Тридцать седьмая лодка оказалась самой быстрой и неслась как стрела. К слову, неслась в произвольном направлении, пока они не научились управляться с тяжелым неповоротливым рулём Красные от непривычных усилий Тася с Машей были довольны собой, чего нельзя было сказать об их соседях по лодке. Составы экипажей утверждал Альберт, пользуясь правом единоначалия. Сильная пара гребцов дополнялась слабыми подгребными, и наобороту подгребных «со стажем» загребными были неумехи.
Вот так они и оказались в одной лодке с тридцатипятилетним Муратом и двадцатисемилетним Антоном, которого Мурат на правах друга звал Тошей. Они вместе работали (в одной лаборатории, как туманно объяснил Мурат) и отдыхать тоже любили вдвоём. Между друзьями был разительный контраст: немногословный Мурат, чернобородый, горбоносый, с горящими глазами в угольно-чёрных ресницахи круглолицый добродушный Тоша. Острая на язык Маша метко окрестила друзей Тотошей и Кокошей, и они с Тасей долго хихикали в своей палатке, укладываясь спать.
Как вскоре выяснилось, Мурат с Антоном вовсе не горели желанием провести отпуск в одной лодке с ними и просили Альберта дать им других подгребныхв группе хватало молодых спортивных девчат, и выбрать было из кого. Но Альберт своего решения не изменил: ребята были умелыми гребцами, вот и получили в напарники новичковТасю с Машей! И теперь сидели в лодке как два сыча и разговаривали только друг с другом.
Грести договорились по сорок минут: Тася с Антоном, Маша с Муратом. Мурат, которому Маша въехала-таки рукоятью весла в голую спину, процедил сквозь зубы: «По сторонам не смотри, на вёсла смотри, иначе всю спину мне ссадишь» Если бы он ругался, Маше было бы легче, а такдаже оправдываться не пришлось. Маша чувствовала себя виноватой и не поднимала глаз от вёсел. Через сорок минут менялись местами: Тася с Антоном садились грести, Маша с Муратом перебирались на корму. Мурат держал тяжёлый руль, Маше тоже хотелось подержать, но она стеснялась просить, а Мурат не обращал на неё никакого внимания и весело болтал с Антоном, словно они были вдвоём, а больше в лодке никого не было.
Маша, которой очень нравился Мурат, надулась и разобиделась, и даже предложила объявить ребятам бойкот, но Тася отказалась:
Да брось ты, Машка, злиться! Ничего, стерпится-слюбится. Отпуск всё-таки Не будем начинать его с бойкота. И потом, ты же говорила, что тебе нравится Мурат, вот и радуйся, что Альберт экипажи не поменял. Куда он от тебя теперь денется? Трое в одной лодке, не считая Тоши! скаламбурила Тася, и подруги расхохотались.
Маша была в курсе их с Павлом отношений, которые и отношениями-то не назовёшь. Но Тася имела другое мнение: «Так что я тебе не конкурент, все женихи твоими будут, сказала Тася. А я буду любоваться природой и отдыхать».
Назвать лодочную кругосветку по Селигеру отдыхом можно было с большой натяжкой: три дня гребли с утра до вечера, не считая коротенькой остановки на обед. Тем слаще были днёвки Лето стояло жаркое, и купались практически круглосуточно (даже когда греблиостанавливались на песчаных мелях, бродили по твердому даже в воде песку и дойдя до конца подводной косы восторженно плюхались в воду).
По берегам густо росла черника, которой здесь было столько, что кружка наполнялась доверху уже через минуту, а за пять минут набирали целую миску. Черника была крупная и на диво сладкая, в подмосковных лесах такой нет. Мурат с Антоном ягоды не собирали, на днёвках с утра до вечера сидели в лодке с удочками. Тайком от Маши Тася относила к ним в палатку миску, до краёв наполненную сладкими ягодами. Утром она находила миску у входа в свою палатку.
Шли дни. Ребята привыкли к «сокамерницам», которые молча выполняли всё, что от них требовали, и не лезли с разговорами. В первый же вечер днёвки Мурат смущённо поблагодарил Тасю за чернику.
Ну зачем вы, девчонки Неудобно даже, вы бы сами съели, а нам-то зачем?.. Так вкусно было! Мы с Тошкой сели и всю миску съели!
Да мне не жалко, я люблю собирать, а её тут целый лес, мы и себе собрали, и вам, делать-то всё равно нечего, пробормотала в ответ Тася, радуясь, что уже темно и Мурат не видит, как она покраснела.
А ещё через три дня Тоша рассказал ей о случившемся с ними курьёзе, оттащив Тасю за локоть подальше от палатки (к неудовольствию Маши) и шепча прямо в ухо:
Тут, понимаешь, история вышлаухмыльнулся Тоша. Ты нам ягоды днём принесла?
