Нагао-сан с молодецкой стрижкой сидел, не сутулясь, как раньше, а с прямой спиной заправского танцора. Янтарные глаза были направлены не в сторону колонны, воздвигнутой прямо напротив его местонахождения. Смотрел он в наш угол. Наверное, на господина Абэ.
В пятиминутных перерывах мы вежливо беседовали с моим соседом и даже смеялись. Он всю жизнь играл мелкие роли, порой по нескольку месяцев сидел без гарантий, ожидая приглашений на новые спектакли. Забавно махнув рукой, Абэ-сан признался:
Знаете, у нас в Японии есть поговорка: три дня побудешь актёром или бомжоми всё, влип на всю жизнь! Другого не захочешь.
Тогда и я, Абэ-сан, если не получу новых ролей, то стану бомжихой.
О-хо-хо Ну да То есть нет Вы молоды и всё у вас сложится благополучно
Абэ-сан был на удивление откровенным японцем, говорил прямо, без обиняков, то, что у него на уме. В разумных пределах то есть. Коллег не критиковал, об администрации плохо не отзывался. Это был мелкий актёр, не озлобленный на шоу-бизнес, с маленькими гарантиями, но и без риска попасть в «бомжи».
В следующий короткий перерыв я вышла в rest room, а за мной последовал, чуть ли не наступая на пятки, Нагао-сан. Когда я возвращалась, он сидел на дерматиновой лавочке и смотрел. Я улыбнулась, показывая на дверь в зал: «Идёмте!» Случилось так, что и зашли мы вместе.
У Татьяны и Агнессы были наводящие страх глаза хищниц.
Режиссёр крикнул:
Сладкие парочки, на сцену!
Всему коллективу стало очень весело.
Мы шли под руку с Марком, и он на правах супруга поглаживал мне кисть, находящуюся у него под локтём. Я приподнимала край воображаемого бального платья с кринолином. Художница по костюмам увлечённо делала эскизы сценических нарядов. А вокруг да около сновал фотограф, делая снимки для готовящейся к выходу программки. Он битый час щёлкал главных персонажей, ну и нас, редко, но крупным планом.
И что? Вот с таким красным пылающим лицом я попаду в программку на обозрение тысяч зрителей? Я отвела взгляд от Нагао-сан, выжигающего, как раскалённым железом, во мне дыры. Пожимая его гладкую ладонь, у меня возникло ощущение, будто горячие волны тропического моря струятся в меня, разливаясь по венам и капиллярам, затапливая аорту и венечные артерии. Прямо чертовщина! Да он ни дать ни взять колдун!
Пора было произносить реплику:
Что же вы стоите так далеко друг от друга?
Я с участием посмотрела на примадонну Фуджи-сан и ободряюще погладила её, от предплечья медленно изгиб локтя кисть руки А та, не по сценарию, взяла меня за руку и не отпускала. Режиссёр сказал:
Стоп! Госпожа Рохлецова, встаньте по левую сторону от госпожи Аш. А вы, Джонни, справа от Марка.
Великолепная Фуджи-сан всё ещё крепко сжимала мою ладонь и, видимо, не собиралась её отпускать. Означало ли это симпатию богини тиви и национальных театров к моей рядовой персоне?
Мы обе вздрогнули от громогласной реплики Марка, и Фуджи-сан, отпустив меня, тихо шепнула Нагао-сан:
Overplay!
Английским гостям уже надо было покидать сцену, как вдруг Татьяна вернулась к Нагао-сан с рукопожатиями и с возгласами «Congratulations!» Хозяин, с ужасом следящий за появлением фурии, его истинной невесты Мичико, бегло пожал Тане руку. Фурия бушевала и ревновала. После чего был объявлен перерыв на обед.
Так как по недоразумению я попала в немилость своей приятельницы, говорящей на великом могучем, то и обедать пришлось одной. Вместо дерматиновой скукотищи меня потянуло к солнцу, на свежий воздух, в небольшой сквер неподалёку. А там сидела Татьяна, одна, под клёном, и кушала котлету из ланч-бокса. Что же мне делать? Не подойти как-то неудобно, но и мешать её изоляции было обременительно. Я уж пошла было на попятную, туда, на дерматин, но тут Татьяна сделала мне знак присоединяться. Я села рядом, и мы отобедали, говоря о погоде.
