Авдотья Сергеевна ревниво оберегала Лену.
Лена заметила, что Гордеевна все время сердится на тетю Веру. Бабке не нравилось, зачем она ходит по воду, моет полы и даже почему-то запретила ей кормить цыплят. Встречаясь с тетей Верой, бабушка поджимала губы, отворачивалась в сторону. Как-то Вера Сергеевна с Леночкой пололи морковку. Неожиданно появилась Гордеевна и, подбоченясь, пропела:
Ишь, работнички нашлись. Всю морковь мне повыдергивали.
Вера Сергеевна вспыхнула и дрожащим голосом сказала:
Как вам не стыдно, Авдотья Гордеевна! потом ушла в свой мезонин и весь день не показывалась.
Вишь, какая гордая. И ничего-то ей не скажи, вытирая фартуком губы, проговорила Гордеевна.
Лена быстро поняла: что нравится Вере Сергеевне, то не нравится бабке, и наоборот. Она то весь день с Гордеевной: помогает солить огурцы, собирает с кустов малину, ходит с ней доить безрогую Пеструху. А на другой день А на другой день не отходит от Веры Сергеевны. Украдкой пробравшись в мезонин, забирается с ногами на стул и смотрит, как тетя Вера вышивает разными нитками кота в сапогах. Потом учит Лену вышивать цветы незабудки: зеленые палочки с голубыми крестиками.
Авдотья Гордеевна негодовала и совсем перестала разговаривать с Верой Сергеевной.
А тут еще провинился Узнай: он опрокинул в чулане горшок с молоком. Как Лена и Вера Сергеевна ни просили не наказывать Узная, бабка не согласилась.
Вы мне совсем щенка избаловали, сказала она, отхлестав Узная ремнем, и потом посадила его в сарай на цепь. Узнай проскулил на цепи до обеда, а когда Гордеевна ушла на реку полоскать белье, Вера Сергеевна выпустила Узная на свободу. И они решили сбежать от злой бабки в лес за грибами. Грибов в лесу, кроме поганок и мухоморов, не было, зато видели муравьиную кучу, по которой муравьи катали белые, как рис, зернышки.
Все это было ново для Леночки, и она удивлялась: как муравьи могут строить дома? И зачем змеям очки? Разве они умеют чулки вязать и читать книги?
Рассказала Гордеевне и спросила: «Правду ли говорит тетя Вера?» Гордеевна только тяжело вздохнула:
Должно быть, правдураз говорит: она ведь ученая.
Леночка и сама видела, что Вера Сергеевна знает больше Гордеевны, и ей порою было обидно за бабку.
Как-то Лена учила Узная уму-разуму. Вера Сергеевна сидела рядом и внимательно слушала.
Если луну покрасить золотом, а солнце серебром, то луна будет солнцем, а солнце луной. И ночью будет светло, как днем, а днем будет темно, как ночью.
Узнай слушал рассеянно, чесал лапой уши и оглядывался на Веру Сергеевну.
А теперь перейдем к новому уроку, серьезно проговорила учительница и погрозила пальцем:Узнай, слушай внимательно, а то все забудешь. Земной шар круглый, как мячик. Наши ходят вверх ногами, американцывниз
Вера Сергеевна засмеялась:
Кто же тебе, Леночка, такой чепухи наговорил?
Лена обиделась.
Никто. Я сама. Думаешь, только ты одна все знаешь? Если бы моя мама не померла, она небось ученее тебя была Мама была красивее агрономши, вот, отрезала Лена и убежала к Гордеевне.
Нередко Лену так и подмывало рассердить Веру Сергеевну, чтоб она на нее закричала, затопала ногами или, схватив за руку, отшлепала.
Во дворе, около тына, находился колодец с воротом. На ворот наматывалась веревка с деревянной бадьей. Вода в колодце годилась только огород поливать: зеленая, словно в ней траву заваривали. В гнилом срубе жила полосатая жаба, которая иногда по вечерам пеласловно рашпилем скоблили о железное ведро. Колодец закрывался крышкой на замок.
Авдотья Гордеевна поливала гряды. Вера Сергеевна сидела на крыльце и вытаскивала из мохнатой шубы Узная комья чертополоха. Леночка была во дворе и старалась, чтобы на нее обратили внимание. Высунув язык, ходила на четвереньках и пудрилась пылью, ложилась на землю, сучила ногами и визжала так, словно ей пятки щекотали. Вера Сергеевна даже не подняла головы. Тогда Лена подбежала к колодцу, вскарабкалась на трухлявый сруб и, ухватившись за веревку, закричала:
А вот я и не боюсь тебя! Вот и не боюсь!
