Не ехать же к детям с пустыми руками? Подарки Тася купила в «Детском мире» «железную дорогу» в большой красивой коробке и набор разноцветных маленьких машинс дверцами, бамперами, окошечками и крошечными сиденьями в отделанном бархатом салоне. Машинки сверкали лакированными боками, блестели хромированными фарами и были миниатюрными копиями настоящих. Подарки были дорогими, за «Железную дорогу» она отдала ох, не спрашивайте, сколько. Зато про Тасю не скажут, что купила ерунду.
Дверь им открыла миловидная, уютная старушка, с улыбкой предложила Тасе пройти в комнату (старушка сказала«в комнаты»), где играли два розовощёких малыша лет четырёх-пяти. Дели завладели комнатой целикомкругом были разбросаны игрушки, кубики и книжки-раскраски. Тася похвалила малышейзабавные, весёлые, и мать Павла вежливо ей улыбнулась. Губы у неё растянулись в улыбке, а глаза смотрели на Тасю испытующе. Недобрительно.
Затем последовал традиционный чай, который они с Павлом пили вдвоём в чистенькой нарядной кухонькепоскольку в комнате хозяйничали племянникисобирали подаренную Тасей железную дорогу, и пить чай было негде. Пашина мама за стол не села, сославшись на внуков, за которыми надо смотреть. Выставила на стол коробку шоколадных конфет и ушла.
Тася ей не поверила: вот же они, внуки, рядом, в комнате играют, что за ними смотреть? Просто не захотела Пашина мама пить с Тасей чай. И разговаривать не захотела. Конфетами откупилась. Конфеты были нераспечатанными, и когда Павел стал открывать коробку, Тася его остановила: «Не надо, оставь. С печеньем попьём». Павел не послушался, открыл, но Тася к ним не прикоснулась, взяла из вазочки карамельку.
И старательно улыбалась, чтобы Павел не понял, что она обиделась. Чем же она не понравилась его матери? Не с пустыми руками приехала, игрушки привезла дорогущие, мальчишки довольные, а эта невзлюбила. И глаза недобрые.
Я твоей маме не понравилась, сказала она Павлу.
Да почему? Понравилась. Она мне сама сказала, уверил её Павел. Тася ему не поверила. Слишком хорошо помнилась история с телефоном
Тогда, в лесу, они обменялись телефонами, которые пришлось запомнитьзаписывать было нечем. Номер у Павла оказался простым, и Тася твердила его всю дорогу, до самого дома. Звонить первой она не собиралась.
Но Павел так и не позвонил.
Наступил вечер субботы, и устав ждать, она всё-таки позвонила.
Паша, это ты? Я так и подумала, что ты телефон не запомнишь! А я твой запомнила! Так мы завтра едем? В девять, как договорились?
Девушка, а вы куда звоните? перебили её на том конце провода.
Извините А можно Павла?
Павла здесь нет.
Но Он же здесь живёт, он мне телефон дал и адрес, Перекопская, двенадцать.
Он здесь не живёт.
А где?
У него и спрашивайте. Вам же сказали, нет здесь никакого Павла. И не звоните сюда больше.
Тася положила трубку. Может, она цифры перепутала? Дрожащими пальцами набрала 503-08-53 и попала в какую-то организацию. Павла там не знали. «Фамилию назовите! Не знаете? Ну, знаетевозмутились на том конце провода. У нас в управлении восемьсот человек, я что, всех по именам знать должна?»
Вот, значит как. Павел дал ей чужой телефон. Пошутил. А она так ждала воскресенья
На лыжах она не поехала. Сидела с книжкой на коленях и смотрела, как падает снег. Вот, значит, как Никому нельзя верить, правильно ей мама говорила.
На глаза навернулись слёзы, и она разозлиласьсама на себя. Почему она сидит дома? Чего испугалась, что Павла встретит? Да никого она не встретитдоговаривались на девять, а сейчас почти двенадцать. Тася бросила книжку и побежала собираться.
На «папину» просеку она пришла в половине первого. И увидела Павлас красным от холода носом и обожжёнными морозом щеками. Он попытался улыбнуться, но от холода губы не слушались, и улыбка получилась кривая. Тасе стало смешно. Она больше не злилась на Павла, ей было жалко егозамёрзшего и несчастного. Даже улыбнуться не может! Тася сама ему улыбнулась, и Павел, поняв, что его простили, зачастил обрадованно: «Пришла?! А я уж думал, не придёшь Я здесь четвёртый час туда-сюда катаюсь, тебя жду. А ветер как в трубе, а ты всё не идёшь! Я твой телефон, ещё когда домой ехал, забыл. Думал, ты позвонишь, а ты не позвонила. Ну, думаю, надо ехать, договорились ведьв девять, на этой самой просеке. А тебя нет и нет, я уж думал, не придёшь А ты пришла! А я всю неделю ждал, что ты позвонишь, а ты не позвонила Тоже телефон не запомнила? тараторил Павел и виновато смотрел на Тасю, словно боялся, что она уйдёт.