После обеда отрабатывались неключевые сцены последнего действия. Я всё ещё не могла связать пьесу в логическое единство, а проще сказать, «врубиться» в замысел. Добрейший Абэ-сан объяснил бы мне, о чём речь, но я не желала признаться в своей безграмотности и сразить его наповал. Ну не понимает человек на восьмой день репетиций, о чём пьеса! Но догадывается В любом случае всё станет ясно на двадцать девятый или тридцатый день, при полном прогоне спектакля и на генеральной репетиции!
К концу дня ко мне подошёл Накамура-сан и заботливо подсказал, что назавтра репетируют главные, а у всех остальных выходной. О! Огромнейшее спасибо, господин продюсер! Честно говоря, я опять бы ушла, не проверив расписание на доске объявлений.
Главные спускались по крутой лестнице в подземную парковку, к своим «мерседесам», а мы гурьбой вывалили к метро. Практически все актёры шли разрозненно, будто незнакомы. Лишь позади слышались голоса и смех Татьяны с Агнессойвсё отдалённей и отдалённей. Впереди вышагивал господин Абэ, пограничник между стезёй актёра и стезёй бомжа. Я догнала его, и мы пошли рядом.
Оказывается, мы проживали в одном отеле. Кроме этого, поражённо ахнув, я узнала, что все иногородние из нашего коллектива живут там же. А ведь, не считая Марка и Джонни, я ни разу не видела, чтобы кто-либо общался с коллегами в кафе возле ресепшена. Всё явственней чувствовалось, что наша актёрская братия, мягко говоря, с присвистом. Как агенты 007, они маскировались и прятались друг от друга. Если взять Францию, к примеру, то там с первого дня все члены труппы сплочённо ужинают и дружно выпивают.
Войдя в отель, я предложила господину Абэ посидеть в кафе. Он уклончиво отказал:
Время уже позднее Да и кафе на виду
Я опешила. Это в полшестоговремя позднее? И у кого на виду? Мы же не пара, как Джеймс Бонд и его девушка Веспер Линд! Но лишних вопросов не стала задавать. Потому как ясного, логически выстроенного ответа не получишь даже от прямолинейного Абэ-сан. Верно подмечено: загадочную японскую душу невозможно постичь, с ней можно только смириться.
Смирившись, я после лёгкого ужина в номере позвонила маме. Её не было дома. Наверное, ушла к подруге. Сестра Юлия со своей мамой, третьей женой нашего папы, уехала на заграничный курорт. И брат был в отъезде.
На американском канале я нашла первый попавшийся фильм, боевик, но скоро уснула, несмотря на взрывающиеся автомобили, пылающие небоскрёбы и маты орущих супергероев.
Проснулась в два часа ночи под ритмы американской попсы. Ещё раз позвонила маме. Она пока не вернулась. Да и время в Европе послеобеденное.
Завтра поеду в Иокогаму. Давно собиралась
Глава 12
Встав около восьми, я распахнула шторы, чтобы проверить, в каком состоянии бетонная стена перед моими окнами. Если сухая и светло-бежевая, то солнечно. Если сухая, но тёмно-бежевая, значит, пасмурно, но без дождя. Если серо-чёрная, то значит, я встала не с той ноги. Стена была светло-бежевая.
В Европе приближалась полночь, а мама вообще-то ложится часов в девять. Не хотелось будить.
Выпив кофе и раскачавшись, я включила программу с японскими лирическими песнями энка. Дама в жёлтом кимоно с изумрудными павлинами умоляла возлюбленного срывающимся от отчаяния голосом ну хоть ещё разок, хоть одним глазком дать ей взглянуть на него перед разлукой. По лицу певицы текли слёзы.
Мне стало тревожно. Несмотря на поздний в Европе час, я позвонила маме. Трубку никто не взял. Тут я нашла объяснение: частенько, засидевшись у тёти Лики, мама оставалась у неё ночевать. Позвоню вечерому них будет утро.
* * *
В тридцати километрах от центра Токио, у Токийского залива, был расположен чудесный город Иокогама, с пирсом Осанбаси и Китайским кварталом. Все мои друзья и знакомые уже давно там побывали. А мне вот не приходилось.
Я села на электричку линии Тоёко, место у окна. В горле комом застряла печальная мелодия энка той плачущей певицы в кимоно с павлинами. Иногда из горла так-таки и вырывались её душещипательные ноты, заглушаемые стуком колёс, объявлениями следующей станции, а также моим собственным благоразумием.
Гигантские стёкла небоскрёбов, как экраны телевизоров, транслировали в своих шоу лишь его, кумира, не знающего себе равных, идола миллионов поклонниковсолнце. Ослепительная рябь на поверхности реки Сумида, искажая небесное светило, создавала шедевры кубизма.
