Кого?
Ну, танка этого, он топнул кирзачом по стальному полу, у него сальники набивные, вечно текут, вот и прозвали. Мы их конопатим-конопатим, но толку мало.
Надо крышки подфрезеровать под обоймы и подобрать резиновые. Или на эти поджимную шайбу примандить. Ушастую такую. Две шпильки на компаунд вкрутить и
Шайбу ушастую ишь, ты! удивился танкист. Не хочешь к нам главмехом? Вакансия опять свободна.
Недосуг как-то, уклонился я.
Пулемётом умеешь?
Нет.
Пулемёты, торчащие передо мной и Артёмом, мне незнакомы. Но мне вообще пулемёты незнакомы, если не считать РПК, который просто подросший «калаш». Две деревянных рукояти, короб с металлической многозвенной лентой, крупные патроны с большой палец толщиной. Откидной реечный прицел, толстый ствол в дырявом кожухе.
Да там уметь нечего, оптимистично заявил танкист, лента заряжена, жми да стреляй.
Я положил руки на рукоятки, под большой палец лёг рычаг спуска.
На триста переставь, самая его дистанция.
Он протянул руку у меня над плечом и передвинул планку на прицеле, потом проделал то же самое для Артёма.
Тут так-то недалеко, вёрст тридцать, но у красных сегодня наступление. Ребёнка поберечь бы.
У красных? А вы какие?
Мы синие.
Это что, маневры?
Это игра, шпак.
Патроны на вид боевые
А иначе какой смысл? удивился Палываныч.
Не понимаю
Шпакам не понять, согласился он. Красные пятью машинами идут, наши ракету пустили. Ничего, авось проскочим.
А если не проскочим?
Тогда будем драться.
А побьём мы пять машин?
Нет, конечно, рассмеялся танкист, ты что, шпак! Где пять и где одна. Пару при удаче расковыряем, да и то вряд ли.
И что потом?
Потом они нас раздолбают, кажется, эта перспектива не вызывала у танкиста никакого неприятия.
Вот просто так раздолбают?
А чего сложного? удивился он. С пяти машин-то одну уделать? Гусянки собьют и надырявят подкалиберными, как по мишени. А то и зажигательными сожгут.
Вы так спокойно об этом говорите!
На то и игра. Шпаку не понять. Вон, гляди
Он показал в сторону от песчаной прогалины, по которой мы неторопливо ехали, но я уже и сам увидел. На склоне холма стоят на ободьях сгоревших колёс два броневика Комспаса. Борта в дырах и подпалинах, вокруг всё перекопано воронками.
Не ваши ребята? он ткнул грязным пальцем в мою винтовку.
Нет, наоборот.
А похожи стрелялки. Да неважно. Вот отличные игроки были! Высшая лига! С двух машин нашу пятёрку разобрали в хлам. Мою «Капитолину» раздырявили так, что пришлось вот на «Засранца» пересесть. Только в металлолом и годилась потом. А двух стрелков так и не хватает до сих пор, с голым бортом катаемся. Сам сажусь то за борт, то за курсовой, и смех, и грех. Еле завалили их, представляешь? Маневрировали они, как черти, стреляли вообще ураган, у меня уже хода не было, двигатель вытек, но я первую достал из шестидюймовки, снёс ходовую, а дальше решил калибр. Вторую уже ребята вынесли, я отвалился, крови много потерял. Вот это игра была так игра! Хотели с ними познакомиться потом, но никто не выжил. Подорвались отчего-то. Жаль, я бы с такими ещё схлестнулся
Извините, осторожно спросил я, может, глупо прозвучит А в чём суть игры?
Да вот же, он обвёл рукой вокруг, в этом и суть. Дави педали, жми рычаги, наводи-стреляй. Что тебе ещё надо? Выиграл ползёшь на базу, борта латаешь, меняешь траки, вечером с друзьями выпил хорошо! Проиграл вообще никаких проблем, друзья сами за тебя выпьют.
И давно у вас так?
Да после войны. Тому уж Ого, как время-то летит! Скоро пятнадцать лет. Начинали я ещё срочную служил. Надо будет отметить, не забыть почти юбилей!
После войны? Так это не война? я показал на ржавый горелый остов какой-то бронетехники, приткнувшийся в кустах. Из люка свисало что-то, к чему не хотелось приглядываться.
Не, засмеялся танкист, какая это война? Это игра. Война как началась, так и кончилась, двух недель не прошло.
И кто победил?
Никто. Все проиграли. Фемовирус.
