Мать не выдержала, заплакала, махнула рукой: «Езжай, коли тебе надоть». И ушла в птичник, не сказав более ни слова. Женька вытерла слёзы и ужаснулась тому, что сделала, поверив в выдумки про мать. Дождавшись, когда Антонида уйдёт, открыла сундук и размашисто перекрестила побывавшие в руках ведуньи простыни: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. Ангел-хранитель небесный, защити, от беды оборони!»
Неожиданно крышка сундука с грохотом закрылась, Женька еле успела отдёрнуть руки. Посмотрела на тяжелую, обитую железом дубовую крышку и ужаснуласьсейчас бы без пальцев осталась, размозжило бы Бог меня уберёг! Не отрывая от сундука глаз, задом выпятилась из избы и поехала в больницу к Ольке.
Средство от мигрени
Олька лежала на кровати и листала учебник. Кроме Олькиной, в палате было ещё пять коек, две из них пустовали, три других занимали пожилые женщины. Женька достала из пакета принесённые гостинцы, протянула мешочек с травой«Это тебе от бабушки гостинец, чай травяной, от мигрени первое лекарство».
Олька подняла на мать грустные глаза: «Я устала ужележать! Здесь кровати мягкие, матрацы пружинные, спина от них как зуб ноет. И ничего не предлагают, никакого лечения. УЗИ сделали, на томографию свозили, на скорой, в другую больницу, в нашей томографа нет».
О страшном диагнозе Олька не знала, ей сказали, что у неё спазмы сосудов, проще говорямигрень.
В палату заглянул врач. Увидел Женьку, забубнил обрадовано:
О, у нас гости! Хорошо, что вы сами приехали, я вам звонить хотел С Олечкой всё в порядке, спазмы сосудов, ничего страшного. Это возрастное, со временем само пройдёт. Но вы всё же подумайте насчёт операции, чтобы уж больше никогда голова не болела. У нас хорошие нейрохирурги, подумайте! настаивал врач.
Ой, да не бубни, надоел уже. Какая на фиг операция, мне в июле экзамены сдавать вступительные, в институт! возмутилась Олька. Врач был молодой, лет на семь старше Ольки, и между ними сам собой установился этот полушутливый тон.
Олька, что ж ты так неуважительно, с доктором-то, одёрнула её Женька.
А давай так! В этом году делаем тебе операцию, а на будущий год поступишь в институт, не сдавался врач.
Что-что-что? Это какую-такую операцию? растревоженной наседкой закудахтала Женька. Голову резать будете? Вы тут с ума посходили все!
Ну, резать никто никого не будет. Сделаем маленький распил, чуть-чуть раздвинем, а остальное сделает компьютер. Ювелирная операция! Раньше только в Москве делали, в Бакулевском центре, а теперь
Женька посмотрела на побледневшую Ольку, на слишком уж весёлого и говорливого врачаи враз поняла: Ольке ничего не поможет, кроме этой страшной операции. Да и операцияпоможет ли? Женька испытующе уставилась на врача. Тот поспешно отвёл глаза.
Не поможет, поняла Женька. Они для себя её сделать хотят, совесть свою очистить, мы, мол, сделали всё что могли.
Женька вышла из палаты и размашистым шагом направилась к главврачу.
Хочу дочку забрать, под расписку. Пущай дома умирает, заявила Женька разгневанному главврачу. Вылечить не можете, сами сказали. А мучить девчонку не дам. Видно, так бог судил Я уж вещи её собрала, выписывайте, сказала!
Глава 7. Чай с брусникой
Бабушкин подарок
Олька не умерла. Мучилась «мигренями» до конца лета, а осенью боль вроде бы поутихла. Женька не верила дочери, приступала с расспросами: «Болит голова, ай нет? Не пойму я тебя. Ты мне прямо говори, не виляй»
Да я не пойму Голова странная какая-то, жаловалась матери Олька. Внутри будто котёнок коготками царапает. И ночью царапает, и днём, тихонечко так, почти не больно, но я всё время это чувствую. И всё время думаю, почему меня из больницы выписали, лечить не захотели. Ведь не прошла голова-то, а меня всё равно выписали.
Думает она А не надо думать! Завари лучше бабушкиного чайку, советовала дочери Женька.
