Дождём намочило, пока везла, объяснила Женька. За ночь высохнет и не будет пахнуть. Я его скатаю и в ванну отнесу, там выдохнется.
Нет, пусть лежит, запротестовала Рита. Он осенью пахнет! И листьями.
Рита сказала правду: в Женькином ковре слились воединонебо и рыжая осень И где она нашла такой(ковров в Москве в те времена было ен купить, днём с огнём не найти, но Женьке повезло).
Не выбирала, схватила, что было, я узоры не разглядывала, в кассу побежала, пробивать, пока не расхватали. Думаю, возьму какой есть, на пол брошу, всё уютнее будет, а то у меня голый паркет
Сколько отдала-то? спросила Ритина мама.
Ковёр был сказочно дорогой и сказочно тяжёлый. О том, как они втроём волокли его до электрички, а потом через всю площадь до Казанского вокзала, а потом втаскивали в вагон, у Риты остались тяжёлые воспоминания.
Как же ты одна его повезёшь, на двух автобусах? ужаснулась Вера Сергеевна.
Дотащу как-нибудь, весело сказала Женька. Такси возьму.
Такси?! Это ж деньги какие!
Ты же сама говоришь, не донести. А у меня ещё сумки
Денег Женька не считала.
Двое других детей Антониды, Галя с Николаем, также приходились Ритиной матери двоюродными сестрой и братом, но в Москву никогда не приезжали. Рита расспрашивала о них тётку, но любившая поговорить Женька рассказывала о них неохотно и мало. Зато о их матери, Антониде, Рита знала всёот бабушки, родной сестры Антониды. И глядя, как беззаботно сорит деньгами Женька, думала: «Лучше бы матери отвезла, если лишние»
Антонида, баба Тоня, всегда жила в нужде, берегла каждую копейку и работала на износ: днём в совхозе, вечером на огороде, с которого кормилась вся семья. Была Антонида трудолюбивой, экономной, работала изо всех сил И всегда жила трудно, как ни старалась.
Глава 3. Антонида
Тридцать лет назад
Как ни старалась Антонида, как ни выбивалась из сил, а жизнь не ладилась: то одно несчастье, то другое То картоха не уродиласьа у всех-то вёдрами! То капусту тля сгубилаа у других кочаны пудовые, не поднимешь! То ни с того ни с сего куры дохнуть началиа у соседей ничего, все живы.
Летом и того пуще беда случиласькорова захромала, со стадом ходить не могла. Ветеринар осмотрел ногу и сказал, что у Милки гноится копыто. Возился долго, соскребал гной, сыпал на копыто белым порошком стрептоцида, мазал его вонючей мазью и обёртывал чистым тканевым лоскутом. Милка смотрела на ветеринара грустными глазами и ногу не отнималапонимала, что её лечат. Милке было плохо: ей хотелось в стадо, а ходить она не могла. И мычала протяжно, жалуясь на свою участь.
У Антониды прибавилось работывсё лето она косила траву, где могла (коров держать совхозникам не возбранялось, а под покос полагался только участок за огородом, от огорода до речки, метров двести, кошкины слёзки. В лесу косить поляны не разрешал лесничий. Деревенские выкручивались как могли, покупали сено за деньги. Антониде покупать не на что, дай бог детей одеть-накормить, их у неё трое, а работница она одна.
Маленьких Галю и Колюшку мать каждый день посылала с корзинами на речку, обрывать листья с вётел, густо растущих по берегам. Голодная Милка жевала сладкие листья, вкусно причмокивая и благодарно глядя на детей. После трудового дня уставшая до чёртиков Антонида таскала охапками незаконно скошенную на лесных полянках траву, опасаясь встретить лесника (вся трава в лесу была его, деревенским косить запрещалось, если попадалисьтраву лесник отбирал).
Кто не знает, свежескошенная трава очень тяжёлая, и Антониде приходилось нелегко. Милка съедала всё, что давали, и смотрела на хозяйкуне даст ли ещё. Другие коровы проводили все дни на пастбище и ели вволю, а Милке приходилось довольствоваться скудными порциями травы и листьев. Она заметно похудела, лежала целыми днями на соломе в углу двора и страдала. Ветеринар мазал больное копыто мазью и качал головой.
Тоня не сдала Милку на мясо, как советовал ветеринар. Корова проболела всё лето и к осени выздоровела, но её всё равно пришлось продать, потому что Антонида не успела заготовить на зиму сена. А купить было не на что.