Какой вирус?
Говорят, искусственный. Не то специально применили, не то разбомбили что-то удачно. И все женщины умерли.
Все? Разом?
Ну, не разом, конечно. Карантины, чистые зоны, старались спасти, как могли. Война-то сразу кончилась, всем не до того стало. Но не помогло через год ни одной не осталось. Слухи ходят, что где-то, мол, не то в горах, не то в пещерах прячут последних каких-то баб, но я так думаю брешут. Нет никаких больше женщин. Я девочку в первый раз за пятнадцать лет вижу.
Он протянул руку и потрепал Эли по голове. Я напрягся.
Да не бойся, понял мои чувства он, не трону. Смысл? Она же помрёт тут, оглянуться не успеешь. Вирус-то никуда не делся. Так что валите побыстрее за свой камень. Ваши рассказывают, вирус туда не переносится.
Я тоже слышал, что зараза между срезами не переносится. Иначе контрабандистов и прочих путешественников давно бы отстреливать начали. Я так даже от гриппа лечился пройду проходом, и готово. Почихаешь ещё с полдня по инерции и здоров.
Если бы не девочка с вами, я бы не стал поворачивать. Но жалко будет, если прибьют случайно такую красавицу. Так что не путай, шпак. Война это война. А игра это игра. Чем нам тут ещё заниматься? Самым молодым, которых уже из мёртвых мамок достали, получается, сейчас по пятнадцать. Осталось нам, выходит, лет шестьдесят. Железа, солярки и пороха хватит к войне много приготовили, да почти не пригодилось. А там и кончится наш мир. Но хоть поиграем от души!
А сами что же? За камень
Нет у нас таких умельцев, или сбежали они уже. Да и кому мы там нужны? Нет уж, кто своё просрал, тому чужое не поможет. Эй, Михалыч, крикнул он в шлемофон, видимо, мехводу, жми давай, вижу пыль на десять часов. Забирай правее, в распадок, может, не увидят.
Увидели. Танк взревел и наддал, уходя между холмов, но пылевое облако не отставало, а вскоре я увидел, как сверху по возвышенностям что-то мелькает.
Танкетка верхом идёт! заорал Палываныч, прижимая ларингофон к горлу. На полном ходу дизель в железной коробке ревел так, что шлемофоны помогали плохо. Давай Как там тебя?
Сергей, а он Артём.
Вот, вы оба ловите её пулемётами, не дайте с вашего борта приблизиться. Пушечка у неё смешная, но если гусянку собьёт остальные подтянутся.
С холма наперерез курса понеслось что-то угловатое, плоское, зелёное, на узких высоких открытых гусеницах. Коробчонка с лёгкой прямой бронёй но шустрая. Из правого переднего угла у неё торчит тонкий, невпечатляющий ствол, но и пушка нашего танка с другого борта. Тут только наши два пулемета. Дурацкая схема с боковой башней, откуда она взялась? Пушечка танкетки плюнула огнём, внизу что-то грохнуло, танк слегка покачнулся, но продолжал ехать.
По ходовой целит, хитрый! Надеется каток сбить или трак выбить. Что заснули, пулемёты?
И правда, чего это мы?
Я повернул на вертлюге толстый ствол, подвёл прицельную рамку к мушке и мушку под танкетку. Нажал большими пальцами на тугую скобу.
Дум-дум-дум!
Он стреляет медленнее, чем я ожидал, так что отсечь очередь несложно. Не попал. Танк раскачивается, танкетка подпрыгивает, из пулемета я стреляю первый раз в жизни. Расчёт только на то, что новичкам везёт.
Дум-дум-дум-дум! это Артём, тоже подключился.
Я как-то раз стрелял из КПВ, крикнул он, повернувшись ко мне, но тоже хреново.
Через пару очередей я всё-таки зацепил танкетку, и даже, кажется, наделал ей в носу дырок. Пулемёт тяжёлый, похож на наш 12.7 ДШК, а танкетка лёгкая, противопульная. Но на её резвости это никак не сказалось, только вильнула, сбивая прицел. Впрочем, и её снаряды нам тоже пока не повредили пара ушла в землю, пара ударила в борт, но не пробила, только по ушам дало.
Давайте, давайте, недалеко уже! подбадривал нас Палываныч из командирской башенки.
Не знаю, что там у него за короткоствольное орудие, но по танкетке он не стрелял. То ли угла не хватало, то ли оно вообще не для этого.