Телефон я запомнила, сказала ему Тася. Но он оказался не твой. Мне сказали, что ты там не живёшь.
Это сестры моей муж, он пошутил.
Он сказал, чтобы я больше не звонила.
Да говорю же, шутит он! Меня дома не было, вот он и
А как он у тебя дома оказался, ты же говорил, что с мамой живёшь?
Ну да, с мамой и с племянниками. А они по субботам приезжают, на детей посмотреть.
Посмотреть? А воспитывать их не хотят? не удержалась Тася.
Дело не в том, что не хотят У Сашки командировки без конца, неделями дома не бывает, а сестра на работе с утра до ночи Домой только спать приходит. Она в банке работает, шесть лет уже. Французский банк «Societe Generale». Они ей на день рожденья машину подарилина тридцатилетний юбилей. «Пежо». А детей мы к себе забрали, там за ними смотреть некому, а в сад отдавать жалко. Они уже все буквы знают! Мы по слогам читаем, один слог я, один слог Мишка. А Никитка уже читает
Павел взахлёб рассказывал о племянниках, Тася слушала и думала, что он очень любит детей, а сестра с мужем умело этим пользуются. Превратили парня в няньку. А её обманули, сказали, здесь таких нет. Чтобы не звонила. Значит, Павел её не обманывал? Добрый, честный, нежно любящий племянников и не умеющий никому отказывать Павел Мы ещё посмотрим, чья возьмёт, думала Тася. Сердце радостно колотилось, не умещалось в груди У них с Павлом будет своя семья и свои дети. А племянников пусть нянчит бабушка, если родители не хотят.
Из «гостей» Тася вернулась в раздумьях. Ей в этом доме явно не рады. Сначала муж сестры беззастенчиво лгал ей, что не знает никакого Павла. Теперь вотмать, Тасина будущая свекровь, обиделась непонятно на что. Да наплевать ей на них, они с Пашей будут жить у Таси. Насильно мил не будешь.
Больше Павел не приглашал Тасю к себе, хотя проводил с ней всё свободное время. К удивлению Таси, он вёл себя с ней как тринадцатилетний мальчишка. Даже поцеловать её не пытался. Последнее озадачивало Тасю, а потом уже бесило, но она терпеливо ждала
Павел ничем не выдавал своих чувств, проводя с Тасей все выходные и почти все вечера. В лесу давно хозяйничал март, лыжня превратилась в два глубоких ледяных жёлоба, а на солнечных местах растаяла, еловая хвоя и мелкие веточки замедляли скольжение, тормозили, и ехать по такой лыжне было сущим наказанием. Но они с Павлом катались каждое воскресенье. Тася молчалараз Павлу нравится, она потерпит. Но сколько же можно терпеть! «Он бы и по асфальту на лыжах катался!» с досадой думала Тася, возвращаясь с лыжной прогулки без ног. Полежать бы, отдохнуть, да не тут-то было! Павел ещё в лесу договаривался, куда они пойдут вечером. Тася успевала только принять душ и переодеться, как звонил Павел и требовательно спрашивал: «Ты как, собираешься?»
А куда? обречённо спрашивала Тася.
Каккуда? На выставку! В «Манеж» импрессионистов привезли, выставка до восьми, если поторопишься, то мы успеем
Наступило лето, но ничего не изменилось. По воскресеньям они ездили на Пироговское водохранилище, в пансионат «Клязьма», где проводили весь день. Павел катал её на лодке, уключины страшно скрипели, и Тася недовольно морщилась. Павел поливал уключины водой, зачерпывая её горстями.
Маслом надо поливать, а не водой, от воды никакого толку, скрипят и скрипят, я не могу уже это слышать! не выдерживала Тася.
А где я тебе масла возьму? невозмутимо отзывался Павел. Водой тоже хорошо.
Потом шли в пансионатский буфет, пить кофе с пирожными. Пирожные они любили одни и те жепесочные с яблочным повидлом и безе с восхитительным сливочным кремом. Тася удивлялась, как совпадают их вкусыи в музыке, и в живописи, и даже в пирожных. Потом они располагались на берегу, подальше от шумных пляжей, и до самого вечера загорали, купались и играли в картыв подкидного и в дурака. Павел всё время выигрывал и сокрушалсязначит, в любви не повезёт.