Вера Сергеевна вскочила.
Леночка, проговорила она чужим голосом.
Не боюсь нисколечко! Возьму и в колодец плюну. Думаешь, мне слабо в колодец плюнуть? кричала Лена, дергая веревку. Ручка ворота раскачивалась.
Вера Сергеевна хотела закричать, но поняла, что малейший испуг заставит Лену вцепиться в веревку и тогда бадья ринется вниз. До колодца было метров двадцать.
Погоди, Леночка, мы вместе с тобой плюнем, проговорила Вера Сергеевна, делая осторожные шаги
Ишь ты, какая хитрая! Хочет меня поймать. Все равно я тебя нисколечко не боюсь, пела Лена, зорко следя за Верой Сергеевной, которая потихоньку приближалась к колодцу. Вдруг Леночка пронзительно закричала. Ручка ворота резко описала круг, и бадья, ударившись о бревно сруба, скользнула на дно. Лена почувствовала, как ее потянуло вниз и как больно ее схватили за руку. Она бросила веревку и очутилась в руках Веры Сергеевны. Прибежала испуганная Гордеевна и, всплеснув руками, заголосила:
Ох ты окаянная, ах ты баловница!
Леночка хотела соскочить на землю и бежать. Но, взглянув на лицо тети Веры, присмирела. Вера Сергеевна опустила Лену на землю, а сама быстро пошла в дом. Авдотья Гордеевна завернула внучке платье и надавала звонких, увесистых шлепков.
Леночке было очень больно, обидно и стыдно; так стыдно, что даже страшно было попасться на глаза Вере Сергеевне. Она забилась в спальне за сундук и размышляла, что никто ее не любит И не надо, пусть не любят. «Убегу в лес и умру там с голоду. Вот тогда они все наревутся Ну и пусть ревут, пусть ревут, так им и надо», шептала Лена, выжимая кулачонками слезы.
Вера Сергеевна к вечеру опять была веселая, вытащила Леночку из-за сундука и повела смотреть, как комбайн теребит лен. Комбайн походил на синюю однокрылую птицу. Ходил он подпрыгивая, с боку у него волочилось широченное крыло с множеством железных наконечников, между которыми сновали ремешки и дергали льнинки. А сзади комбайна кувыркались снопы, туго перевязанные шпагатом.
Вернулись они, когда уже стемнело. Вера Сергеевна несла Лену на руках На крыльце их встретила Гордеевна. Она стояла, прижавшись к двери, и мяла в руках передник. Вера Сергеевна остановилась и вопросительно посмотрела на старуху.
К себе понесешь, что ль? спросила Гордеевна.
А я теперь, бабушка Гордеевна, все время буду ночевать с тетей Верой, ответила Лена.
Вера Сергеевна выпрямилась и, подняв голову, пошла. Авдотья Гордеевна нехотя посторонилась.
Через три дня приехал Владимир Петрович, а на четвертый день Авдотья Гордеевна справляла внучку в город. Она сама постирала, выгладила ее платьица, уложила их в чемодан, туда же положила малиновых лепешек, мешочек с сушеной черникой и лупоглазую, румяную, как вишня, матрешку с одной косой. Была бабушка ласковая, забывчивая, часто вытирала передником глаза. Лена, как могла, успокаивала Гордеевну:
Ты не плачь, бабушка, я к тебе опять приеду Только ты Узная никому не отдавай.
Авдотья Гордеевна уверяла, что она не плачет: виноваты глаза, которые на болоте выросли.
Когда все уже было готово и Владимир Петрович взял чемодан, неожиданно из-за сараев вынырнула лиловая туча, глухо заворчала, полоснула за окном огнем, и пошел такой дождь, что вмиг наполнил бочку под застрехой и вымочил до костей деда Алексея с Сенькой, которые дожидались их на дороге. И не успел дед выжать свою папаху, а Сенька отряхнуть мокрую гриву, как тучу унесло.
Ну, вот и дождь прошел. Быть пути: дождьпримета хорошая, проговорила Гордеевна и перекрестила подбородок.
До станции всю дорогу Лена погоняла Сеньку. Сзади, высунув язык, бежал Узнай. Его хотели прогнать, Гордеевна даже прутом грозила. Узнай нехотя поворачивал, а потом опять догонял.
Подошел поезд. Авдотья Гордеевна поцеловала Аленушку и передала ее в вагон Вере Сергеевне. А когда поезд тронулся, Леночка, махая платком, закричала:
Бабушка, я к тебе обязательно приеду! Узнай, до свиданья!