Танкетка подскакивала, резко меняла направление движения, приближалась и удалялась, всячески затрудняя нам прицеливание, но при этом сама стрелять не забывала, попадая удивительно близко. От разрывов на броне уже башка гудела.
Отличный наводчик у них, восхищённо орал наш командир, мне бы такого!
Увы, ему с кадрами повезло меньше, потому что мы сбить противника с хвоста никак не могли. Несколько раз я точно накрывал машину очередями, но, видимо, не повредил ничего важного. Я понятия не имею, где у неё что, мне бы хоть так, в силуэт уложить. Потом у Артёма, стрелявшего азартнее, кончилась лента. Запасные короба крепились на стене рядом, но, он, успешно скинув пустой, никак не мог заправить ленту нового. Я понятия не имел, сколько осталось в моей ленте, и старался бить точнее и короче. Получалось так себе.
А потом танк дёрнулся, накренился и пошёл вбок, вращаясь вокруг левого борта. Я еле успел, бросив пулемёт, ухватить за шиворот куртки Эли иначе её бы унесло вниз, к рычагам мехвода. Артёма мотнуло, и он впечатался головой в казённик, хорошо хоть в шлемофоне. Из носа хлынула кровь. Танк встал, его перестало раскачивать, и я влепил остаток ленты в затормозившую, чтобы в него не влететь, танкетку. Прострочил её сверху от носа до кормы, на этот раз удачно внутри что-то хлопнуло, крышки люков подлетели, распахиваясь, оттуда повалил густой дым.
Всё, хода нет, бегите! закричал Палываныч. Тут рядом уже, вон сарай виден! Быстрее, быстрее, сейчас подойдут тяжи!
А вы как же? спросил я, пока не снял шлемофон.
Артём уже отдраивал боковой люк.
А мы им сейчас вмажем!
Может, с нами?
Чёрта нам там? У нас игра! Давайте, удачи, берегите девчонку!
Спасибо вам!
Да не за что, игра есть игра! Михалыч, бросай свои рычаги, вали к пушке заряжающим!
Мы вылезли из танка, спрыгнув на пыльную выгоревшую траву. Пахло гарью, солярным дымом и сгоревшим порохом. В командирской башне гулко ухнуло и вверх по крутой дуге улетел какой-то снаряд. Миномёт у него там, что ли? Или мортирка?
Велосипеды отвязывать не стали осколки снарядов превратили их в кучу рваных перекрученных трубок. Артём подхватил рюкзак, я посадил на плечи Эли и мы побежали.
Когда добежали до сарая, который оказался действительно недалеко, вокруг танка уже рвались первые снаряды. Орудие «Засранца» азартно палило в ответ. Ну, удачной игры вам, ребята.
Глава 6. Когда неприятности отступают, не надо их преследовать
Ничем бы не помогли нам те велосипеды.
Тут лыжи нужны сказал ошарашенно Артём. Или коньки
Переход из жаркого пыльного лета в свистящую морозную метель оказался бодрящим. Репера не видно, и я сначала не понял, как такое может быть, потом сообразил он где-то под нами. Скрытый слоем толстого серого льда, по которому пронизывающий ветер несёт стылую позёмку. Эли в лёгкой курточке сжалась у меня на плечах.
Это же транзит? ненужно уточнил я.
Я помнил, что у нас два транзита подряд. Просто очень не хотелось иметь его именно тут.
Транзит, Артём уже начал стучать зубами. Ветер выдувал остатки тепла моментально.
Рюкзак.
Что?
Рюкзак сними.
В рюкзаке палатка. Лёгкая, крохотная, быстрораскладная. В сложенном виде кольцо с тканью, но разворачиваешь и хитро скрученные упругие элементы раскрываются в каркас. Одно движение и маленький нейлоновый домик готов.
Лезьте с Эли внутрь и переодевайтесь. Я держу палатку и подаю вещи. Быстрее, холодно же!
Втроём там можно разместиться только лёжа вплотную и при условии, что один из трёх Эли. Но лучше переодеваться, скрючившись, чем на таком ветру. Развернули палатку клапаном от ветра, вжикнула молния. Они залезли внутрь, а я вынимал из рюкзака тёплые вещи и подавал их Артёму, с тоской понимая, что они, пожалуй, недостаточно тёплые.
