Думаешь? Растяжку уличную заказать, как у Зюньки. Хоть одну Чтобы не выпендривался. Только они дорогие, жуть Главноекомпьютер. Принтер лазерный бы Ксерокс помощней И вот тут еще. Посмотри сам. Хоть что-то можем вычеркнуть?
Мы склоняемся над блокнотами, я краем уха слышу, как лязгает тамбурная дверь, кто-то бежит по проходу, бухая тяжелыми ботинками, мне лупят по башке сзади чем-то тяжелым, тут же глаза заливает каким-то шипучим спреем, который больно слепит, словно в зрачки втыкают гвозди, и я, заорав, с трудом различаю два расплывающихся силуэта в черных спецназовских намордниках, которые исчезают за следующей дверью, перебросив друг дружке мою сумку, выдернутую из-под коленок.
Лохматик почему-то на четвереньках стоит у моих ног и шарит ладонями среди осколков своих раздавленных очков. Из носа его каплет кровь, пачкая разбитые стекла.
Лохматов! Я ничего не вижу. Не вижу! ору я.
Спокойно. У нас же термос. Сейчас я промою я чаем
Ой, мамочка. Там же денежки-и-и-и
В вагоне никто и ухом не повел
Я уже понимаюэто не просто удар под дых.
Это конец.
Через пару часов заплаканная Кыська заходит в мэрию, к отцу. Степан Иваныч в щеколдинском кабинете просматривает какие-то ведомости.
В кабинете маляры подбеливают потолокк выборам
Тебе чего, удивляется он, Кысь?
Пап, это правда, что Туманскую Лизавету в электричке на Москву какие-то отморозки грабанули?
Уже знаешь?
Все уже знают. Нашликто? Что твой Лыков тебе говорит?
А он ничего не говорит. Железная дорогане его епархия. Она уже была у меня. Лохматов приводил
Деньги-то хоть какие-то вы ей отстегнете? Кандидатша же!
Я ей посоветовал в коммерческом банке «Волжанка» кредит попросить. Под залог домостроения
Ну что ты ахинею несешь, Степан Иваныч? Никто ей ничего не даст: банком же мамочка крутит. Это они Зюньке дорожку ковриком в этот кабинет к тете Маргарите выстилают?
Я занят, доченька. Я занят. А как она?
А никак. Ей глаза промыли, закапали и сказалилежать три дня и никого не видеть. А она и так не видит.
А я не просто не вижу.
Я и видеть не хочу.
Агриппина Ивановна только молчит и сопит, сопит и молчит. Меняет мне на глазах марлевые тампоны, пропитанные каким-то дерьмом.
Ночью она куда-то сматывается.
Поутру я поднимаюсь с дивана, промываю щиплющие глаза марганцовкой и ползу в кухню, хоть чаю попить.
И обнаруживаю Гашу, которая сидит на ступеньках крыльца, придерживая подол юбки, в котором что-то держит. Ляжки у нее белые и толстые, без чулок, уже в возрастных венах.
Ты где была?
В Плетенихе.
На кой?
Вот теперь я точно знаю, сколько нынче стоит корова, Лизка. Считай!
Она высыпает из подола на крыльцо кучу мятых рублевок, стольников и даже пятисотенных. У меня ноги подкашиваются.
Продала?! Зорьку?
Красулечку. Она дороже Свела тут одним
Красулю?! Ну, ты обалдела. Кому?! Ты их хотя бы знаешь?
Да чтобы я ее в недобрые руки? С Никитичной сторговались. Да ты ж ее знаешь. В слободе!
Ну, Гашка! Я тебя убью!
Я сгребаю деньги и, содрав с нее косынку, ссыпаю их в узелок.
Меня выносит с подворья, как из пушки
Прямо как была, босая, в рубашке, я луплю по улице в слободу.
К вечеру Красуля лежит возле нашего крыльца и жует лениво и привычно свою жвачку, шумно вздыхая. Время от времени прихватывая яблочки из таза.
Она у нас действительно красуля, темно-рыжей, почти красной масти, лоснящаяся здоровой шерсткой, с двумя белыми отметинами над бровями на морде, рожищами в метр, с чистым розовым выменем литров на шестнадцать.
Мы, уже осипшие от базара и ругани в слободе, наревевшиеся, сидим на веранде и смотрим, как тускнеющее солнце растекается в малиновом закате над Волгой.
Я, Лизавета, у нее даже прощения испросила, вздыхает Гаша. Гоню ее хворостиной плачу а сама ее утешаю Мол, может, ей еще и памятник поставят, что в Сомове очередного блядства не допустила. Как Минину и Пожарскому. За заслуги! Ну и что мы тут с нею теперь делать будем, Лиз?
Доить.