В тот памятный день, когда она отвезла матери «заклятые» чёрным магом наволочки и простыни, Женька по дороге домой развязала материн узелок и развеяла по ветру его содержимое. Мелиссу, бруснику и девясил она купила в аптеке, в красивых картонных коробочках. Вместо брусничного листа взяла сушеных ягод (помочь всё равно не поможет, а в чашке ягодки красиво смотрятся, Олька рада будет). Женька высыпала содержимое коробочек в Антонидин мешочек и теперь спокойно смотрела, как Олька пьёт травяной душистый чай с плавающими в нём красными шариками брусники. Пускай пьёт, с ягодками-то вкуснее Похоже, чай и впрямь помогаетза голову руками не хватается, и улыбаться стала А летом от боли кривилась, сама себе не рада, прям беда-бедовская!
В школу Олька не ходила. К ней забегали подруги«Оль, когда тебя выпишут-то?» «Не знаю. Врач говорит, пока рано». Приходили школьные учителя, предлагали даже подготовить Ольку в институтзаниматься по школьной программе, «чтоб ничего не забылось».
Спасибо, только мне врач не разрешает заниматься, говорит, когда голова пройдёт, тогда можно будет. Я обязательно приду. Обязательно! благодарила их Олька, польщённая таким вниманием. Теперь она и сама верилапройдёт. Ведь с каждым днём ей становилось легче. Не иначе, бабушкин чай помог Милая бабушка Тоня! Милая
Бабушка Тоня
Через полгода боль наконец отступила, котёнок больше не скрёбся в голове острыми коготками, затих, исчез. Олька и не вспоминала об этом. И в институт поступила, правда, не в юридический, а в медицинскийчерез год, как и обещал врач. А вот Антонида за этот год сдала: исхудала, почернела, на руках синяками набухли узластые веныЗаметней всего изменились глаза, из которых ушла жизньсловно иссякла незримая сила, некая субстанция, питавшая Антонидину душу.
Впрочем, всё было как всегда: Антонида вставала, едва рассветёт, доила корову, провожала её в стадо, кормила кур, возилась в огороде. Только разговоров по душам с Женькой больше не вела.
Тебе ить нековды со мной сидеть, иди ужговорила Тоня дочери. В материных глазах Женьке виделасьлюбовь. И ещё что-то, может сожаление, может больЖенька не могла разглядеть.
Чего смотришь-то? Ты иттить хотела, вот и иди, буркала мать, отворачиваясь. Показалось, думала Женька.
И в деревне уже ни с кем Антонида не схлёстывалась, как бывало. Поутихла, присмирела. Смотрела выцветшими глазами на Женьку (один глаз серый, а другой светло-карий), а в глазах тоска
Ночевала Женька всегда на сеновале и никогда в избе, даже когда холодно было спать. Со страхом смотрела на снежно-белые простыни, которые побывали в руках чёрного мага. Обыкновенные простыни, крахмальные, хрустящие, пахнущие свежестью. Ничего в них неттакого.
А вот выходитесть! Выздоровела Олька-то! Ходит как ни в чём не бывало, зубоскальничает, мать просмеивает. Женька с ней вместе смеётся, на Олькины подковырки не обижается. Голова-то больше не болит у Ольки, а врачи резать хотели
У самой Женьки тоже жизнь наладиласьмужик теперь есть у Женьки! Зимой с ним познакомилась, сумки от магазина до дома донёс, оказалось, он в соседнем подъезде живёт Весной расписались, Женька в загсе стеснялась, краснела как маков цвет, возраст уж не тот, а она в платье свадебном, цветы приколоты Ездила в деревню к материмужем хвасталась.
Ну-к, что ж, живите, коли вам охота, нехотя, словно бы через силу сказала Антонида «молодым». Поздравила, называется, с законным браком. Валерку от таких слов аж передёрнуло, и Женька наступила ему на ногумолчи!
Умерла Антонида в том же году, зимой. Вечером легла спать, а утром не проснулась. Соседка в полдень услышала, как орёт в хлеву голодная не доенная Тонина корова, торкнулась в избуи отступила испуганно: «Тонька?! Никак, померла?»
И пошла по деревне молва: ведьма умерла. Одна умирала, силу свою передать никому не успела, слава те, Господи. Избавились! Ослобонил Господь, внял молитвам
Глава 8. Уроки выживания
Раздел имущества
Избу поделили на троих. Женьке досталась не треть дажепять половиц за перегородкой, где стоял стол (больше ничего не помещалось) и висела в «красном» углу иконка, с лампадкой и красиво вышитым рушником, Гальке с Колькойжилая половина. Оба были согласны с Женькой, что её часть меньше, но не ломать же стенку!