Корову продали и купили козу. Через два месяца у козы пропало молоко, как не было. Антонида плакалачто за жизнь у неё такая, будто проклята кем. А после того, как её первенец Колюшка утонул в деревенском пруду, где и малые дети никогда не тонули, поняла: дело здесь нечисто, видно и впрямь оговорил ктото, порчу навёл.
Отчаявшись, Антонида решилась пойти к бабке Уле. Её отговаривали: про Ульяну ходили страшные слухи, вроде помогать-то она помогала, но цену брала непомерную. Но никто об этом не проговаривался, кто с Ульяной дело имел, боялись. Только и отвечалине велела бабка Уля сказывать, и весь разговор.
Боязно было к Ульяне идти, но делать нечего. Антонида дождалась вечерачёрного, безлунного. Собрала в узелок гостинцыдесяток яиц, творогу миску, маслица крынку да мешочек орехов. И денег прихватилавдруг поможет Ульяна, подскажет, как ей из круга этого выбраться, беду превозмочь, Галька чтоб живая осталась, хоть Галька Набросила серый платок и серой неслышной тенью выскользнула из дома. Дай бог, чтоб не увидел никто, к кому она пошла
Бабка Уля
Ульяна подарки на лавку пристроила, Антониду за стол усадила, сама свечу жгла, топила воск. Налила воды в склянку, поболтала в ней птичьим пером, клок чёрно-бурой шерсти окропила той водой, бросила в огоньпламя так и взметнулось. Тоне послышалось, будто стонет кто в огне, подумалапоказалось. Жутко ей стало. Уйти бы, убежать, да ноги не слушались.
А Ульяна села за стол, против Антониды, и в глаза ей уставилась. Долго так сидела. Тоня обмерла отчего-то и лёгкость почувствовала во всём теле, вотвот взлетит птицей! Но не взлетела. На неё навалилась усталостькаменная, невероятная, ноги как чугунные сделались, в голове гулко, а на лбу испарина выступила. Страшно стало Антониде, пожалела она, что к Ульяне пошла. А та всё молчит и смотрит. Наконец губы разлепила, заговорила, только лучше б молчала
Прокляли тебя, девка, заговорили. Счастливая видать была? (Тоня кивнулалюбила Тимофея своего, и он её любил). Вот и позавидовали твоему счастью. Заклятье на тебе. Не совладать мне с ним, самой тебе придётся.
Да как же? Я ж не сумею, оробела Антонида. Если уж Ульяна помочь не смогла, кто ж тогда?
Кто ж тогда? вырвалось у Антониды.
Это тебе решать. Ну как, согласная ай нет? Сказывай, не тодомой вертайся. И будет всё как было, хуже ещё будет! Сына потеряла, и дочку потеряешь. Хворает она у тебя? словно невзначай спросила Ульяна.
Галя хворала с самой весны. Антонида поила её травяными отварами, натирала спину и грудь жиром, давала дышать горячим картофельным паром, но кашель не проходил. Тоня думала, пройдёт, но после Ульяниных слов понялане пройдёт. И решиласькак в омут бросилась.
Согласная я, на всё согласная! Только чтоб Гальку мою господь не прибрал, со мной оставил Ты только скажи, что делать?
Ульяна сказала страшное. Такое, что и во сне не привидится
Дитя тебе надо родить. Родишь дитя, оно за тебя и расплатится, а с тебя заклятье сойдёт-уйдёт. Только знай: дитю этому всю жизнь вместо тебя платить придётся. Потомуот нелюбого роди, от чужого, чтоб не жалко было А другого пути тебе нет.
Поплакала Антонида, погоревалаи уехала в город на заработки, как она объяснила соседке, на которую оставила маленькую Галю и хозяйство. Соседка обещалась приглядеть, не бесплатно, конечно.
Через три недели вернулась, сама не своя, часами перед иконой на коленях стояла, грех замаливала. А через девять месяцев родила Женьку.
Дитя от нелюбого
Женька родилась ни на кого не похожейни на Тоню, ни на Тимофея, с которым они, как говорили деревенские, «разжопились» и он уехал неизвестно куда, бросив на произвол судьбы жену и детей. Пожалеть бы Антониду, да никто не жалел. Сбежал муженёк, значитсама довела, сама виновата, хлебай теперь щи лаптем
Антонида и хлебалавсё хозяйство на ней, ещё в совхозе работа, ещё детей двое, которые тоже нахлебались горя, зимой босыми бегали, досыта не ели, из-за стола голодными вставали. А деревенским в радость этопоживешь безмужней, характер свой умеришь.