Она тыщами не доится. Что дальше-то? К кому ткнуться-то? Сидим, как полные дуры, без копья. Ни программу твою по почтовым ящикам растыкать. Ни приличных плакатов в красках. Позорище, да и только! Ты хоть этому своему красавцу с вертолетом звонила?
Они в Шанхае Они в Гонконге Они черт знает где! Господи, да и на кой я ему? И вообще, знаешь что, Агриппина Ивановна? А не послать бы нам всю эту фигню к чертовой матери?..
Гашка задумывается, уставившись в небеса.
Тебе последние ночи ничего особенного не снилось, Лиз?
Гришка. Он мне все время снится.
Я не про то. А вот мне давеча приснилось
Что?
Не что, а кто! Человек такой. Лица не видать, как бы в белом тумане А голос такой мягкий. И говорит он: «Все будет хорошо»
Так это у тебя будет. Тебе же снился, не мне
Ну, постыдилась бы. Как это мне может быть хорошо, если тебе будет нехорошо? Я думаю, это он имел в виду наши обои кандидатуры. Нет, неспроста сон неспроста. Это все мухомор твой. Видать, мается без тебя. Болит у него болит Забыть небось тебя не может.
Что-то я тебя не узнаю, Агриппина Ивановна.
А чего тут узнавать? Небось в койке ему такие кренделя отчубучивала! И что ж, он про все это подло позабыл? Должна ж у него оставаться как бы память о прошлых ваших радостных днях И ночах тоже Бывало же, а?
Стоп, Гаша! Дальше не надо!
Может, оно и так. А может, и нет. Слишком уж ты решительная. Рази все отрезано! А другие женщиныони как? Понимаютзачем же своего пусть даже бывшего мужа сразу же беспощадно огорчать? Это она знает, что он ей уже до лампочки. А ему зачем знать? Поумней бы
Как это?
Так, знаешь, глаз с печальной поволокой оставить, загадочный намек. Мол, не все потеряно, я вас, возможно, еще и прощу Вот бы он и доился потихонечку козел этот! А то сразу! Посуду бить, суд, развод
Да я лучше голодной смертью помру. Сдохну! А из его рук куска хлеба не приму!
Ну, сдохнутьэто каждая дурочка сможет. Ты просто цены себе не знаешь. А у него небось прикопано. Сундучков. Или в швейцарских банках. Они, Лиз, все в швейцарских банках держут.
Я не выдерживаю и начинаю ржать, приобнимая ее за грузные теплые плечи:
Гашка, как же я тебя люблю.
Да подожди ты лизаться. Слушай, может, автомобиль твой на продажу через московскую милицию сыскать можно? Номер-то известный. Да и он лялячка такая. Редкий
Можно. Только они машины по сто лет ищут. Черт его знает, может быть, у нее с девочкой что-то стряслось, или с самой. У нее, знаешь, с мужем тоже очень «не очень»
Наша тревога по Людмиле имеет свое продолжение.
Едва выбравшись из больницы, старец отправляется в свой сарайчик шиномонтажа. Тот, что на трассе.
Максимыч, в летнем костюмчике, сидит у вагончика мастерской за деловым столиком под уличным зонтом. Неподалеку стоит здоровенный самосвал с песком. Старший «дорожник» в оранжевом жилете на голое тело и каске, покуривая, стоит перед Максимычем. Младший по-зэковски присел на корточки неподалеку.
Ты не крути со мной, Фрол, тяжело и негромко цедит старшой. Я тебе большое одолжение сделал. Только по старой памяти. Ты ведь тоже меня выручал.
Так-то оно так только что-то не так. Ты уверен, что это та самая машина была?
Я не ошибаюсь. «Фиат-палио» Желтый Номер 013 АР. Все как ты сказал. Машина была, баба за баранкой тоже была. Молодая. Все как ты сказал.
Вы там из бардачка документики какие-нибудь не прихватили? Глебушка?
Ты что? Очумел? Стану я еще по бардачкам шарить. Ни пылинки не прихватили. Как положено. Чтобы не наследить. Я знак дорожный выставил, посигналил фонарем, что, мол, объезд. Она тормознула, стекло опустила спросить. Я ей ствол под ухо. Ну, и в мою яму.
Там глубоко?
Так который год из Волги песок сосем. Метров тридцать будет, не меньше
Мырнуть бы
Это ты сам «мыряй». Тачка была? Была. Баба была? Была. Все сделано? Все сделано. Так что давай телись. А то я ведь не посмотрю, что ты коронованный, Шило. Ты меня знаешь. Я сам по себе. Плати! Не задаром же
Не заносись. Обижусь
Старец, опираясь на клюку, нехотя убредает в мастерскую. Парень, озираясь, шепчет:
Пап, там же еще малявка была
Сиди. И помалкивай
Глава одиннадцатаяМАННА НЕБЕСНАЯ
Среди ночи в темени кабинета меня расталкивает Гаша, глаза квадратные, рубашка до пят, в руках фонарик, волосья дыбом.