Тасе было скучно. Она пыталась его разговорить, Павел слушал и молчал. На Тасины вопросы отвечал односложно и снова молчалдо тех пор, пока Тася его о чём-нибудь не спрашивала. Чтобы получить короткий ответ.
Тася надулась и замолчала, а Павел даже не понял, что она обиделась. Лежал на спине и смотрел в высокое июльское небо, по которому плыли сливочно-белые облака. Потом переворачивался на живот и смотрел на синюю гладь водохранилища, по которой скользили белоснежные яхты, похожие на бабочек, на секунду опустившихся на водувот сейчас улетят. Иулетали, скользя по воде, растворяясь в солнечных бликах
Павел робко извещал Тасю: «Пойду окунусь, а то я зажарился» словно спрашивал у неё разрешения. А мог бы сказатьпойдём окунёмся, но никогда не говорил.
В тот день она приехала домой обиженная и злая, и едва вошла в квартиру, как затрезвонил телефон и мама крикнула с кухни: «Тася, тебя! Павел твой».
Звонил, конечно, Павел. «В дом войти не даст! Вот привязался, не мычит не телится. Что, интересно, ему от меня надо? Подружку нашёл!» зло подумала Тася.
Слушай, я тут подумал А здорово мы сегодня с тобой съездили Отдохнули классно! Давай в воскресенье опять поедем? Ты как?
Тася пожала плечами. Ну как на него обижаться, он всё равно не заметит. Он просто любит еёкак умеет. Вот и всё. Вот и всё
Первое облачко на безоблачном горизонте Тасиного счастья появилось в конце июля, когда выяснилось, что у них с Павлом совпадают отпуска. Тася собиралась поехать на озеро Селигер в лодочную кругосветку, и предложила поехать вместе. Павел «бекал и мекал», рассуждая о плюсах и минусах такого отдыха и мучительно трудно пытаясь сформулировать какую-то мысль, Тася так и не поняла, какую. И в конце концов замолчал, не сказав ни «да», ни «нет». Тася дала ему неделю на размышления, а через неделю сообщила, что в субботу поедет в турбюро за путёвкой, потом на вокзал за билетами.
В субботу? А я на Клязьму хотел Ну, раз ты занята, значит, в другой раз поедем, только и сказал Павел. Ехать с Тасей на Селигер он не собирался.
Ну и не надо! И Тася, скрепя сердце, позвонила Маше, школьной подруге. Маша от поездки не откажется, в этом Тася была уверена. Отпуск у Маши длинный, всё лето: Маша работала учителем в средней школе, преподавала алгебру и геометрию, за что Тася, у которой с алгеброй были немалые проблемы, её безмерно уважала.
Но Павел-то каков! Молчал, молчал и отказался тоже молча. Об отпуске Павел тоже молчал, а Тася не спрашивала.
Глава 9. Экипаж «Тридцать седьмой»
За путёвками на Селигер Тася ездила одна (Маша работала и не могла составить ей компанию). В турбюро ей рассказали о маршруте, предупредили, что лодочная кругосветка не фунт изюма, и если ты никогда не занимался греблей и не умеешь плавать, путёвку покупать не стоит. «Возьмите лучше стационарные, с проживанием в каменных корпусах, на турбазе. Столовая, пляж, водные велосипеды в прокате, и лес рядом, за грибами ходить можно» предложили Тасе. От «стационарных» путёвок она отказалась наотрез, и оказалась обладательницей волшебных билетов в селигерскую кругосветку, на которых поверх зачеркнутых чьих-то фамилий фиолетовыми чернилами были вписаныих с Машей.
Тася мимолётно пожалела бывших владельцев путёвокможет, заболели, или испугались «активного отдыха» и теперь жарятся где-нибудь на пляже, подставив солнцу загорелые бока. Тася не любила загорать, а отдыхать предпочитала взахлёб. До упаду. Если хотите, до изнеможения. Такой вот бзик. У всех же бываютбзики.
И не утерпелапоказала путёвки Павлу. Он рассеянно повертел в руках два картонных квадратика с фиолетовыми штампами и вернул их Тасе со словами: «Уезжаешь, значит? Всё-таки решилась А я хотел в театр с тобой, в августе Мариинка на гастроли приезжает, слышала?»
О гастролях Тася не слышала, иначе не стала бы покупать путёвки на август. Мариинский балет был для неё чудом, вроде явления Христа, которого никто не видел воочию, только на иконах. Вот и онатолько по телевизору, а «живыми» ни разу
Говорят, классно танцуют, я сам-то не видел, думал с тобой пойти, монотонно бубнил Павел.
