Не запишусь! Фан-клуба мне ещё не хватало! И ждать кого бы то ни было после концертов с розой в зубах и глазами-сердечками не в моих правилах. Так что зря человек раскошеливается на фрукты.
Проходя через турникеты в токийском вокзале, Хироми что-то говорила, но я уже не слышала. Взгляд был прикован к той инквизиторской стрелке-указателю, что вела на перрон экспресса в международный аэропорт Нарита. Острие укололо в сердце. Ещё почти месяц до того дня, когда я подчинюсь стрелке и она приведёт меня в зону вылета из Японии домой. Гарантии наконец-то пополнят мой тощий счёт в банке, и обещание маме вернуться до новогодних праздников я сдержу. Обещание маме При этой мысли в глазах у меня потемнело и мраморный пол вокзала закачался под ногами
Хироми проводила меня на перрон линии Яманоте, собираясь сопровождать и дальше. Но я пообещала ей сама потихоньку добраться до отеля и потом сразу же позвонить.
* * *
Итак, я возвращалась в тот же самый отель, преодолев за ничтожный срок долголетнюю фазу переоценки ценностей. «Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь». А у меня уже полтора месяца всё шло шиворот-навыворот: многая печаль мало-помалу порождала мудрость, а день за днём умножающаяся скорбь множила познания.
На ресепшене я получила ключ от того же номера с видом на глухую бетонную стену стоящего впритык здания. Та же кровать, на которой я каждый божий день каталась в отчаянии и выла от безнадёжности. Казалось, стены номера пропитались моей душевной болью. Вполне возможно, что и другим постояльцам здесь было не комфортно, но причины они не знали.
Я позвонила администратору и попросила показать другой номер. Он предложил подняться этажом вышетам у них была свободная комната 705. Этажом выше, в коридоре, я увидела спину Марка, вставляющего магнитную карточку-ключ в замок комнаты 704. Я вежливо поздоровалась с партнёром, а «honey» лишь бросил через плечо «How are you doing» и, не дождавшись моего «Fine, thank you», исчез за дверью. Неужели и он присоединился к шлифовке из-за моих безрассудных слов о неприязни к нему господина Нагао? Торчащий гвоздь забивают, не правда ли, дорогой?
Портье показал мне номер 705. О нет! Целый месяц жить за стеной у супруга по сцене? Да и номер тоже невесёлый у окна нет ниши с письменным столом Холодильник меньше, чем мой Абажур ночникав пятнах Ну что ж Bye-bye, honey! Не суждено нам быть рядом!
Из номера 704 послышались звуки гитары Марк запел «Дом восходящего солнца». «Портнихой была моя бедная матьна память вот джинсы на мне. Азартный игроквот кто был мой отец на Нью-Орлеанском дне».
Мне стало жаль партнёра, одинокого, мечтающего в шестьдесят лет о рождении дочки. Сорри, приятель
Проверив по карте Токио дорогу к театру, я отправилась туда с припасами косметической ваты, лосьонов, спреев и пузырьков. Путь пролегал через тот же сквер у Токийской башни, который я исходила вдоль и поперёк в дни репетиций.
* * *
Зима в Токио похожа на позднюю осень в Европе. Унылые клёны и деревья гингко билоба ещё не сбросили листву. Одноногие, они увязали в лиственном перегное кустарников по соседству. Цветник из чопорных гладиолусов был вытеснен клумбами с декоративной капустой, приятельницей заморозков. Ажурные кочаны багряного цвета, ни дать ни взять клоны розы, были обрамлены рядами капусты с зелёными листьями и белой сердцевиной, волнистыми и узорчатыми, как будто их ювелирно объели гусеницы. Верхушка Токийской башни, кутаясь в полушалок тумана, обозревала своё поблёкшее, затопленное дождями и опавшей листвой поместье. Ветер больше не приносил ванильный аромат бельгийских вафель. Сквер продувало сквозняками, грозящими насморком и бронхитом.
Можно было бы пройти по модернисткой Гинзе, сделав крюк минут в пятнадцать. Мы с мамой всегда здесь гуляли, будто по небесному Иерусалиму, застроенному рукотворными чудесами из воздуха, света и караоке. Над вывесками самых престижных бутиков мира взлетали к облакам высотки, похожие на гигантские сверкающие кристаллы из светло-зелёного турмалина или горного хрусталя, причудливые сталагмиты с многоярусными фасадами, внутри которых, по застеклённым пролётам, бегали вверх и вниз скоростные жучки-лифты.