Да проснись ты, Лизка. Проснись. Тсс
Что такое? Что такое?
Да тише ты. Слышишь?
Чего«слышишь», Гаш?
Я даже свет не включила. Сначала вроде бы шур-шур. Вроде к кому-то рядом машина подъехала. Ну подъехала и черт с ней. Может, Остолоповым рыбку браконьеры привезли. Только глаза закрыла. И чую ходит кто-то под домом. Шу-шу-шу да бу-бу-бу
Да кому там ходить? Дай поспать.
Я их спрашиваю. Через дверь, конечно. «Кто тут?» И опятьбу-бу-бу да шу-шу-шу И вроде бы как побежало побежало
Да ну тебя! Что там побежало?
Отобрав у Гаши фонарик, влезши в тапочки, я бесстрашно отправляюсь с дивана наружу.
Тишина глухая.
Сад сплошь залит белым сырым туманом.
У крыльца, улегшись у охапки свежего сена, лениво жует теплая корова Красуля.
Вот тебе все твои «шу-шу-шу» и «бу-бу-бу». Нечего ее было тут привязывать. Могла бы и в гараж поставить
Гаша отбирает у меня фонарик и светит в сторону.
Да? А это чего?
Трава некошеная (все руки не доходят!) примята двумя колеями, значит, действительно кто-то открывал ворота и заезжал на подворье.
На траве высится какой-то бугор, аккуратно прикрытый от сырости пленкой. На пленке капли предутренней росы.
Я иду туда.
Подожди. Может, это тебе бомбу подложили?
Бомбы так не подкладывают.
Я откидываю мокрую пленку. Под нею аккуратно составлены картонные магазинные ящики и упаковки с этикетками и эмблемами всяких «Сони», «Самсунгов» и прочих электронно-опупительных фирм.
Телевизеры, что ль? пятится Гаша. Может, ворованные? Наворовали и тебе подкинули, Лиз. Сейчас нас Серега Лыков за цугундер и в кепезе.
Банда организованных преступных женщин во главе с известной рецидивисткой Лизаветой Басаргиной!
Да помолчи ты! Свети лучше.
Я отдаю ей фонарь, оттаскиваю в сторону одну из громоздких упаковок и, ломая ногти, сдираю скотчи, выкидываю невесомые поролоновые прокладки и упаковки и опрокидываю ящик набок.
В нем черно поблескивает стекло.
В общем, я вылупливаю из упаковок потрясный компьютерный монитор, правда с тыльной горбиной, а не плоско новомодный. На двадцать четыре дюйма.
Я же и говорютелевизер! Ни хрена себе! Че это? Гляди, гляди, а это что? Ничего не понимаю. А это?
Я уже добираюсь до компьютерного блока в соседней упаковке. И балдею окончательно.
Вот это машина. Не иначе как с пентюхом высшего класса
Агриппина Ивановна уже влезла по задницу в штабель, сопя, что-то там рвет и дергает.
Ты сюда глянь. Вот эта хрень как назывется? Тяжеленная
Ксерокс.
Гаша выволакивает с самого низу небольшую, типа обувной, картонку, тоже в скотче.
А это легонькое. Открыть?
Ну?
Гаша открывает коробку, смотрит внутрь и издает странные звукис клекотом, смехом, шипением и клацанием зубовтак могла бы радоваться древняя паровая машина на собственной свадьбе.
Я смотрю в картонку. В картонке лежит пачка сотенных рублевых купюр. Сверху незапечатанный конверт. Я вынимаю из него и подношу к фонарику листик с отпечатанными на принтере словами:
«Успехов! Доброжелатель».
Ну это ж надо! А?! Ну есть еще люди на свете!
Что-то тут не так, Агриппина Ивановна. Ой, что-то не так. Так не бывает! Особенно со мной ошалело всхлипываю я.
Ибосбылась мечта идиотки!
И первая мысльэто, конечно, Зюнька!
Благородный наш
В равной борьбе
Пусть победит сильнейшийи все такое
О чем я и сообщаю Гаше.
Та внимательно разглядывает меня и вздыхает:
Давно вас с дурдома выпустили, Лизавета Юрьевна?
Я хочу тут же собрать девчонок, Кристину позвать, она больше всех за меня болеет, но Гаша тормозит меня:
На часы глянь. Девке и так из-за нас достается. Молчит только.
А в доме у Кыськи очень довольный собой Степан Иваныч ужинает, как всегда, в кухне. Входит Кыська в ночной рубашке, открывает холодильник и достает минералку.