Напротив сел молодой человек и уткнулся в свой мобильный. Мне показалось, что глазок фотокамеры был направлен на меня и порой как-то подозрительно вспыхивал. Что это? Уже фотографируют? Так репетиции ведь только начались!
Я прикрыла лицо рукой. На всякий случай, как будто пряталась от солнечных лучей, бьющих мне в глаза. По всей видимости, пора было покупать кепку и чёрные очки на пол-лица.
Вспомнила как подружки, хихикая, рассказывали, что одинокие токийские мужчины запечатлевают иностранных блондинок на свои смартфоны, чтобы ночью, когда тихо и когда сам с собою, рассматривать их. Снимки были как компасстрелка ползла вверх, к северу.
С меня, конечно, не убудет, но я не желала предоставлять подобных услуг. Пересела в безопасное место, к дремлющей паре туристов из Германии, кажется.
На пирсе Иокогама я сделала несколько селфи на фоне жемчужины парка Ямаситапассажирского лайнера «Королева Тихого океана» («Хикава-мару»), навечно бросившего якорь и превращённого в музей японского флота. Атмосфера праздника царила на набережной, между заливом и вытянутым по всей её длине ухоженным парком. Под причудливо изогнутыми стволами сосен, подлинниками миниатюр бонсай, прогуливались воркующие голуби. Отдыхающих было немного, но все они улыбались, смеялись вместе с детьми, наслаждаясь тёплым бризом моря, попкорном и мороженым.
По ту сторону залива, как греческий великан Атлас, подпирал небо футуристический высотный Токио.
Из парка Ямасита я прошла по улице Исикаватё в империю узких улочек, кондитерских с китайскими сладостями и ресторанов под крышами-пагодами.
Не обошлось и без инцидента. Две европейских девушки в одинаковых майках с надписью «Fuck off», с пирсингом в носу и на бровях, а также сплошь покрытые татуировками то ли драконов, то ли китайских змей-горынычей, слились в страстном поцелуе у храма Кантэйбё. Это было верхом нахальства в пуританской напоказ Японии. Тут даже якудзники побаивались гулять, держа за руку подружку.
Наевшись супа с лапшой в китайском бистро, я вернулась на пирс, и остаток дня провела в кафе отеля «Нью-Гранд», перебрасываясь СМС-сообщениями с Анабель. Парк Ямасита и Токийский залив, вставленные в антикварные рамки гостиничных окон, всё больше походили на полотна Жоржа де Ла Тура, где неугасимый свет, балуясь, сдаётся в плен теням.
Вернувшись в Токио, я первым делом позвонила домой. Трубку никто не взял. Беспечная, живущая одним днём, я даже не имела телефонных номеров тёти Лики и тёти Регины. У меня не было никаких контактных данных маминых знакомых и соседей в городе N!
А может, просто телефон отключён из-за неуплаты? Или линия повреждена?
Глава 13
Всю ночь я пыталась дозвониться до города N. Перерыла все клочки бумаг с номерами телефонов, завалявшиеся на дне чемоданов и в карманах сумок. Записная книжка пестрела контактами с множеством людей, за исключением подруг и знакомых мамы. Я ругала себя за бесшабашность, потому что и представить не могла, что когда-нибудь буду её искать.
Забросала сестру Юлию электронными письмами. Но, видно, на том курорте, куда они уехали, доступа к интернету не было.
К утру наконец связалась с братом. Сыновья не впадают в панику так быстро, как дочери. Брат и в ус не дул, находясь в сотнях километров от родительского дома. Телефонов тёти Лики и тёти Регины у него, естественно, не было. Зато успокоил: ничего не случилось поехала в другой город в гости телефон отключилитакое и раньше бывало Я взяла себя в руки и без опоздания прибыла в репетиционный зал.
Первым делом проверила на доске объявлений вызовы на репетиции. И вздохнула с облегчением. Следующие два дня были свободными! Мне срочно надо было вернуться домой в Тохоку. Где-то же должен быть номер телефона тёти Лики? Я найду его Я найду его Может, в записной книжке столетней давности, той, с рецептами селёдки под шубой, медового торта и маминых блинчиков на молоке? Ну почему там, в глубинке, у дам в возрасте нет ни компьютеров Apple, ни сотовых IPhone с интернетом, ни электронной почты?
* * *
Татьяна всё больше сближалась с Агнессой. Абэ-сан не занимал для меня места, но каким-то чудом стул рядом с ним был свободен. А то пришлось бы, как Аракава и Кен, обтирать джинсами пол. Мне не хотелось заниматься болтовнёй с Абэ-сан. Да он и чувствовал это, сидел молчком.