Утром, я с шести утра собирала, пока жары нет. И утром вам отнесла.
Ну и вот! радостно подхватил Тоша. Утром! А мы с четырёх на рыбалку уплыли, а в обед некогда было, завтрак ели, нам дежурные оставили, и сразу обед, а потом сразу на рыбалку, и твоя черника весь день в палатке простояла, возбуждённо тарахтел Тоша. А жара градусов сорок!
Тридцать три, машинально поправила его Тася, и Тоша радостно рассмеялся, повторяя своё любимое «ну и вот!»
Ну и вот! Тридцать три, а в палатке ещё жарче, а ягоды весь день стояли! Понимаешь, о чём я? хитро улыбаясь, шептал в тасино ухо Антон.
Прокисли, что ли? догадалась Тася.
Да не прокисли, а забродили!! Ты же их сахаром посыпала, ну и вот А мы вечером нашли, съели и «захорошели» оба Будто спирта хлебнули. А Мурат, понимаешь, он вообще не пьёт, ну и вот Ты бы его видела! громким шёпотом рассказывал Антон, изнемогая от смеха.
А возле палатки изнемогала от злости Маша: шепчутся у всех на виду, как два голубка. Но Тайка-то какова Я, говорит, поеду природой любоваться. Приехала! Любуется.
Представляешь, что с нами после твоих бешеных ягодок было? шептал Тоша. Тася фыркнула.
Представляю, но смутно. И что было?
Ууу Мурат песни пел. На каком-то языке. Утром сам не мог вспомнить, на каком. А я ему о своих амурных похождениях расказывалТоша смутился и замолчал.
Ну и как? Имел успех? сдерживая смех, поинтересовалась Тася.
Да я ему с три короба наврал.
А чего ты покраснел-то как рак? Ты же Мурату врал, не мне.
А я разве покраснел?
А то! И оба долго хохотали, привалившись плечами к дереву с двух сторон и утирая слёзы от безудержного смеха.
С того дня Тася с Антоном стали друзьями. Нет-нет, не подумайте, просто друзьями, и обоим было радостно сознавать, что рядом есть человек, с которым можно поделиться и который тебя поймёт. Тоша оказался прирождённым рассказчиком, анекдоты и забавные истории сыпались из него как горох из дырявого мешка, и получалось так смешно, что 37-я лодка покатывалась со смеху, покачивая бортами.
Эй, на тридцать седьмой! Перевернётесь сейчас! кричали им с лодок. И с завистью поглядывали на экипаж тридцать седьмой, каждый день исправно помирающий со смеху
Ещё Тоша прославился тем, что нашёл целый рюкзак сухарей.
Глава 10. Сухари
О сухаряхотдельный рассказ. Ещё в Москве, на общем собрании группы, Альберт Николаевич велел всем сушить сухари. И народ радостно заржал, но оказалось, что Альберт вовсе не думал шутить. «Плыть будем по территории Селижаровского природного заказника, населённых пунктов там мало, хлеб покупать негде. Группа большая, кто же нам столько продаст? С хлебом будут проблемы, говорил Альберт. На турбазе его много не возьмёшь, позеленеет, а без хлебапроголодаетесь через час. А грести придётся до вечера. Так что сухари сушить придётся. Любыечёрные, белые, кому какие нравятся».
Никто Альберту всерьёз не поверил, но сухарями запаслись, и каждый участник похода привёз с собой по маленькому мешочку. Их сложили в один из рюкзаков, выданных группе под продукты, и оставили на чёрный день как неприкосновенный запас (пометив рюкзак буквами «НЗ», жирно выведенными красным карандашом). Продукты, полученные на группу на турбазовском складе, чай, кофе, сахар, сыр, муку, крупу, макароны, тушёнку, сгущёнку, кабачковую икру, икру минтая, ящик груш, яблочное повидло в жестяных банках, хлебдвадцать батонов белого и десять буханок ржаного, и сливочное масло в жестяной квадратной коробкетоже разложили по рюкзакам.
Когда распределяли продукты по лодкам, рюкзаки оценивали по объёму (поскольку вес значения не имел) Получив свою «долю» и ворча, что другим рюкзаки достались меньше, их плотно укладывали в носовой части лодки. Что где лежитникто не смотрел. Как вы уже догадались, рюкзак с пометкой «НЗ» волею судьбы попал в тридцать седьмую лодку и при укладке (на дневках рюкзаки с продуктами вытаскивали из лодок и сносили в «продуктовую» палатку, а когда отплывали, их разбирали по лодкам, причём каждый экипаж забирал свои) злополучный рюкзак как нарочно оказывался сверху. Энергично откидываясь назад при каждом гребке, Тася стол же энергично упиралась спиной в сухари, и острые сухарные углы больно впивались в спину.