Поезд уже гудел за семафором, а Гордеевна все еще стояла, помахивая рукой, и шептала:
Быть пути, быть пути. Дождьпримета хорошая.
Рядом с ней, ощетинясь, стоял Узнай и охрипшим, злым голосом лаял вслед поезду.
1954
Дарья
С Дарьей мне довелось познакомиться, когда я еще только начинал пробовать свои силы в областной газете. Мшанский районлес да болота; в реках и речушках вода как густо заваренный чай. Дороги скверные, не только весной и осенью трудно проехать в Болотский сельсовет, но и в начале зимы, когда только ударят морозы и выпадет первый снег. И все же в этом районе мне приходилось бывать: работал я собкором.
Мне поручили написать очерк о свинарке. За дело, я взялся горячо. С тридцатью рублями и с новым блокнотом, в котором я записал: «Мшанск, Болотский сельсовет, Т. Козырева», я пустился в дорогу. Более пяти часов ехал поездом, потом добирался на попутной машине и прибыл в Мшанск только на следующий день к обеду. До Болотска было еще километров двенадцать. В чайной, где я наскоро съел тарелку щей, буфетчица сказала, что недавно чаевничал здесь старик из тех краев; он приехал в район за гвоздями. Я обрадовался: можно было воспользоваться оказией.
У районного сельмага стояла подвода. Взъерошенная лошаденка копалась в охапке сена. Рядом старик в тулупе с поднятым воротником старательно привязывал к дровням ящик. Я подошел ближе и увидел лицо старикаком шерсти и лиловый кончик носа.
Ты чего, мил человек, смотришь? замигал старик.
Вы из Болотска?
Я-то закутянский, из «Самоделки» мы. Колхоз «Самодеятельность», может, слыхали?
Мне надо в Болотск.
Болотск тоже там. Закут, Болотск, Мишиноодного Совета.
Не подвезешь ли, отец?
Чего ж не подвезти?.. Можно Ты, мил человек, не смотри на кожу, ты на кости смотрикрепкие. Шустрая кобылка: разбежитсяне остановишь. А ты лектор какой?
Нет, я не лектор.
Не лектор, говоришь? старик пожевал губами. Не лектор, значит Ну да ладно, садись, коль надо
Мы ехали по скованной льдом Мшаге. Река широкая, берега ее низкие, зима сравняла их с полями. Мороз был славный, и солнце, казалось, поджигало снег. Равнина полыхала белым холодным огнем. Словно обугленные, торчали на ней жидкие кусты ольшаника, прутья ивняка да старые пни; от яркого света резало глаза, бледнела синь неба.
Старик поначалу молчал, потом быстро заговорил. Мысли у него были какие-то отрывочные, беглые. А слова он произносил так, как будто вытряхивал их в снег.
Лектора здесь, почитай, с полгода не было. Обидели Хлебушко у нас есть, а самогоном, избави бог, не балуемся, не думай.
Старик замахнулся хворостиной, задергал вожжами. Дровни рвануло; лошадь, лягнув передок, пошла вскачь.
Берег над рекой поднялся. Над ним нависли загнутые края сугробов. Кое-где снег обвалился, обнажив мшистые корни, бурую осоку и зеленые комья глины.
По обеим сторонам стояли высокие ели. Казалось, они отдыхали, бессильно опустив свои закиданные снегом колючие лапы. Синие тени переплелись. Затем солнце пропало; небо ушло ввысь, стало прозрачно-голубым. Ели, плотно сомкнув шершавые стволы, настороженно прислушивались к скрипу полозьев, фырканью лошаденки и бормотанию возницы.
Засветло не добраться; вишь, солнце на покой пошло. А если ты, мил человек, насчет самогонки, не слушайзлые языки брешут.
Я засмеялся.
Нет, дедушка, я еду к свинарке Козыревой. Может быть, знаешь ее?
Тпру-у, стой, чтоб ты сдохла! Старик потянул поводья и взглянул на меня своими бесцветными глазами. К Козыревой, говоришь? Так так Это зачем же она тебе понадобилась?
В газете о ней будем печатать, как о знатном человеке. Вы знаете ее?
Вона что, покачал старик головой. Дарью-то Козыреву не знать! Чай, не чужие мы, наша, закутянская.
Она, кажется, не Дарья, а на букву «Т», сказал я, заглянув в блокнот. У вас другие свинарки Козыревы есть?.
Та, та самая, замахал рукавицей старик, я сам Козырев, слышь. Тимофей Козырев У нас восемь дворов, и всеКозыревы. Дарья, Дарьяи говорить нечего. Опричь ее у нас таких нет. Свинарка она хорошая. Чего же говорить, когда свинья сразу шестнадцать поросят принесла Ай да Дарья! В газету печатать засмеялся старик.