Не зря в народе говорят: тебето смерть, а всем-то смех
Через месяц после рождения рыженькой Женьки в Деулино вернулся Тимофей, которого в деревне уже не чаяли увидеть. Деревня притихла, ждала скандала с битьём стёкол и «разборкой» с Антонидойза то, что сына не уберегла и девку нагуляла с городским. Но скандала Тимофей не учинил, бухнулся с порога в ноги жене: «Прости ты меня, дурака, что с детишками тебя бросил!»
А когда узнал о смерти сынаох, и каялся Тимофей, ох, и горевал! На кладбище ревел белугой на могиле своего первенца, заказал в церкви поминальную молитву, денег дал на храм (а их у Тимофея было, по деревенским меркам, много).
Стали Тимофей с Антонидой жить, как раньше жилибудто и не уезжал Тимофей никуда, и с женой не ссорился. Даже Женьку ей простил, принял. Как дочку родную растил, она и не догадывалась, что Тимофей ей не отец. Маленькая Галька кашлять перестала, выздоровела, крепенькая да ладненькая стала, словно вовсе не болела, и выросла настоящей красавицейпарни по ней с ума сходили.
Все Антонидины беды и неурядицы как рукой сняло. Женька росла здоровенькая, болезни её стороной обходили. Коза приплод принесла и молока давала вдвое больше прежнегои детям хватало, и козлёночку! А потом и корову купил Тимофей. Антонида расцвела, нарядов себе накупила и детей приодела. Дом железной крышей покрыли и зажили всем на завистьв согласии и любви. А через год родила Тоня мальчикакопию погибшего Коленьки, один в один! Николаем назвали.
Во как жисть повернулась у Тоньки! судачили соседи. Ведь хуже всех жила, на своём горбу волокла и детей, и огород, и скотину Забор сама чинила, сарай сама ставила. Набедоваласьхоть в петлю лезь! Ещё и дочку нагуляла невесть от кого А погляди ж ты, таперича всё у ей есть! И мужика как подменил кто, за ум взялся Тимка. Послал Господь счастье
Только Женьке ни в чём счастья не было! Девчонкой на грабли упала, пропорола железными зубьями щёку. Так и ходила со шрамом. «Повезло, что глаза целы остались. А шрам заживёт, незаметно будет» утешал дочку Тимофей, не замечая остановившихся глаз Антониды, её помертвевшего лица.
Хотела Антонида помолиться за Женьку, на колени перед Богородицей пала, а рука враз тяжёлая сделалась и не поднимается! Перекрестиласьс трудом, словно брёвна ворочала. Молитву прочесть хотелаа слова на ум не идут, забыла словато! Дрожь её пробрала, с колен вскочила. Подумала, обойдётся, заживёт щекато, Тимофей правильно говорит.
Не обошлось. Щека зажила, а шрам осталсянаискось, в подглазье. Из-за шрама этого парни на Женьку не глядели, браковали, стало быть. А была онаогонь-девка, первая на деревне песельница да плясунья, и за словом в карман никогда не лезла, скажет как отрежет.
А вотне сватался никто.
Выросла Женька, в город уехала, на завод устроилась. На заводе та же история, никому невеста с таким лицом не нужна. Женька поплакала, поплакала, да родила Ольку. Что ж, что мужа нет? Зато дочка есть, никто не отберёт, моя! А через две недели заявился Фёдор, Олькин отец. «Собирай вещи. У сестры моей будем жить, дом большой, места хватит» только и сказал. В загсе расписались, всё как у людей, и зажили они с Фёдором своей семьёй.
Сыр в масле
У Гальки с Колькой по-другому жизнь сложилась, позавидовать можно. Галька в восемнадцать замуж выскочила, муж завскладом работает, полный дом вещей у Гальки и ребятишек двоесын и дочка, оба лицом красивые, в мать.
Николайтот ленивый был: баловал отец последыша, единственного сыночка, ни в чём ему отказа не было. Он и вырослентяй да разгуляй. До работы не больно охоч, а гулять начнётне устанет! На гармони игралзаслушаешься. Нотной грамоты не знал, а любую мелодию с ходу мог сыграть, слух у него был редкостный. На свадьбах да праздниках без Николая не обходились, везде его звали.
Раз поехал он в город, к сестре в гости. В ресторан попал, впервые в жизни. Услыхал, как тамошний оркестр играет, усмехнулся. Дайте, говорит, я сыграю. И сыграл! Директор ресторана услышал, работать пригласил к себе, он и согласилсятакая работа не в тягость, а в радость. Зарабатывать стал как сестрин муж, да харч ресторанный, дармовый.