Ой, больно! У меня, наверное, уже вся спина в синяках, жалобно говорила Тася. И приступала к ставшему уже привычным допросу. Признавайтесь. Кто нос укладывал (имеется в виду носовая часть лодки)?
Мурат с Антоном, в обязанность которых входила «доставка» из продуктовой палатки закреплённых за их лодкой рюкзаков и укладка в лодку, пожимали плечами и кивали друг на друга.
Кто мне под спину сухари положил?! бушевала Тася. Это в который раз уже! Больно же!
Лодку перегружали заново, чертыхаясь и ворочая тяжеленные рюкзаки с консервами и крупой. В конце концов Марату с Тошей надоело это увлекательное занятие, и злополучному рюкзаку с надписью раз и навсегда определено было место на корме. Но он и там мешал и вечно попадался под ноги сидящему на корме рулевому. Отодвинуть рюкзак рулевой не мог, поскольку обеими руками держал неповоротливый и капризный руль, а отпустить его было нельзя: лодка молниеносно меняла направление и неслась на всех парусах в другую сторону. И приходилось просить
Да уберите же кто-нибудь этот чёртов рюкзак! Я все ноги об него отбил, под общий смех объявлял рулевой.
В тот день рулевым была Тася. Она злобно пнула ногой рюкзак и просительно посмотрела на Тошу, сидящего рядом с ней. Тоша передвинул рюкзак себе под ноги (поскольку другого места на корме не было) и сунул в него любопытный нос.
Ого! Сколько насушили И белые, и чёрные, и бородинские есть! На выбор. Ты какие больше любишь? предложил он Тасе. Этого Маша вынести уже не могла.
Что значит, на выбор? Их для тебя, что ли, сушили? Это же Эн Зэ, неприкосновенный запас! Вот кончится хлеб, тогда и будете выбирать, а сейчас нельзя.
А почему нельзя? Так хочется сухариков погрызть Тут много, никто и не заметит. А пахнут как! М-ммм, вкуснотища! Тоша аппетитно захрустел сухарём.
Да хватит хлеба, поддержал друга Мурат, которому тоже хотелось сухарей, да и вообщеесть хотелось, завтракали-токогда А обедза горами за лесами, когда ещё будет
Хлеб во всех деревнях продают. Альберт вчера на тот берег сплавал, целый рюкзак привёз, буханок восемь, я сам видел. Может, купил, может, на тушёнку обменял. У нас тушенки много, а хлеба мало, вот и поменял, с жаром заговорил Мурат. Маша притихласпорить с Муратом ей не хотелось, да и рассуждал он вполне логично.
Тоша тем временем копался в сухарном рюкзаке, выискивая сухарики «пожирней-погуще», и вдруг присвистнул от восторга:
Ребя-аа-та! Я с изюмчиком нашёл! Кто ищет, тот всегда отыщет. А пахнут как, ум-ммм, замычал Тоша, отправив в рот сухарик «с изюмчиком». Из чего, интересно, такие получились? Это же булочки! Калорийки! Кто-то додумался, калорийки порезал и насушил, а я нашёл, разорялся Тоша. Я такие вещи нюхом чую. Живё-ооом!!!
Он протянул Тасе промасленный пакетик, она сунула в рот сухарь и зажмурилась.
А совесть у тебя есть? Мы с Машкой на вёслах карячимся, а вы сухарики хрустите! игнорируя грамматические формы взревел Мурат на весь Селигер. И был немедленно заткнут (в буквальном смысле) сдобным сухарём. Маша гребла «насухую» Тоша не мог до неё дотянуться, передать пакет тоже не могв руках у Мурата были вёсла.
Мне-то оставьте хоть один сухарик! тоненьким голоском попросила Маша.
Ты не переживай, оставим, тут многобыл ответ, прерываемый дразнящим сухарным хрустом.
С того дня тридцать седьмой лодке «жить стало лучше, жить стало веселей», как объявил когда-то своей стране товарищ Сталин. Втихомолку от других лодок, тридцать седьмая весело хрупала сдобные рассыпчатые сухарики, которых оказался целый мешок
Но как говорится, сколько верёвочку не вить, а кончику быть. Пропажа обнаружилась, когда хлеб закончился и Альберт принёс из продуктовой палатки рюкзак с буквами «НЗ». Сухари выложили на стол, вынимая из пакетов, мешочков и коробочек, и каждый выбирал по своему вкусубелые, ржаные, нарезанные кубиками, квадратиками и длинными ломтиками.
Ух ты, бородинские, с кориандром! восхитился Альберт. Порадовали, ребята.
А я сдобных насушил, с изюмом и орехами, похвастался кто-то. Сейчас найду, они в мешочке полотняном, голубеньком, я помню. Только их почему-то нет. А где ж они?