А я думаю, и кто тут шурудит А это ты Давно с Москвы приехал?
Только что.
На чем же? Последняя электричка когда еще пришла.
Да я на попутке. Фургончик такой Грузовой Доставка товаров
А чего ты в Москве делал? Мать даже удивилась, что ты у нее не отпросился.
Да так Дожал бухов Пошуровал по неприкосновенным заначкам в мэрии. Из фонда МЧС. Плакаты хотел купить. Для детворы. По безопасности движения. Первое сентября на носу же. От Лыкова хрен дождешься. В детсаду повесить надо, в школе. Да и на площади неплохо бы
А где же плакаты-то?
А Не повезло Раскупили А Серафима про меня не спрашивала?
Не-а. Устала с чего-то. Отсыпается.
Ну пусть отсыпается, пока не разбудили.
Ты про что пап?
Да так Про свое
А у меня на подворье с утра большой шухер. Агриппина Ивановна с утра жжет на всякий случай в саду упаковки. А я все еще разбираюсь с совершенно непонятными кабелями, шнурами, проводами. Между прочим, неизвестный доброжелатель даже писчей бумаги мне по сиротству подкинулсорок пачек «4x4».
Гаш, что делать-то? Компутер от розетки в кабинете зафурычил, а принтер нет. Ну а вот это куда втыкать?
Вот Артур Адамыч придет Лохматик Сами не разберутся, так мужиков позовут. Что ты прыгаешь? Мужики знают, что и куда втыкать.
В ворота въезжает на скутере своем Кыська, Зинка-Рыжая сидит за ее спиной, с футляром каким-то.
Зинка сообщает:
Мобилу мы купили в универмаге. Только удивились: «Откуда у вас такие деньги? Да почему?» Вот сдача.
Я вынимаю из футлярчика прехорошенький мобильный телефончик.
Кыся успокаивает:
Все в ажуре. Проплачено. И пищит. Тетя Лиза, а откуда все это роскошное барахло?
Много будете знатьскоро состаритесь, мокрохвостки. Откуда? Откуда! Господь послал крестится Гаша.
Что еще делать надо? Таскать плоское? Катать круглое?
Давайте бумагу. На веранде ложьте. Мы на ней портретики Лизаветины печатать будем с нужными призывами!
Ага
Я смотрю вслед моим девчоночкам, и что-то мне не по себе:
А действительно, Гаш. Откуда? От кого? И почему втихую? Ночью?
Да от твоего же мухомора. Сон-то в руку. От кого же еще?
Не поверю. Нет, не верю.
А вот это все что? Железяки эти? Даже деньги. Кошка намяукала? В открытую ты б его и близко к себе не подпустила. Ну вот он тебе и темнит. «Неизвестный доброжелатель». Ну некому больше, Лизка, некому.
Зачем?
Да, может, он тебе приличную автобиографию обеспечить хочет? Даже без себя! Совесть заговорила. Даже у мужиков такое случается! А там как повернется. Сегодняоно все так, а завтраничего такого.
Да не будет у меня с ним никакого завтра! И он это прекрасно знает! Думаешь, я хоть когда-нибудь забуду, как он с этой Марго на ее швейцарской вилле развлекался
Ну чего ты все в этой своей болячке ковыряешься? Может, он сам эту свою Марго тысячу раз проклял. Ненормальная ты у меня все-таки. Ну хоть «спасибо» ты ему сказать можешь? Ну он с тобой по-нечеловечески, так ты что? Тоже такая? Ну не хочешь видеть, так вон телефон у тебя теперь шикарный. Скажи три слова. Убудет с тебя?
Я долго раздумываю, потом все-таки натыкиваю знакомый номер на мобильнике.
Москва? Корпорация «Т»? Коммутатор? Узнала, Сонечка? Да я это я Да нет, не собираюсь. Дай-ка мне господина Туманского. Отключил все телефоны? Тогда Элгу Карловну. И эта не может? Ну, позже так позже. Нет, передавать ничего не надо! Да хорошо у меня все! И девчонкам скажи. Все прекрасно! И у вас прекрасно? Какое совпадение! Работают они, Агриппина Ивановна. Неустанно куют как еврики, так и рублики. От тугриков тоже не отказываются.
Ты зубы-то не скаль. Ну, пересиль себя. Резиденция-то твоя бывшая с час езды автобусиком. Да и пешочком пройтисьне заржавеешь. Снеси ему хотя бы «спасибо». Ну чего смотришь? Не хочешь в открытую, так у тебя там лошадь стоит на конюшне И ты как бы к ней пришла. Навестить. Промять там. Сколько ты ее не видела? Аллилуйю свою?