«Себе горницу взяли, а мне где спать? На лавке? А Ольке моейгде?» возмущалась Женька, но сделать ничего не смогла. Галя с Николаем устроились на своей половине «с размахом», разгораживать пополам не стали, отгородились от Женьки дверью (стенка фанерная, зато дверь новая, замок блестящий, с той стороны крючок, чтоб Женьке неповадно было) и зажили припеваючи: у них была кровать, диван, стол, этажерка и материн сундук. У Женькиголые доски и самодельный грубый стол с двумя деревянными лавками.
Николай в Деулине появлялся редко, и Галя жила просторноодна в избе. Дверь на свою половину держала запертой. От родной сестры запиралась! На Женькины «провокации» не реагировала, молчала, словно Женьки тут не было. После смерти матери Галя с Николаем сдружились ещё крепче. И отгородились от Женьки каменной стеной молчания.
В том же году Николай купил дом напротив, а свою часть материнского дома подарил Гале («Всё честь по чести, документы у нотариуса оформили!» рассказывала Женька Ритиной матери). И уже вдвоём они выжили Женьку из избы. Тяжко ей там было, не приезжала лишний раз, ненависти вынести не могла. За что они её так, она ж им родная сестра.
По законам Древней Спарты
Олька вскоре вышла замуж (за того самого врача, из больницы) и родила сына. Женьку к нему не подпускала, отдала Павлика в ясли. Женька со слезами корила дочь:
За что ж ты меня так? По-вашему выходит, я плохая мать? Как же я тебя такую хорошую вырастила, на ноги поставила? А ты мне внука не доверяешь!
Мам, ни к чему эти разговоры. Надо квартиру разменивать, мы отдельно хотим жить.
Ишь, чего удумала! закипала Женька. Квартира моя, своим горбом заработанная, твоего тут ничего нет. Не нравится с матерью жить, живи где хочешь, а мы с Валеркой тут будем.
Здесь пора сказать о том, что жить Женькиному мужу было попросту негде. То есть дом-то былразвалюха, отопления нет, воды нет, удобства во дворе, стена треснула Отремонтировать, конечно, можно было. Но тогда Валерка запросто от неё уйдёт и будет там жить. «А таккуда ему деться, со мной жить будет» делилась с двоюродной сестрой хитрая Женька.
О том, что Олька с мужем предлагали за свои деньги сделать ремонт Валеркиной халупы и поселиться там, Женька не рассказала. Как и о том, что молодожёны жили «на свои» то есть втроём на зарплату Игоря и Олькину стипендию, экономили на всём, предельно жёстко, откладывая деньги и мечтая жить своим домом без постоянных упрёков, назиданий и поучений.
После двух лет спартанской полуголодной жизни без телевизора и зимних сапог, которые Олька с успехом заменяла осенними, уверяя мужа, что «если быстро идти, то в них вполне нормально, в автобусе так вообще в кайф) молодые получили, что называется, от ворот поворот. Валеркины «хоромы» Женька им не отдала (Валерий в прениях не участвовал), и вдвоём с Валеркой выжилатаки дочь из квартиры.
Милицейская магия
Есть ли на свете белые маги, чёрные ведуньи и фагивампирыэто ещё бабушка надвое сказала. Кто о них знает, кто их видел? Может, сочиняют? Никто не признается. А милиция есть, это всем известно, и перед Законом пасуют все«светлые» норовят уйти в тень, «чёрные» притворяются светлыми, у фагов пропадает аппетит. Милиция, вооруженная Законом, всесильна и всевластна, уж онато защитит, не сомневайтесь. И денег не возьмёт, им государство за работу платит. Оградит от зла, приструнит навязчивое, липкое добро, а обаяшкам-фагам обеспечит анорексию в последней стадии.
Доведенные до отчаянья, Олька с мужем написали заявление в милицию. Писать было о чём: Валерий регулярно напивался и устраивал скандалы, доходило и до драк с матерью (била всегда Женька, Валерка вяло защищался и обиженно бубнил: «Ты чё разошлась-то, я те правду говорю, а ты кулаками машешь. Соседи услышат, подумают, что я тебя бью. Я тебя хоть раз тронул, скажи? Тронул хоть раз? А ты чуть чегомне в рожу въехать норовишь, детей бы постеснялась, какой пример подаёшь маа-ла-дой семь-йе Ик!»)
Скандалы, ругань, драки Нет, Валерий Никитович только пьёт и ругается, а дерётся мама. Дядя Валера её боится, когда она такая. А в доме ребёнок.