В голосе говорившего звучало искреннее недоумение. Сдобные сухари искали всей группой, перетряхнув содержимое сухарного рюкзака, но голубой мешочек как сквозь землю провалился. Наконец все глаза обратились к экипажу тридцать седьмой лодки, за которой числился рюкзак «НЗ». Тридцать седьмая сделала непонимающий вид
Лодок в группе было семь, экипажи именовались по номерам лодок, дежурства по лагерю (разведение костра, приготовление завтрака, обеда и ужина и охрана лагерного имущества) устанавливались в соответствии с номерами, по возрастающей: в первый день дежурила о лодка под номером пять, во второйдвадцать первая, потом тридцать шестая, тридцать седьмая, семьдесят шестая, девяносто вторая и сто тридцать восьмая, далее снова дежурила пятая лодкаи так все пятнадцать дней, до конца похода.
Последнее дежурство оказалось лишним, и Альберт во всеуслышанье объявил, что дежурить будет экипаж, который последним покинет стоянку (при отплытии с места днёвки)то есть самый недисциплинированный. Таким образом, лишнее дежурство станет справедливым наказанием. С того дня экипажи оказывались последними с переменным успехом, и только тридцать седьмая лодка со всех стоянок отплывала первой, что всегда было в группе поводом для шуток: первыми отплывают самые ленивые.
И теперь двадцать четыре пары глаз уставились на экипаж тридцать седьмой, ожидая, что он скажет в своё оправдание: сухари-то ведь слопали, в тридцать седьмой всё время что-то жевали! Весь день жевали и хохотали тожевесь день.
Тридцать седьмая, вопреки ожиданиям, оправдываться не спешила. Мурат невозмутимо глядел своими чёрными глазищами и жевал еловую веточку. А может, сосновую. Тася и Маша молчали и глупо хихикали. Тоша, глумливо ухмыляясь, вывернул карманы джинсовжестом профессионального фокусника, и проделал то же самое с карманами штормовки. Красиво и артистично.
Факир был пьян, и фокус не удался, прокомментировала Тася, и оба радостно заржали.
«Виновны!» вынесен был вердикт. Но доказательств не было, поскольку их съели. До сих пор стыдно вспоминать
Что бы там ни было, но сухари, съеденные тридцать седьмой лодкой втихомолку и без особых угрызений совести (ну, съели, ну и что? Сухарей целый рюкзак, не убудет, а есть хотелось постоянно. Мурат с Антоном на днёвках уплывали на рыбалку и появлялись в лагере только вечером, Тася с Машей с утра уходили в лес, забывая позавтракать, да и зачем? В лесу ягод полно Сколько они пропустили завтраков и обедов, никто не вспоминал, а сухари им припомнили)сухари стали их общей тайной и скрепили тридцать седьмой экипаж крепче цемента.
Глава 11. В одной лодке
Ребята теперь вели себя с ними по-дружески: улыбались при встрече, помогали дотащить до берега рюкзаки и палатку, на дежурстве наперегонки таскали воду, разжигали костёр и старались быть полезными, с удовольствием выполняя Тасины приказания (Маша готовить не умела, чистила картошку, резала сыр и хлеб, помешивала кашу в котлесловом, была у Таси на подхвате, как и ребята)
Маша и Тася уже не таясь приносили им кружки с черникой и малиной. И всё было бы прекрасно и замечательно, если бы Маша не влюбилась в Мурата. О чём она и поведала Тасе, когда молчать стало уже невмоготу.
Он меня в упор не видит и внимания не обращает, а я его люблю! плакала Маша, лёжа на походной низенькой раскладушке напротив Таси и шмыгая распухшим от слёз носом. В палатке было темно, Тася её не видела, но отчетливо представляланесчастное Машино лицо и мокрые дорожки слёз на Машиных щеках. Не было у бабы печали, купила баба порося, со вздохом подумала Тася. Маша истолковала её вздох как сочувственный и заплакала ещё горше.
Я его люблю-ууу А ему всё равно-ооорыдала Маша, судорожно всхлипывая от жалости к себе и мучительно икая. С Машей надо было что-то делать, и делать немедленно, пока её не услышали в ближних палатках: вот тогда будет спектакль, проходу не дадут ни им, ни ребятам.
Маш, да плюнь ты на него, раз он такой толстокожий, сказала Тася. И помолчав, решилась. Знаешь, я тебе не говорила у Мурата жена, и сыну пять лет. Мне Тоша сказал. Мурат хотел его с собой взять, а жена не дала. Рассобачились они, Тоша говорит, насмерть. Мурат кричалбабу из сына растишь, Фатима кричалазачем тебе сын, если ты его не любишь? Мурат вскипел, кулаком в стену ударил и палец сломал, ему гипс наложили. Через три недели лодочная кругосветка, в гипсекак грести?