Куда бы теперь спрятаться от назойливых янтарных глаз? Ну не в себе я от тревоги! И не хочу, чтобы на меня глазели! Оставалось одноприменить болевой приём.
В первый короткий перерыв Нагао-сан остался в зале. Кен, Аракава и Джун тоже ёрзали по полу, вытаскивая из задних карманов мобильные телефоны. Я подошла к ним и села рядом, да таким образом, чтобы всенародный любимец мог видеть меня анфас. Затем, сделав томные глаза, обратилась к танцорам:
Привет, ребята! Как дела?
У ребят на несколько мгновений пропал дар речи. Оттуда, с Олимпа, кумир прислушивался.
Слушай, Аракава, ты же мастер по аргентинскому танго? А мне так хочется потанцевать! Я как бомж. Вы ведь знаете, да? Побудешь три дня актёром или бомжом
Парни безмолвно закивали. Ага, знают
Ну вот, а есть ещё один конёк, своего рода манияаргентинское танго. Станцуешь раза два-три, и всё на всю жизнь! Правда, Аракава?
Мастер по аргентинскому танго заулыбался:
Угу! Точно!
Нагао-сан, как Зевс, метал молнии.
Слушай, Аракава, давай пойдём в танго-бар и потанцуем?
Аракава опешил:
Ну это ну
Шустрый Джун выручил товарища:
Не-е, во время репетиций не-е
Да не во время репетиций, а после них!
Аракава наконец пришёл в себя:
Всё равно не-е Ну, как-нибудь может пойдём
Нагао-сан поглядывал всё реже и реже на наш танцевальный кружок. Слышимость была плохая из-за шумов в зале, но он понимал, что мы о чём-то договариваемся. На прощание я аккуратно хлопнула Аракаву по плечу:
Буду ждать!
Нагао-сан уловил мой фамильярный жест. Это был последний удар. Противник в нокауте. До конца репетиции, кроме Аракавы и Агнессы, больше никто не тревожил меня взглядами.
Я уткнулась в иероглифы, думая о записной книжке с рецептами селёдки под шубой, медового торта и маминых блинчиков. Куст сирени цвёл на её обложке. На последних страницах был записан адрес тёти Ликия как-то высылала ей гель от ревматических болей. Ну должен же там быть и номер её телефона? Кто же записывает адрес без домашнего телефона? И почему на меня с неприязнью поглядывает Агнесса? Из-за Аракавы? Кажется, это было начало интриг, соперничества и борьбы за партнёров. Но мне не нужен Аракава! Мне нужен номер телефона тёти Лики! Самое главноезнать, что с мамой всё благополучно. И тогда я потрачу все до одной гарантии на её здоровье и комфортную жизнь.
В перерыв я вышла на улицу. Просто бродила по спальному району, ничем не напоминающему высотный Токио, щекочущий небо параболическими антеннами небоскрёбов.
С мамой всё хорошо А то бы мне сообщили. На лестничном пролёте она не упала Никакой беды не случилось
* * *
Сцена бала. Хозяин Мураниши, владелец заводов, газет, пароходов, поддерживает за руку оступившуюся служанку. И тут мы, чудики, со своими «Congratulations!».
Позвольте выразить нашу сердечную благодарность за приглашение на праздник вашей помолвки! это Марк подступил к Нагао-сан с громогласными восклицаниями.
Ну, теперь моя очередь С лукавой улыбкой протягиваю руку А хозяин её не берёт! Не балуйте, Мураниши-сан, я ведь английская леди, внучатая племянница королевы Виктории! Ну же! держу руку Нагао-сан глянул на режиссёра и сухо потрогал мои пальцы, с безразличием скользнув оком по лицу лукавой леди. Татьяна Рохлецова внимательно наблюдала за безучастными жестами и кислым лицом кумира. Складка между бровями у неё разгладилась. Таня была удовлетворена. Её европейская логика ничего ей не подсказывала. Видимо, потому что во время нашей беседы с парнями о танго, она, схватив мобильный, вышла из зала.
А моя шаблонная логика европейки выстраивала психологические схемы. Рефлексы ревнивого мужчины достаточно предсказуемы. Принадлежащую ему женщину он или отлупит, или накричит на неё, ну или задушит. А если он ещё не овладел своей избранницей, то, ревнуя, прикинется равнодушным, накажет её ледяным взглядом, застращает будто бы остывающим интересом. Но логические умозаключения, нажитые на родине в детстве и юности, заводили меня порой в тупик здесь, в неподчиняющейся стереотипам европейского мышления стране.