Ресторан тот с Колькиной игры поднялся, известным стал. Народу собиралось много Колькину гармонь послушатьтакие переборы, такие коленца выдавал! Что угодно мог сыгратьи трепака, и яблочко, и народноеаж душу переворачивало у всех. И вальсы играл «со слезой» «Дунайские волны», «Оборванные струны», «Сказки венского леса». Директор нарадоваться не мог на Колькусамородок, талант! Ну и платил соответственно. Завидно устроился Николай, как сыр в масле катался: сам при деньгах и родителям помогал.
Невезучая Женька
Одной Женьке не везло. Как развелся с нею Фёдор, моталась по судам, дом отсуживала. Да на заводе нервы ей поистрепали, за спирт этот треклятый, до язвы желудка дело дошло. Но на квартиру накопила-таки. Квартиразагляденье: с балконом, с паркетом, две комнаты, да прихожая, да кухня большая, двенадцать метров, хоть пляши в ней. Пай Женька выплатила полностью, мебель новая, жизнь новая А счастья нет. Никому не нужна, на всём светеникому!
Приезжала к матери в Деулино за утешением. Посидят, поговорят, только от разговоров не легче, а словно бы тяжелее станет. Женька знала уже, что Тимофею она не родная. Но в деревню всё равно ездила, помогатькартошку окучивать, огурцы пропалывать, то да сё. Спиртное привозила брату с отцом: без бутылки они и работать не станут.
Сама-то Женька тяжёлого не поднимала, брёвен не ворочаладва мужика в доме, сами справятся. В огороде копалась, поливала да полола. А домой возвращалась всё однобез сил.
Ты чего такая бледная? Заболела? спрашивали заводские.
Да не заболела я, с чего вы взяли?. К матери ездила, помогать.
Что ж она, пахала на тебе, что ли?
Скажете тоже, пахала Моркву полола да прореживала, жука колорадского с картохи снимала да в костре жгла. А картоху мы лошадью окучивали, и пахали лошадью, смеялась Женька. А слабость чувствовала такую, словно её вместо лошади в плуг впрягли. Чудно!
Ты как к матери съездишь, так сама не своя. Не ездила бы ты к ней, раз здоровьем слабая, говорила Женьке Галя. Колька с отцом без тебя справятся.
Справятся, если бутылку привезу. И не придумывай, нормальное у меня здоровье, чего буробишь-то, типун бы тебе на язык! налетала на сестру Женька. А силы словно таяли
Глава 4. Белая магия
Объявление в газете
И кто знает, чем бы это закончилось, не попадись Женьке на глаза объявление в газете. «Белый маг поможет решить ваши проблемы, очистит ауру, восстановит энергетику» прочитала Женька и задумалась. Про ауру она ничего не знала, чем её чистяттем более. Энергетикаэто что-то электрическое, с машинами связано. Машины у Женьки нет. А вот проблемы решитьэто она согласная, ничего в том нет плохого, белая магия не чёрная, а за спрос денег не берут.
С последним Женька ошибласьденьги пришлось выложить немалые. Как оказалось, она заплатила не зря. Сидела, раскрыв от удивления рот, а женщина-маг подробно расспрашивала её обо всём, что с ней случилось, что было не так А после и не спрашиваласама за неё говорила, а Женька, вытаращив глаза, очумело трясла головой, подтверждая: «Да Да Так оно всё и было. Вам-то откуда известно, я ж не говорила никому?!»
Белый маг, не отвечая на заданный вопрос, перешла на ты:
Суждено тебе за чужие грехи расплачиваться, а за чьисама, верно, догадываешься. Не могу сказать, не вижу.
Неужели Да не может этого быть! охнула Женька. Это ж мама моя! Говорили про неё в деревне всякое, да я не верила, мать ведь она мне! И с Олькой кажное лето нянчилась Что бы я без неё делала! Олька, считай, на её руках выросла, да и меня она привечает, как приедуот себя не отпускает, не надышится, втолковывала магу Женька, отводя от матери беду, отметая подозрения. А сама уже знала: она это. Больше некому.
Часто она с тобой рядом садилась? Обнимала тебя? В глаза смотрела? допытывалась женщина-маг. И Женька кивала потерянно
Антонида любила сидеть вдвоём с Женькой на старом продавленном диване, подолгу не отпускала её от себя. «Мам, я ж не сидеть, я работать приехала!», Женька порывалась уйти, о Антонида всякий раз её удерживала: «Да погоди, куда ж ты бежишь от меня? Посиди со мной маленечко, Женюра!» Обнимет за плечи и всё говорит, говорит, а у Женьки глаза закрываются, словно не утро сейчас, а вечер поздний, так ей спать хочется