С иголочки одетые господа и их супруги в жемчугах из ювелирных магазинов «Mikimoto» без робости входили в универмаги, в которых мозги зашкаливало от неоправданной дороговизны. Красные пёрышки в петлицах пиджаков японских альфа-статусов информировали о том, что эти люди пожертвовали деньги на благотворительность. У изысканно одетых господ, несущих пакеты, скажем, от Cartier, на воротниках пальто частенько были вкручены значки клуба миллионеров. Большинство шоппингующих VIP-персон в SimCity «Гинза» члены элитных гольф-клубов с астрономическими взносами. Ну или эксклюзивного Roppongi Hills Club, тоже с астрономическими взносами.
Там, на Гинзе, в одном из сталагмитов, висело шикарное кашемировое пальто с меховым воротником, сшитое для моей мамы. Но я его уже не куплю. А мама его не поносит. Часть гарантий, выделенных пока что в виртуальном виде на эту покупку, я потрачу на десятки красных гвоздик. Единственное, что я могу теперь, в зимнюю стужу, сделать для тебя, мама
Итак, закончилось то время, когда я припеваючи слонялась по Гинзе. Теперь мне, омеге, поманенной пряником глории и отстёганной кнутом личных обстоятельств, не место среди альфа-статусов со значками миллионеров и членов элитных клубов. С моей-то агорафобией? Да в их толпу? Ещё зашатаюсь от дурноты и пробью лбом витрину «Louis Vuitton»
Ветер толкал в спину по другому, укороченному пути, где надземные многоуровневые кольца железных дорог и скоростных магистралей обручали небо с подпирающими их эстакадами, а те слоновьими ногами втаптывали в асфальт городскую зелень и людскую психику. В просветах между несущим фундаментом надземного транспорта ютились старинные деревянные лавки с лапшой, сладостями из клейкого риса и всякими безделушками. Если не прислоняться без конца от изнеможения к их стенам, то до театра пешком минут десять. Но я к ним прислонялась, поэтому на дорогу ушло двадцать минут.
* * *
Внешне токийский театр был похож на обычную старой застройки четырёхэтажку из красного кирпича. Обрамлённая кустарником тропинка вела на задворки здания к служебному входу. По ту сторону кустарников был разбит ухоженный городской парк со скамейками на львиных лапах. Вот сюда я буду сбегать в тёплые дни, между утренним и вечерним спектаклями.
Перед тем, как войти в театр, я выпрямила спину, расправила плечи и подняла уголки губ, поскольку множество раз перед зеркалом в ванной проделала эту пластическую операцию.
У вахтерной никого не было. Видимо, весь актёрский состав уже закончил ознакомление с театром, гримёрными, а также подготовку к завтрашнему прогону пьесы. Ну, значит, спину оставим в покое, плечи опустим, мимические мышцы расслабим. В какую ячейку обувного шкафа поставить полусапожки? Из двери вахтерной, как джин из бутылки, появился господин Накамура.
Госпожа Аш! Я безмерно рад вас видеть! Как ваше самочувствие? Отдохнули от слишком напряжённого месяца в Осаке?
Маскарад начался
Взаимно, Накамура-сан! Поверьте, я тоже очень рада вас видеть! натянула я маску прелестной Коломбины из комедии дель арте. Подлечилась Температура нормализовалась И всё благодаря чуткости, заботе и поддержке господина продюсера!
Лицо Накамура-сан стало матовым, цвета слоновой кости и тёмные пятна куда-то исчезли. Почему я раньше не замечала, насколько привлекателен этот японский джентльмен?
Продюсер как будто уловил внутренним локатором мои мысли. Подняв руки вверх, словно собираясь закричать «Банзай!», он крикнул: «Happy! Happy!», и подпрыгнул от радости. С обручальным кольцом на пальце Неужто и вправду счастлив?
На схеме размещения коллектива я нашла своё имя в гримёрной на четвёртом этаже. Никаких изменений всё та же великолепная семёрка, как и в Осаке. Накамура-сан, конечно, был счастлив, однако моей убедительной просьбы о переселении в другую гримёрную не удовлетворил Знаю-знаю, для моего же блага
В этом театре лифтов не было. Длинный кулуар на первом этаже, с одной-единственной гримёрной господина Нагао, начинался и заканчивался развилками: однойна лестничный пролёт, другойна выход в закулисное пространство, а через него на сцену. На втором этаже поместили Фуджи-сан и госпожу Оцука со свитами, на третьем господина Кунинава и его парней, на последнеммы и все остальные статистки и омега-актрисы. Марк с Джонни, танцоры и другие мелкие актёры проживали в гримёрных цокольного этажа, под сценой, вдоль её «кишечника», то есть трюма с люками для спуска под сцену, веб-паутины тросов и канатов для подъёмноопускных площадок, а также сейфа со складом мягких декораций.