Но билеты по три тысячи, наверное, а на хорошие места по пять, зачем-то возразила Тася. Она была удивлена, что Павел помнит о её пристрастиях и готов заплатить за билеты, а цена-то сумасшедшая (желание увидетьтоже сумасшедшее). Жаль, что она не сможет пойти. Но ещё больше удивило Тасю, что Павел даже не спрашивает, с кем она поедет на Селигер. Получается, ему всё равно? кольнула в сердце обида. Так они и рассталисьТася улыбалась, стараясь казаться беспечной, Павел хмуро пожелал ей хорошей погоды и хорошо отдохнуть. И не скучать.
Последнее пожелание было напрасным: с Машей скучать не придется. Как и сама Тася, Маша была легка на подъём, обожала путешествия и приключения и с завидным постоянством влипала в истории, по прихоти судьбы всякий раз оказываясь в эпицентре событий. Так что скучать им придётся вряд ли, с удовольствием думала Тася. И оказалась права.
Селигер ошеломил их обеих сказочно-волшебной красотой и необозримым простором. Первые два дня группа провела на турбазе: получали продукты, палатки, костровые принадлежности, походные разборные кровати и спальные мешки. И целый день учились грести. Как выяснилось, большинство из их группы не имело представления о том, как обращаться с веслами. Лодки были тяжёлыми, четырёхвёсельными, и грести полагалось парами. Народ бестолково махал вёслами, не попадая в ритм и загребая слишком глубоко. Рулевые не могли справиться с рулём, направляя лодку куда угодно, только не туда, куда надо.
К речным проблемам добавились сухопутные: палатки видели только в кино и не знали, что делать с колышками и зачем они вообще; костёр разводили полчаса; макароны переварили, и они превратились в жидкую кашу из теста и воды, которую, добавив сливочного масла, хлебали ложками вместо супа (суп жестоко пересолили, и его пришлось вылить), а вместо чая получился чифирь (бухнули в котёл пачку заварки и забыли снять с огня), который глотали, морщась от горечи и на все лады ругая дежурных.
Дежурные злились, потому что старались изо всех сил, и их можно было понять: обед на двадцать восемь человек они варили впервые в жизни и не знали, чего и сколько класть. К тому же, макарон на всех не хватило, и дежурным пришлось ужинать кабачковой икрой в стеклянных банках, которую их группе всучили в турбазовском магазине и которую при других обстоятельствах они не стали бы есть даже на необитаемом острове.
Альберт Николаевич (инструктор и руководитель группы, которого они дружно невзлюбилиза то, что разговаривал приказным тоном, требовал соблюдения дисциплины, а за неподчинение грозился снять с маршрута и отправить в Москву) был вынужден отложить отплытие, ругаясь сквозь сцепленные зубы. На общем собрании группы, которое состоялось в Москве незадолго до отъезда, Альберта уверяли, что умеют плавать, ставить палатки, разжигать костёр и держать в руках вёсла (умение грести и хорошо плавать было непременным условием участия в лодочной кругосветкеи народ беззастенчиво врал).
Грести учились до поздней ночи. В каждой лодке было две пары вёселзагребные в задних уключинах, подгребные в передних. Сидеть полагалось спиной вперед, новичкам это казалось неправильным, но они не торопились озвучивать свои выводы, боясь рассердить и без того сердитого Альберта Николаевича.
Гребец, работающий с главными вёслами, сидел в середине лодки, подгребнойпозади него, на носу. Сидящему сзади приходилось грести в ритме, задаваемом загребным: то есть наклоняться и выпрямляться одновременно. Стоило на секунду ослабить внимание и посмотреть в сторонуи толстые рукояти вёсел больно втыкались в спину сидящему впереди, оставляя кровоточащие ссадины. Загребным это, как вы сами понимаете, не нравилось, и экипажи лодок переругивались и выясняли отношения на весь Селигерпо словам Альберта Николаевича, которого Альбертом никто не называлего почётно именовали адмиралом их довольно большой (семь лодок, по четыре человека в каждой) флотилии. Альберт был польщён и против «адмирала» не возражал.
Тася с Машей оказались способными ученицами и слаженно работали вёслами, в такт с сидящими впереди загребными. Их лодка была под номером 37, остальные имели номера: 5, 21, 36, 76, 92 и 138. С пятой под девяносто вторуюдеревянные, крутобокие, с острым килем (такая конструкция придаёт лодкам особую остойчивость: шторма на озере нешуточные, волна крутая, и лодки здесь мастерили особенные, с высокими бортами и глубоким килем). Сто тридцать восьмаяплоскодонная лёгкая дюралькапринадлежала «адмиралу».