Мы прикидывали, что возможен неудачный расклад когда один из транзитов выпадает на зимний срез, но вероятность была не сильно большой, а объём и вес груза ограничен. На себе же тащим. Поэтому на каждого было по комплекту термобелья (оно почти не занимает места), по зимнему лыжному комбинезону с рукавами, куртке-ветровке, флисовой балаклаве и комплекту варежек. Хуже с обувью три комплекта каких-нибудь унтов весили бы слишком много, да и места заняли полрюкзака. Пришлось ограничиться полумерой чехлами на обычные ботинки. Нечто вроде прочных утеплённых бахил до середины голени на твёрдой нескользящей подошве, которые надеваются поверх обуви. Их используют лыжники, если надо долго стоять в лыжных ботинках, а переобуваться негде. И термоноски должны были немного исправить ситуацию. Но это не полярное снаряжение, а так, паллиатив.
Мне казалось, что они как-то чудовищно долго возятся. Хотя, конечно, в тесной палаточке вдвоём переодеться тот ещё номер. Сначала выползла ярко-оранжевая в комбинезоне и курточке Эли её балаклава пушистая, рыжая, с лисьими ушками и вышитым спереди абрисом мордочки. Детская. Наверное, это выглядит мило, но я не оценил. Околел так, что Артёму пришлось меня в палатку запихивать. После стояния в летней одежде на ледяном ветру, внутри показалось даже тепло. Но чтобы хоть как-то двигать задубелыми конечностями, я первым делом отхлебнул из фляжки коньяку. Стало чуть легче. Разделся до трусов, пока натянул термобельё чуть не примёрз жопой к полу. Да, переодеваться, согнувшись в три погибели при свете фонарика тяжело, но что делать.
В комбинезоне и непродуваемой куртке стало возможно существовать снаружи. Не тепло и уж тем более не комфортно но сердце перестало биться через раз, а ветер резать стылым ножом.
Куда? спросил я, сворачивая упругий каркас палатки.
Очень хотелось спросить «как далеко», но это бесполезно. Если бы выходной репер был достаточно близко, чтобы его почувствовать, Артём бы сказал. А значит от пары километров до Неизвестно. Может, на противоположной стороне планеты быть, например. Артём не знает. Я тем более.
Туда, махнул он рукой, глядя в планшет.
Направление ничем не отличалось от любого другого. Вокруг было серо и бело, ветрено и сумрачно. Серое небо, серый лёд, белый снег там, где неровности льда задерживают позёмку. Укрыться негде, идти тяжело.
Эли, иди, сколько можешь, сама, сказал я, в переноске околеешь сидя. Устанешь потащу, остынешь пойдёшь снова. Поняла?
Поняла, но недовольна. Очень недовольна. А кому легко? Взял её за руку, пошли.
На ходу теплее, сам себя греешь. Только ветер выбивает из глаз слезы, которые тут же замерзают на ресницах. Очки надо было лыжные взять, но я не допер. Всего не предусмотришь. Шли молча, говорить на ветру тяжело, да и не о чем. Понять, сколько прошли никак. Идём, переставляя ноги. Явно не быстро. Ветер в левый бок, Эли стараюсь вести справа, хоть как-то закрывая собой. Левое плечо быстро немеет от холода, и плечевой сустав начинает ныть. Кручу рукой, чтобы как-то разогреть его. Когда Эли выматывается а она устаёт быстро, сажаю её в переноску, завернув с головой и ногами в оба спальника. Если не высовываться то даже и тепло. Но она высовывается. То ли из любопытства, то ли ей просто страшно сидеть, ничего не видя вокруг. На исходе пятого часа нашего ледового похода, когда я уже начал думать, что нам пиздец, именно она увидела что-то в монотонной серой мгле. Застучала мне по плечу, пискнула, показала красной варежкой.
Артём, глянь.
Он тоже вымотался до предела идёт, голову повесив, только в планшет иногда поглядывает, чтобы с направления не сбиться. Хорошо хоть, заблудиться мы не можем.
Что он хрипло откашлялся, что это?
Не знаю, но давай туда свернём. Нам почти по пути.
По мере приближения тёмная масса обретала определённость очертаний. В серой мгле и летящей по ветру снежной пыли обрисовался силуэт большого парохода. Высокий борт в четыре ряда иллюминаторов, когда-то бело-синий, а теперь облезлый и ржавый. Надстройки и трубы терялись в высоте, снизу можно было только сказать, что они есть. Эта штука вмёрзла в лёд, и он выдавил её выше ватерлинии, но почему-то не раздавил. Даже крен совсем небольшой впрочем, подойдя ближе, я понял, почему. Левый борт опирается на огромный, выше него, ледяной айсберг. Именно он не даёт упасть.