В нашей гримёрной, кроме Рены и Каори, распаковывающих картонки, никого не было. Подружки-веселушки приветливо поинтересовались моим самочувствием и показали место в углу, где на столике по левую руку от меня, как и прежде, главенствовала большая бутыль с антисептическим гелем, а по правуюкосметика и грим Татьяны, рядом с которой, понятное дело, обосновалась Агнесса со своими брелочками и дешёвой бижутерией.
Наши с Татьяной зеркала были расположены буквой «г», то есть на этот раз атаманше будет ещё удобней сравнивать чьё отражение прекрасней, буравить меня ревнивым взглядом и изливать в мою сторону свой эмоциональный негатив. А подушки с кистями, лежащие на ту же букву, говорили о том, что мы с Таней будем въезжать друг в друга «багажниками». Я сделала три глубоких вдоха, готовясь ко второму этапу травли.
Быстро управившись с подготовкой к спектаклям, я проверила свои наряды. Свежие, без следов грима и телесных «благоуханий», будто новые Дело в том, что с моим реквизитом за несколько дней до окончания гастролей в Осаке произошёл досадный инцидент. Но, во избежание придирок госпожи Аски, ни одной из девушек я в том не призналась.
Вывесив как-то своё ядовито-зелёное платье на крышу, я ушла домой, совершенно о нём забыв. Небо заволокли свинцовые тучи и, едва я подошла к дому, как начался мелкий дождь, грозящий перейти в проливной. И тут я вспомнила о проветривающемся на крыше театра реквизите. Вот уж голова садовая! Неизвестно сколько будет лить дождь. Может, всю ночь? Значит, наутро придётся выбирать одно из двух: или с температурой под сорок облачаться в мокрый наряд, или просто не выходить на сцену! Телефона администрации у меня не было, только номер мобильного господина Накамура. И тогда один-единственный раз я осмелилась позвонить на личный номер продюсеру одной из самых крутых кинокомпаний японского шоу-бизнеса.
Накамура-сан всё ещё находился в театре. Объяснив ему о ЧП с реквизитом, я услышала в трубку:
Большое спасибо, что позвонили, госпожа Аш! Не волнуйтесь так! Сейчас поднимусь наверх и позабочусь о вашем платье!
Простите мою забывчивость! Бесконечно сожалею, что вам из-за меня придётся идти на крышу, под дождь! Да и платье грязноевсё в гриме Мне очень стыдно, господин продюсер!
Утром платье лежало у меня на гримировальном столике, упакованное в подарочный целлофан и свёрнутое искусно, в виде сложной геометрической фигуры, с применением японской техники складывания тканей. А через несколько дней, в антракте заключительного гастрольного спектакля, дама-реквизитор недовольным тоном наказала всем членам труппы сдать реквизитные костюмы и платья для отправки их в химчистку
* * *
Я обнюхала дезабилье. Ореолы на атласной ткани исчезли, а в проймахзапах лаванды.
Спустившись в кулуар первого этажа, я раздвинула тяжёлые чёрные шторы, свето-и звукоизолирующие закулисное пространство, а пройдя через него, попала на сцену Несмотря на внешне рядовую архитектуру театра, зрительный зал на тысячу пятьсот мест был так же богато оформлен, как и Осака-эмбудзё. Работники сцены в столичных театрах были не такими любопытными, поэтому ни один из них не испугался вторжения «зелёного человечка» Там, вдали, на галёрке, чей-то знакомый силуэт радостно махнул мне рукой. Прищурившись, я узнала господина Кунинава, и тоже, как капитану рыболовного судна, уходящему в море, крестообразно замахала поднятыми вверх руками.
Уже застёгивая полусапожки у вахтерной, ко мне вышел Накамура-сан. Пользуясь тем, что мы были одни, он спросил слегка смутившись:
Вы уже посетили достопримечательности Токио? На Одайба бывали?
В Европе на такой вопрос отвечают шаблонно, не задумываясь и не ища тайного смысла: «О да, конечно!», или: «Ещё нет!» Вот и мой рефлекс не напрягать особо мозги, когда спрашивают об элементарном, мгновенно выдал: «О да, конечно!»
Накамура-сан погрустнел и, торопливо кланяясь, вытащил из кармана мобильный, будто для срочного звонка.