Я тоже обрадовался: дед довезет меня теперь до места.
Мороз намыливал старику бороду. А тот все чаще и чаще грелся, махал руками и гулко стукал рукавицами. Начало смеркаться. Ночь погасила багровое пламя заката, разметала по небу колючие звезды, сдвинула деревья, собрала их в одну черную кучу, и веселый березовый лесок померк, насупился, загородил дорогу.
Волки здесь есть?
А как же без волков!..
Трогают?
Собачонка попадетсявмиг разорвут. А человека волк не трогает. Человека волк сам боится
Деревня Закут появилась внезапно: кончился лес, и мы сразу же выехали к дому. Он мне показался огромным, как ржаная скирда, за ним стояли такие же рубленные в угол избы, пяля в темень желтые окна.
У Петрова, председателя колхоза, дом пятистенный, из двух половин. Бревенчатые стены почернели. С трудом я разглядел лосиный лоб с рогами, два охотничьих ружья и патронташ. Потолка не видно: круглый, как зонт, абажур затянул его густой тенью. Хозяинвысокий, широкоплечий здоровяк.
Ты погодь, ночь впереди, а еще будет утро, а потом день, остановил меня Петров, когда я начал о деле.
С бутылкой в руках вошла хозяйкатоже высокая и костистая женщина, а за ней краснощекий малый нес блюдечко с ломтиками шпика. Хозяйка поставила на стол миску с квашеной капустой, положила четыре огурца и вопросительно взглянула на мужа. Тот отрицательно качнул головой. Она поджала губы и неловко присела у окна на край скамьи.
Так. Значит, из газеты? Написать о нас хотите? Пишите, пишите, беспорядков у нас хоть отбавляй.
Я поспешил рассказать о цели своего приезда.
Так. Значит, Дарья Козырева вас интересует? Что ж, можно Он запустил пальцы в волосы и крикнул в угол:Васька! Сбегай, сынок, к тетке Дарье. Скажипусть придет, я требую! Председатель, улыбаясь, поскреб небритую щеку. Дарьяягодка знатная, сочная, а вот попробуй укуси Год назад совсем другой человек был. Покопается на огороде, а к вечеру вырядится и сидит под окном, зубы скалит. Все по грибы да по малину ходила.
Вот и находилась, что муж от нее ушел, ехидно вставила хозяйка.
Ушел?
Ведьма она болотная. Удавить ее мало, а не в газетах печатать, крикнула Анна.
Видал? кивнул в ее сторону Петров.
Что головой мотаешь? набросилась на мужа Анна. Сам, поди, с нее глаз не сводишь. У-у бесстыжий!
Петров ударил ладонью по столу.
Анна, не тряси дурь!
У хозяйки перехватило дыхание.
А я, а я скажу Все скажу. Пишите про нее хоть сто раз в газету. Не то у нее на уме, не то. Мы все знаем. Только не выйдет у нее ничего.
Ну ладно, ладно, выйдет не выйдетне наша печаль. Петров поднялся и выпроводил жену на кухню. Вот видишь, как у нас, вздохнул он, грузно опускаясь на табуретку.
Мне стало как-то не по себе. Петров, по-видимому, понял мое положение.
Чепуха, махнул он рукой. Дарьябаба умная. Правда, треплют про нее много, да ведь на чужой роток не накинешь платок.
И дыма без огня не бывает, усмехнулся я. А что у нее с мужем?
Видишь ли, Дарьяочень решительная женщина. Случилось это с нею на второй год свадьбы. Петров пожал плечами. Поди разбери, кто из них виноват. Муж и женаодна сатана. Появился у нас лесник Антон Ильин. Парень молодой, красивый, девки за ним гужом. В праздник это произошло, на гулянке. Дарья там была с мужем своим Михаилом. Он работает в сельсовете секретарем. Так вот, заиграли «Цыганочку». Кто-то взял и вытолкнул Дарью в круг, а плясать девкаспец. Вот и пошла она, потом остановилась перед лесником, плечами поводит, глазами стреляет. Тот не выдержали вокруг нее вприсядку. Ух, и плясали же они! покачал головой Петров. Муж-то и не совладал с собой. Ну, конечно, выпивши был. Подскочил Михаил к Дарьеи за косы. Насилу розняли их. После этого Дарья в открытую закрутила с лесником этим, с Антоном. Так и пришлось уехать Михаилу. Поневоле уедешь.
А когда она начала свинаркой работать? Ведь вы говорили, что она вообще ничего в колхозе не делала, спросил я.