Женьку с мужем «таскали» в отделение, увещевали, стращали, грозились тюрьмой и психбольницей. Первое вызвало смех, последнее возымело действие. Драчуны попритихли ненадолго, потом всё вернулось на круги своя и началось по новой
Когда не стало сил терпеть попрёки и обвинения в дармоедстве (ели привезённую Женькой из деревни картошку) и постоянные скандалы матери с постоянно пьяным Валеркой, Олька с Игорем перебрались в подмосковное Бужаниново. В поселковой поликлинике не хватало врачей, на работу их приняли с распростёртыми объятиями (Ольгу терапевтом, Игоря хирургом) и дали служебное жильё.
Неожиданно для самой себя Олька стала хозяйкой двух уютных комнаток в двухэтажном деревянном доме. Квартира былас просторной кухней, широкими дубовыми подоконниками и, что особенно важно, с мебелью. Они купили только телевизор и детскую кроватку для маленького Павлика.
Через четыре года Игорь уволился из поликлиники и устроился в Госпиталь для ветеранов войн, дежурным врачом в приёмный покой. Платили в госпитале прилично, и скоро Олька щеголяла в кожаном пальто с меховым пушистым воротником, а под окнами стояла старенькая «Лада» с новым (поставленном по блату благодарными пациентами) мотором. А Женька угодила-таки в психушку, куда её поместил Валерий после очередной устроенной ему «разборки».
Женька тогда обиделась на весь светродня не привечает, муж пьёт (спирт Валерию она носила сама, пусть лучше свой лакает, очищенный, чем палёнку покупать), дочка с зятем домой дорогу забыли, внука не дают, сколько ни проси, сколько ни умоляй, в гости не ездят, к себе не зовут, подарки обратно швыряют. И выместила обиду на муже, который хоть пил, но рук не распускал, и не смог справиться с озверевшей Женькойвызвал милицию, а милиция вызвала скорую психиатрическую помощь.
Поняв, что он сотворил, Валерка вмиг протрезвел, заплакал и поехал с женой на новое «место жительства». Добрые врачи из скорой плеснули ему пустырниковой настойки и сказали, что Женьку там вылечат и отпустят домой.
Выпустят? Выпустят, значит? повторял протрезвевший Валерка, вытирая рукавом глаза.
Да что вы, мужчина, как маленький, развели тут Это же больница, не тюрьма, лечат, кормят, они гуляют там. В теннис играют, телевизор смотрят, книжки читают. Лечебная физкультура, штатный психолог Санаторий, одним словом. Бесплатный, хе-хе. Зина, дай ему ещё пустырника, совсем мужик спятил. Это же не сумасшедший дом, обыкновенная больница. Только заборбетонный.
Глава 9. За бетонным забором
Откройте сумку
Высокий бетонный забор. Калитка с автоматическим замком. На железных воротах табличка: «Областная психиатрическая клиника 10». Толстая тётка на проходной (интересно, она вахтёрша или санитарка?) скользнула равнодушным взглядом по Ритиному лицу, лениво пролистала паспорт. «К кому?» Рита назвала фамилию.
Тётка раскрыла журнал, так же равнодушно скользя глазами по страницам. Кивнула удовлетворённо«Угу-м, есть у нас такая. Что у вас с собой? Спиртное? Лекарства? Сумку откройте, пожалуйста».
Спиртное ей нельзя, у неё язва, она на ликёро-водочном работала и не пила никогда. А лекарства зачем? удивилась Рита. разве здесь не дают? Если надо, я привезу.
Тётка не ответила, ждала. Спохватившись, Рита раздёрнула «молнию» сумки: «Вот. Печенье, орехи, сгущенка Ещё леденцы и сок. Ещё носки и кофта тёплая. И книжка». Тётка кивнула, отпуская Риту, махнула толстой рукой«Проходите. Второй корпус, четвертая палата. В администрацию сперва зайдите, там скажут»
«Что мне там скажут? И зачем? Мне ничего не надо, я тётку повидать приехала» с тревогой думала Рита, идя по обсаженной кустарником дорожке к административному корпусу.
Калиниченко Евгения Тимофеевна? Есть у нас такая. Вам во второй корпу, от наснаправо, за угол завернёте и увидите. Вы идите, я позвоню. Она к вам выйдет
Рита взялась за ручку двери и услышала, как дежурная говорила комуто в трубку: «К Калиниченко пришли. Во дворик её выведите. Она в каком состоянии, не плачет?»