Выйдя из театра, перед тем, как ссутулиться и сдёрнуть маску Коломбины, я оглянулась, нет ли где знакомых. Вокруг никого не было. Почему Накамура-сан спросил меня о туризме, засмущавшись? И положительному ответу не обрадовался, а погрустнел? Подключив все свои знания о тонких намёках, загадочных недомолвках и многоречивых умолчаниях, вывод получился архисложным. Живя в Стране восходящего солнца, я так и не научилась следовать золотому правилу здешних мест: «Да» и «нет» не говорите, чёрного и белого не называйте.
«Вы уже посетили достопримечательности Токио?» Эта заурядная, ничего не значащая для европейца фраза хранила в себе умолчание, галантную манипуляцию моего сознания и побуждение к домысливанию. Простой как три копейки вопрос, при хорошо развитом шестом чувстве да не стихийном, как моё, осмыслении, сулил поездку на «мерседесе» по достопримечательностям Токио, с гидом высшей категории: продюсером могущественного киноконцерна.
Для проницательной японской женщины предмет обсуждения токийских красотявный намёк на сближение. И даже если она знает город как свои пять пальцев и часто обедает в торгово-развлекательном центре «Аква Сити Одайба», всё равно опустит ресницы и мило пролепечет: «Съездить на Одайба? О, это всегда была моя самая заветная мечта, господин продюсер!» А я с европейской своей прямолинейностью выпалила: «О да, конечно!», и отказала очаровательному человекубесцеремонно, надо сказать, в его желании показать мне столицу
Всю дорогу я ругала свою европейскую спонтанность. Честно говоря, мне очень хотелось прокатиться по Токио во внеслужебное время и просто, по-человечески, без дежурных фраз и поклонов, пообщатьсяведь только Накамура-сан видел меня убитой горем. Но момент был упущен и он больше не задаст мне вопросов с намёками.
Обошла вокруг театра, знакомясь с местностью, пересекла парк, поддевая носком полусапога опавшую листву и подбрасывая её вверх. Тропинка, обсаженная раздетой донага сакурой, привела меня к перекрёстку магистралей, и там, на пьедестале, я увидела ещё одно чудо футуризма: высотку, напоминающую раковину аммонита, и, видимо, задуманную зодчим как подношение богу Солнца Амону-Ра. Панорамные окна сыпали перламутром в скучающий по весне парк. За монументом богу египетского пантеона я приметила вывеску «Интернет-кафе» вот оно, вызволение моё из закулисных интриг и травли.
В полпятого уже стемнело, но город был озарён светом Рождества. На фасадах торговых домов, от люксовых до самых скромных, сверкали огни рождественской иллюминации и неоновых шоу. И эти огни, как засыпка из цветных стёкол и фольги в гелеобразной жидкости калейдоскопов, перетекали на мокрый асфальт, покрывая его трепещущими узорами.
В декабре здесь боготворят не Христа, а Деда Мороза, точнее его мешок с подарками. В этом месяце работодатели выплачивают персоналу бонусы и торговые заведения тратятся на дорогостоящую иллюминацию и неоновые гирлянды в предвкушении крупной прибыли.
Я долго бродила в сквере у Токийской башни по багрянцу остролистных клёнов. Подняла только что упавший лист, похожий на ладонь золотоискателя, раскрывающего цыганке линии своей жизни.
Вокруг пьянел в предпраздничном веселье мегаполис, полный людей, красок, запахов, звуков. Молодой месяц присел отдохнуть на шпиль Токийской башни. Испуганная стайка воробьёв вспорхнула, испещряя каллиграфией небесный холст с лунным серпом. Яркие лучи прожекторов шарили по облакам, выискивая в их дымчатой мгле прогалины, делая остановку на них и вызволяя из плена звёзды. Где-то там, в тумане над Токио, созвездие Девы, под которым я родилась. Там блистают ночные красавицы Бетельгейзе, Сириус, Андромеда Ну а мне-то какое дело? И земля, и вселенная для меня опустошены. «Осиротелому весь божий мирруины».
Глава 2
Не люблю я запах химчистки, обнюхивала бальное платье Агнесса, когда я вошла в гримёрную.
В середине гастролей внеплановая химчистка Прямо невидаль! вторила ей Аска.
Татьяна подкрашивала губы, заканчивая макияж. У Мивы возле зеркала сидела плюшевая обезьяна из той же коллекции, что и Думка.
Моё появление не вызвало особой радости в девичнике. Только Мива вкрадчиво поинтересовалась температурой моего тела и когда я усадила Думку бок о бок с её плюшевым существом, дантистка положила лапу обезьяны на крыло моего Думки, сообщая: