнуло, заколотилось у Саши в затылке. Внутри всё билось, пульсировало. Всплывать.
А скоро всплывём, как думаешь? тихо спросила она. Ивашов пожал плечами.
Минут пятнадцати хватит.
Она чувствовалагубы улыбаются сами собой. Хотелось обнять Ивашоваили кого угодно, обнять и кричать от радости.
Всего только пятнадцать минути солнце.
Сигнал слабый, тащ командир, связист повернулся в кресле, сдвинул наушники на затылок. Помехи.
И что мне с этим делать? Кочетов пожал плечами. Сказать: «Извините нас, товарищ командир дивизии, у нас тут жужжит и мы не слышим ваших ценнейших указаний?» Ебись как хочешь со своим пультом, Илья, а связь мне дай. Нормальную связь.
Тащ командир, всё нормально будет, скороговоркой пробормотал Илья, розовый ото лба до шеи. Ещё восемь минут. Сейчас настроим.
Давай, сокол ясный, настраивай, Кочетов откинулся на спинку кресла, помассировал веки.
Илья справится, в этом Кочетов даже не сомневался. И в дивизии их не за что особо рьяно костеритьтак, слегка, в порядке профилактики. График они держат, осталось пройти один участок, который любят прослушивать натовцы, а дальше будет попрощедо того момента, как они войдут в квадрат и начнут готовиться к стрельбам. Эх, были б это нормальные, привычные, сто раз испытанные ракеты
Кочетов ещё с училища был уверен, что от всяких режимов секретности больше вреда, чем пользы: экипаж должен знать перед походом, на какое задание он идёт и зачем. И вот в первый раз он чувствовал себя немного легче оттого, что задание запрещено было сообщать команде до входа в заданный квадрат.
Ладно. Отстреляются, вернутсяон ещё поговорит с теми, кому пришло в голову заварить эту кашу.
Роман Кириллыч, негромко произнёс старпом, наклонившись к его креслу, указал взглядом в сторону выхода. Кочетов поднял голову, повернулся и увидел в дверном проёме щуплую фигуру журналиста.
Товарищ командир, журналист вытянулся, отвёл плечи назад, прошу разрешения войти в центральный пост.
Ну вот куда его всё время несёт некстати?
Кочетов нарочитым движением приподнял рукав на запястье, взглянул на циферблат.